3
– Этого не нужно было делать, – в который раз повторил Кадар.
Вино было мягким, как шелк, и сладким, словно губы возлюбленной, но не приносило удовольствия. С отвращением отодвинув кубок, Газван спросил:
– Что именно?
– Впускать духа во дворец. Да, я знаю, я это говорил, – пегая борода старшего наставника упрямо встопорщилась. – Но я бездну раз рассказывал первогодкам, как опасны духи-хищники. Меня тревожит, что ты, мудрый, об этом позабыл.
Верховный вздохнул.
– Я понимал, кого провожу через купол. И потом, кому он угрожает во дворце? – Чародей прищурился. – Там что, шастают путешественники по Изнанке?
Наставник лишь поджал губы. На несколько ударов сердца в кабинете Первого повисла тишина – высшие чародеи молчали, не зная, что сказать. Даже Путь Благовоний под окнами был необычайно тих.
– Ты рассказал длинную историю, мудрый, – наконец разлепил губы Наджад. Это был не лучший день в его жизни, и костлявые руки мага заметно тряслись, так что смотритель Зала Камня сцепил их на животе. – Нам и правда нужно многое обсудить. Но первое, что просится на язык, – почему мы слышим все это только сейчас?
– Ты много лет говорил, что Первый-в-Круге должен действовать, – Верховный сделал невинное лицо. – «Действовать, а не сидеть и размышлять». Это твои слова, и, видят боги, им всего пара дней!
– Под руководством Совета, – огрызнулся Наджад. – Только сообща и обсуждая каждый шаг!
Лайла, смотритель Зала Волн, фыркнула. Ее круглое старческое лицо превратилось в маску презрения.
– Ты имеешь в виду под твоим руководством? – хмыкнул Кадар. – Ты не Верховный, Наджад. За семнадцать лет можно уже свыкнуться.
– Хватит! – Смотритель Зала Ветров Сафар всегда был немногословен, и Наджад, уже готовый к отповеди, захлопнул рот. – Погибло пять магов, больше дюжины ранено. Неужели вы не оставите дрязги хоть сегодня?
Чародеи вновь умолкли, и Газван обвел собравшихся взглядом. Его зверинец. Его проклятие.
Смотритель Зала Камня с деланным безразличием смахнул невидимую соринку с подола роскошной коввы, его впалые щеки раскраснелись от негодования. Лайла нечасто покидала мягкие подушки в жарко натопленных покоях, но сегодня явилась сама, без приглашения. Маленькая сморщенная старушка, такая коричневая, будто ее коптили над костром, была в Круге еще при наставнике Верховного – и всем видом показывала, что в ее время такого бы не допустили.
Кадар был одет подчеркнуто просто. Изъездив всю страну, он многое повидал и, наверное, лучше всех понимал Верховного. Старый союзник напоминал седого всклокоченного воробья. Он не стал продолжать спор, но на скулах его играли желваки.
По лицу Сафара ничего нельзя было прочесть. Смуглый южанин обычно помалкивал и слушал, оглаживая жесткие черные усы. А затем поступал по-своему. Газван не мог не утвердить его смотрителем – такой талант в управлении ветром не появлялся несколько поколений, но предпочел бы видеть на его месте другого. Сафар был властным, жестким и слишком уж себе на уме.
Последний, пятый маг, до сей поры молчал, оглядывая собратьев поверх края чаши. Зейдан, смотритель Зала Костра, был сыном прежнего советника Золотого двора. Он был щеголем и карьеристом, и не делал ничего, что могло бы повредить его положению. Сейчас, однако, даже он чувствовал, что положение шатается вместе с Кругом, и потому спросил:
– Ты полагаешь, вашу победу подстроили?
Газвану оставалось лишь пожать плечами.
– Как знать… Семеди не мог предугадать, что я там окажусь. По правде, я сам этого не знал.
– Псу выгоден любой исход, – заметил старший наставник. – Он мог дать указание отступать, если орешек окажется не по зубам.
– И в любом случае обвинить нас в бойне. Я сам так и подумал, – заключил Верховный.
– Как? – вопросила Лайла. – Кто-то выгнал всех из Львиной бухты. Это же целая толпа: матросы, рыбаки, торговцы, шлюхи… Они все знают, что там были люди князя, а не простые горожане.
– Там были люди в одеждах магов, – терпеливо пояснил Газван. – Не забывай, завтра начнется треклятый праздник. В заливе вырастут дворцы и миражи во славу Великого Судьи Усира. Именем Семеди колдуны освободили пристань, якобы чтобы подготовиться.
– Но мы больше не участвуем в празднествах!
– Конечно нет. Только в порту о том знать не знают.
Кадар вполголоса выругался.
– Но Первый, если колдуны выгнали всех из гаваней, кто те горожане, угодившие в бойню? – спросил Зейдан. – Кто узнал хотя бы одного из убитых?
– Мой человек в городе задавал те же вопросы, только осторожней. Отвечают кто как. Я так скажу… Люди не доверяют Семеди, ни сейчас, ни вообще. Спесивец и боров – самое мягкое, что я слышал. Но магам веры еще меньше.
Газван поправил съехавший ниже живота кушак. Сегодня он был в парадной ковве, на черном шелке которой проступали вышитые символы стихий. Половина собравшихся не одобряла его пристрастие к просторным балахонам, какие носят от столичных рынков до забытых богами деревенек на границе степей.
– Ну, теперь-то даже ты не увильнешь от заседания Совета, – прокашлялся Наджад. – При всем почтении, мудрый.
– Я не думал увиливать. Мы собрались, потому что оно нужно. Как верно заметил Сафар, погибли пятеро магов. Многие ранены. Но будь я проклят, если знаю, к чему мы придем! И что донесем до Залов перед собранием.
– Чего хочет князь? – отрывисто спросила Лайла.
– Мои друзья при дворе… – осторожно начал Верховный.
– Этот бегемот из Золотого двора, – поправила чародейка. Зейдан сделал вид, что поперхнулся вином.
– Хорошо, бегемот из Золотого двора говорит: многие против притязаний Семеди. Дворяне чуют, с этим голосованием зарыто изрядно дерьма. И оно смердит за схен! А простые горожане никогда его не любили. И это только в столице, еще вопрос, как князя примут в провинции.
– Это правда, – подтвердил сохранивший связь с семьей Зейдан. Он обвел всех взглядом. – У Азаса есть брат. Без сомнения, Улам ас-Абъязид не обрадуется, но он получит известие только через луну. Дядюшка говорит, его друзья выжидают, чтобы не поддержать проигравшего. А Семеди торопится, ему важно быстро подчинить столицу. Если дядюшке верить, князь все так представил, словно это мы угрожаем Царству, а он единственный встал на защиту царевича.
– Но это бессмыслица! – воскликнул господин камня. – Кто ему поверит?
– Наджад, хотя бы сейчас не спорь, – Первый глубоко вздохнул. – Все он задумал верно. Что делать, когда престол шатается? Нужен враг, чтобы вокруг тебя сплотились. Нужно стать единственным защитником от наползающей на мир мглы. И потом, Семеди еще нужно расплатиться с колдунами из Нагады…
– Тогда объясни вот что, Первый, – вежливо перебил его господин пламени. – Зачем им наниматься, если они так могущественны?
– Наниматься? – Верховный фыркнул. – Еще вопрос, кто кого нанял… Когда Азас жег магов, закатные колдуны рукоплескали! В их интересах ослабить Круг как можно больше. Но узурпатор хотя бы делал это сам… Теперь он пошел на попятный, и Нагада поддержит того, кто за ним продолжит. Они помогут получить маску, а Семеди дожмет Круг. Я не заверял их договор, но подозреваю, что так все и обстоит…
В кабинете вновь повисла тишина.
– Значит, это война, – решительно сказал Наджад.
– Война шла все эти годы, – поморщился Первый. – Но, как видишь, я не размахиваю мечом. Я единственный, кто своими глазами видел, что такое партизанская борьба. Наверное, поэтому я не бряцаю оружием.
– И что мы все эти годы делаем? – Маг камня так плотно сцепил руки, что костяшки пальцев побелели. – Рассуждаем? Выжидаем? Чего?..
– Никто не скажет, что я мало сделал для Круга! – чувствуя, что закипает, выговорил Верховный. – Семь лет назад мы все сидели взаперти. Я вас освободил! Два года назад открылась новая обитель. Если бы не Семеди, маги воспитывали бы царевича.
– Мы все слышали про партизанскую войну, – встрял Зейдан. – Что ты предлагаешь, мудрый?
– Заговорить это… затруднение. Начать переговоры, сделать вид, что мы согласны на новые эдикты. Начать торговаться… о чем угодно! А между тем ударить там, где Семеди не признает нападения в открытую. По колдунам с заката.
– Заговорить? – Казалось, Наджада хватит удар, так он покраснел. – Пять человек погибло. Моих людей! Это затруднение, которое можно заговорить?
Тонкие губы Лайлы скривились.
– Не начинай истерику, – резко бросила она, однако Наджад ее не слышал.
– Затруднение, мудрый? Я не назову так пять трупов. Это люди, которых я поклялся защищать. Видят боги, я не впечатлительный человек, но даже мне они будут сниться по ночам! Ты хочешь заговорить это затруднение?
Не сдержавшись, Газван встал и прошелся сперва к одной стене, а затем к другой.
– А ты хочешь, чтобы погибли другие? Так они погибнут, будь спокоен! Только дай тебе волю. Те люди, которых я поклялся защищать! И ты смеешь обвинять меня? Ты, который двадцать лет плясал вприсядку перед узурпатором?
– Я выторговывал Кругу будущее! – запальчиво выкрикнул смотритель. – Потому что…
Договорить ему не дали. Дар старшего наставника был ближе к воздуху, поэтому он наполнил комнату высоким звоном, словно кто-то ударил ножом по тонкой хрустальной чаше. Кадар подождал, пока звук сойдет на нет, и подался вперед.
– Наши ссоры на руку врагу.
Газван перевел дыхание. Что ж, это не самое шумное заседание и, он надеялся, у них еще будет повод покричать и громче. Сидевшая рядом с Наджадом госпожа волн хотела коснуться его запястья, чтобы успокоить, но смотритель отдернул руку, кипя негодованием.
