Глава 20

Лиза и Рокко, затаив дыхание, стояли у стены и смотрели на Ванессу. Ждали, что она скажет, когда очнется. Они рассказали ей все, но это было десять минут назад. С тех пор рыжая ведьма сидела неподвижно за столом, гипнотизируя обкусанное яблоко.

– Вот сволочь! – прозвучали первые слова.

Лиза покосилась на Рокко:

– Как думаешь, это она о тебе или обо мне? – спросила шепотом.

– Если бы о нас – она бы не говорила, – так же шепотом ответил Рокко. – Убила бы сразу. Значит, про своего.

Ванесса не слушала. Нервно барабанила пальцами по столу, пока в глазах разгоралось зеленое пламя. Рокко почувствовал, как Лиза сжала его руку и вздрогнул. «Долго еще так вздрагивать придется», – подумал он. С ума сойти. Вот эта вот девушка рядом – жена! И это на всю жизнь! Как такое может быть?!

– Развод! – Ванесса лупанула кулаком по столу и, выудив из блюда с фруктами персик, принялась страстно его поедать.

Рокко моргнул, обдумывая слово, произнесенное сестрой. Осторожно высвободил руку, подошел к столу и сел.

– Развод? – переспросил он. – А разве так можно?

– Размечтался! – Ванесса плюнула ему в лоб косточкой от персика. – Тебе нельзя. А вот несовершеннолетняя девица вправе развестись, если супруг ей изменяет. Только там условие есть – должны два уважаемых члена измену засвидетельствовать. Но я ему устрою членские свидетельства! Лизонька, солнышко, кисонька моя, передай, пожалуйста, вон ту баночку. Ай, спасибо, радость, уважила!

«Сонный порошок», – отметил про себя Рокко, глядя на баночку, которую Ванесса пыталась упрятать под куртку.

– Куда тебе столько? – спросил он. – Там взвод драконов усыпить можно.

– Вот и пускай поспит, котеночек, – мурлыкнула Ванесса. – Утомился, небось. Ладно, все. Ждите меня с победой!

Она пошла к выходу, обула сапоги.

– Девчонок не угробь, – напутствовал Рокко. – Батька проснется – убьет.

– Поучи еще, – буркнула Ванесса и выскочила за дверь.

Рокко, вздохнув, опустил голову на стол.

– Меня-то Аргенто так и так убьет, – пробормотал он. – Как же спать-то хочется… Ну ничего, скоро высплюсь сном вечным.

Лиза тихонько положила руки ему на плечи.

– Ты поспи, – сказала она. – Я, если что, продам флакончик.

– Святая ты, Лиза, – зевнул Рокко. – Да разве до сна мне сейчас? Времени в обрез. Тебя отбили, надо в Ластер двигать.

– И что ты там сделаешь? – ласково спросила Лиза. – Двоеженство Дио осуждает.

– Да я этим сволочам весь за́мок с землей сровняю! – выпрямился Рокко. – Узнают, что это такое, когда Рокко Алгиси выбирается косорезить на гастроли! Аргенто не зря говорил, что за мной если не присмотреть, так я весь мир в труху порушу. А там-то за мной смотреть некому будет.

Лиза погладила его по голове, успокаивая, будто маленького ребенка.

– Тише-тише, – прошептала она. – Ты мне лучше вот что скажи: карабинеры в отсутствие Нильса кому подчиняются?

– Фабиано, надо полагать. А что?

Лиза молча показала в окно. Рокко, приподнявшись, разразился страшными ругательствами.

– Извини, – тут же сказал он Лизе и бросился запирать дверь. Не успел засов задвинуть, как в дверь заколотили.

– Карабинеры его святейшества! – послышался голос Томмасо. – Требую открыть дверь, иначе мы ее вынесем!

– Ты чего злой такой, Томмасо? – удивился Рокко. – Баба, что ли, не дала?

Говоря, он корчил Лизе грустные рожи, давай понять мимикой и жестами, что не он такой, жизнь такая, и приходится говорить с людьми, блюдя престиж. Лиза кивала и сложными ответными жестами поясняла, что понимает и вовсе даже не осуждает, и пусть Рокко уже делает, что ему заблагорассудится, лишь бы все закончилось хорошо.

