4
Ему нужно было размышлять, чем закончится этот день, или о тех несчастных, что сегодня погибнут… по правде сказать, Газван думал о зуде под кольчугой – там, где по спине струился пот.
– Кажется, наши выдвигаются, – заметил Аджит, не отрываясь от зрительной трубы.
Это Верховный мог сказать и без него. С башни смотрителя порта отлично видна столица. До сезона дождей осталось меньше луны, и весь город стал на один цвет: пыльные стены и поблекшие сады. Улицы центральных кварталов были почти безлюдны, так что разряженное в цвета своих Залов войско сразу бросалось в глаза.
Бездна, какое там войско! Издали похоже на нестройное сборище, гурьбой следующее на празднество.
– Вижу, – мрачно бросил Верховный.
Аджит отнял трубу от глаза и коротко взглянул на Первого.
– С вами все в порядке?
«Нет, не все! – хотелось огрызнуться Газвану. – Я задумал безумство и ради него послал на убой толпу. Что может быть в порядке?» Он неловко пошевелился. Наголенники пребольно врезались в колени, плечи с непривычки ныли.
– В последний раз я надевал доспехи тридцать лет назад, – ворчливо отозвался он. – Посмотри-ка лучше, что это там?
Маг указал правее Дороги Царей – туда, где среди старинных особняков и заросших скверов угадывалось движение. Большего сказать было нельзя. За нужным отрезком улицы в знойном мареве дрожали громады храмов, издали напоминая горы с позолоченными вершинами.
– Где?
– Да вон же…
Кажется, там, сразу же за храмом Шеххана, был рынок. Что это: толпа горожан, идущий на подмогу князю отряд? Аджит выругался, коротко, но замысловато.
– Что там?
– Слоны. Они должны были участвовать в зрелищах.
Действительно, в другой жизни все это было: колдовские миражи посреди гавани, скачки и четыре слона, шествующих в столицу к началу праздника.
– Дай сюда! – Газван отобрал у него трубу.
Поначалу он увидел лишь пожухлые заросли винограда, свисающие с фронтона, точно лохмотья занавесей. Затем в поле зрения скользнула россыпь крыш, а за ней – огромная, покрытая морщинистой серой кожей туша. Они шли неторопливо, с достоинством, словно в насмешку укрытые праздничными яркими попонами. На спинах крепились не то корзины, не то ажурные башенки из белого дерева – Газван не знал даже, как их правильней назвать.
Один, второй… все четыре. Ни одного не оставил про запас.
– Будь я Семеди, я бросил бы их на баррикады, – прочитал мысли Верховного целитель. – Он ведь еще не знает о нападении.
– Только что узнал…
Первый перевел взгляд туда, где три сотни магов размели захваченное гарнизоном заграждение. Это зрелище было ближе, ему удалось рассмотреть, как отступают одетые в сталь солдаты, воздух над строем магов то и дело вспыхивал – он почти слышал, как свистят стрелы и трещат, сгорая, в колдовском щите.
– Его люди наверняка следят за городом. Так что все он знает…
– Сами слоны не страшны, – продолжал рассуждать Аджит.
– Если их не защищают, как Черных, – закончил за него Верховный.
Маги наконец-то вспомнили, что вышли в бой, а не на прогулку, и одними щитами много не навоюешь. По улице хлестнула огненная плеть, обломки баррикады взмыли, разом устремившись во врага. Несколько ударов сердца можно было лишь гадать, что происходит: дым и пыль повисли в воздухе непроглядной бурой взвесью. Стоило ей немного рассеяться, зрительная труба показала первую жертву: маг лежал навзничь, в ямке меж ключицами торчала стрела с черным оперением. Для него все уже решилось, раз и навсегда – точно так, как и хотела Лайла. Темные курчавые волосы чародея намокли от крови.
– Ого, даже здесь слышно! – удивился целитель.
Действительно, до гаваней долетали искаженные расстоянием отголоски криков и треска. Все было в точности, как и предрекал Первый: его люди гибли, а он ничего не мог сделать. Начни он колдовать – и змеи почуют выброс силы.
Слоны меж тем шли, шли неспешно, но оказались ближе, чем он предполагал.
Где же ты, Ханнан? Сделал ли то, что собирался? Или у тебя тоже все пошло не так, как и у них?
– Ублюдки! – сквозь зубы прошипел Аджит. Газван перевел взгляд обратно на сражающихся.
На первый взгляд казалось, что эта схватка осталась за Кругом. Зрительная труба показывала, как хорошо вооруженные солдаты, забыв о строе, улепетывают, а за ними гонятся… нет, не маги – простые горожане, внезапно появившиеся из всех проулков. Их было больше, чем сердитых ос в рое, на Путь Благовоний словно нахлынули бурлящие серые воды. Ради этого дня стоило горбатиться семь долгих лет…
И все же отряды Братьев подтягивались быстро и слаженно. Еще немного – и два-три квартала окажутся в кольце. Первый слон свернул с Песьей улицы на Путь Благовоний. Он тряс покатой головой, водил из стороны в сторону позолоченными бивнями: крики и шум не нравились ему, но гигант слушался возничего.
Газван бросил взгляд на неподвижно застывшее в зените солнце. Где ты, Ханнан?
Маги наконец обратили внимание на исполина. Над головами пронеслась полоса белого сияния и угодила бы промеж испуганных и влажных глаз, но отлетела прочь. Ошметки света разлетелись в стороны, обращая здания в крошащийся мусор, но слону все было нипочем. Яркие, как искры, стрелы силы только злили его, великан пер напролом, топча своих и продираясь меж акаций, в мирные дни дающих тень торговцам.
Если б не Аджит, Газван бы взвыл в голос. Но они должны добраться до Района Садов! Иначе все пойдет наперекосяк.
Потом он почувствовал, как трепещут нити силы, и понял, что дальше наблюдать нельзя.
– Что вы делаете?
– Не мешай! – выплюнул Верховный.
Он скользнул на Изнанку как раз вовремя, чтобы заметить, как сила покидает улицу, исчезая в невидимой воронке. Неизвестный колдун на одном из чудищ проделывал все тот же трюк, что едва не стоил жизни Зейдану. Даже с обострившейся чувствительностью Газван не видел его – тщетно маг выискивал любые проблески колдовства. Ему показалось, он что-то услышал… и в этот миг сила обрушилась с небес, словно внезапный шквал в сезон дождей.