– Каждый из вас прав по-своему, – продолжал Кадар. – Наджад в том, что смерть магов нельзя оставить безнаказанной, мудрый в том, что могут погибнуть сотни. Что скажут остальные?
– В городе три тысячи Черных Братьев, – скривился Зейдан. – Это в дополнение к городской дружине, и если их действительно три… Семеди мог сказать, что привел один отряд, а привести в два раза больший. Только безумец станет их задирать. Я против. И потом, мудрый предлагает ту же войну, но скрытную. Я расскажу своему Залу этот замысел.
– А я устала быть недочеловеком, – отрезала Лайла. – И не хочу такой же участи ученикам. Мы все время бежим, все время ждем, что вот через пять или десять лет все наладится, и мы станем свободными. Но ничего не налаживается: ни через пять, ни через десять лет. Когда-то нужно решить все раз и навсегда.
– Один раз мы уже решали, – перебил Верховный. – Болваны ас-Джаркалы. После этого мы годами сидели в клетке. Проклятье! Неужели вы не видите, нас слишком мало?
Госпожа волн, привыкшая, что ученики сами приходят к ней и вслушиваются в каждое слово, умолкла. Кадар бросил на Первого укоризненный взгляд.
– Когда-то нужно все решить, – упрямо повторила чародейка. – Но я еще не выжила из ума, чтобы предлагать войну со всем миром. Мне нравится идея утереть нос колдунам с заката. Я поддержу ее, если мы продолжим в том же духе. И если ты, Первый, клянешься отчитываться и не пытаться… заговорить врага. Иначе мы найдем, кем тебя заменить! – с вызовом закончила она.
– Хорошо, Лайла, – просто ответил Верховный. Сейчас главное, чтобы его поддержали.
– А я против переговоров с князем, – без приглашения влез Наджад. – Избавиться от закатных змей… конечно, давайте это сделаем! Давно пора! Но я против встреч с мясником.
– Взгляни на него не как на мясника, а как на человека с многотысячным войском, – посоветовал старший наставник. – Сафар?
Господин ветров покрутил усы, прежде чем ответить.
– Я расскажу Залу, что Наджад ратует за открытый бой, а Верховный хочет воевать скрытно, прикрывшись переговорами. Пусть выбирают сами.
– Вот и славно, – заключил Кадар. – Кажется, мы все решили, притом не очень шумно. До заседания осталось чуть больше полузвона.
Зейдан поднялся. Сафар растаял в воздухе, не вставая с кресла, там, где он родился, использовать Дар в быту не считают зазорным. Госпожа волн обошла господина камня и быстро удалилась, а Наджад все торчал посреди комнаты, не в силах унять трясущиеся руки. С его лица начала сходить краска, но взгляд у старика был такой, будто он вот-вот заплачет.
Сказать, что он вовсе не искал ссоры? Что Первый понимает как никто другой? Газван просто отвернулся к окну. Слишком долго длилась эта изнурительная склока. Что он ни скажет, все одно закончится руганью.
Первый-в-Круге не сразу понял, что чародеи разошлись. Летний зной подмял под себя город. С безмолвным грохотом солнце обрушилось на столицу, высекая блики из куполов, заливая белые стены светом. Газван любил смотреть из своего окна: Путь Благовоний и Храмовый остров, каналы, мосты и бесчисленные крыши столицы. День за днем они напоминали, что маги – еще не весь мир. Что мир многограннее, больше, что вот он – стоит лишь протянуть руку.
Над крышами застыла огромная, синяя, без единого облака пустота неба. И так же пусто было на душе Верховного.
Джерима… могла ли ты знать, что отец твоего ребенка станет Первым-в-Круге? Что тысячи жизней будут зависеть от одного его слова? Этот груз давит на плечи почище ратных доспехов и всяко больше брачных уз, которых он некогда страшился. Хорошо быть молодым магом и обнимать любимую в духоте их крохотной каморки. Мысли так и роятся в голове, когда смотришь в темноту, вдыхая родной, привычный запах ее волос. Все было проще, чище и… честнее.
Здесь, наверху, все оказалось по-другому. За каждой идеей щерилась пустота. Он также понимал, что любую идею опошлят, извратят и выхолостят, и еще непременно прольют за нее кровь. За каждым шагом – тысячи молодых магов, которые обнимают любимых, вдыхая родной, привычный запах, и чьи жизни никак нельзя поломать. И ведь каждый твердо знает, как все устроить!
Прогулочные суденышки скользили по каналам, точно яркие, обряженные в белый шелк и праздничные гирлянды водомерки. Безмятежное солнце лупило с неба без разбора. Ему были все равны: богачи и бедные, простые смертные и носители проклятого Дара.
«Я все это видел, – сказал себе Верховный. – Тысячи раз, из этого самого окна». Странное дело… беды магов, судьба Царства, узурпаторы, нищие и погибшие – он понял вдруг, что ему все стало безразлично, и давно. Маг словно начал понимать Азаса: он пожил достаточно, видел столько, что не рассказать и за несколько лун, и он устал. Должно быть, и узурпатор чувствовал то же – когда жить надоело, но помирать еще не хочется.
– Что ты намерен делать?
Вот ведь, он почти забыл, что в соседних комнатах ждут Мауз с секретарем. Не оборачиваясь, Газван махнул рукой, приглашая Аджита и советника сесть.
– Что тебе больше нравится, – поинтересовался он, – «Ничего» или «Пока не знаю»?
Советника ответ устроил или хотя бы позабавил, а вот негодование Аджита было столь ясным, что Верховный слышал его колдовским чутьем. Первый-в-Круге резко обернулся.
– Ты хочешь, чтобы я думал о будущем сейчас? Сейчас, до Совета, пока неясно, чего хочет Семеди? – Целитель потупился, но Газван продолжил: – Никто… слышишь, никто не скажет, что я не умею играть в эти игры! Но, чтобы вступить в игру, нужно хотя бы знать ставки. Если уж не правила.
– Я… я не думал ничего дурного, Первый, – выдавил Аджит.
От необходимости объясняться его избавила Асма. Тихонько постучавшись, толстушка осторожно заглянула в кабинет.
– Прибыл глава сакарской обители, мудрый.
– Пропусти его, – рявкнул Газван.
Ханнан вошел размашистым шагом и остановился посреди комнаты, прищурившись от бившего ему в лицо солнца.
– Наконец-то! Надеюсь, теперь ты без дурных вестей? – Советник неплохо владел собой, но обострившееся чутье подсказало магу, что тот боится.
– Не уверен… – Ханнан устало сутулился, руки его вцепились в видавший виды плетеный пояс. Титьки Исаты, этот человек просто создан для улицы! – В городе ничего нового. Но там, внизу, ждет паланкин из храма Усира. Старшая жрица то ли хочет, то ли требует встречи с Первым-в-Круге. Только не спрашивайте, что это значит.
– Раз уж так хочет, давай уважим.
– Я распоряжусь, Верховный, – тут же откликнулся Ханнан.
Старый маг без воодушевления вернулся в кресло.
– Как думаете, о чьем приходе объявит Неджра? – попробовал пошутить Мауз. Но, кажется, больше по привычке.
Молчаливое ожидание было таким тягостным, что Газван почти обрадовался жрице.
Она ворвалась в кабинет, будто за ее спиной был не Ханнан, а сотня храмовой дружины, а пришла она в логово еретиков. Заплетенные в косички волосы растрепались, глаза метали молнии. Сегодня с ней был приличествующий ее сану посох, на старом темном дереве змеились буквы священных текстов.
– Великий Судья воплотился в тебе! – Тон Газвана противоречил учтивости приветствия. Советник обошелся без церемоний и коротко спросил:
– Вина?
– Разве что упиться вусмерть, Мауз! – Если она и не ожидала его увидеть, то ничем это не показала. – На твоем месте я постаралась бы остановить безумие.
Толстяк нашел бы колкость в самый раз по остроте, но Верховный был не в настроении слушать перепалку.
– В последние дни мир вообще сошел с ума. Какое из безумств тебя грызет, Неджра?
Жрица тяжело оперлась на посох – как будто силы вдруг оставили ее.
– Войну всех против всех, – тихо произнесла она. – Бой в порту дело рук Семеди?
Она уже знала ответ, поэтому чародей просто кивнул. Неджра без приглашения опустилась в кресло.
– Князь обвиняет в этой бойне вас. Хотя, Усир свидетель, я не знаю, зачем бы вам это понадобилось… Кто-то в городе пустил слух, что лучезарный болен из-за вас. Только стараниями лучших лекарей он еще жив, но… Что произошло во дворце? Братья и слуги божатся, что ночью там были колдуны. Видно, затем, чтобы добить владыку.
– Это отчасти правда, но только отчасти, – Газван вздохнул. – Бездна! Да, я там был. Вчера. Мы пытались исцелить Азаса от той дряни, которой его кормят. Чего ты хочешь?
– Я догадалась, что все ровно наоборот, – жрица облизнула губы. – Я пришла, чтобы предупредить: через звон или, самое большее, через два здесь будет тысяча Черных Братьев. Я не знаю, чего потребует Семеди, но вы должны выполнить его условия. Хотя бы насколько это возможно…
– Иначе что?
– Иначе он устроит бойню. Вы что, хотите второй резни?
– Тебе-то какое дело? – обычно смешливый, голос вельможи походил на карканье.
– Такое же, что и тебе, – парировала Неджра. – Представь, что будет, если колдуны и войско вцепятся друг другу в глотки. А сколько крови прольется, пока Круг все-таки задавят числом? В прошлый раз резня не затронула столицу…
– Мы согласны! – перебил ее Верховный. – Не трать дыхание, ты слово в слово повторяешь все, что я хотел сказать на Совете. Осталось убедить молодняк.
Видя ее непонимающий взгляд, он хмыкнул:
– Да, я не царь и не бог в своем владении. Все важные вопросы решает Совет. После резни в нем мало старых и осторожных, зато поколение горячих голов как раз подросло, чтобы войти в собрание.
