Глава 11
Начало марта, Пески, Тафия
Обитель Триединого стояла в Тафии на одном из многочисленных холмов у реки Неру. Белоснежный купол храма окружала полоса зелени и фруктовых деревьев, а вокруг сада был построен крытый двор на резных колоннах – чтобы прихожане могли отдохнуть на лавках от палящего солнца и не так трудно было работать священникам. Кельи монахов и служителей, кухня, кормильня и другие хозяйственные помещения находились за храмом, в П-образной постройке, и, если смотреть сверху, весь комплекс представлял собой огромный белоснежный квадрат с зеленым кругом посередине, из которого поднимался купол храма.
Сейчас меж колоннами гулял свежий речной ветерок с едва уловимым запахом тины, а Вей Ши, склонившись у ног старика-кочевника, сидящего на скамье возле входа в храмовый двор, промывал ему язвы. Отсюда, от ворот, было видно, как с восходом солнца уходит из низин Города-на-реке густой туман, утекая по улицам обратно в реку, словно щупальца диковинного испуганного осьминога.
– Привет, это опять я!
Вей Ши, невольно обернувшийся на звук голоса, увидел девочку, гостью Мастера, – она нарочито жизнерадостно улыбалась ему и махала блокнотом для рисования.
Первый раз девчонка появилась у храма дней через десять после того, как сюда пришел он сам. Сначала в сопровождении двух охранников бродила меж колонн, останавливаясь перед мозаичными стенами, зарисовывая и фотографируя храм, затем заметила Вея, подметающего двор, подошла.
– Ты теперь здесь, да? – спросила, сжимая фотоаппарат и с жалостью глядя на него. – Четери тебя выгнал?
Он тогда промолчал, прошел мимо. На следующий день она появилась снова, когда он мыл в роднике, изливающемся из большой чаши, тарелки после кормления страждущих. Потопталась вокруг, вздыхая, затем сказала:
– Ты извини, что я тебя тогда сфотографировала. Я не думала, что этим обижу. И мне жаль, что Четери тебя выгнал.
Он снова промолчал, полоская посуду, и девчонка поинтересовалась:
– А ты извиниться не хочешь? Что напугал меня и ударил?
– Я тебя не бил, – буркнул он, подхватил стопку тарелок и пошел обратно в кормильню.
С тех пор она приходила каждый день. Рисовала, фотографировала. И болтала, болтала, бесконечно болтала. Как сейчас.
– Вообще в ответ тоже положено поздороваться, – укоризненно заметила девчонка.
Вей Ши молча отвернулся и продолжил мыть ноги старика-кочевника. Чуть позже в храм придут драконы помогать служителям Триединого, которых на всех болящих не хватало. А его задача сейчас – облегчить боль.
Старик приковылял, когда на востоке едва-едва занимался рассвет, рухнул на лавку возле самого входа в храм, и Вей Ши, вышедшему за ворота поупражняться с шестом, пришлось принимать пациента вместо служителя. Он вытер распухшие ноги чистым полотном, нанес мазь, приготовленную монахами, плотно обмотал синеватые голени и ступни и кое-как втиснул их в растоптанные кожаные туфли старика. И едва удержался, чтобы не поморщиться – пахло от подопечного нехорошо, и ноги у него до обработки были грязными.
– Спасибо, сынок, – проскрипел кочевник, подслеповато щурясь. Лицо его было коричневым, прожаренным солнцем, и тем ярче выделялись кустистые седые брови и длинная тонкая борода. – Вот тебе за помощь.
В ладонь йеллоувиньца перекочевала мелкая медная монетка.
– Благослови тебя Триединый, – пробормотал Вей Ши ритуальную фразу и сунул монетку в мешочек у пояса. Он не имел права отказываться. Подхватил болящего под локоть и аккуратно повел его в храмовый лазарет мимо кормильни, откуда доносился запах просяной каши. Было раннее утро, и огромный крытый двор храма был еще пуст. Скоро взойдет солнце, и через пару часов потянутся сюда больные и беженцы: кто полечиться, кто поесть, пока не обустроился на новом месте.
Когда Вей Ши вернулся во двор, гостья Владыки Четерии уже установила у огромной колонны, сбоку от ворот, мольберт, поставила перед ним складной стульчик. Сейчас начнет фотографировать город и громко восторгаться видами, делать наброски, постоянно отвлекаться на новых людей и украдкой зарисовывать их в блокнот, вытаскивая из пенала на поясе разноцветные карандаши, позвякивая множеством золотых украшений и смешно щуря сильно подведенные глаза. И периодически приставать к нему, Вей Ши, пока не надоест настолько, что он начнет ей отвечать. А уйти со двора нельзя – здесь его служба.
Служители храма приняли нового послушника с радостью. Рабочих рук не хватало, а работы, наоборот, было довольно. Несколько ночей после изгнания из дворца наследник Йеллоувиня почти не спал, мечась на жесткой койке, а днем работал наравне с другими послушниками, стараясь не кривиться от боли. Вей Ши так и не попросил помощи в лечении: не дай боги, узнают его, и пойдет молва, что на престол великого Йеллоувиня когда-нибудь взойдет поротый император. А если дойдет до деда? Как посмотрит он на внука – с презрением?
Сюда, в Тафию, как и в другие города Песков, пришли служители и послушники из разных стран, в том числе и из Йеллоувиня. И, вероятно, только убежденность, что наследник императорского престола никак не может чистить нужники и подметать двор здесь, в храме Города-на-реке, не позволяла его узнать. Вей Ши понимал, что служители Триединого не будут болтать, но страх, что о его унижении узнают, был сильнее – и он не снимал публично рубаху и никому не показывал раны. Да и не мучила его боль так, как уязвленная гордость. Виталисты способны залечить раны и убрать шрамы, но куда деть память?
Внутри него который день плескалась ярость, сменяемая и жаждой мести, и стыдом, и почти отчаянием. Как его, наследника престола, посмели учить кнутом, словно животное или раба? И за кого? За какую-то простолюдинку? Да, он не рассчитал силы и сделал больно, поддавшись гневу, но он оберегал честь семьи. Иначе, если бы кто-то увидел эти снимки и узнал его, над домом Ши начал бы смеяться весь мир. А он и так доставил семье немало тревог.