– Синьор Алгиси, – отозвался Томмасо, – у нас приказ вас арестовать. Вас и вашу супругу. Прошу, не осложняйте нам миссию, иначе придется…

– Нет, ты объясни сперва, чем провинился-то? – воскликнул Рокко. – То, что Гиацинто в нужнике утоп, – это я не виноват, чесслово! Всю ночь, как дурак, дома просидел, шагу за порог не сделал.

Карабинеры за дверью пошептались, после чего Томмасо зачитал обвинение:

– Рокко Алгиси, вы обвиняетесь в убийстве Энрики Маззарини и Нильса Альтермана.

Рокко посерел, Лиза ахнула.

– Постойте…

– Открывайте дверь, считаем до трех. Раз!

– Э! – Рокко долбанул кулаком по двери. – Осади коней! Какое убийство? Чтобы я свою Рику убил? Вы там белены перекурили, что ли?

– Два!

– Томмасо! – взвыл Рокко. – Да что тебе этот толстозадый хрыч наплел? Все…

Одновременно со словом «три» громыхнули выстрелы. Кусок двери вылетел, переломился надвое засов. Рокко успел отпрыгнуть, схватил Лизу и, толкнув в угол, закрыл своим телом.

Карабинеры ворвались внутрь. Армелло, Эдуардо, Томмасо. Непроницаемые лица, оружие наизготовку. Армелло немедленно занял пост у лестницы, бросив беглый взгляд наверх и убедившись, что никого нет. Эдуардо остался у двери. Томмасо вышел на середину комнаты и, направив карабин на Рокко, сухо сказал:

– В сторону.

– В задницу, – возразил Рокко.

– В сторону, я сказал!

– А я сказал – в задницу! Хочешь стрелять – стреляй, пока меня не грохнешь, до нее пальцем не дотронешься.

Рокко кулаками уперся в стены, смотрел на Томмасо исподлобья. Как же глупо все… Ни тебе снадобья никакого под рукой, ни тебе чего. На полке рядом – сплошь травки безобидные. Эх, надо было себе понаделать всяких веселых штуковин массового поражения. А заклинания не дадут ведь произнести. Знают, что когда колдун бормочет, лучше выстрелить, перезарядить и снова выстрелить, чем ждать результата.

– Рокко, – зашептала сзади чуть живая от страха Лиза, – отойди! Он же убьет тебя!

– Ничего, – не отрывая взгляда от Томмасо, процедил сквозь стиснутые зубы Рокко. – Мы там потом с Диасколом порешаем, кто кого по итогу убьет.

Карабин дрогнул. Ага, бесстрашный карабинер, затряслись поджилки-то! Будешь теперь знать, что нельзя колдунов в угол загонять. Они там еще опасней становятся. Ах, если бы Аргенто проснулся!..

Рокко с тоской взглянул на висящие на стене часы. Начало двенадцатого… А колдун-то не раньше полудня встанет, воля у него – железная, а сон – богатырский. Значит, надо время как-то тянуть.

Но не успел Рокко придумать, как потянуть время – в дом хозяйской походочкой вошел Фабиано. Вслед за ним семенил неизменный Ламберто.

Томмасо, покосившись на начальство, приопустил карабин, и Рокко немного расслабился. Лиза вцепилась ему в плечи. «Не отдам, – шепнул он через плечо. – И не думай даже».

«И не думаю, – чуть слышно отозвалась Лиза. – Знаю».

Фабиано спокойно окинул взглядом обстановку, покивал, – мол, так оно и было задумано. Ламберто, прислужливый щенок, пододвинул ему стул, и его святейшество уселось.

– Вы б задницу-то переместили, ваше святейшество, – усмехнулся Рокко. – Стульчик хлипенький. Газики отойдут невзначай – и сами навернетесь, и нам убытки.

– У верховного жреца никогда не отходят газы! – топнул ногой Ламберто.

– Я и смотрю, весь раздулся, – сочувственно кивнул Рокко.

– Ламберто! – Фабиано, еще больше раздуваясь от злости, повернулся к младшему жрецу. – Спрячься в угол и молчи, пока я тебя не спрошу! Этот подлец и так любое дело превратит в фарс, ты ему еще своей глупостью помогать будешь!