– Разве… нельзя как-нибудь повлиять?
– Я повлиял, насколько смог. – Он бросил взгляд в окно на стремительно носившихся ласточек и на тень обители, перечеркнувшую Путь Благовоний, и закончил: – В любом случае, время для разговоров вышло. Меня ждут подопечные.
Маг поднялся.
– Вы можете понаблюдать, я приглашаю. В последний раз смертные сидели на Совете больше ста лет назад.
Верховный не сомневался, что Мауз оживится, а вот жрица колебалась, переводя взгляд с одного на другого, посматривая на купола Храмового острова, маячившие за окном. Наконец она решилась:
– Хорошо, но я должна вернуться в храм до темноты.
– Маги любят поспорить, и в этом их проклятие, но до темноты они охрипнут.
Газван шагнул к ней. Вблизи от одежд жрицы пахло неизвестными травами, лавандой и весенней свежестью. Он протянул руку, и она ее приняла. Они покинули кабинет степенно, церемонно, словно молодожены в почетном сопровождении.
– Потому-то мы и называем Круг Кругом, – говорил Верховный, пересекая внутренний двор обители. Он не обращал внимания на взгляды, которыми их провожали спешащие на Совет маги. – Я уже рассказал о кольце, здесь идею довели до совершенства. Ну, ты сама увидишь.
– И здесь будут колдуны со всего Царства?
– Да, – Газван улыбнулся молоденькой чародейке, которую отметил как лучшую ученицу Лайлы. – Каждая обитель на год-два посылает в столицу магов. Они живут здесь и поступают в распоряжение местных Залов. Но на Совете представляют свои земли.
– Звучит разумно, – признала Неджра.
Они вышли на обсаженную лимонными деревьями аллею, и Верховный умолк, давая жрице осмотреться. Мозаика под ногами складывалась в узоры листьев, облаков, волн и языков пламени – совсем как в чертоге источника. Дальней стороной аллея упиралась в круглое, похожее на храм здание молочно-белого мрамора. Полторы сотни тонких витых колонн поддерживали белый, сияющий на солнце купол.
– Мне казалось, если колдуны и собираются, то непременно под землей, – неловко улыбнулась Неджра.
– А еще едят детей и нарушают замысел богов, – усмехнулся Первый.
Сам он не ощущал благостного расположения, которым лучился. Дурные предчувствия донимали, как застарелая хворь, к тому же с его новоприобретенной чувствительностью обилие магов действовало на нервы. Закрой он глаза, аллея предстала бы ему сплошной полосой сияния. То ли еще будет в самой палате Совета!
– Вот мы и пришли… – Перед ними выросли мрачные, потемневшие от старости двери с глубоко прорезанными символами. – Здесь написаны заветы основателей Круга потомкам. – Он думал, Неджра спросит, что за заветы, но та молчала, остановившись в проходе и рассматривая убранство зала.
Посмотреть и в самом деле было на что. В дальней части круглого помещения возвышалась бесформенная, почти невозможных размеров глыба киновари – давно потемневшая, цвета старой запекшейся крови. По сторонам от прохода тянулись укрытые коврами каменные скамьи: выше и выше, дальние ряды у стен располагались над уровнем глаз. Чеканные лампы свисали на цепях с потолка, но колдовские огни в них блекли рядом с ярким, похожим на дневной светом. Любопытно, когда жрица сообразит, что в зале нет окон, а свет излучает сам купол?
– Почему киноварь? – спросила Неджра, пока они шли к основанию глыбы.
– Потому что кровь. Основание Круга было победой и концом преследования магов, – Газван криво улыбнулся. – Она символизирует всех, кто боролся, но не дожил до того дня. И всех, кто пострадал из-за Дара после.
Маг не стал говорить, что глыба – самый крупный резервуар силы в Царстве и последний бастион Круга. Вместо этого он произнес:
– Когда мы голосуем, мы все беремся за руки и замыкаем кольцо. Каждый направляет свою силу камню. Тебя могут принудить голосовать или убедить недостаточно, но глыба окрашивается от того, во что по-настоящему веришь. Подкупать, угрожать, обманывать – все без толку.
– Такой бы камень на Совет Достойных!
Маг вежливо улыбнулся. Он подвел жрицу к ряду кресел из того же мрамора, что и все здание. Их задумывали как чудовищно жесткие и неудобные сидения, но на памяти Газвана кресла всегда выкладывали подушками.
– Кого ты привел, Верховный? – пролаяла госпожа волн. – Еще безродные маги из подворотен?
– Почетные гости, Лайла, – улыбнулся Первый. – Неджра, старшая жрица Великого Судьи, и достойный Мауз, советник.
– Бегемот из Золотого двора, – учтиво поклонился толстяк.
На чародейку его остроумие не подействовало, и Первый поспешил закончить:
– Лайла Харрад, ученица Машира из линии Омейи. Смотритель Зала Волн.
Высших чародеев было шестеро, одинаковых резных кресел – дюжина, так что все должны поместиться. Пока они рассаживались, к ним присоединился Сафар. Верховный заметил в зале господина камня. Вокруг него собрались молодые маги, внимая без сомнения желчной речи.
– Я покопался в нашем архиве, – склонился к уху жрицы маг. – Давным-давно, когда Царство состояло из столицы и окрестностей, в нем правили не цари, а патриархи крупных кланов. Основатели повторили тот совет старейшин. Один из заветов – никто не должен править Кругом единолично. Слишком велика опасность, что он превратится в тирана.
– Здесь все столичные колдуны? – поинтересовалась жрица.
– В обители тысяча триста шестьдесят два мага, – отчеканил Первый. Не мешает напомнить, что Круг вовсе не беззащитен. – И еще около пяти сотен проживают в городе. Нет… конечно, нет! Здесь только лучшие, по сотне от каждого стихийного Зала.
Жрица умолкла, переваривая сказанное. Однако долго молчать им не пришлось. Быть может, появление Верховного и не было сигналом к началу, но маги быстро расселись по скамьям. Первый поднял руку – и Неджра вздрогнула, когда с глухим стуком захлопнулись двери. Золотистая мерцающая пленка выблеснула на миг и тут же впиталась в стены – палата Совета теперь отрезана от внешнего мира.
– Я буду краток, – со своего места произнес Газван. Усиленный магией, голос его донесся до самых дальних скамей. – Вы знаете, из-за чего мы собрались. О ночных беспорядках слышала вся обитель. Я только представлю вам гостей. Нам нечего скрывать! Я настоял, чтобы они видели все собственными глазами.
Вышло неплохо. Он ожидал, что его освистают, но маги лишь переглядывались или привставали, пытаясь лучше разглядеть незнакомцев.
– С нами Неджра, старшая жрица Великого Судьи, Мауз иль-Нехат, советник Золотого двора и его секретарь Исиат, – в отличие от неподвижно застывшей в кресле жрицы, вельможа встал и церемонно поклонился. – И еще я позвал на Совет Ханнана, ученика Амира из линии Мисура, главу сакарской обители. Ханнан приехал с докладом незадолго до печальных событий и очень помог в эти тяжкие дни. Его-то я и попрошу рассказать о нападении в гаванях.
Верховный сел, Ханнан же спустился с возвышения и вышел на открытое пространство меж скамей, где маги являли Совету красноречие. Верховный знал все, что сейчас прозвучит, но не сомневался – Наджад попробует направить спор в нужное ему русло.
Так оно и получилось. Едва Ханнан закончил, ученик смотрителя вскочил:
– Не знаю, как вам, братья, а мне все ясно! Мы знаем, кто наш враг. Те, кто пролил кровь, не должны уйти безнаказанно!
Ханнан собрался ответить, но Верховный сделал это за него.
– Не будь болваном, Расин! – отрезал Первый. – Семеди не мелкий дворянчик, через день-два он наденет маску. Ты хочешь воевать с Царем Царей? Со всем Царством?
Он ожидал, что его слова не понравятся собранию, но не думал, что настолько. Вой поднялся такой, будто он предложил напялить рубища и на коленях ползти до самого Района Садов.
– Мы точно знаем, что это Семеди?
Это был Умар, его человек, но недостаточно доверенный, чтобы знать историю с самого начала.
– Точно, – без колебаний отвечал Ханнан. – Колдуны из Нагады были в Железной палате в Районе Садов. Те же, кто нападал ночью. Наконец, есть много косвенных свидетельств.
– Сколько у него закатных магов? – донеслось с дальних скамей.
– Мы не знаем наверняка. Скорее всего, двое уже отправились в царство теней. Но Золотой двор говорит, их было пятеро.
– Три мага против всего Круга, – выкрикнул кто-то.
– Три мага и три тысячи черных псов! – поправили его.
– Мы уже били их!
– А они били нас, семнадцать лет назад…
Верховный бросил взгляд на Наджада. Господин камня казался довольным, хотя Первый не видел, чтобы тот дергал своих людей за ниточки. Впрочем, еще бы ему не быть довольным! Все складывалось само и без его участия.
Что ж, пора выложить на стол новые кости.
– У кого есть вопросы к Ханнану? – громко спросил Верховный, позволив голосу заполнить зал. – Если нет, дайте высказаться остальным. Самый старший из нас будет первым.
Старшим в Совете был Кадар, а это играло на руку Верховному. Если повезет, тот успокоит собрание, и возмущение Круга выльется в бессильную ругань. Иначе… Газвану не хотелось думать, что может быть иначе.
– Братья! – Наставник встал решительно и быстро, в небесно-голубой ковве Зала Ветров он напоминал юношу – так стремительно сбежал по ступеням. – Я могу сказать, что война, за которую так ратуют, уже началась. Нападение в гаванях и покушение на Верховного – никак иначе и не назвать. На своем веку я видел две войны: ту, что мы сами начали в Рассветных королевствах, и ту, что привела Круг к азасову пленению. Я надеюсь, Совет простит мне мои воспоминания… я старый человек… но я хотел бы вернуться к тем событиям.
Кадар говорил долго, куда дольше, чем мог позволить себе Верховный, – все же для большинства он оставался наставником или одним из учителей. В его речи нашлось место и ужасам резни, и последним ас-Джаркалам, и тому, о чем маги частенько забывают – огромном многолюдном Царстве, в котором слишком, ужасающе мало людей, не считавших бы магов бесами.
