Глава 21
Нильс успел только моргнуть, и концертный зал филармонии сменился погруженным во тьму тронным залом замка. Рядом вскрикнул Адам Ханн. Нильс повернул голову и увидел, что тот повалился на трон, попытался встать, но передумал и рассмеялся:
– Ты глянь, а я – король! Вот уж не думал, что доведется посидеть в таком креслице. Неудобно, конечно, но да видать, просто не под мой зад делали.
Нильс опустил корону в карман, огляделся. Свет проникал через высокие окна. Луна грустно смотрела на Нильса с черного неба. Зал, очевидно, был пуст, но вдруг раздался какой-то звук. Как будто что-то катилось по каменному полу, позвякивая на стыках плит. Посмотрев под ноги, Нильс увидел темный стеклянный шарик. Он докатился до сапога, ткнулся в подошву и остановился. Нильс улыбнулся ему, как старому знакомому, подобрал и опустил в другой карман.
– Наигрался? – спросил, повернувшись к Адаму. – Пошли.
Адам тут же вылез из трона, брезгливо отряхнул шубу и достал из карманов пистолеты. Один протянул Нильсу.
– К ним винтовочные подходят, ты знаешь? – спросил тот, проверяя обойму.
– Да ну, откуда мне знать такие вещи, – улыбнулся Адам Ханн. – Я все больше с вышивкой, с вязанием. Бывает, сядешь зимним вечерком у камелька…
– Да перестань ты! – засмеялся Нильс, толкнув друга в плечо. – Идем. Вряд ли нам вообще понадобится оружие. Все наверняка укрылись в подземельях.
Они пошли к выходу, и эхо разносило звуки их шагов по залу. Распахнули двери. Никого. Темно и пусто. Молча, не сговариваясь, шли знакомыми коридорами, поднимая оружие перед каждым поворотом. Но только раз увидели тень впереди.
– Стоять! – рявкнул Нильс, с щелчком оттягивая курок.
Тень замерла. Друзья бегом приблизились к ней и увидели Волькера Гуггенбергера, пытающегося спрятать за спиной сундучок подозрительно ворованного вида.
– Я понимаю, как все это выглядит, – пробормотал колдун, отводя взгляд, – но, смею вас заверить, я не мародер! Власть поставила меня в весьма унизительное положение, я был должен работать за еду из-за одного проступка, которого я даже не совершал. Теперь я просто хочу забрать долг справедливости и бежать!
Нильс и Адам переглянулись.
– Мы это осуждаем? – спросил Адам.
– Не думаю, – ответил Нильс. – Герр Гуггенбергер привел весьма исчерпывающие доводы.
Но когда он повернулся к Гуггенбергеру, его пистолет уперся колдуну в нос:
– Сперва расскажи, где вся стража.
– Внизу, в казематах, – гундосо проговорил Гуггенбергер. – Все прячутся от дракона, герр Альтерман.
– Замок пуст?
– Практически да, герр Альтерман. Старик Берглер отказался покинуть жилище. И еще принц сошел с ума.
– Можно про принца еще раз и с некоторыми подробностями? – попросил Адам.
Гуггенбергер поморщился:
– Ну, может, он, конечно, и не сходил с ума в полном смысле этого слова, но одно скажу точно: в казематы он спускаться отказался, пристрелил троих стражников, которые пытались уволочь его силой, заплакал, вломился в оружейную и… И все, дальше я не смотрел. Мое мнение: надо бежать из замка, из города, а лучше – из страны. Чем я и занимаюсь, уважаемые герры.
С этими словами Гуггенбергер потряс увесистым сундучком, в котором что-то выразительно побрякивало. Нильс, подумав, шевельнул пистолетом в направлении лестницы, и Гуггенбергер, не прощаясь, ускользнул.
– Дезертир, – зевнул ему вслед Адам. – По-хорошему – пулю бы ему в затылок…
– Чуть не забыл, герр Альтерман! – донеслось уже с нижнего этажа. – На вашем месте я бы заглянул в комнатенку служанки Сесилии, она как раз по пути к башне, на которую вы, видимо, решили забраться. Там вы найдете книгу, украденную у меня. Я оставляю прошлое в прошлом, а вам, полагаю, она сослужит добрую службу.