Вей Ши был единственным сыном отца и единственным внуком у деда. До него невестки подарили нынешнему императору Йеллоувиня четырех внучек, и появление долгожданного тигра-наследника было воспринято с ликованием.
В императорской семье наследникам всегда позволялось много. Все знали: в малую коронацию в храм войдет мальчик, а выйдет сдержанный и тонко чувствующий гармонию будущий правитель. Только вот с Вей Ши так не вышло. Отец считал, что сыграла свою роль кровь красной прабабки: внук хоть и вышел из храма способным оборачиваться, посвященным во все семейные умения, сильным менталистом, но не избавился от гордыни и не познал смирения. И потому он оказался не способен погружаться в медитацию и восстанавливать равновесие. Дед же решил, что слишком мало внимания уделял внуку и его воспитанию и закрывал глаза на то, как бабушка, мать и многочисленные сестры, тетушки и кузины, а также нанятые подобострастные учителя и «друзья», получавшие от дружбы толику славы и благ, уверяли Вей Ши в его великолепии, исключительности и непогрешимости. Поэтому даже божественные эманации не смогли исправить неправильное воспитание.
До восшествия Вей Ши на трон после малой коронации оставались еще многие десятки лет, и старшие мужчины в семье надеялись, что он перерастет особенности характера, не свойственные Желтому дому, и научится входить в транс, необходимый для познания мира. Но Вей до сих пор не научился, и до сих пор его преследовали вспышки гнева. После очередной такой дед и принял решение сослать его под другим именем простым солдатом в глухую провинцию с одной сменой одежды и плетеной циновкой.
И отец, и дед говорили ему, что он слишком горд – а каким еще должен быть наследник великого рода? Говорили, что он слишком кичится происхождением – но он видел несовершенство и простоту простолюдинов, которых боги не посчитали достойными даже капли своей крови. Только за последние три года, во время ссылки, он понял, что помимо крови есть мастерство и нельзя не уважать даже простых солдат, если они добились высот в своем деле. Но честь семьи и происхождение по-прежнему значили для него много.
В ссылке Вей Ши научился терпеть соседство простых солдат: в казарме либо привыкаешь, либо сходишь с ума. Научился не огрызаться на команды сержантов: армейские наказания хорошо дисциплинируют. Научился заставлять уважать себя и под чужим именем. Стал лучшим и попал в императорскую гвардию – и дед, проходя мимо, едва заметно одобрительно качал головой. Во дворце, конечно, его узнали, но Хань Ши жестко пресекал попытки как-то выделить внука из других гвардейцев или воздать ему почести. Перед ссылкой дед обрезал внуку возможность пользоваться родовыми умениями, и поступил правильно – сейчас Вей Ши это понимал. Тогда же только и оставалось, что по ночам от злости метаться тигром по окрестностям казарм. Способность к обороту – единственное, что ему оставили. И что остается ему до сих пор.
С другой стороны, если и признавал Вей Ши над собой чью-то власть, то это была власть первопредка, деда, отца и Мастера клинков. И злость и обида на учителя за эти дни постепенно превратились в глухое упорство. Он докажет Четери, что достоин перенимать его мастерство. И наказание выдержит с честью. И если надо учиться смирению… что же, он попытается. И начнет с раздражающей его навязчивой девчонки.
Тогда древний воин будет смотреть на него с той же гордостью, что и на рыжего мага, до уровня которого наследнику еще учиться и учиться. И дед будет.
Вей Ши шестом подхватил с жаровни тяжелый закипевший котел, поставил его у входа, на камни двора, и, зачерпнув деревянным ковшиком кипятка, плеснул его на лавку, где ранее сидел старик. И начал натирать ее щеткой. Много больных приходят сюда, и, чтобы не распространялась зараза, надо каждый день все тщательно отмывать.
– А я принесла тебе булочку рисовую. Вы же такие в Йеллоувине едите? Я специально попросила приготовить. На, возьми!
Он повернулся: девочка, слишком сильно накрашенная, увешанная золотыми украшениями, опять стояла за его спиной, – обошел ее, снова набрал в ковшик кипятка, вернулся.
– Я вот сюда положу, – не растерялась девчонка и осторожно, будто в клетку к дикому животному, положила мягкую, пропитанную маслом булочку на подсохший краешек лавки. – Смотри, я написала тут по-йеллоувиньски: «Для хорошего настроения, Вей Ши».
Наследник императора покосился на булочку с йеллоувиньскими иероглифами и двинулся к другой лавке, на секунду подняв глаза к небу. На запеченном тесте коряво, но узнаваемо было написано: «Для земляной мыши, Вей Ши».
Каролина
– Слушай, ну что же ты такой ску… – Каролинка прислонилась плечом к колонне, которая была старше ее почти на тысячелетие, и затихла на полуслове, погрузившись в любование городом. Розовый и золотой, он наливался цветом по мере того, как солнце поднималось из-за горизонта, и туман струился по его древним улицам, меж холмов и домов, и река была серебряным зеркалом, а берега и дальние зеленые дымчатые холмы – чудесной рамой этого зеркала. – Как же красиво, – мечтательно выдохнула младшая Рудлог и поспешно начала фотографировать, пока не ушло волшебство. Завтра она опять придет в это время, и послезавтра, и, когда найдет ракурс, сядет рисовать.
Каролина закончила фотографировать, обернулась к молчаливому странному йеллоувиньцу.
– Разве есть в мире место красивее?
Голос ее дрожал от восторга. Послушник взглянул на город, и на миг, к удивлению Каролины, его высокомерное и жесткое лицо преобразилось, стало умиротворенным и мечтательным. И словно потянуло от него этим умиротворением.
Принцесса лихорадочно зарисовывала юношу в блокноте. Вей Ши нахмурился, глядя на нее; она заметила, отступила, спрятав блокнот за спину, – вдруг снова на нее нападет? У колонн шевельнулись два охранника, но йеллоувинец даже не посмотрел в их сторону.
– Не бойся меня, – проговорил он скрипуче, словно давно уже не разговаривал. – Я не хотел тогда сделать тебе больно.
– Так ты извиняешься? – обрадовалась принцесса. Молодой человек промолчал, и она махнула карандашом и сосредоточенно нанесла тень на скулу на рисунке. – Ладно, буду считать, что ты извинился, и я тебя простила.
– Я не желал сделать больно, – высокомерно подняв подбородок, продолжил послушник. – Но не надо меня фотографировать и рисовать. Я не хочу.