– Эта война идет давно, – совсем тихо, заставляя вслушиваться в каждое слово, заключил Кадар. – Перед Советом Первый-в-Круге собрал нас, высших чародеев, и рассказал, как он намерен вести ее дальше…
Он был неплохим оратором – старый лис в чародейской ковве. Во всяком случае, Совет он успокоил. Неджра подалась вперед, и Кадар выложил бы план – если бы его не прервали.
Звук походил на голос гонга: гулкий, низкий и протяжный. Затем еще один удар и еще.
– Это Семеди, – тихо выдохнула жрица. Газван знал, что это не набат, а просто стук в двери с гулом проходит через щит, но по существу с ней не поспоришь. Все еще колеблясь, он поднялся. Кто бы ни был, нужно открывать… Но, боги, что сейчас начнется!
Их было четверо, в железных масках магов-защитников они были безликими и устрашающими – под стать тем известиям, что принесли. Когда двери отворились, они прошли несколько шагов и остановились, словно сотни направленных на них взглядов стали преградой.
– Там войско, под самыми стенами, – хрипло выдохнул тот, что был посередине. В прорезях маски его глаза нехорошо блестели. – Нас обложили со всех сторон.
«Браво, Семеди! – хотелось сказать Верховному. – Ты опять меня обогнал». Пока маги спорили вместо того, чтобы нанести удар по иноземцам, князь бросил кости. Или теперь правильнее называть его Царем Царей?..
– Братья? – коротко спросил Газван.
– Братья, раздери их бесы! И вот еще…
Защитник обернулся к спутнику, тот выскользнул на улицу и через мгновение вернулся с пропыленным холщовым мешком. Взявшись за угол, он встряхнул ткань – и отбросил прочь, с отвращением подавшись назад. Пожалуй, Газван бы поступил так же – на его месте: на пол покатились головы, пятная кровью мраморные плиты, бессильно скалясь от боли и ярости.
– Их забросили из самодельной катапульты, – глухо и отрешенно говорил защитник. – Псы под стенами кричат, что их поймали во дворце… Мы проверили: эти чародеи жили в городе.
На пару вздохов Газван зажмурился, словно так можно унять громко бухавшую в висках кровь. Это был крах. Никто, даже Кадар, не станет слушать, если предложить просто покончить с иноземцами.
Боги, за что? Ведь им не выстоять в войне, пусть даже начатой без их участия!
Пока что в зале стояла тишина, и Верховный этим воспользовался.
– Поначалу я предлагал высшим чародеям покончить с закатными магами. Не ввязываться в драку с Братством. Семеди только этого и ждет…
Маг не успел сказать, что сейчас он предлагает другое, как его слова потонули в реве, словно вокруг была не палата Совета, а залитая солнцем площадь и ряды облаченных в черное воинов. Как будто не его подопечные, а пыльная, серая, с перекошенными лицами толпа дышала ненавистью и рвалась в бой.
Кишки Усира, неужели они не понимают?..
– Нас перережут, как свиней! Обитель за обителью! – крикнул Первый, но гул голосов заглушил все: его, Кадара, магов-защитников и даже вскочившего господина камня.
С отрешенностью он отметил, что жрица сжала его запястье. Зачем? Она что, не видит, что он утратил всякую власть над Кругом? Гул голосов превратился в звон, заглушивший прочие звуки. Удары сердца отдавались резче и раскатистее, пока не превратились в грохот кузнечного молота. Губы Наджада раскрылись и издевательски отчетливо обрисовали каждый слог фразы, которую Верховный не услышал.
Последнее, что он запомнил, – острая режущая боль в левой части груди, словно в самое сердце вонзился раскаленный прут. Затем маг падал в гулкую черную бездну, откуда его звала Джерима.
Слишком долго падал. Слишком.
– …ни в коем случае! – Взволнованный голос Аджита то звучал совсем близко, а то уплывал прочь. – Ему нельзя волноваться, но в остальном он в порядке. Лучше даже, чем был.
Затем проступило лицо – через косые полосы закатного света и танцующие пылинки, через запах лаванды и весенней свежести. Они все были здесь: советник и жрица, Кадар и толстушка Асма – выстроились полукругом за спиной целителя.
– Кто… что произошло? – Он попытался сесть, но безуспешно. Ворот коввы был разодран, в груди пульсировала боль.
– Сердце, мудрый, – кажется, старший наставник. – Считай, что ты труп. Это Исиат вытащил тебя из костра.
Наставник поднялся и отошел прочь. За ним потянулись и другие, прежде сгрудившиеся вокруг – так, будто без них Газван не пришел бы в себя. Один Аджит остался подле… собственно, чего? И где он?
Покой был полон подушек, уставленных безделушками столиков, а стены скрывали занавеси, вытканные резвящимися зверьми. По углам в ажурных серебряных лампах танцевали колдовские огоньки.
– Это комнаты для гостей, – послышался из-за спины голос Ханнана. – Они были ближе всего к палате Совета.
И в самом деле, где еще в обители найдешь такую роскошь? Наджад настаивал, что Круг должен явить могущество, кто бы здесь ни остановился. Пусть сами маги живут в холодных голых кельях…
Газван скривился.
– Кто-нибудь скажет мне, что произошло?
Никто не хотел с ним говорить, даже Аджит и тот как будто прятал взгляд. Наконец старший наставник собрался с духом.
– Девочка, пойди и приготовь покои Верховного, – мягко погнал он Асму. – Ты видишь, мудрый хочет и дальше истязать себя. Ему потребуется отдых.
К чести толстушки, та несколько мгновений колебалась.
– Обещаю, мы не позволим ему переутомляться! – заверил Кадар. – Но ты же видишь, есть дела. Ты видела эти самые дела за окном.
Спровадив ученицу, он запустил руку в волосы, еще больше взлохматив седую шевелюру.
– Ну и что тебе сказать, Первый? – с вызовом спросил он. – Нет у меня добрых вестей… Нет, слышишь? Наджад готовится испепелить псов. Большинство Совета его поддерживает. Сафар вызвался помочь, больше чтобы тот не наделал глупостей. И жрица, и советник не покинут обитель, пока все не закончится – чтобы никто не предупредил осаждающих. Так решил Совет.
– Это безумие, – устало и безнадежно сказала Неджра. Складывалось ощущение, что спор меж ними длится уже больше звона.
– Может, и самоубийство, но не безумие, – возразил Кадар. – Если обращаться с людьми, как со скотом, рано или поздно они укусят в ответ. И я не о тех несчастных, чьи головы мы видели, это отдельный счет. Я имею в виду все годы унижений. После всех лет ахать, охать и заламывать руки – по меньшей мере, лицемерно.
– Да кто? Кто вас унижает? – вспылила жрица. – Вы сидите в своей обители, как… как князья! Глядите на смертных из высоких башен. Вы посмотрите, как живете! У половины прихожан не хватит меди на кусок хлеба. Вы можете ходить в город, вы больше не пленники… что еще вам нужно?
Аджит вскинулся было, но наставник оказался рядом, положив руку ему на плечо.
– Я объясню, что нам нужно, – тихо выговорил он. – Два звона назад я сказал бы, что мы хотим безопасности. Мы стараемся держаться вместе, в обители, просто потому что чернь может вломиться в дом и избить тебя до полусмерти. У них нет хлеба, у этих людей, но в том виновны вельможи и чиновники, а не колдуны. Но ведь до вельмож черни не добраться? А колдуны – вот они! И стража Царя Царей тебя не защитит… Еще мы хотим уважения. Чтобы ревнители, как твой предшественник, не проклинали нас, подзуживая толпу…
Наставнику не было дела, что один из вельмож сидит вместе с ними и пока еще считается союзником. Мауз молча крутил перстень и жевал губами, посматривая то на жрицу, то на чародея. Заметив взгляд Верховного, он поднял брови и кивнул на Кадара, словно приглашая послушать дальше.
Бесы бы побрали толстяка! Можно подумать, Верховный не знает, что сейчас скажет Кадар. И бесы бы побрали чародеев! Аджит внимал магу с юношеской страстью. Ханнана Первый не видел, но не сомневался: и тот тоже согласен со старшим наставником. Кадар тем временем продолжил:
– Я много чего могу наговорить… что мы устали от ненависти, от оскорблений, от того, что мы чужаки во всех Пяти Пределах. Вы все этого даже не замечаете – того, что ранит больней всего. Вы забрали у нас самое важное… вы отняли наш дом. Выставили за порог. Как будто мы нездешние. Каждый год в Царстве рождаются маги. К десяти годам они поймут, что в них пробудился Дар… они сперва не поверят, попробуют убедить себя, что это все игра. Потом их проклянут родные. И, если повезет, они попадут в Круг, и старик вроде меня объяснит, что да, собственная страна считает их уродами. Деточка, скажу я… твои подружки говорят, что тебя прокляли боги, что ты демон – но это не навечно. Нужно просто потерпеть. Это все равно твоя земля, если ты поешь ее песни и любишь солнце над виноградниками Табры. Никто ее у тебя не отнимет!
– Великий Судья обещает защиту всем, – холодно ответила жрица. – Если вы хотите безопасности…
– Два звона назад! – оборвал ее Кадар. Он стал расхаживать из угла в угол, словно мерял шагами зал военного совета, а не гостевые покои. – Вы все привыкли, что маги – трусливые старики, которые перебирают воспоминания и бубнят под нос «Как бы чего не вышло»… Нет, Неджра. Все уже вышло. Мы уроды, и Царь Царей со святошами рассказывают, как именно нас прокляли боги. Вы ошиблись в одном: маги больше не старики в пропахших болезнью одеждах. Которые только и могут, что перебирать воспоминания, которым тепло и уютно помнить, как мы были молоды и сильны. За семнадцать лет выросло новое поколение, и оно готово выдрать себе свой дом. С мясом. Свое место в Царстве. Среди первых. Среди лучших. Рядом с Аасимом Великим и полководцами древности. Это наше место, Неджра! Мальчишки выросли, они хотят называть Царство домом и готовы смотреть в глаза смерти…
Кадар выдохся. В покое повисло тяжелое и долгое, невыносимо долгое молчание. Во внутреннем дворе за пропитанными благовониями занавесями звучали голоса и звон оружия.