Мир померк. Маг не понимал, куда двигаться, запутался, где верх, где низ… Когда Вселенная стала проступать сквозь тьму, первое, что он увидел, были усеявшие брусчатку тела. Слишком много, чтобы их подсчитать. Из прострации его вывело новое движение силы, и маг ухватился за него, как за соломинку. Уж лучше нападать, чем пересчитывать мертвецов.
И он напал.
Газван рухнул на спину животному, как коршун на добычу, походя проломив не слишком сильный щит. Колдун наверняка почуял его заранее и потому отбросил мага прочь, к самому краю улицы – резная башенка уж всяко не преграда для бестелесных духов.
Мерцающая сеть смыкалась вокруг Верховного. Он в гневе разодрал ее. «Они что, все знают только пару чар?» Теперь он видел колдуна – начавшего лысеть мужчину с аристократическим профилем. Маг бросился на этот профиль, словно тот принадлежал врагу всей жизни.
В тот миг оно так и было. Ненависть клокотала в нем, прорываясь наружу бессмысленными сполохами силы. Газван ударил наотмашь, стиснул голову колдуна в тисках. Дух, однако, отбивался: чувствительно, но тщетно.
– Будь ты проклят! – выдохнул ему в лицо Газван.
Он посылал образы, один за другим: мертвой Джеримы, заточения, всех унижений, пережитых им во дворце, вколачивая, втаптывая их в сознание врага. Покончивший с собой мальчик, купеческая дочь, вышвырнутая на улицу, едва в ней начал пробуждаться Дар… это лишь то, что он видел сам. И вновь Джерима… Отрубленные головы на мраморном полу. И страх, что стоит им ответить, погибнут сотни и тысячи. Годами копившийся бессильный гнев обрушился на колдуна, сметая одну защиту за другой.
Маг не сразу опомнился и понял, что бестелесные пальцы сжимают пустоту. Тело колдуна скорчилось на дощатом настиле. Руки невольно прикрывали голову, словно в последний миг тот пытался защититься от сыплющихся на него ударов. Мертв. Все мертвы. Черный Брат также попал под огонь его ненависти – казалось, перед смертью тот катался по полу, царапая лицо и грудь.
Нехотя, гнев успокаивался, оседал на дно, точно крупинки яда в вине. Газван заставил призрачное тело оглянуться.
Первый слон замешкался, однако шагающие следом двигались дальше, подталкивая его вперед. За ними стройными рядами шло Братство: неторопливо, почти вальяжно, по всей видимости, собираясь вступать в бой лишь с тем, кто останется жив после тяжелой поступи гигантов.
Волна гнева вновь поднялась, грозя захлестнуть с головой. Предпочитаете идти в задних рядах? Что ж, задние ряды можно сделать первыми…
Верховный не знал, чего страшатся слоны, поэтому сплел иллюзию обычной кобры, но такой, что легко опоясала бы собой квартал. Шипя, плюясь, свиваясь тугими кольцами, та прянула к покатой морде, хлопнув пастью перед печальными, почти человеческими глазами.
Хватило одного броска. Взревев и путаясь в своих ногах, зверь шарахнулся в сторону. Тяжелая, свитая из медных цепей упряжь сбилась, резная башенка задела тлеющую акацию, хлестнувшую слона по крупу. Расталкивая собратьев и оглушительно трубя, исполин развернулся и устремился прямиком на Братьев.
Работу Верховного довершил дождь из жалящих горячих стрел. Маги уверенно гнали гигантов прочь.
– Уходим, – только и сказал Газван, вернувшись в тело.
Кирпичные зубцы башни как будто раскачивались. Столица, небо и целитель – после резкого перехода перед глазами все плыло. Аджит молча протянул увесистую флягу. Первый-в-Круге благодарно ее принял. Внутри была вода, слегка подслащенная соком.
– Уходим. Скорей, – повторил он, сделав пару глубоких жадных глотков. Аджита не нужно было упрашивать.
Когда они спустились на первый этаж, к пустым конторам портовых писарей, целитель все же спросил:
– Ханнан так и не подал знак?
– Нет. Ничего.
– Как же тогда…
Аджит остановился, и Газван поторопил его чувствительным тычком под ребра.
– Бездна, так! Мы будем делать то, что собирались. И быстро!
Целитель дернулся, как от удара плетью. Первый сжал зубы. Может, его замысел и пошел насмарку, но, во всяком случае, он увидит глаза Семеди и наконец укусит в ответ.
Он надеялся, в последние минуты ему хватит хотя бы этого.
Смешно… Он увидел внутренний, запретный двор – теперь, когда оно ему без надобности. Уже знакомые двери усыпальницы открылись в тенистый и не слишком ухоженный сад, где росли кедры, падубы и кипарисы. Аромат цветов смешивался со сладким запахом благовоний, толстые корни разворотили мощеные дорожки – видно, Азасу нравилась дикая и первобытная красота.
Он был ревнителем и ублюдком, по чьей вине в резне погибли сотни магов. Он был интриганом и властолюбцем – и попросту лжецом. Но все же узурпатор умел видеть красоту. Быть может, потому-то у Верховного не получалось считать Азаса вовсе уж чудовищем.
Они миновали квадратный бассейн, в котором резвились мелкие цветастые рыбки. В завешенную белым шелком беседку с любопытством заглядывали ветки абрикоса. Синяя черепица была аккуратно разобрана там, где сквозь крышу павильона проходила толстая, как еще один ствол, ветвь.
– Кажется, колдуны собрались в покоях владыки, – заметил Аджит. – Думаете, князь тоже там?
– Семеди наверняка переехал из Железной палаты. С избрания прошло уже несколько дней, он должен чувствовать себя Царем Царей.
– Думаете, они там все?
– Надеюсь. Но кто знает?
Бессмысленный, бесцельный разговор… кажется, это понимали они оба. Должно быть, целитель тоже пытался отогнать мысли о Ханнане и его части замысла.
– Последнее, что я видел, – второй и третий отряды на местах, – чтобы поддержать спутника, выдавил Верховный. – Пусть думают, что напасть с трех сторон – лучшее, на что хватило наших мозгов.
Аджит не ответил, вслушиваясь в низкое гудение пчел.
– Будет лучше пройти этим входом. Он для слуг, – наконец решил целитель.
Недолго думая, он свернул даже не на дорожку – тропку, протоптанную по голой земле меж двух платанов. Газван негромко выругался, но поспешил за ним.
За дверцей было темно. Далекий желтоватый свет разбрасывал теплые отблески по гладким выложенным мрамором стенам. На его фоне костлявая фигура Аджита казалась совсем хрупкой, почти мальчишеской. Верховный отчего-то вспомнил, как всю ночь беседовал с учеником, когда того бросила первая к тому времени избранница.