– Как Сесилия? – крикнул Нильс.
– А что ей сделается? Прячется в казематах вместе со всеми. На фоне остального про ее дурость уже позабыли.
В комнатке Сесилии и впрямь оказалась книга. Служанка заботливо уложила ее в постель и укрыла одеялом. Больше прятать вещи ей было негде, даже под кровать не просунуть руку. Нильс протянул книгу Адаму, зная, что под его шубой всегда найдется место для чего-нибудь еще.
– Ну, теперь на башню, – выдохнул Нильс. – Время!
Они понеслись бегом, натыкаясь и сшибая в темноте вазы, картины. Переход за переходом, залы, коридоры… Наконец, добрались до винтовой лестницы, но, пробежав один виток, остановились, как вкопанные.
– Ваше величество? – приподнял брови Адам Ханн. – Как неожиданно вас здесь увидеть. Нильс, что это у него в руках? Реактивный гранатомет MK153?
– Да, Адам, похоже, что он, – кивнул Нильс. – Но ведь только безумец будет применять его в столь узком пространстве. Правда?
– Истинная правда, дорогой друг. Правда, почерпнутая из источника вечной истины и чистой мудрости.
Принц, пригорюнившийся на ступеньке, медленно поднял голову, а потом и бутылку, к которой тут же присосался. Нильс рискнул прицелиться, но его величество наставил жерло гранатомета на него. Пришлось ждать, пока Торстен Класен допьет.
– Герры! – воскликнул принц, когда пустая бутылка, звеня, покатилась под ноги друзьям. – Вы ведь оба – из Комитета Попаданцев, так?
– И да, и нет, – вежливо сказал Адам. – Но, предположим, вы правы.
– Тогда вам, наверное, будет интересна моя «Попаданческая Теория Всего». Видите ли, герры, согласно этой теории, мы все попали от рождения. Попали зверски и наглухо. Этот мир – ад, и мы в нем – грешники. Надо быть сущим ангелом, чтобы взлететь с этой помойки…
Он всхлипнул и помотал головой, плечи его затряслись от рыданий.
– Я ничего не смог сделать! – простонал Торстен. – Ничегошеньки не смог! Все мои труды по спасению города… Все насмарку! Завтра утром меня будут проклинать. Завтра утром мне придется снова совершать невозможное, отстраивать город из ничего. И одновременно мне придется искать, искать, искать себе новую жену, чтобы накормить эту жадную суку в следующем году!
Торстен встал на ноги, качнулся и едва не упал, но гранатомет по счастливой случайности его уравновесил. Его величество закинул оружие на плечо и нашел взглядом Нильса:
– И все из-за тебя, урод! Опять – из-за тебя! Надо было убить тебя еще в прошлом году, Нильс Альтерман. Надо было! Но этот! – Принц сверкнул глазами на Адама Ханна. – Десяток штанов протер, ползая на коленях и умоляя проявить снисхождение!
Нильс в изумлении посмотрел на Адама, который ощутимо смутился.
– Что, он тебе не рассказал? – Принц хихикнул. – Скромненький Адам Ханн. Вот чего он в этот раз так разозлился, когда ты, тупица, сунулся обратно. Все его ходатайства насмарку. Потому он и попросился в дело, надеясь, что хоть смерть тебя чему-нибудь научит. Но ты до такой степени туп, что тебя даже смерть не берет! А теперь – что? Снова друзья, да? И чхать, что город уничтожит дракон, чхать, что люди будут выть, оплакивая мертвецов! Главное – это дружба, да? Или любовь. Или еще какая-то чушь, которой вы забили свои головы. Да только не будет ничего. Я покончу с вами, с собой и с проклятием единым махом!
– Прежде чем выстрелишь, – мягко сказал Адам, – ответь всего на один вопрос: принцессу Леонор сожрал дракон?