– Сейчас не время и не место для споров, – наконец признала жрица. – Мы можем остановить кровопролитие?
– Нет, – в один голос ответили Ханнан с наставником.
– Совет припоминает все обиды, – объяснил Верховный. – Я… по сути, я уже потерял власть.
Все к этому шло: с его-то сердцем, с высшими чародеями, которые дерзили в лицо, зная, что скоро не придется с ним считаться. Бездна, но как же горько!
– Может, меня и будут слушать, – Газван сглотнул, – потом, когда все кончится. Но, наверное, уже нет. Круг захочет нового Верховного. Если останется, чем верховодить.
Кишки Усира! А ведь ему хотелось, чтобы старший наставник не согласился, чтобы сказал, будто он сохранил авторитет, или уважение, или еще что-то столь же призрачное. Но маг молчал. Боги, какая глупость! В его-то возрасте – стыдно думать, что запишут в хрониках.
– Этот… смотритель Зала Камня – чего от него ждать?
Это спросил Мауз, видно, решив, что больше не услышит ничего занятного, но кто бы ни хотел ответить, он не успел. Верховный первым почувствовал движение силы и попытался сесть, однако пронзившая левую часть груди боль заставила его отказаться от попыток. Кадар метнулся к окнам – хотя что он мог увидеть? За ними был лишь внутренний двор обители.
– Что… что происходит? – Голос Неджры звенел, как неправильно созданная, готовая лопнуть стеклянная посудина.
– Началось, – хрипло сказал Кадар. Он рассуждал о справедливости, но лоб его прорезали страдальческие морщины. Наставник понимал, что через две, три луны, самое позднее – к весне в обитель войдут чужаки, и они не будут искать мира.
Газван вновь попытался сесть. Он не должен, не смеет отлеживаться! Однако предательский звон заложил уши, а комната сжалась в мутный коридор, в конце которого маячил желтый завиток на гобелене. Во всем мире остался лишь проклятый завиток, к которому маг тянулся, но тот, казалось, отступал все дальше.
Одни только боги знают, куда же он, в конечном счете, делся.
Дух не понимал, что город – это город. Происходящее внизу виделось ему лишь сетью огней, безумным мельтешением, подобным тому, как резвятся в потоках силы обитающие в них меньшие существа. Не понимал, но все же опустился ниже. Сеть силы рассыпалась на тысячу узлов, пульсирующих, мигающих так широко, что не отыщешь ни конца ни края. Между островками света – святилищами – шевелилась неясная и тусклая масса. Рдяная, как угли прогоревшего костра.
Ему было невдомек, что есть такое слово – «святилище». Он не видел ни одного костра. Дух грезил странными, размытыми видениями – и так понял, что рядом с ним другой. Блуждающий разум. Но почему он не слышал Зова, не почувствовал загодя его приближение?
Сила пробудилась в сердце Круга, наполнив обитель теплым светом. В ее сиянии резные каменные лики стали почти живыми, смотрели то мягко, то сурово, с какой стороны взглянуть.
Существо описало круг над башнями – лица провожали его внимательными взглядами – и устремилось к следующему светлому пятну.
Он пронесся пыльными улицами, не зная, что небо над ними невыносимо синее и так же невыносимо их обжигает солнце. Скользнул меж приземистыми домами к череде обелисков. Те были напоены силой и потому светились – пламенные иглы, пронзившие пустоту Изнанки. Колоннада Пяти Царей, всплыло имя. Улицы были пусты. Простые горожане сидели по домам, меж мраморными столпами обвисли никому не нужные праздничные гирлянды.
Затем его взору открылись баррикады – хотя, видят боги, он не знал, что так это называется. Они были сложены из обломков мебели, саманного кирпича и наскоро обмазаны подсохшей на солнце глиной. С утра Черные Братья разрушили часть заграждений и убили с дюжину горожан, но к полудню установилось хрупкое перемирие. В такой зной невозможно даже воевать.
Хотя, казалось бы, не все ли равно, какое солнце в день, когда тебя зарубят?
– Вы клялись царю, а не узурпатору! – раздался над баррикадой крик. – Вы не Царство защищаете, а богатеев!
Ответа не последовало. Не считать же ответом пару испуганно вспорхнувших птиц? Плечом к плечу, сомкнув тяжелые круглые щиты, поперек улицы выстроились солдаты столичного гарнизона. В жарком мареве строй напоминал пыльную стальную змею, разлегшуюся поперек дороги. Временами солдаты стучали щитами о щиты соседей, и тогда казалось, что змея шевелится, но, видно, ей было слишком жарко для броска.
– Эй вы! – не унимался горластый горожанин. – Почему не нападаете, когда с вами нет колдунов?
Колдунов и в самом деле не было – дух это ясно чувствовал. На сей раз ответом была стрела с черным оперением: она вонзилась бы крикуну в грудь, но сгорела в воздухе, не долетев до баррикады. С этой ее стороны колдуны были.
Повинуясь внезапному порыву, существо устремилось прочь: к каменному мосту над каналом, по обеим сторонам которого скалились гранитные львы. Дух чувствовал – там что-то происходит. И не ошибся.
Противостояние развернулось в садике, где в самые жаркие дни воздух благоухал жасмином, а в дни мирные – еще и курениями из расположенного рядом святилища. Сейчас, однако, о мирных днях ничего не напоминало. Деревья были срублены, кусты поломаны, а цветники затоптаны. Святилище осталось цело, но в забранных решеткой окнах отражался бушующий в торговом доме напротив огонь. Кучка жрецов в зеленых рясах Великой Матери встала между толпой и строем.
– …владычица покоя, ты – стук в груди Усира! – голосил тучный священник, и ему вторили бубенцы на головных уборах с бычьими рогами. – К тебе обращаюсь, о обитель мира, где созидатель правды обретает свет!
Впрочем, его никто не слушал. В Черных Братьев летели камни, куски мозаики из мостовой, а иногда и стрелы.
– Оберни свой лик милосердный к нам! И небеса твои в мире, и земля твоя…
Жирные подбородки жреца тряслись, но слово за слово тот выводил молитву, не обращая внимания на воцарившийся хаос. Дух ясно видел, что колдуны, которых поминали за каналом, приближаются. Ему хотелось кричать, но бесплотное существо не знало, что такое крик. В бессилии, оно могло лишь наблюдать, как черный строй пришел в движение. Бросавшие камни горожане метнулись врассыпную, но воины Братства были быстрее.
– Ну что, ублюдок, докричался? – выдохнул сквозь черный шелк солдат.
Оборванец, к которому обращался воин, на самом деле молчал, но кривой клинок в ответе не нуждался. Аккуратно обогнув жрецов, строй Братьев вытеснил всю чернь из садика и двинулся по улице: меж стен, увешанных к празднику знаменами, мимо одиноко журчащих фонтанов и древних кипарисов. Тряпичными куклами на мостовой остались мертвые тела.
Дух не знал, какие они, человеческие мертвецы, но отчего-то думал, что их будет больше. Братьев интересовала не голытьба, а баррикады, под чью защиту та сбегалась.
Кто-то догадался воздвигнуть пламенную стену. Братья откатились обратно неровной черной волной, а вслед им полетели камни, стрелы и улюлюканье. Однако радость бедноты была недолгой: несколько мгновений спустя огонь вдруг взвился к небесам и погас – и тогда-то воины бросились вперед.
– Стоим! Стоим! – истошно вопил кто-то. Как будто это отведет стальной клинок!
Быть может, человек пришел бы в ужас… существо не понимало речи смертных. И все же нечто близкое к ужасу оно испытывало, потому что нити силы извивались, как змеи, точно пытаясь ускользнуть от рук умелого ткача. На мгновение-другое дух пережил приступ удушья. Это колдуны что-то сделали, отчего вся сила вдруг исчезла, а затем обрушилась на смертного, который создал стену пламени.
Зейдан, возникло имя. Человек звался Зейданом…
Дух не очень понимал, что делает – жажда мести, ярость и еще что-то, темное и страшное, бросило его на врага. Врага?.. С каких пор смертный стал врагом? Их было двое, и они были пугающе обычными: сухонький старичок с пегой козлиной бородкой и начинающий толстеть мужчина с красивым чувственным лицом. Дух безошибочно выбрал того, что сильней и старше.
Колдун поднял защиты, но слишком поздно: они покатились по призрачным плитам, извиваясь и нанося удары, а призрачный город сотрясался от схватки. Дух знал, что смертные слышат отголоски битвы, но, удивительное дело, сейчас ему было все равно. Нужно убить хотя бы одного заморского выродка, все остальное не имело значения.
Оставив противника за баррикадой, второй колдун напал сзади, быстро отбросив духа прочь. Линии силы изогнулись, стискивая существо в светящейся клетке. Он сам не знал, как вырвался. Не раздумывая, он вновь ринулся в атаку, на сей раз с удвоенной яростью. Силы было много. Дух купался в переплетении потоков – и смеялся, смеялся, смеялся, терзая плоть врага.
Он смотрел в глаза смертному и в то же время со стороны, подмечая летящие во все стороны клочья света. Поэтому, услышав голос, существо не сразу поняло, что это. Извернулось, бросилось к второму колдуну… Но тот не звал подмогу, и голос исходил не от него. Голос был живым, и звучным, и еще неуловимо знакомым. Так, словно это был последний раз, дух бросился в атаку: не убить, так обратить в бегство! Ему даже почудилось, что у него получилось…
Голос звал. Требовательно, настойчиво, настырно.
– …я ведь просил не колдовать! – Ханнан был вежлив, но непреклонен. Как нянька для вельможных отпрысков. – Аджит не сможет раз за разом вас вытаскивать.
– Слушаюсь, господин мой.
Газван обессиленно откинулся на спинку кресла. Каменные чудища, в чьих лапах покоился диск зеркала, – и те смотрели с укором. Угрюмого лица чародея не коснулась даже тень улыбки.