– Но почему? – протянула Каролина жалобно. – Я никому не покажу, честно-честно. Ты красивый, понимаешь? У тебя выразительное лицо, глубокое. И плечи. Я не могу успокоиться, пока тебя не нарисую. У меня так бывает, – пожаловалась она. – Как мания. Думаешь, мне приятно приходить и надоедать тебе?
Он безразлично смотрел на нее; принцесса вздохнула, вырвала листок из блокнота и демонстративно порвала его. Вей Ши, не моргнув и глазом, перевел взгляд на город, и лицо его снова изменилось, он даже веки прикрыл от удовольствия.
– Красиво, – признал он. – Но есть место красивее. Это великий Пьентан в сезон Желтого Ученого. Цветущий Пьентан.
– Когда-нибудь я побываю и там, – убежденно сказала Каролина, засовывая клочки бумаги в карман. – А ты где там жил?
– В центре, – буркнул Вей Ши, вновь начиная орудовать щеткой.
– А твои родители сейчас там? А почему ты сюда приехал? – обрадовавшись, что ей отвечают, принцесса начала атаковать послушника вопросами. – А почему ты булочку не ешь? Может, тебе что-то другое принести? Ты похудел…
– Слушай, – терпеливо проговорил Вей Ши, поднимая голову, – почему ты такая настырная?
– Я не настырная, а любопытная! – отрезала Каролина.
– Ты, – сказал он грубо, – настырная, невоспитанная, не имеющая представления о личных границах девчонка. Твоим родителям надо держать тебя в строгости, иначе никто не возьмет тебя в жены.
Младшая Рудлог даже опешила.
– Это почему не возьмет? – обиженно спросила она. – Я красивая.
Послушник выпрямился, осмотрел ее с ног до головы.
– Я бы не взял. Ты шумная, а у девы должен быть тихий и мелодичный голос. Как переливы колокольчиков на ветру. Ты вульгарно красишься и слишком много надеваешь украшений, это смотрится нелепо. Ходишь тяжело, а поступь должна быть легкой и жесты плавными. У тебя темная кожа, а должна быть тонкой и белоснежной. Ты толстая.
Каролина Рудлог
Каролина задрала подбородок, хотя губы у нее дрожали.
– А что-нибудь хорошее во мне есть?
Он опять высокомерно осмотрел ее.
– У тебя хорошая осанка, – сказал неохотно.
– Ну хоть что-то. И совсем я не толстая, – стараясь сдерживать слезы и подавляя желание сбежать, проговорила Каролина. Ей было очень обидно. – Я фигуристая! И вообще я еще поменяюсь. Знаешь, сколько на мою руку будет претендентов? И вообще я выйду замуж за принца! Может, даже за вашего, за йеллоувиньского!
Вей Ши коротко рассмеялся.
– Для нашего йеллоувиньского принца с детства воспитывают трех жен, девочка. Из лучших родов страны. Они тихи, образованны и так красивы, что цветы от стыда закрывают лепестки, когда они проходят мимо. И помимо жен у него еще будет сто наложниц. По одной от каждой провинции.
Каролина слушала, открыв рот.
– Бедный принц, – с жалостью сказала она. – Так и с ума сойти можно.
– Что ты понимаешь, – презрительно откликнулся Вей Ши.
– У меня пять сестер, и это иногда напоминает сумасшедший дом, – серьезно пояснила принцесса. – А если бы нас было сто, боюсь, Рудлог бы не устоял.
– Будущие жены наследника и наложницы научены послушанию, – процедил послушник, доскабливая очередную лавку. – И знают свое предназначение. И не будут досаждать.
– Бедные, – опять вздохнула Каролина. – Вот так прожить, когда цель в жизни – не досаждать мужу. Да и вообще, наложницы – это глупость. Я бы никогда не согласилась, чтобы у моего мужа были какие-то там наложницы. Или еще какие-то жены.
– Это потому что ты не из Йеллоувиня, – буркнул Вей Ши. – Быть наложницей императора – великая честь для самой девушки, ее семьи и провинции. Это не отношения между мужчиной и женщинами, а отношения между императором и его землями. А жены обеспечивают преданность сильных родов.
– А как же любовь? – грустно поинтересовалась младшая Рудлог, продолжая чиркать в блокноте. Послушник, только набравший в ковшик кипятка, чтобы обдать скамью, посмотрел на принцессу с откровенной насмешкой и жалостью. Но тут же опять напрягся, шагнул к ней.
– Да я не тебя рисую! – возмутилась принцесса и в доказательство потрясла блокнотом. – Я вообще тигра рисую, вот!
Послушник почему-то смотрел на ее тигра с изумлением.
– А почему красный? – спросил юноша, впившись в Каролину жестким взглядом.
– Откуда я знаю, – огрызнулась она. – Нарисовалось так!
Он поморщился, молча сунул ковшик в котел, подхватил его шестом и понес дальше, к следующим лавкам. Каролина топала следом.
– Хочешь, я помогу тебе? – предложила она с сочувствием, когда он остановился и опять начал поливать кипятком лавки. – Ты не думай, я не всегда жила во дворце. Раньше мы жили в деревне, и я помогала по дому старшей сестре. И даже козу доила, вот! А ты доил когда-нибудь?
– Нет, – буркнул Вей Ши.
– А корову?
– Я что, какой-то грязный крестьянин? – процедил послушник.
Каролина удивленно окинула взглядом его простую бедную одежду.
– А чем ты лучше крестьянина? – рассудительно заметила она. – И он, и ты тяжело работаете, чтобы прожить. Тогда откуда в тебе столько высокомерия? Папа говорит, люди, которые зарабатывают на жизнь честным трудом, заслуживают уважения. Независимо от происхождения. Вот разве тебе было бы приятно, если бы я презирала тебя только потому, что ты вынужден работать, а я нет? Или потому, что моя семья богатая, а твоя нет? Это ведь неправильно. Главное не кто ты, а какой ты.
– Твой отец – идеалист, – презрительно откликнулся Вей Ши. – А ты еще слишком маленькая и глупая. В мире происхождение значит все. Сильнее кровь – ближе к богам. Простолюдин может позволить себе все, с него спроса нет. А тот, кто отмечен божественной кровью, отмечен и большой ответственностью.