Нильс внимательно следил за лицом Торстена и заметил, что тот моргнул и отвел взгляд. Лишь на мгновение, тут же он снова уставился на Нильса, но… Но это мгновение – было.
– На моих глазах, – прошептал принц. – На моих глазах принцесса Леонор перестала существовать…
– Я задал вопрос иначе! – Адам теперь говорил так же, как с попаданцами, которых нужно было одним взглядом и звуком голоса поставить на место, вколотить в это место по шею и заставить мечтать закопаться еще глубже. – Я спросил: принцессу Леонор сожрал дракон? Или же дракон сожрал фрейлину?
– Я сам видел, как фрейлина погибла в его пасти! – уцепился за соломинку принц. – Я видел, как брызнула кровь…
– Все ясно, – перебил Адам. – Можете дальше не изворачиваться, ваше величество. Вы отправляетесь с нами.
Рука его двинулась быстрее молнии, выхватив из-под шубы небольшой «Глок». Грянул выстрел, пуля пробила плечо принца. Тот взвыл, выронил оружие. Выстрел, выстрел, выстрел – пули пронзили второе плечо принца, его колени. Нильс поднял гранатомет.
– Пустой! – Сплюнув, он бросил бесполезное оружие вслед за бутылкой. – Надо было догадаться. Откуда ж ему знать, как пользоваться снарядами.
Принц выл и корчился на ступеньках, обливаясь слезами.
– За что? – орал он. – Что я вам сделал?
– Лгал, – кратко сказал Адам Ханн. – Лгал с самого начала. А я-то думал, почему меня не взяли в отряд на битву с драконом! Всех желающих брали, а меня – нет. Теперь все становится на свои места. Нильс, мой сильный друг, возьми его величество так же, как брал сегодня Энрику.
Принц перестал кричать. Глаза его округлились от ужаса.
– Вы что, спятили? – прошептал он. – Рехнулись? Так нельзя! Вы слышите? Так нельзя! Пожалуйста, нет, не надо, лучше смерть! Лучше просто убейте меня, безумцы!
Нильс, нагнувшись, легко подхватил верещащего принца и закинул на плечо. Лишь когда он прошел несколько ступенек, принц перестал голосить и шепотом сказал: «А, в этом смысле…»
Очевидно, принц высосал куда больше одной бутылки. Спустя два витка лестницы его вырвало, и Нильсу пришлось ускорить шаги, чтобы струю относило подальше. Покончив с извержением, Торстен Класен уснул.
– Надо будет натереть ему раны порошком, – пропыхтел Нильс. – Если, конечно, он тебе зачем-то нужен живым.
– Этого я пока не знаю, – отозвался идущий впереди Адам. – Но убить живого куда проще, чем воскресить мертвого. Так что натрем. Но этим займешься ты, а то я, боюсь, придушу выродка.
– А ты не бойся! – возразил Нильс. – Сегодня день преодоления страхов, Адам Ханн. Преодолей и ты свой.
Ключа от двери на вершину башни у них, разумеется, не было. Но пуля в замок и удар сапога решили проблему на раз. Еще чуть-чуть, и вот они на вершине. Ледяной ветер рванул кожу на лицах, заставил зажмуриться. Почти вслепую Нильс пошел к черной громаде вертолета. Открыл дверь, швырнул внутрь стонущего Класена.
– Я не шучу, Адам! – прокричал Нильс. – Сам с ним вошкайся, я поведу. Не смогу спокойно сидеть.
Адам вместо ответа хлопнул его по плечу и забрался в чрево вертолета вслед за принцем. Нильс захлопнул дверь и влез на сиденье пилота. Включил подсветку, огляделся. Ничего здесь не изменилось, даже не затерли загадочную надпись на приборной панели: «Nicolas Riveros wuz here». Отменный попаданческий вертолет ждал своего часа.
– На! – бросил он назад наушники. – И подумай хорошенько, кому будешь молиться.
– Заводи, – посоветовал Адам. – И не тревожься обо мне. Просто принеси нас к логову.