Ламберто, злобно сопя, удалился в указанный угол. Фабиано, буквально вколотив его туда взглядом, опять повернулся к Рокко. Даже подпустил на лицо презрительную улыбку.

– Ну что ж, синьор Алгиси, вот и закончилась ваша веселая жизнь.

– Так это она была? – изумился Рокко. – Вот спасибо-то, что объяснили. А я, дурак, думал, траур на селе. Что ж теперь будет-то? Улыбаться с пятницы на субботу запретите, али малую нужду справлять в полнолуние?

Ламберто в своем углу кипел от гнева, но рта открыть не решался. Фабиано же будто и не слышал бравады Рокко. Достал часы, сверился с домашними.

– Вам должно быть любопытно, чем вызван ваш арест. Извольте, поясню. Озадаченный последними событиями, я произвел небольшое расследование, и вот что удалось выяснить. – Теперь Фабиано обращался к карабинерам, глядя на каждого по очереди. Чтобы посмотреть на Эдуардо, дежурившего у входа, ему приходилось поворачивать массивное тело, но он всем своим видом стремился показать, что это ему нисколько не в тягость, а даже наоборот. – Синьор Алгиси тайно от синьора Боселли имел сношения с колдуном Волькером Гуггенбергером...

– Да иди ты в пень! – возмутился Рокко. – Чтоб я Выргырбыра сношал?! Он же ж страшный, что твоя мать, если не хуже! Лиза! – Рокко повернулся к жене. – Честное колдовское – брешет!

– Он не о том, Рокко, – тихо сказала Лиза.

– Простите, синьор Алгиси, вы, кажется, назвали Гуггенбергера страшным? – заинтересовался Фабиано. – Что же в нем вас так напугало?

– Да как – что? – вытаращил глаза Рокко. – Морда мертвая, белая, говорит – будто ядом плюется, а как глянет...

Рокко осекся, сообразив, в какую ловушку его заманили.

– Вы слышали, синьоры карабинеры, – кивнул Фабиано. – Мне сегодня довелось пообщаться с синьором Гуггенбергером, который в точности соответствует прозвучавшему описанию. К сожалению, город Ластер, где живет этот человек, не признаёт Дио и находится слишком далеко, поэтому я никак не смог повлиять на ситуацию. Рокко продал скрипачку Энрику Маззарини, чтобы ее обманом выдали замуж за про́клятого принца и скормили дракону. А когда Нильс Альтерман отправился за ней – вы помните, как синьор Алгиси этому противился? – он самолично заплатил Гуггенбергеру, чтобы тот избавился от Нильса.

Рокко опустился на корточки – просто ноги подкосились. Лиза села рядом, сжимая ему руку. Взгляды карабинеров едва не разрывали Рокко на части.

– Но это лишь часть коварного плана, – продолжал все тем же спокойным тоном Фабиано. – Чтобы заманить Энрику в транспортировочный шкаф, синьору Алгиси пришлось состряпать целую аферу. Как оказалось, мой сын и Энрика Маззарини собирались пожениться. Глупые дети решили, что я буду против, и ничего не сказали. Но синьор Алгиси знал и подговорил свою названную сестру совершить немыслимую подлость. Она околдовала моего сына и женила его на себе. А когда, несмотря на сильное колдовство, мой сын попытался спасти свою возлюбленную, синьор Алгиси не то убил его, не то похитил и спрятал – это единственное, чего я пока не узнал. Но я хочу, чтобы все здесь присутствующие знали: я не намерен торговаться. Синьор Алгиси должен понести наказание за свои ужасающие преступления, и смерть – это еще очень милостиво. Поэтому, синьор Алгиси, не трудитесь, не пытайтесь меня шантажировать. Я готов идти на великие жертвы ради моей веры, ради Вирту.

Рокко, закрыв глаза, усмехнулся. Безупречно! Безупречно, Диаскол его задери! А объяснять сейчас что-то карабинерам – все равно что горохом в стенку кидать. Вон с какой ненавистью таращатся. Еще бы! Энрику-то все любили, а Нильс – какой-никакой командир.

– Встать, – сказал Томмасо.

Рокко посмотрел на него, перевел взгляд на Лизу, которая еще крепче вцепилась в его руку.

– Что будет с ней? – спросил Рокко.

