Глава 12
Лиза не позволяла себе думать о том, что предстоит сделать, до тех пор, пока не сняла пальто в мрачных сенцах дома Моттола. Перед тем как открыть вторую дверь, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Начала молиться Дио, но на середине молитвы спохватилась и прикусила язык. Нет, ну надо было додуматься!
От злости на себя и лишнего напоминания, что душа ее отныне обречена преисподней, Лиза исполнилась смелости и, толкнув дверь, вошла в давешнее помещение. Вошла и остановилась.
Угли в камине дотлевали. Медвежья шкура пустовала.
– Ну, вот и все, – пробормотала Лиза, испытывая странную смесь отчаяния и облегчения.
«Что – «все»? – возмутился голос матери так явственно, как будто она стояла рядом. Лиза даже почувствовала запах папиросы. – Тебя что, только до медвежьей шкуры хватает и ни шагу дальше? В спальню он переполз! Вперед!»
– Как же я, – забормотала, бледнея, Лиза. – В спальню…
Ладони ползали по непривычно приобнаженной груди, надеясь отыскать кулон с ликом Дио, который еще утром подарила Энрике. Вспомнила. Опустила руки, стиснула кулаки.
– Вперед, – прошептала. – Да, вперед!
Решительным шагом преодолела метры, отделяющие ее от дальней двери. Толкнула. Темно, прохладно, пахнет копотью. Кухня.
Подошла к следующей, толкнула, сунула голову. Небольшой коридорчик, заканчивающийся стеной с окошком. В тихом свете луны Лиза разглядела три двери. Ну и какая из них? И… И что дальше?
Все советы матери вдруг показались такими глупыми. Да разве ж она сумеет? В лучшем случае случится самое худшее, а в худшем – Гиацинто ее выгонит и забудет. Серьезно, ну с чего взяла-то, что может завладеть его вниманием?
Лиза обхитрила саму себя: пока в голове метались трусливые мыслишки, подошла к первой двери и обнаружила за ней аскетическую спаленку Фабиано. Лики Дио на стенах, безупречно заправленная узкая койка. Стол и стул. На столе – письменные принадлежности.
– Не то, – прошептала Лиза и подошла ко второй двери.
Эта оказалась заперта.
– То, – выдохнула Лиза и замерла, успокаивая бешено колотящееся сердце. Да разве ж его успокоишь? Немыслимо.
Лиза удержала дыхание, как перед нырком, и постучала. Сразу – громко, решительно, чтобы не было пути назад.
«Прими расслабленную позу, – напутствовала мама. – Не стой, будто палку проглотила. Некоторым такие тоже нравятся, но профессиональная работа – на то и профессиональная».
Лиза не придумала ничего лучше, чем прислониться к косяку.
«Старайся притворяться, как будто ведешь себя естественно, – втолковывала мама. – Не говори прямо, чего добиваешься. Пусть он сам ужом вьется, а ты улыбайся и сокращай дистанцию».
Из-за двери послышалось невнятное ворчание, сопровождаемое скрипом пружин.
– Синьор Моттола, – надув губы для достоверности, заканючила Лиза. – Очень неудобно поднимать вас с постели, но мне нужна помощь…
«Постель! – поднимала палец мама. – Почаще говори про постель и всякие такие вещи, но как бы невзначай. Это у мужиков на подкорке записано. Как только девушка говорит: «постель», «спать», «лежать», у них сразу слюна течет. И еще помощи проси. Постоянно. Мальчики любят помогать. Подержать, застегнуть, массаж сделать».
Кажется, что-то там сработало. Не то материнские советы, не то простая вежливость хозяина по отношению к просьбе гостьи. Пружины заскрипели отчаяннее, потом – взвизгнули, отпуская Гиацинто. Неразборчивое ворчание, чирканье спичкой, шаркающие шаги.
«Вот и началось, – подумала Лиза, мысленно зажмурившись. – Помоги мне Дио!»
За эту просьбу отругать себя не успела – брякнула задвижка, и дверь, скрипнув, приотворилась, явив зевающего Гиацинто, голого по пояс и с фонарем в левой руке.
– Чего вам, сестра? Я думал, отец вас уже забрррр… За… Эм-м-м…
Гиацинто перестал казаться сонным. Моргнул раз, другой, третий. Взгляд сначала сделался изумленным, потом – заинтересованным, потом… Лизу обдало жаром. Вот он, этот взгляд!
«Мама, и что мне теперь делать?» – пискнула она мысленно.
Ответа не было. Все до единой мысли выдуло из головы. Только одно пришло на память: «Старайся быть совершенно естественной!»
И Лиза постаралась. Едва раскрыв рот, она заговорила так, будто по-прежнему оставалась в монашеском облачении, даже заставила себя в это поверить, чтобы хоть слово сказать:
– Так неудобно, что побеспокоила вас, синьор Моттола, но вы сказали обращаться к вашей супруге, а она изволила удалиться…
– Супруга? – Гиацинто произнес это слово так, будто впервые услышал. – Ах, Ванесса! Да, вы знаете, сестра, она… Это ерунда, право же… Ой, да что я несу?! Вы… Вы, кажется, чего-то хотели?
А ведь он смущен! Осознав это, Лиза едва не завизжала от восторга, но заставила себя унять преждевременную радость. Предстоит еще долгая борьба, виртуозная игра, на каждом витке которой можно оступиться и рухнуть в бездну.
– Вы, может, зайдете? – Гиацинто посторонился и рукой с фонариком махнул внутрь спальни. Лиза бросила взгляд туда. То же, что у Фабиано.
Мама, наконец, вернулась. Строго посмотрела на Лизу и потрясла пальцем: «Ни-ни!»