– Это будет быстрее, чем ты думаешь. – Нильс достал корону из кармана и покрутил ее на пальце.
– Ох ты ж, – проворчал Адам, надевая наушники. – Такого не делал никто и никогда.
Нильс запустил двигатель. Грохот заглушил даже мысли. Руки привычно легли на штурвал. Взлет! Это тревожное чувство внутри, когда мир качается, и твердь остается внизу, а навстречу стремится небо…
Вертолет снялся с башни, наклонив нос, проплыл немного вперед, по направлению к лесу, и, оставив позади омертвевший замок, исчез. Растворился в воздухе.
Лишь в одной маленькой башенке в окнах горел свет. Из одного окна торчала труба телескопа. И ни одна живая душа не услышала радостного крика Старика Берглера:
– Да! Леонор, я вижу тебя, моя маленькая звездочка!
* * *
Энрика пришла в себя от удара о холодные камни. «Должно быть, – подумала она, – я потеряла сознание во время церемонии. Сейчас поднимусь и выйду замуж, а потом меня отдадут дракону…»
Она открыла глаза и увидела дракона. Не всего целиком – только контуры морды в темноте и два огромных светящихся глаза, внимательно на нее смотрящих.
– Мамочка, – прошептала Энрика, пытаясь отползти.
Тщетно. Руки и ноги почти не слушались, а сзади была стена. Каменная и неровная, как и пол. К тому же в левой руке Энрика все еще сжимала скрипку, а в правой – смычок. Пальцы намертво в них вцепились, боясь отпустить даже на мгновение.
Морда дракона приблизилась. Зверь зарычал. В темноте проявились ноздри, будто подсветились изнутри – в них заклубилось пламя. Что-то брякнуло, покатилось по полу и остановилось возле Энрики. Дракон рыкнул еще раз и приоткрыл пасть. В свете гудящего там огня Энрика увидела на полу золотую статуэтку, изображающую неизвестного ей синьора в шляпе и с тросточкой. Знать она его не знала, но вот надпись на постаменте прочитала без труда:
– «Тристан Лилиенталь. 118-й ежегодный конкурс. 1-е место». – Она подняла взгляд на дракона и воскликнула, забыв про страх: – Я победила?!
Морда кивнула, прикрыв глаза для пущей выразительности, а потом снова грозно зарычала. Энрике показалось, что глаза смотрят на скрипку. Источаемые ими струйки света заставляли позолоченные бока сверкать.
– Хочешь, чтобы я сыграла? – Теперь голос Энрики задрожал.
Морда кивнула вновь, призывно пыхнула ноздрями.
Энрика подняла скрипку, но тут же вновь опустила – руки тряслись. Такими руками не то что играть – тесто месить не получится.
– Ты ведь не станешь меня есть? – спросила Энрика. – Я не успела выйти замуж, я не принцесса, и даже не из Ластера! И вообще, меня скоро все равно убьют. Смотри!
Она показала смычком на запястье левой руки, где все четче проявлялась черная метка.
Дракон поднял голову и оглушительно заревел. Дрогнули каменные стены пещеры. Когда морда опустилась, глаза ее стали злее, и ноздри раздувались чаще. Дракон терял терпение.
– Хорошо, хорошо, – прошептала Энрика. – Я сейчас…
Смычок заплясал на струнах. Несколько жалких звуков вырвались из-под него. Энрика закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться, но тут же распахнула их вновь. Нет, слишком страшно погибать в темноте, лучше уж видеть взгляд своей смерти.
В памяти вспыхнули золотые нотки реквиема Леонор Берглер. Сейчас, когда душа опустела от страха, они превратились в почву под ногами. Энрика окинула нотную запись мысленным взором и, убедившись, что запомнила все, начала играть.
Первые ноты вышли неуверенными. Энрика своей игрой будто спрашивала дракона: пойдет ли так? Или лучше другое?