– Если запахнет жареным, потребуется каждый маг, – сухо отвечал Ханнан. – И в особенности связь с источником. А вы рискуете собой.
Медленно, понемногу, серебряная поверхность меркла. Газван успел заметить, что баррикады укутаны густым черным дымом, время от времени его прорезали светящиеся копья магии. Подсвеченная колдовским светом, во мраке маячила статуя.
– Зейдан… – проговорил старый маг. – Они его достали, чтоб их!
– С Зейданом все в порядке, – Кадар выступил из-за спины главы обители. – Те, кто был с ним, послали Зов. Сафар открыл Врата и заменил хлыща на своих учеников. Пара ожогов, но ничего страшного.
Газван перевел дыхание, но тут наставник продолжил:
– Да, хлыщ не выжил бы без твоей помощи, но Ханнан-то прав. Три дюжины за считаные дни, а ты рискуешь всем ради мальчишки. Мне напомнить, что твой долг – защищать нас всех?
Он без приглашения уселся на подушки, Газван использовал их как подставку для ног, когда суставы начинали ныть немилосердно. За окном в городе тревожно звонил набат.
– У меня не осталось долгов. Как видишь, я прикован к креслу.
– Ты все еще Первый-в-Круге.
– Расскажи это Совету. И Наджаду.
– Наджад еще не весь Круг. И уж точно не Верховный.
Газван хотел было ответить, но умолк. Вздохнул, вслушиваясь в голос гонга. Протянул дрожащую руку и заставил запотевший кувшин накрениться, плеснув вина в приземистую чашу.
– Думаешь, я говорю, как обиженный ученик? – спросил маг. Проплыв пару локтей по воздуху, чаша ткнулась ему в ладони. Ну точно пес холодным влажным носом.
– Как человек, который кричал, что впереди пропасть, но его не слушали.
Выходит, что теперь он прав. Как мило! Старый маг едва удержался, чтобы не сказать это вслух. Кадар расшнуровал ворот коввы и заговорил снова:
– Только знаешь, Наджад думал то же самое. Все эти годы. Он старый чванливый болван, наш господин камня, но Кругу всегда желал блага.
– Резня на улицах – это благо? – резко спросил Газван.
Наставник поморщился, так не понравился ему вопрос.
– А мне откуда знать? – повел он плечами. – Помнишь, как маги прижились в Рассветных королевствах? Бывшие провинции захватили дикари, и уж как они нас не любили! Маги рождались каждое поколение, и всех их ни во что не ставили. А потом случился мятеж в Мургуре, стража решила повязать колдунов, а те взяли да ответили. И люди, которым до колдунов не было дела, вдруг решили, что их это тоже касается. Вот сейчас с нами бедняки. Твоими стараниями, Первый! Ты добивался этого семь лет! Кто знает, как сложится? Ты скажешь, там льется кровь, а я отвечу: без крови ни беса не получится. Что если Царство заколдовано кровью, без крови не расколдовать.
Он говорил красиво, с чувством, выверенно… аж тошно становилось. Хмыкнув и не дав ему продолжить, Верховный спросил:
– Ты разузнал, где мальчик?
– А мы как раз за этим и пришли…
– Семеди вывез царевича в загородное поместье, – подал голос Ханнан. – Это в деревеньке Джемдат в трех схенах от столицы. Вы хотите взять его в заложники? Я бы сказал, это… не очень мудро. Пока еще есть те, кто к нам благосклонен.
– Я еще сам не знаю, чего хочу, – проворчал Газван. – Нужно хорошенько подумать. И поговорить с советником.
– Мауз… вряд ли поможет, – замялся чародей.
Газван прикусил язык, с которого чуть не сорвалась грубость.
– Мне не нужна помощь, – отмахнулся Верховный. – Я пробую дорогу перед собой, только и всего.
Ханнан не знал его близко и потому не перечил в открытую, а вот долгий взгляд старшего наставника пришлось выдержать. Смотри-смотри! Первый-в-Круге – не ученик-первогодка, чьи мысли притягивают взгляды, словно павлиний хвост.
– Ты сам твердил, что советник нам не друг, – осторожно напомнил наставник.
– Какая разница? Он торгаш. Если мы найдем, что ему продать…
– Вряд ли ему понравилось, как Наджад задержал его в обители.
– Мауз не глупец. И все, что мне нужно, – это побеседовать.
Ханнан уже собрался спорить, но старый чародей оказался умнее:
– Я не могу перечить, если ты решил… могу только не одобрять. Я молюсь, чтобы тобой руководила не обида.
Он встал и подал знак Ханнану, что они уходят.
– Ты наверняка захочешь знать, что принес день. Я зайду вечером, а если будет что важное – забегу раньше. Мы просто пришли сказать, что выполнили поручение.
В последние дни Первый-в-Круге передвигался с помощью Асмы, а потому лишь приложил ко лбу кончики пальцев.
– Пусть твой день будет счастливым, – бросил он ритуальную фразу и махнул рукой, заставляя двери распахнуться. Выждал, пока оба мага уйдут, – и резко встал.
В груди кольнуло. Все же, сколько ни притворяйся, сердце и впрямь шалило, в особенности после непростых чар. На несколько мгновений Газван застыл посреди комнаты, наслаждаясь тишиной – за дни боев она стала роскошью. Потом в городе вновь ударили в набат, и волшебство распалось с гулким медным стоном.
Будь ты проклят, Кадар! Ты и все твои идеи!
Решить все раз и навсегда… это ли они делают – или всего лишь множат и без того длинный кровавый счет? Как объяснить, что он не хочет знать, что принесет им день?.. Вернее, знает безо всяких вестников. Их положат на пол в главном зале обители – еще полдюжины или десяток магов, укрытых грубым некрашеным сукном. И ради чего? Сотни-другой локтей в уличном противостоянии?
По привычке, как он частенько делал в задумчивости, Газван подошел к окну. Ветер пахнул ему в лицо гарью. Совсем недалеко, в тройке кварталов от Храмового острова в полуденное небо поднимался дымный столб.
Сила. Власть… Газван нащупал под рубахой место, где кожа так и не сомкнулась вокруг вросшего в грудь алмаза.
Это ощущение было хмельней вина и слаще самых сладких грез. Кружило голову почище запаха любимой женщины, когда прикасаешься губами к ее шее… И, как и женщина, что выбрала другого, – было далеким и недосягаемым. Что проку в силе, если ею нельзя воспользоваться? Если сердце готово разорваться, стоит взять хотя бы на горсть больше сегодняшнего? А если бы он мог – что бы стал с ней делать? Залил столицу кровью, воцарился на дымящихся развалинах?
До-о-о-онг, до-о-о-онг – изливал душу набат. До-о-о-онг… Звук был равнодушным, как наемник. Холодным, как трупное окоченение.
Будьте вы прокляты! Будьте вы все прокляты, скопом и по отдельности!
Маг вернулся к зеркалу и упал в кресло. Закрыл глаза, пытаясь вспомнить молодость, воскресить память о налитых жизнью мускулах и силе, пульсирующей в груди… Память молчала. Как будто всего этого не было. Были лишь трясущиеся руки и сердце, колотившееся часто-часто, едва не барабанной дробью.
Будьте вы прокляты…
Взмах руки – и стены вспыхнули колдовским синим светом. Самый сильный маг обители и тот навряд ли пробьется через такой заслон. Движение пальцев – и зеркало ожило. Несколько мгновений Первый наблюдал за человеком в отражении, а затем подался вперед и коснулся серебряного диска.
– Мауз… – негромко позвал он, – Мауз иль-Нехат, ты слышишь меня?
Советник был не в дворцовом квартале, иначе Газван не смог бы пробиться через купол, но это все, что он мог сказать. Толстяк отложил палочку для письма и потянулся, разминая затекшие от долгого сидения мышцы.
– А ты бы поверил, сделай я вид, что не слышу? – спросил он. Газван против воли усмехнулся.
– Радуйся, – он с трудом сглотнул. – Я готов повторить подземную прогулку.
– Если боги позволят, – проворчал советник и тут же перешел к делу. – Как мне с тобой встретиться?
Он был собран и деловит, как военачальник перед марш-броском. Одерживая победу, Мауз не тратил время на злорадство. А может, уже намечал следующие победы.
Если позволят боги, у советника в самом деле будет много времени для торжества.
К вечеру дым почти рассеялся, и закат был красным, как кровь. Даже Верховному стало не по себе, хотя, видят боги, он не забивал голову суевериями. Колдовские огни в бронзовых чашах зажигались сами собой с приходом сумерек. И хорошо, что так – вряд ли в кутерьме последних дней кто-то думал бы об освещении.
Густая зелень по сторонам аллеи наполнила вечер запахами. В теплом свете мозаика на стенах ожила и заиграла. Казалось, вот сейчас ветер принесет звуки систра, смех, а закат… закат был далеко, за стенами обители.
Вот только мозаика, тепло мерцавшая позолотой, украшала стены лечебницы, а вовсе не павильона в Районе Садов.
Ему сказали, он найдет Наджада и Кадара здесь – и не солгали. Старший наставник был в той же видавшей виды ковве, в которой навещал Верховного днем, а Наджад… наверное, его одежды были бурыми, как господину камня и положено, и все же почти черными, как сгустившаяся за окнами мгла, как тяжесть на душе Газвана.
Верховный стиснул зубы. «Кишки Усира, о чем я думаю? Какое мне дело до его самолюбия?»
Два чародея обходили раненых. Целители в один голос твердят, что свежий воздух нужен для выздоровления, поэтому большую часть стен лечебницы занимали окна, сквозь которые заглядывала вечерняя заря. Чисто и свежо, но одним движением воздуха не изгнать густой запах боли. Здесь лежали зарубленные, затоптанные, избитые, обожженные… Бездна, он еще думал, что главный зал, где Круг прощается с мертвецами, самое страшное помещение обители!
– Верховный? – Наджад первым заметил его и сдержанно поклонился.
– Боги воплотились в вас!
