Часть четвертая
Зеркальный лабиринт
Месяц Святой Юлианы Затворницы
Год 989-й от Великого Собора
1
Беда не приходит одна.
Банальность? Банальность.
Да только так обычно оно и случается. Стоит лишь дать слабину, и одно неминуемо цепляется за другое, другое за третье – и оглянуться не успеешь, как погребет под собой настоящий обвал мелких неприятностей, серьезных проблем и глобальных потрясений.
Черная полоса.
И попробуй тогда доберись до белой! Будто в водоворот затягивает и на самое дно тянет. Чтоб уж наверняка не выплыл.
Простите, Святые, за грех уныния, просто сил уже никаких не осталось!
Сначала покровительства тайной службы лишился, потом доверие ордена Изгоняющих потерял, а теперь и с деловыми партнерами трения начались!
Ну а как им не начаться, если Шарль Фаре позволил зарезать себя какой-то малолетней шлюхе? Большинство договоренностей на этого развратника завязано было!
Леопольд так и не объявился, Луиза Гольц тоже как в воду канула. Отец Вильям волком при каждой встрече смотрит, а Карл Вадер и вовсе весь город с ног на голову перевернуть требует, будто я нарочно саботирую расследование и не понимаю, сколь важно отыскать дочь Густава Сирлина, прежде чем тот решит заняться ее поисками самолично!
Одно к одному, одно к одному!
Новый бес в душе, убийство Попрошайки, браслет этот клятый!
И предчувствия все больше недобрые. Никогда особой сентиментальностью не отличался, но последние дни нет-нет да и всплывут в памяти былые подельники.
Ухмыляется Леон, хмурится Ричард Йорк, собачатся Гуго и Валентин, по обыкновению своему уткнулся в книгу Марк Бонифаций Тарнье.
Все они давно мертвы, разве что экзорцист сгинул без вести, но так и кажется, что подойдет сейчас кто-нибудь из них со спины, да и спросит: «А не зажился ли ты на белом свете, дружище? Мы-то давно уже там…»
И что тогда отвечать, а?
Я с ненавистью глянул на серебряный браслет, охвативший левое запястье, проглотил уже готовое сорваться с губ ругательство и поднялся с колен.
Пора было ехать на кладбище.
– Себастьян, – придержал меня за руку священник, – в последнее время на вас просто лица нет.
– Дел навалилось, отче, – ответил я, – только и всего. Пройдет.
– Все когда-нибудь проходит. Но, если захотите поговорить об этом, всегда можете на меня рассчитывать.
– Разумеется.
– И вы не заказали заупокойную молитву по господину Фаре…
– Он был дрянным человеком, отче, – прямо заявил я, ощутив приступ дикой злобы на своего беспутного подручного. – Плохо жил и плохо умер. Он всех подвел.
– Но бессмертие души…
Я придвинулся к священнику и тихонько произнес:
– Не думаю, что заупокойная молитва спасет его душу от падения в Бездну, даже если ее разом прочитать во всех молельных домах Акраи. Он был очень дурным человеком, святой отец. – Сказал и отправился на выход, спиной ощущая неодобрительный взгляд собеседника.
Да и пусть его. В своей правоте я нисколько не сомневался.
О мертвых либо ничего, либо хорошее? Отлично! Тогда помолчим.
Прохладный полумрак молельного дома сменился зноем летнего полдня; зависшее в полудне солнце опалило кожу совсем уж неласковым жаром, и легкая полотняная рубаха моментально промокла от пота.
Лето! Раскаленные мостовые в центре, вонь тухлой рыбы и нечистот на окраинах. А ведь совсем рядом, просто рукой подать, – открытое море.
Свежесть, прохладный ветерок, свобода.
Уйти в море? Уйдешь тут, пожалуй… Если только прямиком на дно.
Я уже привычно пробежался кончиками пальцев по серебряным щиткам браслета и раздраженно махнул рукой дожидавшимся меня охранникам, которые сидели на корточках у стены соседнего здания, прячась в его узкой тени от палящих лучей недобро скалившегося с безоблачного неба солнца.
Браслет, все этот клятый браслет. Окольцевали, будто зверя какого…
– Куда сейчас, мастер? – спросил Ори, распахивая дверцу подогнанной кареты.