Дракон зарычал, приоткрыл пасть, и вырвавшийся оттуда ком пламени облетел пещеру. Вспыхнули невидимые прежде факела и свечи на стенах. Энрика оглядела помещение и едва не лишилась чувств вторично. На полу валялись кости. Человеческие. Желтоватые черепа смотрят пустыми глазницами в потолок. Тонкие ребра, похожие на чьи-то длинные хищно изогнутые пальцы.
Руки перестали дрожать, смычок решительно заметался по струнам. Ужас, дойдя до какого-то предела, перестал высасывать силы и начал отдавать их десятикратно. Энрика предельно ясно поняла, что единственное оружие против этой твари, которое почему-то, вопреки всем доводам здравого смысла, работает, находится у нее в руках. И руки обрели твердость.
Грубые фальшивые звуки рвали гулкую тишину пещеры. Неправильная, нелепая акустика только забивала барабанные перепонки невнятным гулом. «Концертный зал» оказался под стать золоченой скрипке. И только скрипачка выбивалась из этой гармонии. Каждое движение ее было оправданным, каждый порождаемый ею звук – на своем месте, каким бы уродливым ни был. Энрика играла «Реквием» до тех пор, пока не добралась до завершающей части. Той, где звуки должны были таять, постепенно сходя на нет, будто провожая душу Леонор в последний путь.
Энрика не позволила им угаснуть. И дракон содрогнулся всем своим гигантским чешуйчатым телом, когда вместо умиротворенного и смиренного финала скрипка разразилась яростным крещендо. Водопад звуков крепчал, каменные стены издали глухой стон, будто пробуждаясь от тысячелетнего сна.
Дракон заревел протестующе. «Не нравится? – думала Энрика, глядя в ярко-синие глаза. – А ты останови меня! Ну же, вон у тебя какая здоровая пасть. Хлоп – и все. Ни музыки, ни музыкантши».
Дракон раскрыл пасть, но Энрика заиграла еще яростнее, еще отчаяннее, и шагнула вперед. Пасть захлопнулась, а дракон – попятился. Реквием Леонор, превращенный в гимн самой жизни, расцветающей, несмотря ни на что, заставлял его отступать. Почему – этого Энрика не знала. Знала лишь, что в руках у нее оружие, а в сердце – вера. И пока то и другое не отказывается служить, будет и надежда.
Маленькая скрипачка медленно и упрямо двигалась вперед, а дракон – отступал. Пятился, трусливо оглядываясь, время от времени издавая жалкие рыки, тщась напугать, но вызывал только улыбку на губах и решительный блеск в глазах.
«А как же огонь? – думала Энрика, глядя на соперника. – Ты ведь одним дыханием можешь испепелить меня. Что тебе мешает? Чего ты так испугался?»
Один звук подсказывал другой. Энрика представляла себе армию лучников, выпускающих в дракона смертоносные стрелы, каждая из которых вспарывает воздух в своей особой тональности. Выстрел за выстрелом, выстрел за выстрелом…
Пол подпрыгнул под ногами. Энрику подбросило на месте. Не удержавшись, она упала, больно ударившись локтем. Уже лежа сообразила, что слышала грохот, похожий на выстрел из винтовки, но тысячу крат громче и сильнее.
С потолка пещеры посыпались камни. Дракон, одним стремительным движением развернувшись к черному зеву выхода из пещеры, заревел. На этот раз – куда решительнее. Там, снаружи, его ждал противник более сильный и опасный, чем Энрика Маззарини, но почему-то его дракон не боялся.
Еще один взрыв. Рядом с Энрикой с потолка упал булыжник. Чуть правее – размозжил бы голову. По полу пробежала трещина. Дракон, рыча, бросился из пещеры. Оглушительно топали гигантские лапы, но даже в этом грохоте Энрика различала что-то еще. Какой-то постоянный звук, гул, стрекот. Как будто миллион стрекоз одновременно бьют крылами над самым ухом.