– О, – протянула младшая Рудлог, – так ты правда из обедневших аристократов? Но это же не значит, что надо быть таким злым. Я от тебя ничего достойного уважения еще не видела, если честно. Ты все время задираешь нос и грубишь. С тобой очень трудно общаться.
Он в раздражении повернулся к ней.
– Неужели непонятно, что я вообще не хочу с тобой общаться?
– Это понятно. А почему? – рассеянно спросила Каролина. Пальцы опять потянулись к блокноту, и красный карандаш из пенала сам прыгнул в руку. Сам, честное слово!
– Тебе сколько лет?
– Скоро будет тринадцать! – гордо заявила принцесса, вновь рисуя тигра. На этот раз он прижался к земле и готовился атаковать.
На самом деле тринадцать исполнялось в августе, сразу после Ангелининого дня рождения, но зачем уточнять?
– А мне – двадцать один, – сообщил Вей Ши, надраивая лавку щеткой. – Мне просто неинтересно.
– Неинтересно, – обиженно пробурчала Каролинка, пририсовывая тигру раздраженно ударяющий по боку хвост. – Зато мне интересно, вот! И вообще, храм для всех, хочу и хожу. Хочу и стою рядом! Хочу и разговари…
– Великий праотец, это худшее из наказаний! – резко выдохнул послушник. – С тобой невозможно находиться рядом, ты шумная, невыносимая деревенщина! Даже в казармах было спокойнее!
Каролина надулась, топнула ногой.
– Слушай, почему ты все время грубишь? И такой высокомерный, а сам ведь ничего из себя не представляешь! Даже дедушке помогал с таким лицом, будто тебя сейчас стошнит! А еще… еще ты на девчонку похож, вот!
И, не найдя больше слов, от избытка чувств швырнула в него карандаш. Вей Ши, стоявший вполоборота, дернулся в сторону – и от резкого движения остатки кипятка из ковшика плеснули ему на рубаху.
– Мамочки, – пискнула Каролинка, мгновенно растеряв запал и прижав блокнот к груди. – Прости, пожалуйста, извини, я не хотела, правда!!!
Вей Ши с шипением тянул рубаху вверх, и принцесса замерла. Спина его была покрыта розовыми длинными рубцами. Каролинка ахнула, и йеллоувинец быстро повернулся к ней лицом. Бок его покраснел, и он набросил рубаху на спину, завязав рукава на шее.
– Тебя что, кто-то избил? – всхлипнув от ужаса и жалости, спросила принцесса. – Когда я впервые тебя увидела, их не было… Мамочки! Это из-за меня, да? Тебя так наказал Четери? Как же так?
На последних словах голос ее сорвался, и она горько заплакала, размазывая слезы по щекам вместе с тушью.
– Какой кошмаааар! Как же тааак? Я думала, он доообрыыый… – принцесса подскочила к Вей Ши, на скулах которого проступали красные пятна, схватила его за руку. – Слушай, пойдем со мной, а? У нас есть виталисты, они тебя вылечат. А еще у меня деньги есть! Я тебе дам, и ты сможешь вернуться в Йеллоувинь, к семье! Сколько хочешь дам!
– Послушай, девчонка, – процедил послушник, отнимая руку и склоняясь к Каролине. Глаза у него были бешеными, но голос – сдержанным, тихим. – Оставь меня в покое. И не смей никому говорить о том, что увидела. Иначе я не посмотрю на них, – он кивнул в сторону охранников, – и точно тебе что-нибудь сломаю.
– Но как же… Я должна рассказать сестре… и помочь тебе… – всхлипнула принцесса, и послушник взорвался.
– Не надо никому рассказывать! И помогать мне не надо! Убирайся! – рявкнул он так, что она отступила в страхе, а редкие посетители во дворе стали на них оборачиваться. – Тупая, бестолковая девчонка! – К ним двинулись охранники, кто-то из служителей. – Пошла вон, идиотка!
Каролина скривила губы, сжала кулачки, развернулась и выбежала из храма, оставив у входа все свои вещи. И понеслась, задыхаясь от слез и обиды, вниз по выложенной брусчаткой дороге.
Тафия оживала, нагоняя в развитии Истаил. Сюда, в отличие от города Нории, пришло много йеллоувиньцев – из-за близости к стране Желтого Ученого, да и Хань Ши явно благоволил Мастеру клинков. А Четери торопился выполнить обещание, данное теще. Уже рядом с базаром в пустых домах открылись магазинчики современных товаров. Бурчали кое-где генераторы, привезенные торговцами, а самые расторопные таскали небольшие товары Зеркалами, нанимая магов. Уже появились, как и в Истаиле, геологоразведчики крупных нефте– и газовых компаний: все спешили занять свою нишу и обойти конкурентов, и никакая война не была помехой бизнесу. Готовилась к открытию маленькая больница, рядом с которой стояли целых четыре генератора, а неподалеку споро ремонтировали большой дом, который было решено превратить в школу.
Тафия с раннего утра наполнялась движением, и шестая принцесса дома Рудлог мчалась мимо лавочников, кочевников, с разрешения Владыки заселяющихся в пустые дома, прихожан, направляющихся в храм, и рыбаков, все надеющихся, что в реке уже появилась рыба. Каролина бежала, пока хватало сил, потом брела, потом постояла, вытирая слезы, на одном из многочисленных мостиков через каналы Города-на-реке и снова побежала – так горько ей было и так противно.
* * *
Четери опустился рядом с женой на скамью: слуги накрывали на стол, и вот-вот должны были подойти Светланины родные, – когда во двор вбежала красная, заплаканная и растрепанная шестая принцесса дома Рудлог. За ней спешно шагали охранники. Она затормозила перед столом, перевела дыхание.
– Бить людей нельзя, вы знаете об этом? – крикнула она Чету так звонко, что с кустов во все стороны вспорхнули пестрые пташки. К губам ее прилипли волосы. – Это варварство! Вы отвратительны!
– Чет? – Света удивленно повернулась к мужу.
– Тебе пожаловались, маленькая воительница? – с любопытством спросил Четери, легко погладив Светлану по плечу. От дракона шло спокойствие. Каролина, немного опешив от его дружелюбия, снова выдохнула, тряхнула расплетшейся косой.
– Нет, – грозно сказала она, – я сама увидела. В храме. Вей Ши, наоборот, требовал, чтобы я не говорила. Но так же нельзя! У него вся спина в шрамах! Это противозаконно!