– На кладбище же велели… – напомнил ему сидевший на козлах Гастон, обмахивая раскрасневшееся лицо соломенной шляпой. – Похороны на час пополудни назначены, как раз доберемся…
– Да, езжай сразу на кладбище, – подтвердил я и забрался внутрь. Вытащил из дорожного ящика плоскую бутылочку с полынной настойкой, выдернул пробку, глотнул.
Горько, будто лекарство принял.
Лекарство и есть.
Я поскреб ногтем потемневший в паре мест серебряный щит браслета и вдруг ощутил нестерпимое желание плюнуть на все и завалиться в Берте.
Но – нельзя. Да и не дело похороны Фаре пропускать.
Слишком много нужных людей на кладбище соберется, чтобы это мероприятие игнорировать.
Когда карета затряслась на загородной дороге, я повязал шейный платок и нехотя снял с вешалки черный сюртук.
Упрею на солнце, но куда деваться? Нельзя правила приличия нарушать.
Бесов праздник, как же Фаре сдох не вовремя! Хотя бы декаду еще небо покоптил…
Карета остановилась, Ори распахнул дверцу и оповестил меня:
– Приехали.
– Вижу, что приехали, – буркнул я, взял себя в руки и вздохнул: – Ладно, ждите здесь.
Сам прихватил трость, прошел в кладбищенские ворота и сразу свернул на тенистую аллею, засаженную кленами и липами. Среди деревьев гулял легкий ветерок, жара отпустила, и дышалось здешним чистым воздухом на удивление легко; невольно даже закралась мысль, что живым сейчас остается лишь позавидовать мертвым.
В городе – духота и зной, здесь – свежесть и прохлада.
Будто из преисподней на прогулку выбрался. А все наоборот, да…
– Мастер Шило! – окликнул меня сидевший на скамейке в тенистом уголке аллеи Хмурый. – Присаживайтесь! Успеем повялиться на солнцепеке.
Я опустился рядом с подручным и поморщился, не скрывая досады:
– Шарлю стоило бы дважды подумать, когда он выбирал место для похорон.
– Когда это он думал о ком-нибудь, кроме себя? – резонно отметил головорез.
– Но не на холме же! – Я махнул рукой и уже на полном серьезе спросил: – Ты проверил обстоятельства его смерти?
– Девчонка была новая, из приличной семьи. Уж не знаю, как там все случилось, но по всему выходит, что ткнула она его наугад, куда придется. А пришлось в сонную артерию. Шарль истек кровью в считаные мгновения. Поговорить бы с этой дурехой, да она, когда поняла, что натворила, в окно кинулась и, как на грех, на ограду напоролась.
– Сама кинулась или помогли?
– Вроде сама.
– Следы насилия?
– Многочисленные, – подтвердил Хмурый и пояснил и без того очевидную вещь: – На ней, не на Шарле.
– Понятно. Значит, случайность?
– Да какая случайность? – с отвращением протянул головорез. – Давно все к тому и шло.
– Тоже верно, – согласился я, оперся на трость и поднялся на ноги. – Идем, нехорошо опаздывать.
– Шарлю уже все равно.
– Ему – да, остальные нервничать будут.
Уж в этом сомневаться не приходилось: в траурной одежде на таком солнцепеке долго не выстоять. А кладбищенский парк хоть и подходил к холму, но на склонах деревья не росли, и засыпанные гравием дорожки петляли там меж раскаленных на солнце надгробий. И только уже на самой вершине маячили фигуры людей – черные, словно стая слетевшихся на падаль стервятников.
Хорошее место Фаре выбрал. Хорошее – да, но зачем ему такой обзор из могилы?
Не понимаю.
С трудом подавив желание ослабить шейный платок, я растянул губы в скорбной улыбке и по солнцепеку принялся взбираться на самую кручу. Там выразил соболезнования родне покойного, после отошел к коллегам, но о делах говорить не стал, молча замер на краю могилы и начал внимать словам затянувшего бесконечную речь священника.
Правда, просил я Святых вовсе не о хорошем посмертии для Шарля Фаре, просил ниспослать нам хотя бы одно-единственное облачко.
Остальные, подозреваю, тоже.
В ресторацию вернулся совершенно разбитым. Заскочил в апартаменты переодеться, затем спустился в обеденный зал и выдернул в коридор Клааса, занятого организацией поминок.
– Все приглашенные собрались? – спросил у помощника.
– Из наших – все. Только Живица пока не видно.
– Пошли за ним кого-нибудь, – распорядился я, не желая затягивать начало мероприятия.