– О, что вы, синьор Моттола, это было бы безнравственно с моей стороны, войти в вашу опочивальню, – вздохнула Лиза, всем видом демонстрируя сожаление. – Вы не могли бы принести мне чего-нибудь попить? Там, в зале, так жарко… Я разделась, но жажда не переставала меня мучить.
– О, да! – Гиацинто закивал. – Конечно, синьорита… Сестра Руффини!
– Лиза.
– Ли… Лиза?
– Ну да. Можете звать меня просто Лиза, как все близкие друзья. Мы же с вами – друзья?
Лиза улыбнулась и как бы невзначай положила руку на ладонь Гиацинто, вцепившуюся в дверь. Тот вытаращил глаза, будто на него наползла змея, но стряхнуть не решился. А Лиза едва не закричала от непривычного ощущения: мужской ладони она не касалась, кажется, никогда.
– Конечно, Лиза, – прошептал Гиацинто и дернулся было накрыть ее руку своей левой, но в ней по-прежнему находился фонарь. – Конечно, мы с вами друзья, и я обязательно вам помогу. Вы… Вы идите в залу, а я скоро присоединюсь к вам и принесу попить.
– Договорились, – подмигнула Лиза. – Я буду ждать!
Она пошла по коридору той самой походкой, какую минут десять отрабатывала дома. Цепочки на ботинках позвякивали. Сзади скрипнула дверь. «Закрылся», – подумала Лиза. Бросила взгляд через плечо и вздрогнула: Гиацинто стоял в коридоре и смотрел ей вслед. Взгляды их, возможно, встретились бы, но, судя по тому, как низко держал фонарь Гиацинто, он смотрел отнюдь не в глаза. А когда Лиза споткнулась, фонарь дернулся и поднялся выше.
– Вы меня напугали, синьор Моттола, – выдохнула Лиза, повернувшись боком. Тем самым боком, на котором находился разрез ее самодельной юбки. Юбки, которую мама превратила в нечто, более похожее на набедренную повязку.
– Гиацинто, – выдохнул жречонок. – Можете называть меня Гиацинто… Лиза!
– Гиацинто!
– Лиза!
Лиза послала ему воздушный поцелуй и выскочила из коридора в темнеющий зал.
«Первый кон – наш! – сказала мама. – Теперь – помнишь?»
– Помню, – прошептала Лиза, прижимая руки к сердцу. – Больше расспросов, а о себе – только чуть-чуть. Восхищаться. Комплименты делать…
Она вернулась в кресло-качалку и стала в нем ерзать. Во всех удобных позициях она казалась себе практически голой. Во всех приличных выглядела глупо. Наконец, стиснув зубы, поставила одну ногу в ботинке, плотно облегающем голень, на маленький столик и раскинула руки.
– А вот и я! – тут же раздался веселый голос Гиацинто. Он вбежал в залу и остановился. Лиза представила себе, что́ видит он в тускло-красном свете углей. Должно быть, она выглядит поистине демонически.
Сама же Лиза увидела полностью проснувшегося, причесавшегося и одетого в элегантный костюм Гиацинто. От него даже пахло чем-то вроде духов. Странно… Духами же, вроде, только женщины пользуются? Впрочем, мама об этом ничего не говорила.
«Как это не говорила? – возмутилась мама. – Говорила: «Не критикуй!» Твой мужчина – само совершенство, даже если он пьяный в дерьме валяется и хрюкает. Подумаешь, надушился!»
В руках Гиацинто держал темного стекла бутылку, заткнутую пробкой, и два стеклянных бокала, отражающих красноватые звездочки угольков камина.
– Вы как раз вовремя, – сказала Лиза. – Я почти… Почти умерла от жажды!
Гиацинто медленно подошел к столику. Поставил на него бокалы, а вот для бутылки места не осталось.
– Вы позволите? – Гиацинто смотрел на ногу Лизы.
– О, мой любезный друг Гиацинто, боюсь, я так устала, что мне и не пошевелиться. Вы не могли бы помочь?
Гиацинто, кажется, немного опешил, и Лиза взволновалась: не слишком ли торопит события. Но нет. Вот бутылка поставлена на пол, а сильные и длинные пальцы Гиацинто взяли ее за ногу. Лиза чувствовала его прикосновение сквозь тонкую кожу ботинка, и от отвращения из груди ее вырвался приглушенный возглас. Прозвучал он, правда, безо всякого отвращения, и это заметила даже Лиза.
Гиацинто не спешил отпускать ногу. Медленно поставил ботинок на пол, но продолжал поглаживать.
– Отличная обувь, – сказал он. – Вам очень идет, Лиза.
– Спасибо, – улыбнулась она и уже хотела было сказать, что ботинки подарила ей мама, но та же самая мама, крепко обосновавшаяся у нее в голове, грозно сдвинула брови и опять погрозила пальцем: «Не болтай! В этой войне кто больше говорит – тот и проигрывает. Иначе никак!»
– Спасибо, Гиацинто, вы так добры, – добавила Лиза и тут же спохватилась: – Ох, какая же я глупая! Прошла в дом в обуви. Простите… Сможете ли вы простить меня, Гиацинто?
– Конечно! – поднял тот взгляд к обеспокоенному лицу Лизы. – Это, право же, ерунда. Мы и сами нередко ходим обутыми…
– Да? А я уж было хотела вас попросить помочь мне разуться. Но, если вы не возражаете, тогда…
Глаза Гиацинто хищно блеснули.
– Не возражаю, – сказал он, и в голосе его прорезались коварные нотки. Игра началась по-настоящему. – Но, если ваши ножки устали…
Он посмотрел вопросительно, и Лиза закатила глаза:
– Ах, Гиацинто, вы даже не представляете, как они устали!