– Хорошо, – довольно проговорил Мастер клинков.
– Это плохо! – сердито и громко припечатала принцесса. – Это очень, очень плохо! Если бы я знала, что вы так поступите, я бы никогда вам не сказала!
– Плохо часто нужно для того, чтобы потом было хорошо, малышка, – Чет безмятежно откинулся на спинку скамьи. Тон его был беззлобным. – Или для того, чтобы чему-то научить. Каждый взрослый человек должен знать, что ответственен за свои поступки. Тебе тоже предстоит это узнать. И научиться хранить чужие секреты, если тебя об этом просят.
– Да что вы все меня воспитываете! – со злостью вскинулась Каролинка и снова сорвалась с места, помчавшись в сторону входа во дворец. Четери жестом остановил одного из охранников, подозвал к себе.
– Что произошло?
– Маленькая госпожа общалась с одним из послушников, Владыка, – спокойно доложил охранник. – Угрозы не было. Потом госпожа… вспылила, он ей нагрубил, и она убежала.
– Чет? – тревожно позвала Света, когда охранники удалились вслед за принцессой. – Что ты ему сделал?
– Я дал ему пищу для раздумий, – серьезно ответил Мастер клинков, подхватил со стола персик, подбросил его, поймал. – Ну что ты хмуришься, женщина? Разве я склонен к бессмысленной жестокости?
Она покачала головой.
– Нет.
– Вей Ши уже в том возрасте, когда его не выпрямить простыми уроками. Он закостенел, и, дабы поправить то, что пошло вкривь, нужно ломать и снова сращивать.
– Но методы, Чет, – осторожно, понимая, что ступает не на свою территорию, проговорила Светлана. – Он ведь не так плох. Просто зарвавшийся, слишком гордый мальчишка. Но он искренне восхищается тобой. Я тоже очень рассердилась, что он обидел девочку. Но можно было бы… решить это как-то иначе?
– Нельзя, Света, – печально объяснил Мастер, с нежностью глядя на супругу. – Если бы я не наказал его своей рукой, как учитель, ему бы этот проступок вернулся потом сторицей. И мне вернулся бы, потому что связь учитель-ученик – это не просто слова, это связь судеб и ответственность. Я могу почувствовать их, могу влиять, и влияние это может быть самым разным. Поверь мне. Ему многое дано, но с него многое и спрашивается. Боги не любят, когда их дети преступают их же законы. И учат куда жестче меня. А если и они закроют глаза, то судьба нагонит и накажет страшно. Не за вывернутую руку того, кто слабее, а за убежденность, что он имеет право так поступать, за несдержанность, за самолюбие. Ну что ты загрустила, Света?
– Я боюсь, что ты и с нашими детьми будешь жесток, – призналась Светлана, опустив глаза. – Я не допущу этого, Чет.
– Постараемся оба этого не допустить, – легко сказал воин-дракон и коснулся губами виска жены. Ее лицо чуть просветлело. – Не печалься, женщина. Ты видишь, что я суров со всеми учениками. Так же был суров со мной Мастер Фери. Но это необходимо. Плоть наша слаба, и то, чего не достигнуть волей и желанием, достигается болью, злостью и усталостью. Потом все это забывается, поверь. Я прошел бы через это обучение снова и опять сказал бы учителю спасибо. И этот ученик скажет. Увидишь.
Каролинка нашла отца на третьем этаже: он рисовал колоннаду, на которую опирался гигантский купол дворца. Младшая принцесса уже успела умыться и привести себя в порядок, но от расстройства не стала завтракать.
– Пап, – позвала она, обнимая его со спины, – давай сегодня уйдем обратно, в Истаил. Мне тут надоело.
Святослав Федорович удивленно обернулся.
– Что-то случилось, Каролина?
Она закусила губу и покачала головой.
– Нет. Просто хочу увидеть Ани. Пойдем, а?
– Там тебе тоже скучно, – деликатно напомнил отец.
– Это да, – со вздохом признала младшая Рудлог.
В Истаиле, несмотря на компанию мальчишек их бывшей соседки, Каролине было куда тягостнее. Ей не хватало школьных подруг и сплетен, и она очень переживала из-за войны, придумывая из обрывков разговоров и новостей всякие ужасы. Ани постоянно была в делах, как и Нории, а Тафия в первое посещение произвела на юную художницу ошеломляющее впечатление своими холмами, каналами и белоснежными домами: город был несравненно прекраснее Истаила. Ходить туда-сюда телепортами, работающими на электрогенераторах, было очень накладно, поэтому юная Рудлог, вьющая из отца веревки, уговорила его погостить у Четери и прибыла в Тафию в сопровождении всех учителей. И исправно училась, гуляя по Городу-на-реке в прохладные утренние и вечерние часы.
Святослав Федорович увлеченно зарисовывал схемы архитектурных элементов дворца Владыки и дочь в город отпускал спокойно: Четери выделил ей двух охранников.
Отец и дочь, две творческие натуры, прекрасно ладили и понимали тягу друг друга к работе в одиночестве. И только поздним вечером усаживались рядом в теплых садах дворца Четери и наперебой рассказывали друг другу о том, что увидели, делились набросками, и Каролина с благодарностью слушала советы отца.
– Давай сделаем так, – мирно предложил Святослав Федорович. – Пару дней побудем у Ангелины и снова вернемся сюда. Уверен, тебе как раз опять этого захочется.
– Я тоже так думаю, – опять вздохнула Каролинка. – Пап?
– Что, доченька? – рассеянно отозвался Святослав Федорович, прикидывающий, где в современной архитектуре можно использовать увиденный принцип расположения колонн.
– Как хорошо, что ты у меня есть, пап. Как хорошо!
Вечером, уже в Истаиле, Каролина с жаром рассказывала заглянувшей к ней в покои старшей сестре про Тафию, показывала рисунки. В конце, притомившись, подошла к окну, обернулась, поколебалась.
– Ани, я толстая, да?
Ангелина Рудлог с удивлением окинула вполне ладную и ничуть не полную фигурку младшей сестры взглядом.
– Вовсе нет. У тебя нормальная фигура.
– По сравнению с тобой я толстая, – уныло продолжила Каролинка. – Или по сравнению с йеллоувиньскими аристократками.