Газван быстро коснулся лба, не в силах оторвать взгляд от тела, над которым они остановились. На Зейдане угадывались ошметки дорогих одежд – болван, должно быть, и в бой шел с вплетенными в волосы золотыми нитями. Однако тело под ними представляло устрашающее месиво обугленной, изъязвленной, покрытой волдырями плоти. Верховный вознес небесам хвалу, что в полумраке много не разглядишь.
– Я… не хотел причинять тебе лишние страдания, – выдавил Кадар.
– Он будет жить, – куда увереннее сказал Наджад. – Сейчас его жизни ничто не угрожает, а целители исцелят ожоги. Кое-где даже нарастят новую плоть.
Вот только захочет ли он жить, изуродованный и слепой… особенно он: смазливый модник, баловень судьбы, мальчишка? Зейдан был слишком молод для Зала Костра, но тогда, шесть лет назад, ничто не предвещало бойни.
«Глупец… какой же я глупец!» Титьки Исаты, почему он не решился раньше?
– После таких ожогов нужно лечить не только тело, но и душу.
– Целители знают, – заверил Верховного Кадар. – Но ты-то что здесь делаешь? Ты сам не должен покидать покоев.
– Как видишь, не развалился. – Газван бросил последний взгляд на обожженное тело. – Вы мне нужны. Оба.
– Ты все цепляешься за власть, Первый? Опять ценой страданий Круга?
Резкий голос Наджада прорезал стоны и шорохи лечебницы. Оставшаяся без руки девушка бросила на высших чародеев взгляд слезящихся больных глаз.
– Ты сам, конечно, мочишься благом!
– У меня нет времени, Верховный, – отрезал господин камня. – Я сыт по горло твоими интригами. Плети их сам, если желаешь, но без меня.
– Ползвона ничего не решат. – Кадар создал вокруг них поглощавшую звуки сферу. – Мудрый не звал бы, если б не что-то важное.
– Наверное, мы считаем важным разное… – барским жестом Наджад отмел все возражения. Но все же смилостивился. – Хорошо, Первый, я потрачу на тебя ползвона. Но если оно того не стоит, ты не отберешь больше ни минуты.
Газван не счел нужным отвечать. Развернулся и молча зашагал прочь, предоставив им идти следом – или оставаться. Когда они вошли в башню Основателей и Верховный направил стопы вниз, смотритель Зала Камня нагнал его.
– Разве мы идем не в твои покои?
– Мы идем к источнику, – без выражения ответил маг.
Видимо, Наджад решил, что спорить ниже его достоинства. Но, увидев Мауза, усевшегося по-простому, на ступенях у источника, господин камня все же не удержался – выругался.
– Скажу банальность, я тоже рад вас видеть, смотритель, – откликнулся толстяк.
Газван не сомневался: сейчас на голову вельможи посыплются обещания телесных и всяких мук. К счастью, выступивший из столба силы Сафар избавил их от вспышки.
– Спокойно, Наджад! Мы не раскрываем тайны Круга, а спасаем то, что можно спасти.
– Круг в хорошем положении, – с апломбом отвечал смотритель. – Не знаю, о каком спасении…
– Все же выслушай! – Это был тот случай, когда мягкость тона жалит сильнее окрика, и Наджад умолк. Довольный результатом, Сафар продолжил: – Садись. Считай, что у нас военный совет.
Газван оглянулся. Пока его не было, смотритель Зала Ветра и впрямь переместил с верхних этажей пару пуфов. Кадар уселся как ни в чем не бывало, и господин камня вынужден был последовать его примеру.
– Где Лайла? – подозрительно спросил он.
– Кому-то нужно защищать Круг, пока мы беседуем, – белые зубы Сафара блеснули в улыбке. В мерцании силы смуглый маг походил на демона – такого, какими их изображают на гравюрах в старых книгах.
«Интересно, был бы ты так же спокоен, знай ты замысел целиком?»
– Прости, Наджад, но только невежда может думать, что мы в хорошем положении. – Обогнув советника, Сафар бесшумно спустился по ступеням. – Мы потеряли больше полусотни магов, колдуны из Закатных царств защищают врага, и наши чары почти не действуют. Верховный снова говорит о том, что мы должны были сделать еще в начале противостояния. Избавиться от змей с заката.
– Не только, – влез Мауз. – Речь и о самом Семеди.
– Что здесь делает этот смертный? – возмутился господин камня. – Почему его пустили в святая святых?
– Потому что в прошлый раз вы прошли в Район Садов благодаря мне. И пока вы воюете с Черными, дворяне жмутся по углам, тоже благодаря мне. Что вы запоете, когда на помощь князю придут гафиры? А войско из провинции?
– Мы тоже можем вызвать помощь!
Газван до поры до времени не вмешивался, давая им перессориться. Он даже отступил в тень: чем глубже увязнут, тем скорей послушают его.
– …ну хорошо, мы соберемся вместе, воздвигнем сильные щиты… – говорил Сафар. – Из магов выйдет почти неуязвимое войско. Верней, неуязвимая толпа. А дальше что? Нам нужно жить и что-то есть, во что-то одеваться. В мире, где каждый из нас по отдельности страшно уязвим.
– У нас есть источник!
Пока все складывалось даже проще, чем он думал: Наджад лез на рожон сам, без подталкивания и подначек со стороны.
– Последний Царь Царей тоже так думал, – это уже Кадар. – Устроил такое пекло, что нам только мечтать. Мы что, хотим того же?
– А что остается делать? Снова сидеть взаперти?
– Для начала признать, что мы не справляемся.
– В Царстве десятки тысяч магов. Что за вздор?
Верховный досчитал до трех дюжин, а потом для верности – до шести.
– Мы ходим по кругу, – наконец вмешался он. – Повторяем те же доводы из раза в раз. Никто не против, что с закатными колдунами нужно кончать?
– Разумеется, я за! – охрипшим голосом воскликнул Наджад. – Но я не собираюсь идти на уступки. Ни Семеди, никому другому!
– О том, что будет потом, подумаем после, – примирительно заметил Кадар. – Что тебе для этого нужно, Верховный?
– Убедиться, что все закатные змеи собрались вместе. Это можно сделать только одним способом: напасть на Район Садов. Со всей мощью. Если Семеди поймет, что мы близко, колдуны сбегутся на его крики о помощи.
В чертоге источника повисло молчание.
– Это… опасная затея, – высказал общее мнение Сафар.
– Не ты говорил, что мы почти неуязвимая толпа? Достаточно собрать большой отряд…
– И оставить Круг без защиты? – воскликнул Наджад.
Бездна, и этому человеку удается вертеть мнением Совета. Да ведь его собственное мнение капризней весенней погоды!
– Никто не говорит, что Круг останется без защиты, – терпеливо проговорил Первый. – Просто соберем в кулак как можно больше людей. И ударим по дворцовому кварталу.
– Я согласен, – решительно заявил Кадар.
– По крайней мере, нужно попробовать, – пожал плечами Сафар. – И поскольку Лайла разрешила голосовать за нее, то и она согласна тоже.
– Если вы все решили за меня, зачем вам мое присутствие?
– Ваши одежды, смотритель, – ответил за Верховного Мауз.
– Что?
– Ваши одежды. Они такие темные, что поначалу я принял их за черные.
– Ты имеешь влияние в Совете, Наджад, – пояснил Первый-в-Круге. – Если вместе с Кадаром ты будешь руководить отрядом, люди пойдут за тобой. Нам нужны черные одежды, в этой битве и в следующих. А защитой обители займется… скажем, та же Лайла. Господин ветров ей подсобит.
Даже в полумраке чертога было видно, как меняется настроение господина камня. Сперва он нахмурился, затем его лицо стало деланно безразличным, однако смотритель сам не заметил, как приосанился.
«Думай же, кишки Усира, думай! Не могу же я обещать черную ковву прямо…»
– Когда вы нанесете этот… удар? – довольно холодно поинтересовался Наджад.
– Думаю, за полдень? – Верховный бросил взгляд на Сафара, словно спрашивая его мнения. – Для нас жара не помеха, а Братья и солдаты к этому часу спекутся.
– Пусть будет полдень, – кивнул господин ветров.
– Полагаю, нам всем нужно подготовиться… – Наджад поднялся с новой целеустремленностью. – И мне хотелось бы обсудить с Сафаром… завтрашние действия.
Вряд ли маг ветра был так уж рад, но последовал за ним без возражений. Кадар задержался в проходе, ведущем во внешнюю часть чертога.
– Ты действительно предложишь его Верховным? – без обиняков спросил он.
– Когда и если все кончится… почему нет? Главное, чтобы он им не стал. Но это успеется.
– Боги, а ведь он сейчас донимает Сафара, правильно ли тебя понял! – В глазах наставника мелькнуло озорство. Мелькнуло и тут же угасло. – Надеюсь, ты не выжил из ума.
– Я тоже надеюсь, – Газван вздохнул, уселся на бывшее место Наджада и упер локти в колени. Добавить было нечего, поэтому он просто повторил: – Я тоже.
Подниматься через две ступени, в его-то возрасте, оказалось ошибкой. На самом верху, меж резными фигурами слоновой кости, Газван остановился. Тихо и сумрачно. Это прежде, когда он не звался, а был Верховным, в башне Основателей вовсю шуршали шаги, а лестничные пролеты перебрасывали друг дружке эхо голосов. Все это было прежде…
Старик со злостью толкнул тяжелую дубовую дверь.
– Ну? Что ты нашел? – рыкнул он. – Пошевеливайся, мальчик! У змей должны быть слабые места.
Ханнан сидел за его столом, почти скрытый грудой пыльных томов, глиняных табличек и свитков.
– Ничего, в чем бы я был уверен.
Голос чародея оставался ровным, но щеки под бородой залил предательский румянец. Вот и славно. А то не ровен час – о черную ковву начнут вытирать ноги.
– В этой обители полсотни хронистов! – напустился на него Верховный. – Я что, должен тебя учить? Не справляешься сам, так запряги их. Все лучше, чем отправить их на бойню.
– Не знаю, чем мне помогут полсотни недоучек… Которых к тому же сослали в архив из жалости! – дерзко добавил Ханнан.