С шумно колотящимся сердцем Лиза следила, как Гиацинто неспешно развязывает шнурок на ботинке, осторожно тянет вниз. Вот ботинок соскальзывает, и Лиза с трудом сдерживает беспомощный писк: ее нога без всякой защиты осталась в руках Гиацинто.
– Какие у вас нежные руки, – пролепетала Лиза.
– Не такие нежные, как ваши ноги, – мурлыкнул Гиацинто. – Показать вам, как я делаю массаж ступней? Усталость как рукой снимет.
– Если вас не затруднит…
Гиацинто избавил ее от второго ботинка и массаж начался. Лиза откинула голову назад, изображая блаженство, а сама смотрела в потолок широко раскрытыми глазами и молилась, чтобы выдержать. Представляла, как идет через болото змей, которое находится на подступах к преисподней. Как ни странно, от этой мысли становилось немного легче.
– Вам ведь уже исполнилось восемнадцать? – поинтересовался Гиацинто.
– Конечно. А почему вас это интересует?
– Ну… Просто думаю, как так получилось, что мы с вами никогда не беседовали…
– Ах, не знаю… Это так печально, Гиацинто. Вы такой интересный собеседник и приятный человек. Но я все время проводила в молитвах, готовясь стать возлюбленной Дио, и мало кого замечала вокруг. В церкви бывала даже чаще, чем дома, а больше… А больше – нигде. Странно, что не замечала вас в церкви.
– Ну… Я не так часто ее посещаю. Видите ли, я ношу Дио в самом сердце, и мне не хочется делить его со всем городом. Ах, Лиза!
– Что? Что такое? – Лиза подалась вперед, посмотрела на Гиацинто, с несчастным видом держащего ее ступню.
– Я так несчастен! – всхлипнул он.
Началось! Мама и об этом говорила. Если мужчина преуспел в общении с женщинами, у него есть какая-то сказка, которую он рассказывает, чтобы возбудить к себе жалость. Как только начал делать скорбную моську – все, никуда не денется. Остается лишь молчать и утирать слезы.
– Но как вы можете быть несчастны? – Лиза прижала руки к сердцу. – С Дио в сердце, с такой замечательной женой…
– Жена! – поморщился Гиацинто, поглаживая ногу Лизы, поднимаясь все выше и выше, почти до колена. – В ней и кроется тайна моего несчастья…
«Ну да, – подумала Лиза, глядя, как пальцы Гиацинто подбираются к ее бедру. – Три месяца любиться нельзя – вот уж беда так беда!»
– Неужели вас обженили насильно? – ляпнула вдруг Лиза и не успела прикусить язык, а Гиацинто уже яростно кивал:
– Именно! Именно, моя милая Лиза! Поверите ли, но мое сердце было отдано Энрике Маззарини.
– Она упоминала, – вздохнула Лиза. – Но что же произошло?
– Коварная, коварная Ванесса! – причитал Гиацинто. – Она колдовством избавилась от Энрики, а на меня наложила страшное заклятие. Теперь, оказавшись рядом с ней, я не могу и думать ни о ком другом, а как только она за порог – я засыпаю колдовским сном. Но вот явились вы, и я пробудился. Это ли не перст судьбы?
«Складно п…дит!» – восхитилась мама, и Лиза склонна была с нею согласиться. Ложь Гиацинто, при всей ее бредовости, отличалась несомненным талантом и оригинальностью.
– О, Гиацинто, вы хотите сказать… – Лиза перешла на шепот, – что я вас расколдовала?
Она постаралась изобразить на лице искреннюю радость от того, что смогла услужить Гиацинто. Но тот быстро смекнул, что может остаться ни с чем, и поторопился возразить:
– Ну… Нет, не совсем. Я слышал, что заклятие можно снять только любовью…
– Должна ли я вас поцеловать? – почти беззвучно прошептала Лиза.
– Поцеловать? Хм… Ну… Да, для начала. Если, конечно, вас это не затруднит.
«Соберись!» – велела мама.
Лиза приготовилась. Она, и без того с утра ничего не евшая, еще около дома постаралась вызвать у себя рвоту, и сейчас верила, что сумеет сдержаться.
«А ведь это – мой первый поцелуй, – с тоской подумала она. – Какой ужас…»
Не такой уж, впрочем, оказался и ужас. Необычно, странновато, но, в целом, где-то даже приятно. Если бы только не эти мерзкие руки, уже подползающие к юбке.
– Остановитесь, Гиацинто, – оттолкнула его Лиза, но без особого усилия. – Ну? Удалось ли мне избавить вас…
Гиацинто вздохнул, скорбно покачал головой:
– Нет, милая Лиза. Видите ли, это очень сильное заклятие, и оно не падет от поцелуя, каким бы прекрасным он ни был, какой бы страстью ни наполнял наши сердца. Мне потребно большее, милая Лиза…
– Ах, бедный Гиацинто! – Лиза всплеснула руками. – Как я вам сочувствую. Мыслимо ли – сыну жреца пойти на такое! Поистине, Ванесса применила чудовищный заговор.
– Но мне так повезло, что я встретил вас…
– Меня? – Лиза покраснела. – Неужели вы хотите сделать это – со мной? О, мой милый Гиацинто… Я даже не знаю. Такая честь…
– Это вы сделаете мне честь, милая Лиза, – хрипло шептал Гиацинто, не в силах оторвать взгляд от узкого пространства меж чуть раздвинутых ног Лизы. – Честь, за которую я буду благодарить вас вечно.
Лиза притворилась, что думает. Гиацинто тем временем продолжил ласкать ее ноги, на этот раз переходя уже всякие границы приличия.