– Я бы не отказалась пополнеть, – сухо сказала Ани. – Йеллоувиньки в знатных семьях все тоненькие, да, но ты же дочь Красного, а не Желтого. Иначе ходить бы тебе тихой, опускать глаза при мужчинах, и носить украшения только такие, какие глава семьи разрешил, и краситься нельзя… Они под зонтиками ходят, чтобы не загореть, не дай боги. Такие традиции.
– Вот-вот, и крашусь я слишком сильно… – Каролинка совсем понурилась. – И украшений много, да?
– По мне, тебе вообще не нужно краситься, ты и так яркая, – прямо сказала Ани. – Но почти все девочки через это проходят. Ты хотя бы не сделала волосы розовыми, как Марина. И я бы посоветовала тебе менее ярко подводить глаза, но и так неплохо. Поверь мне, после Марининых экспериментов меня мало чем можно удивить. Что касается украшений – местные девушки носят в десятки раз больше. На их фоне ты очень скромна. А к чему вопросы?
– Да так… – грустно протянула младшая Рудлог, усиленно глядя в сад. – Просто интересно.
– Каролина, – твердо позвала Владычица. – Посмотри на меня.
Шестая принцесса снова повернулась.
– Ты знаешь, как для меня важна репутация нашей семьи? – спросила Ани.
Каролинка кивнула.
– Если бы твой внешний вид не соответствовал твоему положению, я бы запретила тебе так появляться на людях, ты это понимаешь?
Каролина снова кивнула и неуверенно улыбнулась.
– Твой отец – дворянин из старинного рода, больше двадцати лет находившийся при дворе. Он, конечно, мягок с тобой и балует, но, если бы ты вела себя недостойно, он бы сказал. Вспомни, он всегда нам говорил, если мы были неправы.
– Я поняла, поняла, – поспешно проговорила Каролинка, подскочила к сестре и крепко обняла ее.
– И кто бы тебе это ни сказал, он просто дурно воспитан, – заключила ее проницательная старшая сестра. – Или нарочно хотел тебя обидеть. Неужели кто-то из Валиных ребятишек? Ты скажешь кто?
– Нет, – чуть виновато и угрюмо пробурчала Каролинка.
– Тогда решай свои конфликты сама. Но я бы посоветовала тебе избегать неприятных людей. И помни: тебя есть кому защитить.
– Угу, – неопределенно промычала младшая и с удовольствием постояла еще, обнимая любимую Ангелину. Теперь ее душа снова была спокойна.
Тафия
Послушник Вей Ши весь день тяжело работал, нет-нет да и поглядывая на оставленные шумной девчонкой художественные принадлежности. Охранники ее разумно бросились за ней: главное – уберечь подопечную, а не вещи. Но за ними, кажется, никто возвращаться не собирался.
В храм тек ручеек прихожан, и у каждого были вопросы, просьбы и чаяния. Наследнику императорского трона невыносимо трудно было находиться между простыми людьми с их мечущимся сознанием и беспорядочной энергией. Пусть дед закрыл Вею возможность видеть ауру, но он продолжал осязать стихийные токи, и нахождение в толпе словно отравляло кровь, проявляясь горящими щеками и ушами, головной болью, пятнами перед глазами. И это несмотря на то, что на территории храмов эманации Триединого приглушали и гармонизировали всю эту какофонию, оставляя от нее лишь слабое эхо!
Из-за особой чувствительности к несовершенству людей императоры Йеллоувиня ограждались высокими стенами и обширными садами фамильного дворца. Но правителю все равно не скрыться от подданных, поэтому с разрушающим воздействием эмоционального хаоса после публичных мероприятий справлялись медитацией. Если бы она давалась Вей Ши, он бы не впадал в ярость так легко и быстрее научился бы владеть собой. Но… увы. Ему никак не нащупать было точку спокойствия внутри – спасибо красной прабабке с ее беспокойной кровью. С каждой неудачной попыткой Вей Ши все чаще срывался – потому что организму нужно было освободиться от негативной энергии, а другого способа он не знал. И тем больнее от собственной ущербности и разочарования в глазах родных было наследнику, умеющему видеть красоту мира, ощущать его совершенство в тихие минуты и работать с токами стихий, когда сам он не был переполнен чужими, хаотичными всплесками сил.
К вечеру в голове стоял звон. Вей Ши очень проголодался, но в кормильне не осталось еды, и настоятель обители отправил монахов к Владыке Четерии с просьбой помочь продуктами.
– А с завтрашнего дня, – сказал он служителям и послушникам, – начнем разбивать огород за храмом. Посадим картошку. Я договорился, нам привезут семена из приграничной обители, что расположена в Йеллоувине. Здесь все должно поспевать очень быстро, а зависеть постоянно от милости Владыки неправильно. Людей будет становиться все больше, только на пожертвования мы их не прокормим.
Настоятель был родом из Тидусса: смуглый, седовласый, чуть горбатый, с проницательными темными глазами. По силе своей он должен был видеть и понимать, кто такой Вей Ши. Неизвестно, приглядывался ли он к ауре нового послушника, но в любом случае ни словом, ни делом особого отношения не выказывал и обращался с тем же благостным спокойствием, что и к другим людям, будь они служителями или посетителями храма.
Вей Ши вновь подметал двор, мрачно думая, что скоро и ему придется копаться в земле, и презирая себя за мысли о еде и слабость из-за голода. Приблизившись с метлой ко входу, он увидел, что рисовая булочка, уже подсохшая, так и лежит на чистой скамейке – никто на храмовой земле не взял бы чужого. От голода наследнику показалось, что он слышит невероятно вкусный запах сливочного масла с топленым сахаром.
Над Тафией собирались грозовые тучи – вот-вот ливанет дождь, – и ветер трепал листы бумаги, закрепленные на мольберте девчонки. Вей Ши мрачно посмотрел туда и продолжил подметать двор. Вот сейчас дометет и возьмет булочку. И съест. Не пропадать же ей.
Он домел до ворот, выглянул наружу – в лицо дул тяжелый предгрозовой ветер. Город-на-реке стал свинцовым, Неру подернулась рябью, на улицах почти никого не осталось – все прятались от стихии, – а вот по дороге к храму тяжело поднимался какой-то мужчина, ведя за руку женщину. Она остановилась, повисла на мужчине – он с трудом удерживал равновесие: ветер сбивал с ног.