Фабиано, спохватившись, повернулся к Лизе, которая на этот раз встретила его взгляд.

– Да-да, синьора Алгиси… – Фабиано задумался. – Ну, честно говоря, я не знаю, какую именно роль во всем этом играла она. Вполне возможно, оказалась невинной жертвой. Однако это не отменяет фактов: в монастырь она не пошла. Следовательно, никаких денег ее мать не получит. Полагаю, синьора Алгиси может наслаждаться положением вдовы, как и ее мать. Очень жаль…

– Нет! – перебила Лиза. – Все было не так. Я с самого начала помогала Рокко. Все, в чем вы его обвиняете – также моя вина.

– Ты что делаешь, дура?! – завопил, хватаясь за голову, Рокко.

– А что еще должна делать добропорядочная жена, когда правитель города и духовный наставник горожан, не моргнув глазом, клевещет на мужа? – повысила голос Лиза. – Моему слову никто не поверит, изменить я ничего не могу. Так значит, разделю судьбу! Детей у нас нет, бросать некого.

– Синьора! – погрозил пальцем Фабиано. – Вы обвиняете меня в клевете? Будьте благоразумны…

– А то что? – Лиза гордо подняла подбородок. – Два раза казнишь, лживый кусок сала?

Рокко мягко оттолкнул Лизу, подался вперед, глядя в глаза Фабиано:

– Рика и Нильс живы, – сказал он. – Они вернутся в двенадцать часов.

– Ложь, – усмехнулся Фабиано. – Гуггенбергер подтвердил их смерть. Энрику сожрал дракон, это происходит в половине двенадцатого каждый год, в один и тот же день. Нильса казнили.

Рокко вспомнил, как Гуггенбергер, разломав стул, бросился на поиски Энрики. Больше никаких сведений из Ластера не поступало. Что он, Рокко, мог поставить на жизнь Энрики, кроме своей веры?

– Они живы! – повторил он громче. – Какие проблемы подождать полчаса? Вот все и выяснится…

– Что-то я не вижу Ванессу, – перебил Фабиано. – Какую еще гнусность она успеет сотворить до двенадцати? Что вы задумали, синьор Алгиси? Нет, хватит, я не желаю слышать. Взять их обоих. Тащите на площадь и созывайте людей! Пусть видят, что бывает с теми, кто свой карман ставит превыше жизни человека!

Рокко потер о штаны вспотевшие ладони, и правая наткнулась на что-то круглое в кармане. Монета. Та самая монета, с которой началось знакомство с колдуном. Рокко так с ней ни разу и не расстался, всегда таскал с собой, перекладывал из старой одежды в новую, даже не задумываясь. Сколько раз она спасала ему жизнь? Дио знает, сколько.

– Встать! – Томмасо шагнул к Рокко, держа палец на спусковом крючке.

– Не двигайся, – шепнул Рокко, обращаясь к Лизе. – Всем святым заклинаю: не двигайся!

И когда Лиза чуть заметно кивнула, Рокко прыгнул.

Карабинеры опешили от такой дерзости. Эдуардо шагнул ближе к двери, Армелло взял на прицел окно. Они думали, что Рокко собирается бежать, наивные!

Рокко взлетел на стол и оттуда бросился на Фабиано. Тот пытался вскочить, но габариты мешали ему двигаться быстро. Худой и стремительный Рокко повалился на жреца, одной рукой сгреб его за ворот, другой ударил в лицо. Раз, другой, третий, чуть не плача от удовольствия. Нос набок, фингал под глазом, челюсть не сломал, но поболит изрядно!

В четвертый раз Рокко не успел ударить. Три выстрела раздались почти одновременно. Закричала Лиза. И все стихло.

Нильс Альтерман пришел в себя первым. Он двинулся по проходу к развороченной сцене, одним прыжком вскочил на нее и подобрал корону. Сжав в руке хрупкое серебряное украшение, поднял взгляд к черному небу, усеянному яркими звездами. Тучи, наконец, разошлись, будто в честь праздника решили побаловать людей чистым небом.

– Адам, – сказал Нильс. – Ты со мной?

Но Адам молчал. Он все стоял и смотрел, приоткрыв рот, туда, где только что была драконья голова. Нильс повернулся к нему и повторил вопрос:

– Адам, ты со мной или как?