– Ваш отец скоро вернется, – сказала Лиза.
– Нет-нет, я глядел на часы. Он еще, должно быть, до Дируона не добрался – снегопад такой. У нас есть время, милая Лиза. И он не узнает, клянусь…
– Не клянитесь, Гиацинто, грешно, – машинально выдала Лиза, но эти невинные слова, кажется, только пуще распалили жречонка. – Наверное, я могла бы вам помочь…
Гиацинто подался к Лизе, но она качнулась назад и зафиксировала кресло в таком положении, упершись пальцами ноги в пол.
«Теперь ты – королева, поздравляю, – заметила мама. – Только не заиграйся. Будь разумна и осторожна в приказаниях своих».
Лиза предпочла выдержать паузу и – угадала.
– Что я должен для вас сделать? – томно произнес Гиацинто. – Все, что пожелает ваша душа. Любые деньги, наряды и украшения. Поверьте, я могу достать…
– Нет-нет, милый Гиацинто, мне чужды мирские радости. Я лишь хочу помогать всем людям стать счастливыми. Это и значит быть монахиней.
– Как же я люблю монахинь! – застонал Гиацинто. – Так чего же вы от меня хотите, милая сестричка Лиза?
Лиза перевела дух. Пора. В омут головой. Повезет – так повезет.
Сама она в благополучный исход не верила ни на грош. Ведь это же бред! Только полный дурак может «клюнуть» на такое, а Гиацинто дураком не казался. Но разве время отступать?
– Я слышала, – заговорила Лиза, – что у вашего отца в церкви есть сокровищница.
Руки Гиацинто, вновь начавшие путешествие по ее голеням, замерли. «Ну вот, – подумала Лиза. – Сейчас ка-а-а-ак выдаст…»
– Продолжайте? – напряженно сказал Гиацинто.
– Ну… Я бы хотела посмотреть. Если можно. Похожа ли она на те, что рисуют в книжках со сказками? Россыпи золота, сундуки с драгоценными каменьями, мечи, золотые доспехи, роскошные одежды…
– Неужели вы мне не доверяете, раз требуете такой серьезный гарант? – вздохнул Гиацинто.
Лиза запаниковала:
– Что вы, милый Гиацинто! Я лишь хотела утолить свое любопытство!
Она наклонилась вперед, испуганно глядя на жречонка, который о чем-то крепко размышлял, держа ее ногу. И в этот миг, когда даже мама с ее наставлениями исчезла из головы, Лиза выдала фразу, которая переломила спину верблюда:
– Позвольте войти в вашу сокровищницу, и я открою для вас свою.
* * *
«Пусть меня казнят, – думала Лиза, шагая вслед за Гиацинто к церкви. – Но сначала мне полагается последнее желание. И я пойду в горячий источник. Возьму десять… Нет, двадцать! Двадцать кусков мыла. И пока они не закончатся, буду смывать с себя все это».
Дорожка, ведущая к церкви, едва угадывалась в темноте, к тому же ее изрядно замело, но Лиза ориентировалась на идущего впереди с фонариком Гиацинто. Старалась ступать в его следы по привычке – ее-то старые туфли уже бы полнились снегом. Новым же и сугробы нипочем. Пришлось их снова надевать и зашнуровывать. Одно хорошо – этим занялся Гиацинто. Фу! «Хорошо», придумала тоже!
Пройдя калитку, Лиза споткнулась и чуть не упала от одной нехорошей мысли. Вернее – воспоминания. Вспомнила злющую Ванессу, сидящую в кресле в гостиной Моттолы. «Гиацинто обещал, – говорила она, – что как только мне восемнадцать исполнится, мы с ним на тех самых сокровищах супружеский долг исполним».
А что если... Нет! В церкви?! Да и вообще… Уж чего-чего, а такого себе Лиза позволять не собиралась. Но будут ли у нее спрашивать? С Гиацинто ей не совладать, сама в нем зверя разбудила, а кричать – бесполезно. Церковь на отшибе, ночь глухая, к тому же праздник – кто и не спит, тот пьяный.
– Идемте, моя милая сестричка Лиза, – прошептал Гиацинто, схватив ее за руку. – Сейчас вы все увидите.
Оказывается, пока она думала, он успел отпереть дверь. Вошли внутрь. Лиза перевела дыхание. Все-таки церковь, здесь как-то спокойнее сердцу.
За спиной щелкнул замок, и Лиза в испуге повернулась. Гиацинто осиял ее улыбкой:
– Не хочу, чтобы кто-нибудь еще видел то, что я доверяю лишь вам.
Двинулись к алтарю по проходу между рядами стульев. Как пусто… Днем Лиза неоднократно оказывалась в церкви одна, но даже тогда она не производила впечатления такой пустой. Теперь же – будто сам Дио покинул ее стены. А может, так и случилось. Может, жрецы умеют с Дио договариваться, чтоб не смотрел, когда им не надо?
«С Дио он потом как-нибудь порешает», – вспомнились слова Рокко. Ах, как вовремя! Ну что бы к нему побежать сразу? Рассказала бы о сокровищнице, он бы уж выдумал, как ее отыскать. Нет, сама в пекло сунулась. Вот тебе, Лизка, наказание за грехи, сразу же. Другим счастливцам за грешное счастье после смерти расплачиваться, а тебе – за то, что в грязи выкупалась, сейчас душу в дерьмо окунут. Что ж, ты – не другие. Ты монахиней быть собиралась, с тебя и спрос выше.
На алтарь вели маленькие лесенки слева и справа, но Рокко вскочил посередине, поставил фонарь на кафедру и повернулся, протягивая Лизе руки.
– Давайте, милая сестричка Лиза!