– Отправлю, ага, – кивнул Дега и неуверенно потеребил кожаную обложку планшета. – Мастер…
– Ну?
– Может, мне стоит заняться делами Шарля? Корабль с опиумом придет со дня на день…
Я покачал головой:
– Нет, на тебе и без того нищие.
– Но…
– С опиумом разберусь сам, – отрезал я. – И пошли кого-нибудь за Майло, не тяни.
Клаас отправился выполнять распоряжение; я прошел в обеденный зал и принялся ходить меж столов, на правах хозяина приветствуя публику. Здесь родни не было, здесь соболезнования в связи с тяжелой утратой приносили уже мне.
Я печально улыбался, кивал и выискивал взглядом нужных людей. Этим жал руки и как бы между делом сообщал, что, несмотря на смерть Шарля, все договоренности остаются в силе. Впрочем, собравшиеся это понимали и без всяких напоминаний, проблемы намечались с теми, кто на поминки явиться не удосужился.
Ну, да их время еще настанет.
Дега приблизился, когда гости уже начали расходиться.
– Мастер, – прошептал он мне на ухо. – На пару слов…
Я промокнул губы салфеткой и вслед за помощником отошел от стола.
– Ну? – поторопил там помощника.
– Насчет Живица… – пробормотал Клаас.
– А где он, кстати? – огляделся я, припомнив, что законник на поминках так и не появился.
– Он мертв, – прошептал Дега. – Убит.
– Что? – выдохнул я. – Что ты сказал?!
– Он убит…
Бокал в моей руке жалобно хрустнул и по ладони потекло вино. Я стряхнул осколки на пол и, не обращая внимания на всполошившихся гостей, зашагал на выход.
– Карету! – прошипел, обернувшись к помощнику. – Быстро!
Клаас рванул вслед за мной и сбивчиво зачастил:
– Не стоит, мастер! В его конторе сейчас полно легавых!
Еще и в конторе?!
Я пинком распахнул дверь и поспешил на задний двор.
Майло Живиц был моим святым-хранителем. Компромат зачастую сам по себе ничего не значит и никого не интересует, важно умение правильно преподнести его нужным людям. Законник на этом собаку съел, и без него я остался с кучей бумаг, которые не так-то просто будет пустить в ход, возникни в том нужда!
Майло, Майло, ну как же так…
У конторы законника и в самом деле оказалось не протолкнуться от стражей порядка. Удивляться этому не приходилось: и казармы рядом, и канцелярия дознавателей прямо напротив. Да и сам Живиц слыл фигурой в некоторой степени даже легендарной. Не раз и не два приходилось слышать, как его именем умудренные опытом следователи стращали своих начинающих коллег.
Кто по делу здесь, кто позлорадствовать пришел, а некоторые наверняка пытаются разнюхать, от кого теперь получать мзду.
Но не важно. К бесу их всех!
Выбравшись из остановившейся поодаль кареты, я обернулся к Клаасу и потребовал:
– Найди кого-нибудь, кому мы платим. Я хочу знать все.
– Хорошо, – озадаченно вздохнул Дега и отправился на разведку.
Сам я в толпе толкаться не стал и поднялся на крыльцо соседней конторы. Увидел, как растерянных охранников Живица прямо на улице опрашивает незнакомый чернявый тип, и сделал мысленную пометку переговорить с ними самому. Сделал – и позабыл об этом, как только на глаза попалась необъятная фигура Ференца Ольтера.
Тот тоже заметил меня, кивком указал вдоль улицы и, грузно переваливаясь с ноги на ногу, поплелся к перекрестку. Я подождал, пока он выберется из толпы, затем сбежал с крыльца и пристроился рядом.
– Зачем вы здесь, мастер Шило? – пропыхтел толстяк.
– Помимо того что Майло выполнял для меня некую работу конфиденциального характера, – витиевато ответил я, – его смерть – большая утрата для всех нас…
– Для жуликов-то? – хмыкнул Ференц. – Это точно! Кто теперь будет подтирать вам зад?
– Не стоит так о покойнике.
– А разговор не о покойнике, – прищурился дознаватель, влажным платочком промакивая обильно струившийся по толстым щекам пот. – Разговор о вас. Что-то вокруг вас, мастер Шило, в последнее время люди мрут как мухи. Не к добру это.
– Что случилось с Майло? – напрямую спросил я тогда.
– Неудачное ограбление, – удивил меня толстяк. – Остался ночевать в конторе, какой-то лиходей забрался через окно, да и пырнул его ножичком. Жизнь человека загубил, а навару – на ломаный грош.