Весьма посредственная, нужно сказать, чародейка.
– Ты бы отошел назад, – проговорил маг. – Здесь может быть что угодно.
Его совет пришелся кстати. Аджит только и успел вскрикнуть «Стой!», как из-под ног взвилась черная и юркая тварь. В полутьме Верховный не видел очертаний – отдаленно напоминающее змею, оно метнулось вперед, захлестывая шею целителя. Аджит взмахнул рукой, разбрызгивая силу, но лишь отбросил тварь, не причинив вреда. В следующий миг она скользнула по полу, и чародей рухнул, сдернутый наземь овившимся вокруг ноги хвостом.
Верховный вскинул руку, подбросив к потолку светящийся шарик. Тени кинулись врассыпную, открыв красноватый в белых прожилках мрамор и мечущееся от стены к стене нечто. Оно и в самом деле не имело формы – полоска мрака без глаз и пасти – и двигалось стремительно, как свора бесов. Тварь бросилась к Верховному, но тот шагнул назад, отгородившись щитом.
Все произошло так быстро, что Первый не успел и выдохнуть: Аджит исхитрился поймать существо, то вывернулось, опоясав грудь целителя темной и влажно блестящей лентой. Сердце болезненно екнуло. От мысли, что он потеряет еще и ученика, у Газвана перехватило дыхание. Маг сам не понял, что он сделал, с силой источника это случалось все чаще… Вспышка – и темная полоса рассеялась едва заметным дуновением.
– Вставай. Вставай же, раздери тебя бесы!
Верховный опустился наземь подле чародея. На груди целителя остались вздувшиеся рубцы, верхнее платье из грубого полосатого хлопка почернело, точно опаленное.
– Ты живой?
– Все… все в порядке, – не очень уверенно выдохнул Аджит. Вид у него был такой, что впору на костер. – Жжется, сволочь…
– Возьми силу и восстановись. Ты лучше знаешь, что делать.
– Я…
Газван легонько шлепнул его по губам.
– Бери силу, а не спорь! Мы всех оповестили, что идем, если не понял.
Как это водится, приказ подействовал лучше уговоров. Не прошло и пары минут, как Аджит поднялся и заковылял следом за Верховным.
– Пойми, ты здесь не для того, чтоб сражаться. Ты должен лечить меня, а не наоборот, – Газван на ходу не то распекал, не то наставлял спутника. Тоже мне, ученик! Только теперь, когда колени начали предательски дрожать, он понял, как перепугался. – Чего ж ты лезешь в пекло? Грош цена твоим чарам, если ни беса в них не уверен! Это я тебе говорю как…
Он умолк – коридор вывел в комнату, предназначенную уж точно не для челяди.
Низкая резная скамья, казалось, еще помнила тепло госпожи, когда та возлежала здесь, а служанки тяжелым гребнем расчесывали ее кудри. Серебряные баночки для притираний, ярко раскрашенные шкатулки, ковры с прихотливо выгнувшими шеи цаплями – все выдавало покои царственной супруги. Улла ас-Абъязида скончалась при родах младшего царевича, но комнаты как будто ждали ее поступи и звонкого голоса.
Бездна, как змеи с заката это делают? Ведь они же рядом, они сейчас отбиваются от трех отрядов Круга, но он не слышит ничего. Совсем ничего, точно он оглох!
Словно опровергая его мысли, в резной клетке у окна заворковала пара раскормленных голубей. Царица была суеверна и частенько гадала по полету птиц.
– Тихо, – медленно проговорил Верховный. – Если я хоть что-то понимаю, это могут быть не птицы, а твари похуже прежней.
Старый маг остановился, заслонив собой ученика. С тихим шорохом вокруг вспыхнули созданные Аджитом щиты. Медленно, выставив перед собой руки и готовый к любой неожиданности, Газван сделал осторожный шаг к окну, затем другой… а потом махнул ладонью – и клетка разлетелась в щепьях, перьях и брызгах крови. Он не успел перевести дыхание, когда последовал удар. Кишки Усира, лучше бы они скрывались и дальше – Газван с легкостью отразил его и сорвался в бег.
Они вломились в просторную гостиную, когда собравшимся вдруг стало явно не до них. Похоже, Круг все же сомкнул тиски – потому что Семеди и еще трое склонились над овальным столом из красного дерева. Наперерез бросился всего один чужак, четвертый. Оплетая мебель и заслонив почти всю комнату, в воздухе зазмеились щупальца силы.
Слишком молод! Они что, надеются так просто отделаться – или не знают, с кем имеют дело? Собрав все нити силы, Газван швырнул их обратно, в лицо проклятому сосунку.
– Оставь их! – крикнул Семеди. – За пару минут ничего не сделается.
Пару минут? Невысокого же ты мнения о Первом-в-Круге… Все трое иноземцев обернулись почти одновременно – и не понять, к кому он обращался. Там, где щиты почти сомкнулись, от стены к стене разгородив гостиную, воздух дрожал, словно над раскаленной мостовой.
Они молчали. Долго, напряженно, изучая друг друга. Как главы двух торговых кланов, сошедшиеся, наконец, лицом к лицу. О, это несомненно были воины: слишком жесткие лица, слишком внимательные взгляды. Они были воинами куда больше, чем маги Круга, хотя в шелках, и в золоте, и с напомаженными волосами напоминали канареек, а не солдат.
Газван ожидал, что у князя найдется хоть пара приличествующих случаю слов, но заговорил маг с заката:
– Низкий поклон, Верховный. Рад видеть, что вы в добром здравии.
Так, стало быть, вот этот главный? Нагада была провинцией Царства слишком долго: если б не черные косы, струящиеся по груди едва ли не до пояса, иноземец сошел бы за купца, таких навалом на столичных базарах. Какой смысл слушать дальше и дожидаться первого удара? Верховный напал, когда колдун набрал в грудь воздуха для следующей фразы.
С его ладоней сорвались лучи света: яркие, как солнечная дорожка на воде, и такие же изменчивые. В полете набирая вес и мощь, они ворвались в стену силы, оставив рваные прорехи. Ответный удар заставил Верховного пошатнуться. Позади него захлопали и затрещали, тлея, драпировки.
Маг вовремя заслышал, что Аджит плетет нехитрое колдовство, и поскорей толкнул его плечом. Не хватало еще, чтоб мальчик тратил силы или путался под ногами! Кто знает, может, ему придется улепетывать, пока наставник прикрывает отступление?