Лиза приняла помощь и легко шагнула, почти взлетела на алтарь. Туда, где имел право находиться лишь жрец. Ах, как грешно, как грешно… Как интересно! Вот шторка, за ней орга́н виднеется. Подбежать бы, кнопочки потыкать… Энрика бы обязательно решилась, Лиза – нет. К тому же вряд ли Гиацинто понравится такое ребячество.
– Помогите немного, Лиза, – пропыхтел жречонок.
Лиза повернулась и увидела, что он, гримасничая, пытается повернуть вокруг оси громоздкую кафедру. Лиза бросилась помогать. Стоило ей коснуться полированного дерева, как кафедра застонала, поворачиваясь. Руки – да и все тело – чувствовали, что поворачивается не только кафедра – какой-то огромный и мощный механизм приходит в движение.
– Еще, еще чуть-чуть… Все! – воскликнул Гиацинто.
Лиза убрала от кафедры ладони и повернулась туда, куда смотрел Гиацинто. Стена с изображением Дио, содрогаясь, ползла вниз. «И Дио спустился в преисподнюю, – вспомнила Лиза одно место из книги Дио, – дабы покарать Диаскола за неправедный суд его и отобрать безвинные души».
Взгляд Дио до последнего оставался грозным и решительным, так что Лиза не сомневалась: покарает и отберет. Да и как можно сомневаться во всесильном Дио? А она… В таком виде пред его очами…
Раскаяние отвлекло Лизу, и она не сразу заметила деликатного покашливания Гиацинто.
– Ну, собственно, вот, – со скромной гордостью произнес он.
Лиза приоткрыла рот. Нет, конечно, она знала, что здесь будут какие-то сокровища. Но предполагала, допустим, сундук с массивным замком. Или бочонок с золотыми монетами. Что-то разумное, понятное. А вот такого – такого она не ожидала.
Гиацинто, высоко подняв фонарь, не спеша обходил целые ряды сундуков, многие из которых громоздились друг на друга. Приоткрывал крышки, являя взору горы золотых монет, цепочек, диадем и прочих украшений, поблескивающих в тусклом свете.
– Некоторые вещи, – со сдерживаемой гордостью сказал он, – дороже золота. Отец старается такие выискивать, чтобы снизить вес и объем. Вот, например. Знаешь, сколько стоит один такой ковер в Ластере? Да три вот таких сундука насыплют, еще и должны останутся!
Гиацинто развернул один из пяти неприметных рулонов, стоящих в сторонке, и Лиза увидела затейливый рисунок со скачущими друг на друга рыцарями, черными и белыми.
– Попробуйте, какой мягкий, сестричка Лиза!
Лиза попробовала. Ковер и вправду оказался мягким. Настолько мягким, что ходить по нему казалось кощунством. Таким хоть в постели укрывайся.
Слово «постель» в голове прозвучало тревожно, и Лиза отпрыгнула как раз вовремя – Гиацинто явно собирался увлечь ее полежать на ковер.
– Как же красиво! – выдохнула Лиза. – О, милый Гиацинто, я и не предполагала таких богатств!
Еще одно утверждение матери, с которым Лиза не соглашалась в глубине души до последнего: хвалить богатство мужчины. Казалось бы, ну что такого в земном богатстве? Однако, глядя, как раздувается от похвалы Гиацинто, Лиза предположила, что, должно быть, немало.
– Да тут… Двести жизней прожить можно, – пролепетала она, не зная уже, чего пытается добиться.
Бежать. Как-то надо отсюда бежать, при этом – не вызвав подозрений. Но Лиза прекрасно понимала, что заманила себя в ловушку. Дверь заперта, ключ у Гиацинто, а Гиацинто… Гиацинто сбросил пальто.
– Смотря что это за жизни, сестричка Лиза, – снисходительно заметил он. – Мы с отцом не собираемся питаться хлебом с водой. И мои дети тоже не будут. Мы приумножим богатство, в Ластере для этого все условия. О, Лиза, вы не бывали в Ластере? Это город, где страсть разлита в воздухе. Особенно он хорош летом, когда жаркие лучи солнца заставляют местных красавиц ходить почти обнаженными…
Говоря, Гиацинто приближался к Лизе, а она отступала, делая вид, будто любуется сокрытыми в сундуках богатствами. Вот остановилась, запустила руки в кучу украшений. Гиацинто сразу же оказался сзади и, прижавшись, положил ладони Лизе на живот. Она все еще оставалась в пальто, и пальцы жречонка нетерпеливо теребили пуговицы.
– Что вы делаете? – пробормотала Лиза.
– Я ведь исполнил свою часть, милая сестричка? Теперь ваш черед. Давайте покончим с моим заклятием и будем с вами счастливы!
Пуговица подалась, руки скользнули под пальто, и Лиза ощутила прикосновение к ничем не защищенному животу. Пальцы скользили по нему вверх-вниз, заставляя все внутри то леденеть, то разгораться пламенем.
– Постойте! – вывернулась Лиза. – Погодите, милый Гиацинто! Вы хотите – здесь? В церкви?
– О, да, – с досадой простонал тот. – Видите ли, в церкви сам Дио поможет нам одолеть зло…
Миг назад Лиза еще колебалась насчет Гиацинто, теперь – будто стена встала между ними. Такую чушь мог ляпнуть лишь совершенно развратный человек, даже в глубине души не верящий в Дио. И сразу же, как возникла эта стена, Лиза почувствовала себя спокойно и уверенно:
– Тогда, мой милый Гиацинто, наберитесь терпения.
Лиза подошла к нему, решительным жестом схватила за воротник рубашки, притянула к себе и поцеловала, сознавая свою невероятную власть.