«Глупцы. И зачем в такую погоду в храм подниматься?» – поморщился Вей Ши, отворачиваясь. Опять беженцы, наверное.
Они приходили постоянно, рассказывали страшные вещи о войне, и Вей Ши иногда мечтал, как убежит в Рудлог или Блакорию, вступит в отряд добровольцев и совершит подвиги. И сам Четери пожалеет, что сослал его, и выразит свое восхищение. Останавливало наследника лишь понимание, что он единственный внук, и, если погибнет, прямая линия наследования прервется. Да и перерос он почти подростковые порывы. Во всяком случае, он был уверен, что перерос.
Глаза снова наткнулись на вещи шумной утренней девчонки, и Вей Ши нехотя собрал их, отнес под крышу, то и дело поглядывая на сладко пахнущий подарок. Затем помыл руки, налил в чашку из фонтана холодной воды, сел на скамью и наконец взял булочку, отщипнул кусочек и сунул в рот. И почти зажмурился – так вкусно было и так похоже на то, что он ел на родине. Сразу меньше стала звенеть голова и отступили мрачные мысли. За спиной зашлепали по брусчатке первые тяжелые капли, и вдруг разом ударил ливень, загудел, расходясь все сильнее и сильнее, захлестывая город полосами ветра и воды.
Вей Ши отломил еще кусочек, глянул за ворота, в пелену дождя. Женщина лежала на дороге, мужчина старался приподнять ее. Они были совсем недалеко, шагах в двадцати, но их силуэты едва-едва можно было разглядеть. Наследник поколебался, оглянулся – во дворе кроме него никого не было. Положил булочку обратно на лавку и со вздохом шагнул из-под защиты храмовой кровли.
Мощный ледяной ливень вышиб дыхание, пригнул к земле, оглушил, заставив на миг потерять ориентацию. Вей Ши подбежал к паре: молодая женщина тяжело дышала, глядя перед собой расширенными глазами, а мужчина лет сорока все пытался подхватить ее под мышки, подтянуть вверх. Она была беременна.
– Жена! Рожает! – крикнул он в панике по-блакорийски, видимо, даже не задумываясь, откуда йеллоувиньскому послушнику знать язык. Но тут и без знания все было бы понятно. Вей Ши опустился на корточки, попытался тоже поднять женщину – и тут ее дыхание сорвалось, тело напряглось, и она закричала.
– Не трогайте меня! Больно! Я умру, умру, – она стонала, выдыхая воздух со свистом и цепляясь за мужа.
Вей Ши отстранился, прикрыл глаза. Ее боль, страх и бессилие воспринимались так, будто ему на глазные яблоки и виски изо всех сил давили. И воздействовать, чтобы успокоить, он никак не мог – спасибо деду. Хотя…
Знания-то никуда не делись. И Вей Ши нащупал на запястьях женщины точки спокойствия, надавил изо всех сил и дунул в лицо. Она вдруг затихла, и наследник молча подхватил ее под руки; с другой стороны присоединился мужчина, и они под проливным дождем потащили его жену в храм.
У входа блакорийка снова начала кричать и виснуть у них на руках.
– Ребенок! Ребенок идет! Дайте мне лечь!!!
Ее поспешно уложили на лавку, муж с огромными глазами задрал мокрую юбку, снял белье.
– Я не знаю, что дальше делать, – причитал он, тряся головой, – не знаю!
– Ноги, – стонала женщина, – подержите мне ноги!
– Помогите! – крикнул Вей Ши в сторону храма. – Кто-нибудь! Нужна помощь!
– Боольнооо, – плакала женщина и била рукой по скамье. Муж раскачивался из стороны в сторону, и Вей Ши схватил его за грудки, тряхнул, шлепнул по лицу – и глаза у блакорийца приняли осмысленное выражение.
– Ребенка лови, – выплюнул наследник и взял женщину за ноги, отвернувшись, – роженица напрягалась, рычала сквозь зубы или начинала плакать и спрашивать: «Уже видно? Видно?», и у него самого кружилась голова и казалось, что он вот-вот свалится без чувств.
Раздались шаги: на его и женские крики прибежали служители, кто-то из красноволосых дракониц. Началась суета. Наследника так и оставили держать ногу, и он упорно смотрел на дождь, слыша крики, стоны, чувствуя, как напрягаются мышцы под его рукой и как сильно пахнет кровью. И когда наконец послышалось детское мяуканье, Вей Ши даже с места двинуться не смог: от напряжения затекло все тело, а руку свело так, что он наверняка оставил на лодыжке женщины синяки.
Драконица осматривала новорожденного, врачевала мать. Мужик со слезами что-то ворковал жене, каялся, попутно объясняя служителям, что они только-только прибыли из Блакории с группой таких же беженцев – слышали, что здесь им дадут свой дом и можно будет жить спокойно. И рожать рано – восьмой месяц, но куда деваться, если началось? Больниц нет, так что пошли в храм, но роды оказались скоротечными, еле дошли.
– Если бы не этот паренек, – жарко говорил блакориец на своем смешном и грубом языке, – не дошли бы! – Он подскочил к Вей Ши, потряс его за руку. – Благослови тебя боги, парень!
Женщина тяжело вздохнула, и он кинулся к ней.
– Да, милая, да, что тебе?
– Очень пить хочу, – жалобно сказала она. – И есть.
Он с надеждой обернулся к служителям.
– Сейчас на кухне посмотрим что-нибудь, – сказал настоятель с сомнением. – Продукты должны принести…
Вей Ши отступил, снова ощущая, насколько он голоден, взял с соседней лавки уже порядком зачерствевшую булочку и протянул женщине, на груди которой под несколькими слоями ткани копошился и сопел маленький человечек. В конце концов, пищу можно добыть и другим способом. И не будет он испытывать чувство долга по отношению к девчонке-художнице, что ел ее хлеб. Хотя немного, но все же ел. Значит, нужно будет отдариться.
– Я ломал, – проговорил Вей Ши по-блакорийски, – не побрезгуйте.
– Благослови вас боги, – прошептала беженка, одной рукой поглаживая ребенка, а другой принимая угощение. – Как вас зовут?
– Вей Ши, – буркнул наследник, мечтая только о том, чтобы запереться в пустой комнате и отдохнуть от беспокойных простолюдинов. Ему было физически больно от массы эмоций, которые он словил в этот вечер.