Это мгновение стоило опаленного рукава и раскалившейся докрасна кольчуги.
Неясная идея… Еще не очень понимая, что он делает, Газван соткал клубок из нитей силы, развернул в паутину, а затем – такие же щупальца, что тянулись к нему каких-то пару минут назад. Ярко-зеленые, и красные, и серебристые, нити полезли из-под пола, как стебли лиан, овиваясь вокруг ножек, ворочая тяжелые лари. Да, вот тот образ, что он искал!
Схватив Аджита за плечо, Верховный поволок ученика прочь, продолжая лепить из силы ростки, побеги и отростки. Он не нападал – о нет, сплетенные из чар заросли остановились в шаге от врага, окружая, опутывая… и скрывая. Его сила – это сила источника. Пусть попробуют отыскать смертное тело, когда он обступил их со всех сторон, когда он дразнит их, покачивая легкомысленно скрученными усиками винограда и листьями плюща и хмеля…
Казалось, с тех пор как он в последний раз видел иноземцев, прошли часы, а не минуты. Лишь временами с той стороны был слышен треск – это колтун растений проламывал тяжелые, красного дерева, доски и раздирал на части мебель. Порой треску вторило шипение силы – видно, змеи с заката пытались унять развернувшееся буйство.
Отличное прикрытие для отступления. Вот только Первый не собирался отступать.
Развернув Аджита к себе, Верховный приложил к губам палец – и, не отвечая на вопрошающие взгляды, сел на пол, сосредотачиваясь. «Вы не одни, кто пользуется проверенными приемами», – хотелось сказать Верховному. Разница в том, что из Львиной бухты никто не вышел и никто не расскажет, что проделал Круг.
Получится ли? Он старался не думать, что станет с дворцом, если вся эта сила придет в движение. Медленно, шаг за шагом, старый маг выполнял то же, что делало при нем кольцо. Его сила – это сила источника, а источник бездонен. Его умение – это опыт Первого-в-Круге, а это что-то да значит.
Должно ведь значить…
И все же он зажмурился, высвобождая чары.
И, не открывая глаз, ринулся в сплетение созданных им дебрей. Чародей как будто удлинился, червем скользя вдоль ветвей и отростков. Как будто сжался в крохотную мошку, что глядит с высоты подрагивающего листа.
Волна магии, обращенная против каждого носителя Дара, задела лишь двоих. Тот колдун, что говорил с ним, как раз вставал с колен. Семеди вцепился в стол, не замечая, что пальцы его взрыхляют цветной песок, основу для объемной иллюзии города.
Проклиная боль в суставах, Газван тяжело поднялся на ноги. И едва не подпрыгнул, когда Аджит вцепился ему в локоть.
– Ближе… – беззвучно складывались губы ученика. – Подойти ближе…
Или «подойдем»… а, впрочем, какая разница? Верховный отвел светящуюся плеть хмеля, целитель придержал вторую, более тяжелую ветвь.
Когда они продрались к краю зарослей, князь с колдуном уже стащили мертвецов вместе, бросив одного поверх другого. Семеди вновь отступил к столу, а вот колдун, казалось, скорбит над собратьями. Да только Газван ни на миг не верил склоненной голове и рукам, бессильно опустившимся на мертвые тела.
В Закатных царствах глупые запреты Круга не действуют – и те, что в хрониках зовутся «вскармливанием кровью», тоже.
Первый приглядывался к иноземцу, с ужасом осознавая, что не ошибся: склоненное лицо было вовсе не искажено болью – оно светилось! Чужак дышал часто и прерывисто, как… как при совокуплении. Потому-то, что он присматривался к колдуну, Газван и понял первым, что их заметили. Он не успел шелохнуться: закатный змей поднял взгляд, оторвал от тела руку – за нею тянулись нити силы, словно не желая отпускать колдуна, и сделал жест, словно стряхивая с пальцев брызги.
Если б не им же устроенные дебри, Верховный непременно что-нибудь да переломал бы – с такой силой отлетел прочь.
Наверное, нужно встать… Гул в ушах и разляпистые пятна перед глазами отступают так медленно, так мучительно медленно… Если б тот хотел, колдун мог убить его с десяток раз. С проклятым сердцем Аджит возился всю ночь, но он просто устал и выдохся, и смертное тело не может служить руслом рекам силы…
Аджит появился, словно из-под земли, но сестра с племянником едва узнали бы спокойного и рассудительного целителя. В его руках был острый обломок резного столбика, что поддерживал над входом газовые занавеси, – и он налетел на иноземца, точно воющий дикарь из степей. С размаху вогнал импровизированное копье колдуну в живот. А потом еще раз – уже в упавшего.
Красная кровь на бесценной красной древесине… пальцы чародея скользили, и острый кол вырвался у него из рук.
Когда цветная муть перед глазами рассеялась, сражаться было не с кем. Все, что осталось от врага, был тошнотворный запах опорожненного кишечника.
– Давай, старик… – хрипло каркнул Семеди. – Ты ведь за мной пришел. Из-за меня.
Газван оставил колдуна, в смерти которого желал удостовериться, – и лишь сейчас заметил, что князь вырядился в черное. Титьки Исаты, ну каков глупец! Долгие века черный был цветом верховных магов, черный был и родовым цветом Азаса, что успело породить немало путаницы… но князь-то? Как будто тряпки дают власть тем, кто их напялит.
На месте Семеди Верховный сбежал бы восвояси. Еще пока шел бой. Впрочем, куда бежать, когда со всех сторон и сейчас вьются, колышутся, шевелятся колдовские заросли?
– Не из-за тебя, – без выражения ответил маг. – Ты льстишь себе, Джавад. Ты узурпатор, но перед Кругом все враги равны.
– Это правильно. Это бесовски правильно… – Вельможа переступил с ноги на ногу, но лицо князя пока что оставалось спокойным.
Боги, он слишком устал для палача. Как просто было бы, вздумай Семеди бежать, как просто всадить в спину мерцающую стрелу силы. Убивать в бою вообще нетрудно, но горячка драки схлынула, а он…
Князь шагнул ближе, и Газван выбросил вперед руку. Шеи сановника коснулась широкая и плоская полоса света – как клинок, но клинок, растущий прямо из ладони чародея.
– Это правильно, – сглотнув, повторил князь. – Ты не слабоумен, ты понимаешь, что есть еще Камран, Усопший… Кто-то должен хотя бы отозвать братьев. Переговорить с дворянами. На твоем месте я бы взял меня в заложники.