– Рассыпьте золото. Я хочу, чтобы мы купались в нем, сливаясь в немыслимой страсти. Зажгите свечи, я хочу видеть, как мы отражаемся в тысячах золотых украшений. А пока вы все это делаете, я хочу переодеться в подобающее одеяние. Ведь я – монахиня, несущая свет вашей душе, не так ли, Гиацинто?
– Вы… оденетесь монахиней, – прошептал Гиацинто и внезапно рухнул на колени. – О, сестричка Лиза, вы – ангел! Ангел в обличье ангела, притворяющийся неумело человеком!
Лиза надменно улыбнулась и протянула ладонь:
– Ключ, милый Гиацинто. Прошу вас.
И ключ лег в ее ладонь.
– Только заприте дверь, – наказал Гиацинто. – Не хочу, чтобы зашел какой-нибудь проходимец.
– О, разумеется, запру. Постарайтесь сделать все к моему приходу, милый Гиацинто. А вернусь я очень скоро!
Спускаясь с алтаря, двигаясь по проходу к двери, Лиза внутренне трепетала. А что если вот сейчас его ладонь ляжет на плечо, а холодный голос скажет: «Хорошая попытка, милая Лиза. Да только я не намерен ждать». А потом швырнет ее на пол, навалится сверху, заткнет рот ладонью…
У самой двери Лиза услышала оглушительный звон и обернулась. Гиацинто исступленно высыпал на пол золото из сундуков.
* * *
Рокко во сне нахмурился – кто-то щекотал ему ухо. Заворчал, перевернул голову, но тут же защекотали другое ухо, да ко всему еще и нос. Пришлось чихать и просыпаться.
Рокко уснул, положив голову на сложенные на столе руки. Когда успел – сам не понял. Вроде бы напряженно размышлял, ел грушу… Ну да, вот она, недогрызенная, вот яблоко откатилось, вот две дыни… Стоп, дынь же вроде не было! Ах, нет, это не дыни, это Аврора Донатони навалилась на стол, чтобы щекотать ему нос кончиком пера.
– С добрым утром! – пропела на ухо Лукреция Агостино, сидящая слева от Рокко на подоконнике. Босые ноги она бесцеремонно поставила одну – на бедро Рокко, вторую – на стол.
– Утро? – дернулся Рокко, но тут же успокоился, увидев, что за окном темнота. За Лукрецией. Которая старалась устроиться так, чтобы Рокко за нее заглянуть не мог, а смотрел только на нее. – Напугали, Диаскол вас задери…
– Ах, твои слова – да Диасколу в уши, – вздохнула Камилла Миланесе. – Колдун уже совсем не тот…
– Сдает, сдает старикашка, – подтвердила Аврора Донатони и подула на перышко. – Где ему за нами угнаться…
Рокко тем временем осуществил привычный утренний туалет: потер лицо, зевнул и дернул плечами. Ну вот, теперь обратно думать можно. Так об чем он там расшибался-то… А, да! Вернется Фабиано – надо у него как-то порошка выцыганить. Украсть. Край – отобрать. Да убить гада, колдовством каким! Плевать, что засудят, – главное Рику вытащить успеть.
– Отправь нас обратно, Рокко, – попросила Лукреция Агостино и тут же погладила бедро парня ногой: – Ну, если других идеек нету. А то мы еще горя-а-ачие…
– Порошка нету, – проворчал Рокко.
Лукреция изменилась в лице, спрыгнула с подоконника и нависла над Рокко, демонстрируя ему содержимое пеньюара.
– Что значит, «порошка нету»?!
– Закончился порошок, – спокойно объяснил Рокко содержимому.
– Закончился порошок?! – Это уже завопила Аврора Донатони. Она тоже вскочила и нависла над Рокко с другой стороны. Он обратился к более внушительному содержимому ее пеньюара:
– Ну да. А в чем причина беспокойства?
– И ты еще спрашиваешь?! – К демонстрации присоединилась Камилла Миланесе, взобравшись для этого на стол с ногами. – Рокко, малыш, неужели ты не знаешь, что девочки не любят, когда заканчивается порошок?!
– Да сядьте вы, распутные создания! – Рокко стукнул по столу ладонью, и девицы присмирели. Аврора и Камилла опустились на свои места, а Лукреция села Рокко на колено. Он покосился, но ничего не сказал. – Вы же монахинями быть собирались. Неужели в вас не осталось ничего святого?
Все трое молча покачали головами.
– Да как вас вообще может устраивать такая жизнь? Тьма, тьма, тьма, пьяный колдун с огромным самомнением, тьма, тьма, колдун… И так – бесконечно!
Аврора Донатони фыркнула и сложила руки на груди. Однако, учитывая размеры груди, руки вскоре пришлось положить на стол – неудобно.
– А с чего ты взял, будто это плохо? – спросила она. – Да у нас вся жизнь – праздник.
– И то верно, – подтвердила Камилла. – Другие – работают, мучаются, страдают, планы какие-то строят, взлетают и падают, грустят, влюбляются… А мы? Всегда бодры, веселы и любвеобильны. Нам всегда рады.
– Ты мне рад, Рокко? – хихикнула Лукреция и попыталась запустить в ухо Рокко язык. – Чего ты? – обиделась она, когда Рокко шарахнулся. – Или тебе девочки не нравятся?
– Нравятся, – признался Рокко. – Но девочки должны вести себя правильно. Нельзя мужику всякое в разные отверстия пихать, ненормально это. Мужик – он не для того. Сиди смирно, а то накажу!
– Накажи! – выдохнула Лукреция.
– На мороз выставлю и дверь закрою. Вот попляшешь в паутинке своей, – сказал он, имея в виду пеньюар.