– Тогда назовем сына Веем. Ты ведь не против, Ян?
Мужик, судя по блаженной и ошалелой улыбке, был не против.
Когда на город легла темная южная ночь, из ворот храма вышел молодой человек. Он прошагал по брусчатке вниз по склону, мимо спящих и пустых домов, поглядывая туда, где возвышался дворец Мастера и Владыки, и сжимая от вновь накатившей обиды зубы. Знать бы, что за два слова он должен сказать. Вряд ли это «Прости, Мастер». Что-то иное.
Вей Ши дошел до берега реки, разделся и спустился в воду. Голубоватый полумесяц освещал тень, плывущую через великую широкую Неру. На этой стороне простирался город, а на той стояли холмы, покрытые лугами и лесами.
Через довольно продолжительное время на противоположный берег вышел большой тигр. Свет луны делал его почти черным, но, если бы дело было солнечным днем, случайный свидетель увидел бы, что шкура красавца с широкой мордой и раскосыми умными глазами отливает красным. Тигр поскакал по берегу, как щенок, то ли радуясь чему-то, то ли обсыхая, с наслаждением почесал зудящую спину о ближайшее дерево и понесся в лес.
Вей Ши много раз так охотился. Здесь водились косули и редкие рыжие зайцы. Живности еще было мало, но в зверином обличье наследник был непривередлив, и ему на зуб шел и одичавший пушистый верблюд, и зазевавшийся бурундук. Хищников в округе почти не водилось, а если и были, то из окрестностей города быстро убрались, оставив ареал охоты полосатому хозяину.
За ночь Вей Ши пробегал огромные расстояния, отдыхая в лесной тиши от людей и приходя в себя. До зари он возвращался обратно, изучив еще кусочек прилегающих к Тафии лесов.
Вот и сейчас, сытый и отяжелевший, он благодушно трусил к реке, удалившись от привычных маршрутов, когда что-то необычное заставило его остановиться. Вей Ши сделал несколько кругов, прислушиваясь к себе и пытаясь понять, откуда здесь, в лесу, ощущение чуждости, противоестественности. Словно поблизости находилось что-то инородное, возмущающее гармоничное течение стихий.
Красный тигр сужал круги, пока, наконец, настороженно фыркая, не остановился у кратера шириной метра три, вокруг которого валом лежала выброшенная из центра земля. Она уже была покрыта травой и вьюнками – на юге растения быстро закрывают собой земные раны.
Ощущение чуждости шло отсюда. Тигр, преодолевая инстинктивный страх, спрыгнул в кратер, ткнулся носом в его центр, зубами вырвал клок травы и вьюнков. И обнаружил небольшую, размером с орех, сферу из странного темно-синего металла, очень тяжелую. От нее-то и пахло чем-то чужим, нездешним. Метеорит?
Дед показывал наследнику небесные камни и учил: осколки внетуринских планет могут быть как стерильно чистыми, легко встраивающимися в новый мир, так и несущими чуждую, конфликтующую с туринской энергию – и тогда они вызывают заворот стихийных потоков над собой, разрезая их, как ножом, могут сделать землю вокруг мертвой, вызвать появление опасных стихийных духов. А то и вовсе звездный камень может принести с собой иную сущность, что будет нарушать баланс энергий на планете, пока метеорит не изолируют.
Император показывал и как обезвреживать опасных гостей – он окутывал их слоем стихии равновесия. В Йеллоувине в изножия многих статуй Желтого были вделаны найденные метеориты – покровитель мировой гармонии на своей территории легко нейтрализовывал их.
И сейчас, если бы не закрытые дедом способности, Вей Ши мог бы попробовать изолировать сферу, которая не нравилась ему так сильно, что он с трудом преодолевал желание убежать. Наследник сел рядом, раздраженно похлестал по бокам хвостом, раздумывая, как поступить. Просто оставить на месте и периодически проверять, не появились ли здесь измененные стихийные духи? А если появятся и начнут нападать на людей?
Однажды Вей Ши ревниво спросил у Мастера, почему рыжему магу подарены прекрасные клинки, а он занимается с палкой. И Четери беззлобно ответил:
– Не дорос ты еще до такого оружия.
– Я заслужу, Мастер, – горячась, сказал наследник тогда. – Как мне его заслужить?
Четери усмехнулся и произнес:
– Заслужишь. Когда научишься использовать в качестве оружия что угодно. Тогда и станешь не ты приложением к оружию, а оно – к тебе. Только тогда ты мастер, когда твой бой равно смертоносен и красив и с палкой, и с совершеннейшим клинком.
– А если ничего рядом нет? – спросил Вей Ши.
– Если нет возможности, стань этой возможностью, – сказал дракон и постучал палкой по земле. – А теперь – бей, Вей Ши.
«Если нет возможности, стань этой возможностью…» Тигр аккуратно взял сферу в пасть и потрусил обратно к реке. Переплыл, опасаясь выронить – от металла за зубами было некомфортно и добыча вполне могла выскользнуть на дно. И, успев до восхода солнца, вернулся в храм и уже в человеческом облике закопал опасный метеорит в корнях вишневого дерева, что росло на внутреннем дворе.
Здесь, в обители Триединого, названного так, потому что он существовал одновременно в прошлом, настоящем и будущем и един был как Творец мира, который сам был миром и жизнью в нем, сглаживались все стихийные всплески и провалы, и заворот энергий над находкой тоже успокоился, рассеялся. А отдохнувший и сытый Вей Ши, прежде чем взяться за метлу, поклонился своему Желтому покровителю и прошептал положенные молитвы.
«Наш прародитель Ши завещал, – говорил дед, – почитай богов и старших мужчин, защищай свою семью и будь справедлив к своему народу. И тогда он не оставит тебя без благословения».
Вей Ши, подметая двор, покосился в сторону храма, где за статуей Триединого на стенах мозаикой были выложены изображения всех богов, и крепче взялся за метлу. Желтый не отворачивался от порченого наследника и всегда откликался на молитвы теплым ощущением покоя и благости. И сейчас откликнулся. Значит он, Вей Ши, все делает правильно.
И императорский внук увереннее взялся подметать. Ведь пока не появилась возможность совершить что-то, способное восхитить Мастера, придется мести… и сажать картошку… и думать: что же он такое все-таки должен сказать Четери, чтобы тот взял его обратно?