– Нет, – просто ответил маг.
– Как ты собираешься остановить резню, старик? Я тебе нужен! Ты думаешь, ты можешь что-то изменить? Вот этой вылазкой?.. Нас слишком много. Я могу отдать приказ…
И правда, как он собирается остановить резню – если Ханнан не выполнил поручения? Но это другой вопрос, и решать его нужно будет после.
– Нет.
– Вас никто не примет. Да вся столица… Раньше вас ненавидели, но давали жить, а теперь раздавят к бесам!
Тяжелое, обрюзгшее лицо пришло в движение, смялось, так что складки вокруг губ стали глубже.
– Чего ты добьешься? Ты…
– Ничего, – отчетливо проговорил Верховный. – Нет.
Маленькие, глубоко посаженные глаза закрылись. Семеди еще раз сглотнул.
– Тогда… делай же, колдун. Я не хочу… я…
И Газван сделал.
Отделившись от туловища, голова задела стол и покатилась по полу. Тело в царских одеждах застыло – всего лишь на мгновение – и рухнуло навзничь, прямо на выложенные цветным песком предместья.
Все. Вот теперь все. И одни боги знают, что будет дальше.
– Нужно поговорить с Ханнаном, мудрый! Или уходить.
Целитель говорил негромко, словно не желая задевать его чувства. Бездна, как будто там осталось, что беречь! Колени подогнулись, и Верховный опустился на пол, привалившись к столу спиной.
– Вернись в покои царицы. Поищи что-нибудь, похожее на зеркало.
Похожим оказалось серебряное блюдо, знававшее и фрукты, и сладости, но в последние годы – лишь пыль да налет. Словно древний артефакт, маг с почтением водрузил поднос на колени. Изображение возникло не сразу – черные точки на серебре дразнились и плясали перед глазами.
…В Час Пыли добропорядочные горожане сидят по домам и не кажут носа на улицу, под разъярившееся солнце – на Дорогу Царей, должно быть, высыпали недобропорядочные. Люди теснились по сторонам, люди толкались, глазея на процессию. Гафиры и храмовые дружинники вовсю орудовали кнутами, оттесняя нерасторопных, но толпа давила, и гомон поднялся над чахлыми деревьями и выше, куда выше беломраморных дворцов.
Двенадцать черных волов, похожая на чашу повозка, двенадцать одежд из тончайшего газа. Мальчик глядел лишь прямо перед собой, как статуя. Горячий ветер теребил двенадцать черных знамен.
«Ханнан! – позвал Верховный. – Ханнан, ученик Амира, ученика Исхака… Отзовись!»
Тишина. Лишь гул, и топот, и поднятая пыль, да еще тяжелый скрип повозки.
– Что там? – Аджит, наверное, приплясывал, чтобы не заглядывать через плечо. Не сжалиться над ним было жестоко.
– Все, как мы задумали… только без Ханнана. У меня не получается дозваться.
Целителю хватило ума обойтись без вопросов.
– Смотри сам, – Газван, как мог, пристроил блюдо на полу, облокотив его на ножку стола в виде львиной лапы. – И будет лучше, если звать ты тоже будешь сам.
…В Час Пыли схватка, затеянная, чтобы отвлечь внимание, притихла, а затем и вовсе остановилась. Ветер лениво шевелил кроны апельсинов и гонял по площади приготовленные к празднику, а теперь затоптанные цветы. Жаркий воздух, казалось, лип к коже – даже здесь, во дворце.
Поэтому, когда гул тысяч голосов достиг Района Садов, ничего не произошло. Все просто ждали: Братья на стенах – и разноцветное сборище, засевшее напротив, в здании судейской палаты. Гомон, и топот, и голоса бесчисленных колокольцев надвигались. Газван упустил, когда процессия вырвалась на площадь и разлилась, точно прорвавший дамбу канал.
Здесь были гафиры в черном – точь-в-точь как Братья – и солдаты двух окрестных крепостей. Ястребы Харса, Быки Усира, Псы Шеххана и Вороны Джахата – и, конечно, горожане. Столько, что на месте царевича Газван бы испугался.
– Я… тоже не могу, – выдохнул Аджит. – Он не отвечает.
– Будем надеяться, он жив, – бесцветным голосом ответил Верховный.
Сил на беспокойство не осталось. Во всяком случае, часть поручения Ханнан выполнил: вытащил царевича из золоченой клетки в загородном имении.
– Он может быть без сознания. Лучше смотри, – посоветовал маг.
А посмотреть стоило. Газван потратил два звона, до хрипоты споря с советником, – но мистерия, задуманная им с Маузом, требовала Ханнана и магов Круга. Теперь лишь от царевича зависело, как он сыграет выпавшую роль, и сыграет ли.
– На колени! На колени перед Ианадом ас-Абъязидом, Царем Царей! – разом выкрикнули двенадцать глашатаев.
…В Час Пыли все происходит медленно, точно в вязком меду, которым обернулся воздух. Каменная стела посреди площади, и солнце, и ветер в апельсиновых деревьях… а Ианад ас-Абъязид уже поднялся на повозке, и пара воинов подставила скамейку, чтобы владыке было сподручнее ступить на землю.
К стыду своему, маг знал о Братстве слишком мало. Религиозный орден, чей бог, в отличие от прочих, ступает по земле и правит Царством. А капитан у них зовется Усопшим, и он не мыслит ни о чем, кроме защиты лучезарного…
Что заставило Братьев расступиться? Что заставило его преклонить колени?
Быть может, в процессии было много гафиров в черном, и капитан решил, что это его люди привезли царевича в столицу? Быть может, слишком многие его сейчас видели? В голове Газвана крутилась дюжина причин, но мутная серебряная поверхность показала высокую фигуру, припавшую на одно колено, – и мальчика в окружении солдат. Совсем хрупкого и тонкого рядом с коленопреклоненным воином.
Усопший терпеливо ждал. Сейчас ему предложат подняться. Должно быть, обнимут в знак высочайшей милости.
– Обезглавить, – коротко бросил мальчик. – За измену.
Поднос отлетел в сторону, обиженно загремев по доскам пола.
– Бери тела и идем, – скомандовал Верховный.
Если бы не пляшущие перед глазами искры, не кровь, тамтамами стучавшая в ушах, – происходящее казалось бы более правдивым. Звуки долетали как сквозь толстые занавеси, весь мир словно покрылся патиной. Сосредоточиться получалось на чем-то одном, и Газван не был уверен, что он видит и слышит – а что ему только кажется.