– Полагаете, неудачное ограбление?
– Так будет написано в отчете, – гулко хохотнул Ольтер. – Но вам-то что с того? Вам бы своими проблемами озаботиться.
– А у меня проблемы?
– Преогромные, – кивнул Ференц.
– Просветите? – облизнул я губы, невольно подумав о скором прибытии в порт корабля, под завязку набитого контрабандным опиумом.
– Кто-то серьезно невзлюбил вас, мастер Шило. Кто-то со связями. – Старший дознаватель ступил в тень ближайшего дома и многозначительно добавил: – И знаете, семена упали на благодатную почву. Вы зарвались, мастер Шило, и потеряли всякий страх. Не уважаете тех, кого следует уважать, и дружите с теми, с кем дружить не стоит.
– Есть возможность как-то переломить ситуацию? – спросил я, прекрасно понимая, что этот разговор затеян вовсе неспроста.
– В этой жизни нет ничего невозможного, – прямо ответил Ольтер. – Но время… Времени для маневра почти не осталось. Пусть руководство Стражи кушает у вас с рук, а прокурорские и судейские из Дворца Правосудия скуплены на корню, да и в магистрате друзей хватает, но сейчас от них мало что зависит. Решение будут принимать другие – те, для кого деньги не имеют никакого значения.
– Деньги для всех имеют значение, – возразил я.
– Зачем довольствоваться подачками, если можно забрать все? – резонно заметил толстяк. – Уж не знаю, кому вы отдавили больную мозоль, но маховик запущен, и золотом его не остановить. Все решат связи.
Я внимательно посмотрел на собеседника и осторожно произнес:
– У вас, полагаю, связей хоть отбавляй…
– У меня? Что вы! – рассмеялся Ольтер. – Нет, мастер Шило, я маленький человек. Я не полезу в такое гиблое дело даже за все золото мира. – Толстяк вытер выступившие на глазах слезы и уже на полном серьезе добавил: – Но вот Якоб Ланье точно не позволит бросить в кутузку по какому-нибудь надуманному поводу полезного ему человека. Понимаете меня?
– Вряд ли человеку с улицы реально попасть на прием к главе надзорной коллегии, – забросил я крючок, хоть и был знаком с господином Ланье лично. Не то у нас было знакомство, чтобы за помощью напрямую обращаться, совсем не то.
– А для чего тогда еще нужны друзья?
– Вряд ли нас можно назвать друзьями…
– Но мы можем ими стать, – ответил толстяк и озвучил свои условия: – Тысяча золотом, и я организую вам аудиенцию у Ланье.
– Когда?
– Да хоть завтра! – махнул пухлой ладонью дознаватель. – И не советую тянуть с принятием решения – часики тикают, знаете ли…
– Когда передать деньги? – уточнил я свой вопрос, хотя мое сердце самым натуральным образом обливалось кровью.
Тысячу? Грабеж среди бела дня!
Грабеж – да, но куда деваться? Ведь если кто-то всерьез вознамерился откромсать кусок от моего пирога, а то и вовсе подмять под себя все поставки контрабандного опиума, то проще заплатить толстяку и поделиться с Ланье, чем вновь заехать в «Тихое место». И уже не на день-два, а навсегда.
Святые, ну как же не вовремя вышел из игры Малькольм Паре!
Усилием воли я заставил умолкнуть завозившихся в глубине души бесов и поднял взгляд на дознавателя, который явно решил, будто продешевил. И точно, Ференц шумно вздохнул и предупредил:
– Тысячу крон сейчас и еще столько же в случае успешного завершения переговоров.
– Все деньги в обороте, – покачал я головой. – Окончательно рассчитаться смогу не раньше осени.
– Подстраховываетесь? – скривился Ольтер, но настаивать на своих условиях не стал. – Разумно.
– Когда передать первую сумму?
– Сегодня, в пять пополудни. Тогда уже завтра с утра организую встречу с Ланье. А с этим лучше не тянуть, знаешь ли…
– Где встретимся?
– В сквере Старого Людовика, – сообщил толстяк и указал на возвращавшегося к карете Клааса: – Твой парнишка там был, подскажет.
– Тысяча крон – это куча денег.
– Мастер Шило! Вы человек крепкий, донесете, – укоризненно произнес Ференц Ольтер и вдруг ухватил меня за ворот, притянул к себе и предупредил: – Приходи один, и смотри у меня – чтоб без фокусов!
