Китаец

Внешность Ивана не соответствовала его имени. Был он хоть и долговяз, но узкоглаз, скуласт и печален. Китаец, так его все звали. И были правы. Фамилию он носил Чанчунь и по отцу был китайцем. Это объясняло узость его глаз. Рост ему дала русская мать, а происхождение печали никто не выяснял, зона все-таки. Тут все страдают.

Ваня страдал проникновенно и действовал на людей вокруг.

Как-то, глядя в пищевке, как за чаем спорят два закадычных друга, эвенк и тувинец, о том, какого народа меньше осталось на земле, Ваня глотнул своего чифира, которого был большой любитель, и печально высказал мнение, что на самом деле малая народность — это он, китаец Чанчунь, потому что даже их двое в зоне, а он один.

Всем стало грустно.

— Я тоже один, — сказал тувинец Виктор. — Коля — эвенк, это другой народ.

— Видишь, Николай, — посмотрел Ваня на эвенка, — он тебя не признает за своего.

— Ты берега потерял? — спросил эвенк тувинца.

— Все вы, эвенки, одинаковые, — грустно сказал Витя и звучно ударил друга ложкой в лоб.

В деле вымирания народностей конкуренция жесткая.

Драка была короткой, как всегда в зоне, и завершилась для обоих ШИЗО.

Китаец поспрашивал у знающих, можно ли ему написать кассацию с просьбой о смягчении наказания, как представителю малой народности, — понимания не нашел и оставил эту мысль.

Печаль его проходила, только когда он играл в шахматы.

— А! А! Ага! — неожиданным густым баритоном восклицал он, забирая мою ладью.

Глаза его в эти моменты сверкали, а длинные руки становились гибкими и быстрыми, как щупальца спрута.

— Ох… — вздыхал он, возвращаясь в обычное состояние, когда понимал, что это была жертва, которую следовало игнорировать, а теперь поздно печалиться: фланг разбит и короля не спасти.

— Вот чего ты ведешься, он тебе ничего не подарит, — говорил в эти моменты Толик, его друг, который в шахматы не играл, но зэк был опытный и гамбитные ловушки чуял, как и любые подвохи, инстинктами.

Смотрелись они рядом колоритно. Лица обоих говорили о большом алкогольном, и не только, прошлом.

Толик был тоже щупл, но невысок, с минимумом ржавых от чифира и дешевого курева зубов, нраву озорного. Характер Толи притягивал авантюры. Оставаться в стороне Ваня не мог.

Работали они в автосервисе. Слово громкое, но был это небольшой ангар, в котором двенадцать зэков круглосуточно возились с автомобилями нужных людей. Цеха этого документально, как многих других, не существовало, труд был бесплатен, но там время шло быстрее и режим был много мягче. Безопасники на всякий случай старались заходить туда пореже, мало ли кому там машину ремонтируют.

Ваня был кузовным специалистом, а Толик электриком. Мастера они были умелые, потому и позволялось им чуть больше, чем остальным, они часто оставались на ночь, и в это время их никто не контролировал.

Как-то под утро меня разбудил ночной дневальный.

— Китаец с Толиком бухие пришли из гаража. — Он был в растерянности.

Алкоголь в этой колонии под строгим запретом. Купить его невозможно. Изготовить нереально, сдадут свои же.

Вид друзей, сидевших в каптерке, сомнений не оставлял. И запах. Резкий запах чего-то технического. Но на отравившихся они похожи не были. Совсем наоборот. Им было хорошо.

— Леха, — сказал Китаец, — мы трезвые. Он попутал.

И указал на дневального.

— Да! — подтвердил Толик, попытался хлопнуть меня по плечу, промахнулся, отчего зашатался и сел на табурет.

Стоять он не мог. Его истерзанное разлукой с этанолом тело наслаждалось, а мозг отрицал необходимость общения со мной.

— Что делать собираетесь? — спросил я.

— Спать, — ответил Ваня.

— Покурим и решим, братан, — проговорил Толик и опустился на пол.

Он собирался уснуть. И уснул.

— Ваня, вы же в гараже омывайки нажрались. Вас же свои сдадут, — попытался я вразумить Китайца.

— Кто? — возмутился он. — Наши братаны?

И, подумав, согласился.

— Да, сдадут.

— Забирай груз и вали спать, — отправил я друзей в кубрик, — утром за вами придут, не сомневайся.

Утром пришли, когда отряд ушел на завтрак. Все уже было известно администрации, зона не молчит. Друзья не спали, хотя по распорядку, как работники ночной смены, были должны спать.

Оба в умывальной комнате брили головы. Они знали, что будет. Пакет с вещами для ШИЗО у каждого был собран и стоял рядом.

— Леха, наши шконки не отдавай никому, через три дня вернемся, точно говорю, — шепнул мне Толик.

Авантюристом он был знатным, но за базар отвечал всегда, поэтому я выполнил его просьбу, хотя алкоголь и всего три дня ШИЗО не сочетались. Месяц минимум полагается за такое, причем пятнадцать дней для начала, а потом продлевают на сколько захотят.

Но через три дня их привели.

В гараж пригнали машину прокурора. Толик знал об этом заранее, потому не сомневался в скором помиловании.

— Нету, Леха, таких электриков, как я, нету. Не могут они без нас, понимаешь, — торжествовал он вечером у меня в каптерке и показывал кривым, черным от машинного масла пальцем на Ваню. — Он же кузова шлифует как Будда.

Я был рад. Парни безобидные. Работяги и бедолаги.

И начальник колонии был рад. И прокурор.

— Если бы водяры литр поставили, я бы и недельку в ШИЗО отсидел, — сказал Толик, уходя.

— Я не буддист, — ответил ему Китаец и пошел следом.