После дворцовой прохлады залитая солнцем площадь походила на горячие купальни. Было ветрено, и прямо над головой кружили чайки, широкими крыльями ловя воздушные потоки.
Царевич не терял времени даром. Пока чародеи спорили, пока Аджит вновь стаскивал тела, а Верховный готовился к Прыжку – он начал принимать присягу. Не по годам умный мальчик, бесы бы его побрали! Десятники братьев один за другим опускались в пыль мостовой, склоняли головы и бормотали клятвы. Ианад касался обнаженной шеи клинком, и воины Харса тут же подталкивали следующего.
– Ты сказал, мы слышали, – произнес царевич.
Детина, которому бы место в кузне, поднялся – и упрочившийся в вечности обратил внимание на магов.
«Разве вы хотели не этого?» – спросил Аджит: всего-то полминуты назад – и в то же время в полусхене отсюда.
Нет, не этого. Ханнан вывез царевича из имения Семеди. Юный наследник, и войско, и собравшаяся толпа… и, несомненно, голова князя – даже Усопший, завидев все это, сложил бы оружие. Мауз с Ханнаном должны вести переговоры, а царевич в нужных местах кивал бы и поддакивал.
Чего маг точно не хотел – так это мальчишки, который начал решать сам. От такого можно ждать чего угодно.
– Первый-в-Круге… – голос был высоким и детским, но откуда эти вкрадчивые, почти слащавые нотки? – Мы ждали, когда ты наконец придешь.
Опуститься на колени? Того требовал этикет, и это было правильно – но малец начал лишать голов, а толпа восторженно ревела. После крови и гари минувших дней, после месяцев сладкой хвори Азаса – ей был нужен царь. И все же какой… породистый щенок! Ему тринадцать или тридцать? Ианад пока не обзавелся маской, но мальчик в ней не нуждался: по-детски гладкое лицо было спокойным и холодным, как лики статуй.
– Я принес твоих врагов… владыка, – под стук крови, тревожный, словно барабанный бой, Газван преклонил колени. – Да продлятся твои годы и прирастет царство!
– Мы видим. Мы примем твои клятвы позже. Наши воины проводят тебя и спутника в наше войско. Жди.
– Мы видим… Мы примем клятвы… Позже… – надрывался глашатай, передавая слова лучезарного. Теснимые солдатами, люди все прибывали: они толклись уже не только на площади, но и в прилегающих улицах. Одни кричали «Слава!», другие – «Казнь! Казнь!». Чуть в стороне, за цепью храмовых дружинников, потрясал тыквой-горлянкой грязный дервиш.
Три чайки в невозможно синем небе, три гафира заступили путь, стоило чародеям приблизиться к повозке. Сопровождавшие магов храмовые дружинники переговаривались с охраной. Цветные брызги в глазах становились гуще, и Газван забеспокоился… поначалу. Если и грядущая его жизнь выдохлась, он умрет прежде, чем успеет что-либо понять.
Потом перед ним возник Мауз. Он дышал часто и прерывисто, как… как при совокуплении, и говорил:
– Давай, старик… Ты согласился назвать меня опекуном и соправителем.
Он преклонил колени, и обнаженной шеи коснулась широкая и плоская полоса света – как клинок, но клинок, растущий прямо из ладони чародея.
– Делай же, колдун… – сказал советник. – Я не хочу… я… ты сам признал, что это лучший выход!
И Газван сделал.
Мауз – теперь уже ас-Нехат – встал и молча протянул ему увесистую флягу, которую Первый-в-Круге благодарно принял. Пара глубоких и жадных глотков – и гул в ушах как будто отступил.
Аджит отряхивал свою галабию от пыли. «Ты сказал, мы слышали!» – в очередной раз гаркнул глашатай.
– Давай, старик… – сказал Мауз. – Это вытяжка из корней хебени, должно помочь. Пей, кому говорят!
Газван глотнул еще раз и задохнулся от горечи. Апельсиновое дерево развесило блестящие листья прямо над головой.
– Что… что происходит? – через силу выдохнул маг.
– Ты опять собрался помирать, вот что, – ворчливо отозвался советник. – Аджит немного подлатал тебя.
– Нет, я про… – Верховный неопределенно повел головой. Кстати, где он?
Это было что-то вроде походной ставки – если называть ставкой место, где остановился отряд в пару тысяч человек. Поодаль спешившийся всадник повязывал поверх шлема платок, под соседним деревом расположились жрецы. С той стороны площади долетал низкий утробный рокот голосов.
– О, все как мы задумали! – заверил советник. – Только Ханнан… Царевича охраняли колдуны с заката. С ним все в порядке, его осмотрели и лекари, и Аджит.
Целитель устало кивнул:
– Истощение силы. К слову сказать, у вас тоже!
– Он их убил? – хрипло выдавил маг.
– Ханнан? Закатных змей? – зачем-то переспросил вельможа.
– Проклятье, ты знаешь, о чем я говорю!
Мауз облизал губы. Затем вытер о полы кафтана ладони.
– Они ушли, – только и сказал он.
– Как? Что ты несешь? Где их теперь искать?
Смотреть, как советник жует губы, было невыносимо.
– Не думаю, что их придется искать, – наконец нашел слова Мауз. – Я разошлю гонцов и перетрясу кварталы иноземцев по всему Царству, но мы их не найдем. Поверь мне. Они отступили.
– Куда? – выдохнул маг.
– Аджит, проверь его слух, – походя бросил советник. – По-твоему, они будут стоять до последнего? Ну да, поставили на князя, бросили кости, но ведь не гибнуть за него! Они понесли потери и ушли.
Первый не выглядел убежденным, и Мауз повторил:
– Мы начнем поиски. Будем настороже. Но поверь старой и очень, очень толстой лисе: они отступили.
Толпа разразилась воплями – так что спор все равно потонул бы в шуме.
– Что это за зрелище с судом и казнью? – ворчливо спросил Газван, когда гвалт утих.
– Казнью без суда, – Мауз поднял жирный палец. – В последний миг я решил не рисковать. Столица примет Царя Царей, что бы тот ни делал, а меня… примут ли они мое решение? Я не уверен.
Верховный выругался. Перед глазами вновь сгустились тени, собственный голос донесся словно издалека.
– И что он сделает назавтра? Казнит меня? Тебя?
– Ианад знает, кто отравил его отца. И кто пытался его спасти, тоже.