Адам Ханн часто заморгал, провел ладонью по лицу, будто снимая паутину морока. Взглянул на Нильса с короной.

– Куда «с тобой»?

– Дракон похитил Энрику. И ты еще спрашиваешь, «куда»?

– Ты ведь говорил, что ей все равно не жить. – Адам пожал плечами. – Так может, оно и к лучшему?

Нильс Альтерман почувствовал, как закипает кровь. Страх, целый год гнездившийся в его сердце, кричал, варясь заживо на костре ярости. Нильс спрыгнул со сцены и, по-военному печатая шаг, двинулся к Адаму.

– Если кто-то убьет Энрику Маззарини, – громко говорил он, пронзая Адама взглядом, – то это буду я. Понял? Никто другой ее не коснется. Ни ты, ни принц, ни его палач, ни эта проклятая тварь, которая возомнила, будто ей все дозволено. Однако ей дозволено не все. Есть еще в Ластере такой – Нильс Альтерман, у которого найдется пара слов возражений. Так ты со мной, Адам? Или ты бежишь?

Нильс остановился в шаге от старого друга, который выглядел непривычно растерянным. Он как будто съежился внутри своей огромной шубы.

– С тобой, мой друг, с тобой, – пробормотал Адам. – Только… Скажи, ты обратил внимание на глаза?

– Глаза? – удивился Нильс.

– Глаза дракона. Ты заметил цвет?

Нильс задумался, пожал плечами:

– Вроде они были голубыми?

– Синими, – поправил Адам. – Ярко-синими, как сапфиры…

– И что это значит?

– Не знаю, дорогой друг, не знаю… Может быть, и ничего. Оставим! Итак, какой у нас план?

Но Нильс не успел изложить другу план. В этот момент вмешался скрипучий голос:

– Ты пойдешь спасать мою невесту?

Нильс повернулся на голос и вздрогнул, увидев еще троих человек, незамеченными оставшихся в зале.

– Мама? Папа? Теодор?

Ева плакала, Ульрих обнимал ее, а Теодор смотрел своим обычным, после травмы, спокойным взглядом. Он ждал ответа.

Тихо рассмеялся Адам Ханн:

– Бедная Энрика! У нее столько женихов, что я уже со счета сбился.

– Отвечай! – требовал Теодор. – Ты пойдешь спасать мою невесту, брат?

Нильс покачал головой:

– Нет, Тео. Я пойду спасать свою невесту. Прости.

Теодор на секунду задумался, потом грустно вздохнул:

– Так и знал. Она, должно быть, прескверно моет?

– Отвратительно, – подтвердил Нильс. – Зато великолепно играет.

– Боюсь, мне этого не достаточно. Передай ей, что я приношу извинения, но вынужден отказаться от брака.

И Теодор, полагая разговор законченным, отвернулся, сложил руки на груди. К Нильсу подошли Ульрих и Ева.

– Сынок, – тихо проговорил Ульрих, – я не знаю, что с вами произошло за этот день, но чувствую, что многое изменилось. Она другая. И ты тоже. Теперь я хочу тобой гордиться.

– Я по-прежнему предатель, – напомнил Нильс. – Изменник.

– Человек, который не предает себя, не изменяет себе, не может считаться ни предателем, ни изменником.

Ульрих с силой пожал руку сыну, заглянул ему в глаза:

– Ты пойдешь до конца и сделаешь все, что считаешь нужным, – сказал он. – Мой сын. Нильс Альтерман.

– Клянусь, – отозвался Нильс.

Ева его обняла.

– И будь осторожен, – шепнула она.

– А вот этого обещать не могу, – сказал Нильс. – Но ты… Ты молись за меня, мама.

– Кому же молиться? – Отстранившись, Ева с удивлением посмотрела на сына.

– Молись Дио. Какие бы твари ему ни служили, а он, кажется, действительно существует. И порой подбрасывает возможности. Молись за меня. За Энрику. За Адама.

– Времени всего ничего! – вмешался Адам. – Если хотим хоть что-то сделать…

– Прощайте, – резко сказал Нильс и отвернулся, отсекая лишнее. Схватил за руку Адама. – Готов?

– Я родился в этом состоянии. Пошли!

Нильс повернул камень на короне.