Слова прозвучали решительно, и Лукреция успокоилась.
– А темноты той мы и не видим, считай, – подытожила Аврора. – Сначала – как будто глаза закрываешь, а потом – щелк! – и Аргенто. А ощущение такое, будто как следует выспалась.
– Счастье, – вздохнула Камилла.
– Мечта, – подтвердила Лукреция и потерлась носом о щеку Рокко. – А ты говоришь: «порошка нету». Злой ты, Рокко. Да на таких девочек, как мы, никакого порошка жалеть не надо! А пожалел – так утешай нас, чтоб мы не заскучали.
– Сами утешайтесь, – поморщился Рокко.
– Утешались, – махнула рукой Камилла. – Не то. Мы ж как сестры родные, интриги нет. А вот с тобой…
– Да в чем заминка? – недоумевала Аврора, пристально глядя на Рокко. – Погоди… Да ты влюбился?
– Ах, негодник! – возмутилась Лукреция и ущипнула Рокко за щеку. – И когда успел? С утра еще нормальный был! Кто она? Ну? Рассказывай! Может, помочь чем?
Рокко решительно встал, и Лукреции пришлось спорхнуть на пол.
– Она, – сказал он, глядя по очереди в глаза каждой, – благочестивая и диоугодная девушка, и к вам ее даже близко подпускать нельзя, диасколовы исчадия! И ничего я не влюбился. Я – колдун. У меня все чувства – вона где! – Рокко показал крепко сжатый кулак. – Так что сидите смирно и не мешайте думать. Ждите, пока порошок подтащат.
– А подтащат? – недоверчиво спросила Камилла.
– А что нам, круглый год вас кормить? Конечно, подтащат!
Тут сзади послышался приглушенный звон – как будто разбилось окно в комнатке Рокко. Он обернулся, нахмурился. По полу потянуло холодком Девушки одновременно поджали босые ноги под себя, Лукреция вскарабкалась на освободившийся стул Рокко.
– Ну, прелесть, – проворчал Рокко. – Придется матрасом затыкать. Пока-то стекольщика доищемся. Его еще и опохмелить нужно…
И он с этими словами вошел в каморку.
Свет обычный в доме давно погас, и Рокко, незадолго до того как уснул, запустил блуждающие огоньки. Трое из них, не дожидаясь особого приглашения, залетели в каморку, едва только Рокко приоткрыл дверь. Поэтому когда он вошел внутрь, там было уже светло. Достаточно светло, чтобы увидеть разбитое окно, перекинутое через него пальто и пролезающую внутрь голову Лизы Руффини, прикрепленную к чьему-то незнакомому телу.
Лизина голова приподнялась, увидела Рокко и заговорила:
– Синьор Алгиси! Простите мне это вторжение, я не хотела доставлять беспокойство, но… О, Дио, я уже совсем ничего не соображаю! Помогите!
– А… Ага, да, сейчас. – Рокко подхватил Лизу под руки и легко втащил внутрь. Едва поставил на ноги – тут же отдернулся, будто обжегшись.
Нет, тело, очевидно, тоже принадлежало Лизе. Но что она с ним сделала?!
Лиза, застонав, шлепнулась на кровать Рокко в такой позе, что он невольно покраснел. Взгляд, попав в ловушку, метался от вытянутых ног Лизы к ее обнаженному животу, вздымающейся от тяжелого дыхания груди, и обратно.
– Сестра… – проговорил Рокко, понятия не имея, что собирается сказать дальше. – Простите мое неуместное любопытство, но… Почему вы простоволосы?
Какая-то внезапная мысль пронзила Лизу так сильно, что на несколько секунд она перестала дышать. Потом рывком села, красная, как заходящее солнце.
– Простите, синьор Алгиси, вы не могли бы передать пальто?
Рокко взял ее пальто, тряхнул, избавляясь от осколков, и развернул. Лиза посмотрела недоумевающе, но тут же сообразила, чего от нее ждут. Вскочила, повернулась, вытянула руки назад и позволила себя одеть.
– Там, за окном, – сказала она, – сверток. Сможете достать? Надо было его вперед кинуть, но я совсем голову потеряла.
– Сверток, – повторил Рокко. – Безусловно, мне под силу достать сверток, сестра…
– Не сестра я вам, синьор Алгиси… – вздохнула Лиза.
– Ну, так оно, может, в каком-то смысле, и слава Дио? Сестра у меня одна уж есть – наверху дрыхнет. Придушил бы подушкой, да жалко подушку – изгрызет всю, слюнями уделает – только выкидывать после.
Говорить Рокко, вообще, любил. Говоря, он выигрывал время на подумать, а уж подумать сейчас было нужно. Пока он перегибался через разбитое окно, цеплял пальцами сверток и, кряхтя, выпрямлялся обратно, через голову пронеслись тысячи различных мыслей.
– Что значит – «не сестра»? – повернулся он к Лизе, прижимая к груди сверток.
– Значит, не бывать мне монахиней, – пояснила Лиза. – Все. Прощайте, синьор Алгиси.
– Рокко.
– Ну уж нет, хватит! Синьор Алгиси.
– Нет, Рокко. Меня зовут – Рокко. Синьором меня только всякие подонки вроде Фабиано кличут. Если не хотите поссориться, сестра Руффини, зовите меня Рокко.
Лиза, отобрав сверток, задумалась.
– Ну, хорошо, – сказала она нехотя. – Рокко так Рокко. Только и вы меня тогда сестрой не зовите, не рвите душу.
– Ну… Тогда – Лиза?
Лиза посмотрела на него с несчастным видом и кивнула:
– А ноги мне массировать вы не будете?