Энрика окинула взглядом усеянное скелетами помещение и поднялась на ноги. Пол в пещере теплый, согрет драконом, но вот по ногам потянуло ледяным ветром. Опять туда, наружу, босиком на снег. Она уже привыкла мерзнуть за этот безумный день, потребовавший всех возможных и невозможных сил, и теперь, не раздумывая, шла к выходу. Туда, откуда доносился странный стрекот. Туда, где бесновался и рычал дракон, ревело пламя, рвались неведомые снаряды. Туда, где, судя по звукам, разверзлась сама преисподняя. С тем единственным оружием, которое дал ей Дио.
* * *
«Раз, два, три, четыре…» – закрыв глаза, мысленно считал про себя Рокко. Этому его тоже научил Аргенто. Хочешь сохранить сознание после смерти – сразу, как почувствуешь ее приближение, начинай считать, или стихи читать, или молитвы. Главное – полностью сосредоточиться. И тогда, представ перед Дио или Диасколом, смотря по делам твоим, сможешь, авось, о чем-нибудь договориться.
Рокко очень хотел договориться. Лучше даже с Диасколом. И плевать на бессмертную душу. Представлял, как возвращается из преисподней, весь в черном, с неизмеримыми силами, и одним взглядом испепеляет и Фабиано, и Ламберто, и этих троих карабинеров. Потом – потом неважно. Просто кто-то должен это сделать!
Но вдруг раздался звук, который заставил Рокко усомниться в собственной смерти. Как будто босая нога тяжело ступила на скрипнувшую ступеньку. Вот звук повторился. Снова и снова.
Рокко приоткрыл один глаз, потом – второй. Увидел разбитую рожу Фабиано. Жрец смотрел куда-то в сторону. Рокко повернул голову туда и вскрикнул: в воздухе перед ним висели три пули.
Топ, топ, топ… Рокко отшатнулся от пуль и посмотрел на лестницу, по которой медленно, степенно спускался Аргенто в халате.
– Си… Синьор Боселли, – пролепетал Фабиано. – Мы пришли арестовать вашего ученика, а он…
– Пшл вн, – махнул рукой колдун. От этого жеста он едва не упал, но физическая слабость никак не помешала его колдовской силе. Ураган, поднявшийся от движения, подхватил, поднял в воздух одного за другим трех карабинеров, Фабиано и Ламберто, и бросил их через дверь на улицу. Дверь с треском захлопнулась, да так и осталась, несмотря на сломанный засов.
– Вы поплатитесь! – заорал с улицы Фабиано, отплевываясь от снега. – Вы укрываете преступника! Посмотрим, как вы провернете свой фокус, когда сюда явятся все жители Вирту, жаждущие вашей крови, жаждущие отмщения!
– Псмтрм, – кивнул Аргенто и, сойдя с последней ступеньки, ухватился рукой за перила. Недолгий спуск, кажется, его укачал.
Но колдун быстро пришел в себя, потряс косматой головой, икнул и нашел взглядом Рокко.
– Скн ты с-н, – пробубнил Аргенто. – Гд-йэ мйи шл’хи?
«Рокко, милый, – перевел мысленно Рокко. – Не знаешь ли ты, куда подевались три прекрасные девы, услаждавшие часы моего досуга?»
– В церкви, – выдохнул Рокко. – Гиацинто ублажают.
– А. – Колдун зевнул. – Хршо… А я дмал, птрялись…
Шатаясь, как тяжело раненный человек, колдун двинулся в угол, где стояла, прижимая руки к готовому разорваться сердцу Лиза. Буквально повалился на полку рядом с ней.
– Звните, – услышал Рокко. – Счас…
Аргенто Боселли взял с полки пузырек с противопохмельным составом и выпил его залпом. Потом – второй, третий, четвертый. Покончив с последним, выразительно крякнул и тыльной стороной ладони вытер рот.
– Раз в году выспаться не дадут, – пожаловался он Лизе вполне нормальным голосом. – Что за народ? И что ты нашла в этом сопляке? – Он махнул рукой в сторону Рокко. – Вот ведь ничего же сам не может. Как припекло – давай на помощь звать.
– Никого он не звал, – дрожащим голосом возразила Лиза.