Ты был готов признать его соправителем, напомнил себе Газван. Ты предложил ему золотую маску. Казалось бы, править – теперь уже дело Мауза… Нехорошее предчувствие или упрямство? Верховный дорого бы дал, чтобы понять.
– Осталась последняя часть замысла, – сменил он тему.
– Ты… – толстяк замялся, – ты уверен, что это нужно?
– Нет, но передумать мы уже не сможем. Где Наджад?
Он убивал, выслеживал и спасал, он был сегодня магом, воином и палачом. Остался крохотный, едва заметный шажок – и он станет еще и предателем… И вот потом все кончится. Кончится так или иначе.
– Вы еще не пришли в себя! – горячо заговорил Аджит. – Вам нельзя…
– Как раз подобные дела лучше делать не в себе, – невесело усмехнулся Газван. – Так где Наджад?
Господин камня отыскался в Старом Городе к востоку от Района Садов, в клубке улиц, зажатом меж Дорогой Царей и рекой. Вернее, отыскался не сам Наджад, а второй отряд, которым руководил смотритель.
Дома здесь теснились один к другому, солнце вызолотило осыпающиеся мозаики вдоль крыш, но в узких улочках царила тень. Среди крошащихся колонн и дряхлых акаций потрепанный отряд напоминал беженцев, чью деревню спалили степняки.
– Боги воплотились в вас, мудрый! – протараторил молодой чародей, похоже, выставленный за часового.
Он храбрился, этот юнец, еще утром считавший себя воителем. За его спиной Газван видел обожженных и раненых: кто сидел, кто лежал, многие обессилели настолько, что даже не повернули головы при появлении Верховного. Увязавшийся следом за Газваном целитель присвистнул.
– Отведи меня к Наджаду, – велел Первый. Вместо ответа часовой лишь промямлил нечто невразумительное.
– Он не сможет, – угрюмо сказал вышедший навстречу маг. – Господин камня остался там.
Неопределенный кивок на запад.
– Он мертв? – спросил из-за спины Аджит.
– Ему же лучше, если да!
Это выплюнул полный чародей в лохмотьях, но глухой ропот показал, что с ним согласны все. Газван поднял руку, призывая к молчанию.
– Рассказывай, – приказал он первому магу. – С самого начала.
– Наджад сказал, другие отряды уже нападают, – начал тот, – и наша цель – ударить в незащищенный фланг. Так и сказал, во фланг… Он бросил нас в лоб, без всякого укрытия. Все шло хорошо несколько мгновений, а потом настало пекло.
Он скривился, но продолжил, глядя вдаль поверх плеча Верховного:
– Мы собрались вместе и укрепили щиты. Там же, у всех на виду. Стало не до атаки, тут бы выжить… Так мы продержались еще… недолго. Нас было пятьдесят, и многие погибли почти сразу. Когда осталось меньше сорока, мы отступили, Наджад приказал рассеяться по зданиям. Ну, поначалу помогло, но в итоге стало даже хуже. По отдельности мы слишком слабы. Здесь двадцать три человека. Это те, что отступили… бежали… но смогли собраться и уйти, прикрыв друг друга. Где-то ползвона, как нас оставили в покое.
– Закатные колдуны мертвы, – глухо сказал ему Газван. – Семеди тоже. У стелы Джаркаса стоят союзники, и там же, в судейской палате, наш первый отряд. Война окончена.
– У нас многие без сознания. Остальные слишком слабы, чтобы их тащить.
– Пошлите за подмогой. Теперь уже можно.
Увидев, что Первый собрался уходить, чародей попробовал заступить ему дорогу.
– А вы, мудрый?
– А я пойду искать выживших. И разбираться с вашим воякой.
– Добейте, если гиена еще тявкает! – выкрикнул кто-то, и Газван обернулся.
– Если у тебя хватает сил на ненависть, иди за помощью. А с выжившими я разберусь сам.
К счастью, желающих спорить не нашлось. Свернув за угол и миновав брошенный в спешке особняк, Верховный остановился.
Вот так. Он поставил Наджада командовать, надеясь, что поджигатель войны оступится и сам свернет себе шею. Вот только шеи свернули двадцать семь магов, и они знать не знали, что Первый-в-Круге хотел угробить смотрителя. Боги, как легко предаваться размышлениям в тиши родного кабинета! Небо над Храмовым островом расчерчивают стрижи, в углу привычно капают мгновения в водяных часах.
Старик никогда не пойдет на примирение: он будет спорить и пререкаться, подзуживать и обвинять – пока и без того хрупкое понимание не начнет трещать по швам. Если он не сложит голову сам, нужно найти его и… позаботиться, а после списать все на закатных змей. Но, Бездна, как же тошно и муторно!
– Что здесь делает Сахир? – вдруг спросил целитель. Не оборачиваясь, Газван устало потер лицо.
– И ты молчал все это время? При Маузе, при этих…
– Он только что послал мне Зов. И вы так и не ответили!
Молчание казалось бесконечным. Проклятый ребенок! Но теперь-то уж что отпираться?
– Сахир присутствует при захвате Круга, – вздохнув, обернулся Верховный. – Видно, он решил, что все мы действуем заодно, и связался с тобой.
– Но он ошибся. – Глаза Аджита опасно сузились.
– Кишки Усира! Мальчик, ты согласился, что твой хозяин станет соправителем царевича вместо Семеди. Юли на здоровье, но этот переворот тебя не смутил. Что теперь не так?
– Сах мой племянник, а не игральная кость!
Время утекало сквозь пальцы, и Верховный начал терять терпение:
– Хорошо. Что он тебе сказал?
– Что в Круге почти никого не осталось. Все прошло гладко. Они кого-то повязали.
– Ну вот, ты видишь, как все славно. Ты же не думаешь, что я пошлю юнца, почти ребенка в бой?
– Боги! – Аджит зажмурился и затряс головой. – И я называл вас хитрым старым шакалом. Что там творится?
– Переворот, – просто ответил Первый. – Ученики Сафара и люди Саха взяли под стражу самых крикливых приспешников господина камня. Сегодня-завтра царевич подтвердит во мне Верховного, но для Круга я им останусь лишь по имени. Сафар только что захватил власть. Если я вытяну неделю, месяц, два… он потерпит. Так и быть, на время станем править вдвоем.
– Боги, боги, боги, боги… – без устали повторял Аджит.
Ждать было нельзя, и Верховный размашисто зашагал дальше. Новая улица была пошире, через каменную ограду перевесились усыпанные желтыми ягодами ветви: будто к празднику принарядился даже сад.
– Уходи, – коротко бросил Первый.