Тут Рокко внезапно разозлился:
– А может, мы сперва с делами разберемся? Там, между прочим, подруга ваша погибает, а вы тут – с ногами. Что с вами вообще произошло? Вы же вроде… О, нет, стоп. Вы что, в таком вот виде с Гиацинто общались?
Лиза кивнула.
– И выжили?!
Опять кивнула.
– Лиза… О, Дио и Диаскол, и легион демонов! Что он с тобой делал?
– Трогал, – призналась Лиза. – И целовал. Мне пришлось на это пойти, я не знала другого способа заставить его признаться.
Рокко сел на пол спиной к разбитому окну, не обращая внимания на поток холодного воздуха, текущий по ушам. Представил себе, как Гиацинто трогает Лизу, да еще и целует, и понял, что некий сосуд внутри переполнен. Гиацинто он убьет точно. Без всякого колдовства. Ну, может, колдовством карабин украдет. А потом подойдет к этому обнаглевшему жречонку и вышибет ему мозги одним выстрелом.
– Убью, – пробормотал Рокко.
– И я этого вполне заслуживаю, – снова всхлипнула Лиза. – Вот ваша куртка, Рокко. Спасибо, действительно очень теплая.
Куртка оказалась в свертке, как и монашеское облачение, за исключением юбки, останки которой Рокко имел счастье лицезреть непосредственно на Лизе.
– Да не вас, – сказал Рокко, машинально надевая куртку. – А Гиацинто. Достаточно мне этот негодник насолил.
– Перестаньте говорить глупости, Рокко, – нахмурилась Лиза. – Я не для того к вам пришла. Мне нужно переодеться, но сначала я вам все расскажу. Вы должны будете вывести их на чистую воду, когда я погибну. А я непременнейше погибну, и не смейте меня в этом разубеждать. Отвернитесь, пожалуйста!
Рокко отворачиваться не стал, но искренне зажмурил глаза и слушал шуршание одежды, сопровождающее сбивчивый рассказ Лизы. Когда же шуршание и рассказ прекратились, Рокко открыл глаза и увидел перед собой сестру Руффини, стыдливо скрывающую накидкой непотребную юбочку.
– Вот так вот, – горестно сказала она. – И ковры у них там – за один три сундука золота в Ластере дают…
– Так значит, – медленно проговорил Рокко, – Фабиано собирается переехать в Ластер, торговать коврами?
Лиза замолчала. Посмотрела на Рокко, поморгала удивленными глазами и вдруг с хохотом упала на кровать.
– Коврами торговать! – простонала она, задыхаясь от смеха. – Рокко, ну вы скажете!
Рокко, улыбаясь, встал, покосился на окно. Мыслишка осенила его внезапно, и обдумывать он ее не стал. Просто вытянул руку, зажмурился, произнес пару заклинаний и, почувствовав, как волшебство скользнуло по его телу, открыл глаза. Окно затянуло коркой льда. Неплохо. Посмотрим, надолго ли.
Подойдя к кровати, Рокко наклонился, схватил за плечи впавшую в истерику монахиню, поднял ее и встряхнул, приводя в чувства, заставляя смотреть в глаза:
– Значит, так, Лиза. Переходим на «ты», чтобы до тебя лучше доходило. Никуда ты не пойдешь. Тс-с-с-с! Молчать, когда я говорю.
– Но… Но он же там заперт, – пролепетала Лиза.
– Ничего, поскучает.
– Но я же обещала!
– Рот, говорю, закрой! Обещалка недоделанная! Переодевайся обратно, тут без тебя найдется, кому с Гиацинто посекретничать.
– Обратно? – озадачилась Лиза. – А что вы задумали? То есть, ты. Что ты задумал, Рокко?
Но Рокко уже открыл дверь.
– Эй, кто-нибудь хочет жреческого сынка, разрывающегося от страсти на груде золота?
– Только одно слово, – отозвалась, вставая из-за стола, Аврора Донатони. – Куда бежать?
Рядом с ней, словно верные соратницы, встали Лукреция Агостино и Камилла Миланесе. Глаза и прочие части их тел излучали решимость идти до конца.
– Не так быстро, – сказал Рокко. – Сперва проведем кое-какой ритуальчик.
* * *
– Немыслимо, – прошептала Лиза, когда десять минут спустя перед ней стояли трое точных ее копий. Рост, лица, фигуры – все одинаково.
Девушки, посмотрев друг на друга равнодушными взглядами, принялись одеваться.
– А где мой жакет?! – возмущенно завопила Лиза-Камилла.
– Просохачен, – признался Рокко. – Не грусти, тебе, значит, первой в монашку играть. Лизонька, солнышко, отдай Камилле нарядец.
Камилла восторженно взвизгнула и в мгновение ока преобразилась в монахиню. Лиза-Аврора и Лиза-Лукреция посматривали на нее с завистью.
– Помните главное, – наставлял Рокко. – Все трое не выскакивайте. Спугнете мальца, он одну монахиню ждет, а трех увидит – неладное почует. Меняйтесь, чтоб он там до утра вырваться не мог!
– Да он у меня до следующего Нового года не сбежит, – пообещала Лиза-Аврора. – Ну, девчонки, бегом прелюбодействовать!
– Ключ! – воскликнула Лиза, покопавшись в кармане пальто. – Церковь заперта…
Лиза-Лукреция схватила ключ, подмигнула Лизе и обратилась к Рокко:
– А у тебя губа не дура. Ну, не скучайте тут, благословляю!
И троица высыпала за дверь с веселым смехом.
– Так, – сказал Рокко, мысленно поставив в мысленном списке мысленную галочку. – Теперь Энрика. Я уж всю голову сломал, как ей, бедолаге, помочь. Может, тебе какая светлая идея в голову придет?
