Часть II. «Catacumbas»
Глава 1. Портрет Гриса
Лучи рассветного солнца проскользнули мимо серых облаков, будто вылепленных из глины грубыми руками, ворвались в панорамное окно горделивого особняка, сложенного из камней трех ацтекских храмов, и раскроили на светлую и темную половины портрет сидящего мужчины. Солнечный круг уменьшился до размеров сияющей булавочной головки в единственном глазу. Одноглазого звали Грис.
– Eres muy guapo, – похвалил Карло, стоявший за своим мольбертом напротив испанца.
Грис предложил воздержаться от легкомысленных комментариев, и художник, послушно кивнув, сосредоточился на портрете, над которым работал каждое утро в течение последних пяти дней. Некоторые из тех, кого ему доводилось писать, любили поговорить, другие предпочитали читать книгу или слушать музыку (на фонографе или в исполнении струнного квартета), но Грис просто смотрел перед собой и молча размышлял о чем-то своем. В отличие от многих, испанец попросил изобразить его предельно точно. Изрезанная шрамами шея, белизна волос, полные женственные губы, длинные ресницы, узкий нос, нависшее правое веко – все подлежало точнейшему перенесению на холст. Своеобразную красоту следовало воспроизвести без малейших изменений.
Два часа прошли в полном молчании. Затем испанец посмотрел на карманные часы.
Карло сообщил заказчику, что портрет почти готов, осталось лишь доработать стены комнаты и детали натюрморта.
Грис сказал, что ничего не имеет против.
– Bueno.
Художник спросил, следует ли изображать кружащих над гниющим натюрмортом мух.
Грис ответил, что его задача – полное соответствие действительности.
От миазмов частично защищал пропитанный виски платок, которым Карло прикрыл нижнюю половину лица (словно бандит), но за прошедшие дни вонь окрепла и теперь проходила любой фильтр.
Запахи разложения, казалось, не беспокоили Гриса, рассевшегося непринужденно в кожаном кресле. Каблуки его высоких сапог покоились на подставке, которой служила голова с искаженным муками лицом.
Из вспоротого крест-накрест вздувшегося живота трупа изливалось черное масло, украшенное кровавыми чешуйками и желтоватыми комочками застывшего жира. В этой жидкости прятались многочисленные серые скорпионы, три из которых еще шевелились.
Зачем понадобилось наполнять тело маслом и скорпионами, Карло не знал и знать не хотел. Натура есть натура, а его дело – изобразить ее в лучшем виде. Понаблюдав за новорожденными мухами, он соединил капли синей, желтой и зеленой краски с ложечкой обсидиановой, трижды перемешал и добавил чуточку льняного масла. Взяв получившуюся переливчатую черную смесь, художник нарисовал мушку на искусанном языке человека, навлекшего на себя гнев испанца. Под полотном, этим художественным отчетом о вскрытии, в двух дюймах от нижней границы, находилась табличка с названием:
«El Decreto de Gris» («Приговор Гриса»).
Название портретируемый выбрал сам.