– Вот еще! Если он жив, я хочу увидеть вашу встречу.
Верховный не стал с ним спорить. Над крышей ближайшего особняка показались черные дымные клубы.
– Там кто-то есть! – Аджит сорвался с места, и Газвану оставалось лишь поспешить за ним.
Там – был не просто кто-то, а очень много кого. Редкие цветастые коввы терялись в пестроте одежд. Они выбежали на тенистый бульвар на краю Старого города, за каналом высились красные стены дворцового квартала. Пустые. Что ж, и на том спасибо… Меж зданий, выглядевших так, словно их обстреливали из катапульт, суетились люди: лоточники, чиновники и те, чье ремесло не угадаешь по одежде.
Приметив ковву цветов Зала Камня, Верховный устремился к ней. Под женский визг, с треском и пылью, часть крыши в горящем здании рухнула, взметнув к небу султан искр.
– Что происходит? – рявкнул Газван на мага, подпиравшего старый орех.
Чародей едва шевельнул головой. Под глазами его залегли тени, а щеки ввалились, как у голодающего.
– Горит контора сборщика податей…
– Сам вижу! Там есть кто-нибудь?
– Наджад, мудрый. Не знаю, кто еще. Троих мы вывели, но сколько было… не знаю. Я… прошу прощения, я не могу…
Маг опустился наземь и закрыл глаза. Рукав его коввы был оторван, все плечо превратилось в одну сплошную ссадину. Газван выругался.
– Займись им, – велел он спутнику, а сам начал проталкиваться ближе.
Он оказался в первых рядах как раз, чтобы увидеть, как в окнах третьего этажа испуганным зверем мечется темная фигура.
– Яйца Харса! – заорал над ухом мужик. – Мы же всех вытащили!..
– Лезь по стене! – крикнула полная женщина.
– Одежку! Несите одежку!
– Держись…
– Я видел навес в харчевне!
Горожане суетились, стаскивали тряпье, вопили… Верховный стоял неподвижно, глядя, как человек в лохмотьях – кто бы он ни был – пытается выбраться в окно. Наджад? Знай он точно, что это господин камня – быть может, развернулся бы и ушел. Кто знает? Теперь Газван не был так уверен.
Как легко задумывать что-то в тиши родного кабинета…
Простая арифметика: троих спасли, один млеет под опекой целителя… двадцать три человека, которых он клялся защищать, – и это может быть любой из них. А если Наджад… спасти, чтобы убить потом? Склочного старика, по чьей вине погибла сотня собратьев? Газван представил себе, как приставляет к шее Наджада светящийся клинок – и мотнул головой, стряхивая образ.
– Ну давай же!
Четыре мужика держали крашенное охрой полотнище – в самом деле навес из уличной харчевни… Оборванец держался руками за подоконник, с которого сполз минутой ранее, босые ноги нащупывали опору на покрытой изразцами стене. Завизжали женщины. Это одна рука сорвалась, так что человек забарахтался, пытаясь удержаться на четырех пальцах: слабых, дрожащих, соскальзывающих…
Газван не выдержал.
Глядя поверх голов, он выбросил вперед руку. Фигурка в почерневших лохмотьях отсюда виделась совсем крохотной, казалось – довольно потянуться и просто снять ее. Маг сжал пальцы. Стоило появиться блеклому, почти прозрачному в солнечный день мерцанию, и горожане раздались в стороны. Человек на стене смешно задрыгал ногами, когда воздушные пальцы аккуратно сжали его – но уже мгновение спустя ноги задели землю.
Первый услышал, как разом выдохнула толпа.
– Пустите. Ему нужна помощь!
Он зря старался: торговки, слуги и ремесленники сами расступались, поскорей убираясь с его пути.
Наджад так и сидел в пыли, а в протянутую руку вцепился так, словно еще висел там, на стене горящего дома. Газвану пришлось опуститься рядом – ведь не тащить болвана на себе! Даже под слоем сажи виднелись глубокие тени, въевшиеся в кожу под старческими глазами. Чародей остался без коввы, а некогда великолепную рубаху тонкого белого шелка расчертили кровь и копоть.
– Мои туфли, – вдруг отчетливо сказал старый маг. – Поищи, прошу тебя. Я… где-то потерял.
– Поищу. Ты цел?
– Цел… Они все мертвы, Первый, все мертвы. – Наджад еще крепче сжал его руку, Верховный даже не думал, что старик на это способен. – Они задохнулись. Я выволок двоих, но они были черные, как… как южане.
– Все в порядке… Теперь все в порядке.
Что еще сказать? Что вообще можно сказать?
Газван просто сжал плечо чародея. Тот выглядел потерянным и испуганным, как только что увидевший кошмар ребенок. Некогда дорогая, яркая вышивка на рукавах лишь подчеркивала жалость его положения.
– Они свалились, пока я лез в окно.
Газван не сразу понял, что речь о туфлях. Мягких, бурых, с золотым шитьем – если Первого не подводила память.
– Я найду твои туфли, – пообещал Верховный и добавил: – Ты пока что соберись с силами. Пора бы возвращаться к нашим.
Впрочем, он не был уверен, что старик его понял – или хотя бы расслышал.
Смятое письмо под последней страницей
Дражайшая Лай!
Должно быть, я утратил всякое право тебе писать. Сколь бы высоко я тобой ни дорожил, сколько ласковых имен ни выдумывал и носил на руках в прежние дни – прошло семь лет и, видят боги, эти годы были долгими! И сейчас, когда пишу, я не знаю, решусь ли передать послание, но я взял на себя смелость, ведь завтра предстоит безумный день и, может статься, для меня он станет последним. Что бы ни случилось, я уверен, ты обо мне услышишь. Уверен, Сахир рассказывал, что посулил твоим новым соотечественникам наш старик. Он наобещал представителей Рассветных королевств в Круге, открытые двери архивов, библиотек и все наши пыльные и не очень знания. Если каким-то чудом его замысел сложится и все пойдет как нужно, если каким-то чудом меня не испепелят собратья и не зарубят псы узурпатора, то и в Галате заговорят о Верховном маге Сафаре, и тогда ты сама решишь, увидимся ли мы. А если и не сложится… наутро я увижу своего сына, и одного этого я ждал слишком долго. Я не знаю, зачем я пишу это послание. Надеюсь ли я на что-нибудь, после казни твоего брата, после всех этих долгих лет? Не знаю, имею ли я на то право. Но если я все же соберусь с силами и решусь отправить это письмо – просто знай, что я помню все. Так, словно это было вчера.
Сафар