– Это ты так думаешь, – фыркнул колдун.
Рокко встретил взгляд Лизы и кивнул:
– Звал. Когда я в опасности, у Аргенто специальная монетка прыгать начинает.
– А если бы он не успел? – ужаснулась Лиза.
Рокко пожал плечами:
– Валялся бы я тут трупом хладным. Но с довольною лыбой, ибо набил перед гибелью рожу Фабиано.
Аргенто тем временем подошел к столу, взял с него блюдо для ведения разговоров и, критически осмотрев, плюнул на него.
– А ну-ка, – сказал он, когда поверхность блюда засветилась, – покажи мне вкратце, чего я там проспал.
«Все, – подумал Рокко обреченно. – Сейчас-то мне и конец придет».
Предчувствуя скорое расставание, он по широкой дуге обогнул колдуна, обнял Лизу и, зарывшись лицом в ее волосы, прошептал:
– Прости меня, Лиза. Но я так сильно накосорезил, что не быть нам вместе в этой жизни.
– Будем в следующей, – погладила его по затылку Лиза.
Аргенто, глядя в блюдо, опустился на стул, взял яблоко и аппетитно захрустел им. Усмехнулся чему-то, показанному блюдом. Нахмурился. Фыркнул. Рокко, затаив дыхание, наблюдал за лицом учителя. Смотрит – будто роман читает.
Наконец, Аргенто отбросил погасшее блюдо и перевел взгляд на Рокко.
– За одну ночь, – начал он, – ты успел отбрехать нас от ответственности за Энрику, провести в колодце трансляцию с Ластером, негодяйским образом подслушать ее, трижды осуществить сложнейший ритуал смены личины, споить монахиню, да еще и жениться на ней.
Рокко пристыженно опустил взгляд.
Аргенто, покачав головой, щелкнул пальцами. На столе перед ним появился лист бумаги, перо, чернильница и печать. Взяв перо, Аргенто что-то написал на листе в самом низу, дыхнул на печать и бережно прижал ее рядом с написанным.
– Держи, – протянул он бумагу Рокко. – Но сделай милость, никому не говори, что я тебя учил. Говори, что самородок. Или самовыродок. Это уж как на язык ляжет.
Рокко трясущимися руками держал в руках исписанную витиеватым почерком гербовую бумагу.
– Это – что? – прошептал он.
– Лицензия твоя, дурень, – вздохнул колдун. – Поздравляю. Взрослый стал, самостоятельный. Давай теперь, крутись, как хочешь, жену обеспечивай.
Распахнулась дверь, в дом влетела заснеженная Ванесса.
– Папка! – крикнула она. – Ты чего так рано встал?
– Подняли, – сказал колдун. – Ну а ты, бестолочь малолетняя, где была, чего видела?
– Кстати, да! – воскликнул Рокко, справившись с потрясением от созерцания вожделенной лицензии. – Где застряла? Меня тут чуть не постреляли по доброте душевной!
– Оно и видно, – усмехнулась Ванесса, с интересом трогая висящие в воздухе пульки. – Пап, оставишь так, а? Все украшение. А я где была… Ну, до церкви с сонным порошком сбегала, а потом – вдохновение началось. Такое, знаете, волшебное чувство, как будто изнутри распирает, и хочется добро творить направо-налево без всякого удержу!.. Ну и, в общем, пошла я и сожгла дом Фабиано.
Рокко радостно оскалился, Лиза ахнула, а Аргенто, грозно нахмурясь, встал и влепил дочери шлепка по мягкому месту.
– За самоуправство, – пояснил он. – Сколько раз говорил: жрецов без меня трогать не моги! Ладно, дело прошлое. Пойду-ка я в приличное переоденусь, этих дождемся и пойдем.
– Каких «этих»? – удивился Рокко.
Аргенто, кажется, удивился еще больше. Посмотрел на часы, которые показывали без пяти минут двенадцать, потом – на стоящий посреди комнаты шкаф.
– Ну, этих, – пожал плечами. – А каких же еще?