Глава обители встал. О, он хорошо понимал, что не исполнил поручение: нервным жестом пригладил волосы, задел тяжелую бронзовую чашу – и хорошо, что она лишь покачнулась, иначе гранатовое вино положило бы конец старинным записям.
– Мы обязаны нащупать их подбрюшье. И быстро!
– Я знаю. Но пока что никаких слабостей.
Несколько мгновений они стояли так, сверля друг друга взглядами: как два припавших брюхом к земле, уже готовых к драке пса.
– Хорошо, – устало проворчал Верховный. – Вываливай все подряд. Ты же нашел хоть что-то?
Он сел на обшитую темным шелком скамью. Маг ожидал, что сейчас Ханнан заговорит, тот по праву выиграл эту схватку, но глава обители вышел из-за стола и опустился рядом на ковер. Подчеркнуто ниже Первого.
– Конечно, любая магия ограничена, – чародей потер виски. – Беда, что закатные колдуны иначе овладевают Даром. Мы не понимаем технику, а потому не видим их ограничений.
– Как они учатся?
– В Нагаде не обучают справляться с Даром, – начал загибать пальцы Ханнан. – Детей натаскивают на отзвук с заряженным объектом. И добивают затверженными формулами.
– Что это значит?
– Вы видели закатные статуэтки? Они такие… застывшие, безмятежные. Их привозят, когда вся сила уже выветрится. Нагади называют их «малыми наставниками»: это точное подобие мага, в котором силы пребывают в равновесии. Ребенка настраивают на статую. Тут один книжник, – Ханнан с усмешкой кивнул на кипу трухлявых листов, – кривится и называет их мастеровыми. Говорит, мы ученые, а нагади кустари.
– Эти кустари сожгли моего господина пламени, – пожаловался Первый.
– В том-то и дело. Мы учим медленно, заставляем направлять потоки, собирать и рассеивать. Похоже… на гончарное дело похоже, если честно. Вот глина, вот замысел – лепи, что пожелаешь. А у них все не так! Быстро, просто, формула, действие. Приемы отточены до мелочей, их повторяли столетиями. Но ни шагу в сторону.
– Там так написано, – Верховный нахмурился, – или это твои… умозаключения?
– Мои.
Газван устал смотреть на чародея снизу вверх, прошел к столу и одним залпом осушил чашу Ханнана.
– Если ты промахнулся, ошибка отольется кровью, знаешь ли.
– Все, что я прочел, подталкивает к этому выводу…
– Тогда решим, что ты его нашел. Мягкое подбрюшье. – Первый для острастки проворчал: – Не слишком радуйся. Со мной источник, а что ты будешь делать, если прижмет… этого я не знаю.
– Я целиком владею своим Даром. В отличие…
Ханнан наконец-то поднялся. Сцепил руки. Он все колебался, переступать ли грань или унести опасения с собой, в предстоящую назавтра схватку.
– Да уж, в отличие. Ты мне не доверяешь? – Верховный отошел к окну.
Там уже совсем стемнело, далеко за рекой горели зарева пожаров, но в остальном… Газван еще не видел, чтобы город целиком погружался во тьму. Где-то там, на стенах обители были часовые, но старый маг их не разглядел.
– Доверяю. Так же твердо, как вы сами верите в себя.
«То есть ни на медяк?» Верховный уже слышал, как по лестнице торопливо поднимается Аджит, а потому спросил другое:
– Наши друзья с рассвета. Как они разместились?
– Не жалуются. У меня пустая обитель, мудрый, так что им некому мешать. Всего сорок шесть душ.
Газван прищурился, наблюдая за чародеем. Днем тот пришел со старшим наставником, но Узы Молчания даже не дрогнули. Впрочем – они оба маги, Кадар и глава обители… могли и обнаружить чары, и выпутаться, и не подавать вида. «Ты превращаешься в Мауза», – подумал Первый. Вслух он сказал только:
– Тогда иди, отдохни. Сам знаешь, что завтра начнется.
Уже вслед, когда Ханнан коснулся дверной ручки, он добавил:
– Я тебя отзову. Обещаю. Как все закончится, на следующий день.
Он рассчитал верно и избавил себя от благодарностей – дверь распахнулась, и на пороге возник Аджит. Оба «мальчика» едва не столкнулись в проеме. Бездна, треснуть бы лбами всех его «детей», да хорошенько! Послушных и нерадивых, верных и самолюбивых… Газван снова отвернулся, ожидая, пока чародеи раскланяются. После сегодняшних боев камни обители как будто неслышно пели.
Наконец хлопнула дверь.
– Лучше бы вам поручить это группе целителей, – в который раз повторил ученик.
Он тоже волновался: Верховный слышал, как Аджит меряет шагами комнату. Бездна, если так тревожится целитель, – что говорить о нем? Неужто и он такой же взвинченный?
– Чтобы вся обитель судачила, что я задумал? Я объяснял, мне нужен маг со стороны. А кроме тебя у меня никого нет.
Шаги смолкли.
– Я надеялся, вы передумаете. Вы… вы уверены? – отчего-то шепотом спросил целитель.
– Конечно, не уверен, – огрызнулся Первый. – А что, у тебя в запасе другой выход?
Маг направился в спальню, зная, что ученик без разговоров последует за ним, и на ходу излагая все, что повторял самому себе:
– У Круга есть только одно оружие, источник. И будь я проклят, если могу им пользоваться! Все так сложилось, один к одному. Ну… не смогу я отдать талисман. И новый не создать, никто другой не справится. Остался один я.
Он снял ковву и бросил прочь, не глядя. Взялся за ремешки сандалий.
– Нужно что-то сотворить, чтобы это треклятое тело сдюжило. Сколько бы силы через него не текло.
Газван опустился на кровать. Сложил на груди руки.
– Ну? Что молчишь? – сипло выдохнул маг.
– Я слишком много отниму, – сбиваясь, начал Аджит. Боги, какой же он все-таки… мальчик. – Вы понимаете? Не просто годы из жизни… Не издалека, откуда-то. Вы можете умереть. Через луну… через неделю. Понимаете?
– Ну, если мы проиграем, я ничего не увижу. Вы еще обзавидуетесь. – Верховный натянуто хохотнул. – А если выиграем… – на скулах целителя играли желваки, и Первый резко закончил: – Нет, этот Круг того не стоит. Конечно, нет. Но я уже решил.
Ну что он тянет? И ведь стоит над душой, и еще молчит! Как пленник перед пыткой.
– Давай уже. Не томи!
Аджит сказал, что он ничего не почувствует, и поначалу так и было. Долгие мгновения, а то и минуты – Первый-в-Круге просто вглядывался в себя. В груди ныло, и дышалось тяжело – он прежде не замечал, а уже несколько лет только так и дышится. Каждый подъем грудной клетки – настоящее усилие. Сердце билось, кажется, где-то у горла, и мысли путались. Но это, верно, от страха.
Газван заметил, что сжал кулаки, и попробовал расслабиться.
– Ну когда там… – не выдержал старик.
И почувствовал, что мироздание пришло в движение. Сам воздух вокруг него сгустился, сжался и запульсировал. Вдох. Выдох. Снова вдох…
Все пришло сразу: запахи курений, пота, дыма и влажной ночной тишины… Звуки, краски… невозможно блестящий бок медной жаровни. Вышивка на ковве Аджита. Боги, оказывается, в обители слышно, как далеко в порту скрипят галеры!
– …начнешь, – договорил он.
Верховный маг сел на постели. Недоверчиво нахмурился. Повел плечами, разминая тугие, налитые силой мышцы.
И расхохотался.
Не так-то просто оказалось выпроводить ученика. Тот все нудил над ухом: что нужен отдых, что перерождение не проходит даром, и с дюжину таких же благоглупостей. Кишки Усира, хотелось вскричать Газвану, ты что, не видишь: я молод, я здоров… Боги, сейчас он был здоровей Аджита, а тот едва разменял третий десяток.
– Вот что, – не выдержал Первый. – Если ты и дальше будешь здесь торчать… какой-такой отдых, мальчик?
Все еще недоверчиво, тот покачал головой, но коснулся рукой лба. Пусть твой день будет счастливым, мудрый… Какой день? Этот уже отдал концы, сгорел в горне лет, которых теперь не будет, а рассвет сулил лишь новое побоище. Легкие работали на износ, и голова с непривычки слегка кружилась.
Пожалуй, он все же прав: Газван даже не заметил, как целитель ушел. Маг закрыл лицо руками и несколько мгновений стоял так, пытаясь успокоиться. Еще одно дело. Старик… старый маг, пока был стариком, задумал еще одно дело.
Понемногу шум в ушах утих, и Верховный направился к кабинету. Главное, не торопиться. Успокоиться. От прикосновения к зеркалу по поверхности разбежались янтарные брызги. Проклятье! Только бы не пришлось заново подчинять Дар. Оставалось надеяться, что тело все вспомнит и приноровится.
– Сахир, ученик Волдрина, – негромко позвал Первый-в-Круге. – Сахир аби-Кадир, отзовись!
Он вздрогнул, так резко вспыхнуло зеркало, отразив худощавого юношу, почти мальчика: темноволосого и темноглазого, совсем как Аджит, и бледного, как варвары Рассветных королевств.
– Придворный маг? Господин Газван?
А он и вправду говорит с акцентом.
– Здесь, в Царстве, меня зовут «мудрый», парень, – Газван ободряюще улыбнулся. – Но это ничего, ты привыкнешь.
Образ стал четче, и теперь маг вглядывался в открытое честное лицо.
– Мы готовы, мудрый, – выговорил Сахир. – Ждем только вашего… окрика, – закончил он, не вспомнив нужного слова.
– Будет вам окрик. – Все же хорошо, что он задумал так. Негоже бросать мальчишку в бой. И потом, парень должен увидеть Аджита.
Должно быть, они подумали об одном и том же, так что Сахир спросил:
– Я не успею повидаться с дядей?
– Не надо, – покачал головой Газван. – Дурная примета, все солдаты знают. Лучше… Вы просто ждите окрика, хорошо? Окрик будет. Завтра на рассвете. Я сам открою вам Врата.