– Никаких фокусов. – Я высвободился, оправил сюртук и усмехнулся. – И раз уж мы в скором времени станем добрыми друзьями, уделите чуть больше вашего драгоценного времени расследованию убийства Майло. В качестве дружеской услуги.
– Всенепременно, – пообещал старший дознаватель, по-приятельски похлопал меня по плечу и заковылял обратно на место преступления.
Я недобро глянул ему вслед – жадный ублюдок! – и подошел к карете.
– Ну? – спросил у Клааса.
– Впустую сходил, – признался помощник. – Все как воды в рот набрали. Может, вечером удастся что-то прояснить.
– Ясно, – вздохнул я и хлопнул по борту кареты, привлекая внимание сидевшего на козлах Гастона. – Возвращаемся! – сказал ему и забрался внутрь.
Клаас уселся напротив и спросил:
– Чего хотел толстяк?
– Поможет нам в этом деле, – расплывчато ответил я и ослабил шейный платок. – Мне понадобится тысяча крон золотом, собери к четырем часам.
– Тысяча?! – охнул парень. – Но… – Он забарабанил пальцами по кожаной обложке планшета и засомневался: – Не уверен, получится ли…
– Уж постарайся! – рыкнул я столь жестко, что помощник даже слегка с лица взбледнул и принялся увлеченно шелестеть листами рабочих записей.
– Дега! – позвал я.
– Да, мастер?
– Ты как-то встречался с Ольтером в сквере Старого Людовика, где там его искать?
– Если с задов таверны «Жареный карась» пройти, то аккурат к пруду выйдете. Знаете, скамьи рядом с мостками, с которых уток кормят?
– Найду.
Я влил в себя очередную порцию полынной настойки, немного успокоился и в ресторацию вернулся уже собранным и спокойным, будто сама смерть.
Кто-то очень сильно пожалеет, что решил влезть в мои дела.
Очень-очень сильно. Если успеет.
Гости к этому времени уже разошлись, и за столами оставались лишь ближайшие подручные. Я налил себе вина, оглядел притихших жуликов и оповестил их о случившемся:
– Майло Живица зарезали в собственной конторе. – Сделал паузу и добавил: – Мне нужен убийца. И я не успокоюсь, пока не заполучу его скальп. Это неуважение. Убийство Майло – это неуважение всего нашего сообщества. И безнаказанным оно остаться не может.
– Заняться этим? – спросил Хмурый.
– Уже занимаются. Просто поспрашивай людей, пусть движение начнется.
– Сделаю.
– Уверены, что толстяк нам поможет? – влез в разговор Дега.
Я его вопрос проигнорировал и в свою очередь спросил:
– Что с деньгами?
– Порядок, – успокоил меня помощник, – но, возможно, придется отложить платеж по ссуде…
– Не пойдет, – отрезал я и незаметно кивнул в сторону Сурка: – Потряси его, пусть раскошелится.
– Попробую.
– Сделай!
– Живиц был еще тот сукин сын, – заявил тут Ловкач, – но он был полезный сукин сын!
– Наш сукин сын, – поправил его Марти. – И этого уже достаточно.
– А мне Майло нравился, – вздохнула Вероника, ее пышная грудь колыхнулась, и бриллиантовое ожерелье сверкнуло россыпью искр. – И к девочкам он хорошо относился…
Начался обычный треп, какое-то время я поддерживал разговор, потом опустошил бокал и достал часы.
– Дега! – позвал помощника.
– Да, мастер? – подошел тот.
– Деньги.
– Одну минуту. – Дега выбежал из зала и вскоре вернулся, не без труда таща кожаный дорожный саквояж. – Вот. – Он передал мне свою увесистую ношу, тихонько прошептал: – Тысяча до последней кроны, ага. – И уже обычным голосом предложил: – Могу донести.
– Нет, – отказался я. – Еду один.
– Один? – всполошился помощник и прошептал: – С такой-то кучей золота?!
– А что со мной может случиться? – хмыкнул я. – До «Жареного карася» довезут, а в сквере всегда зевак полно.
С этим Клаас спорить не стал.
– Так-то да, – пробормотал он, тяжко вздохнул и спросил: – Точно не понадоблюсь?
– Нет.
– Хорошо, тогда распоряжусь насчет кареты.
– Иди.
Я налил себе вина и оглядел притихших подельников.
– За Шарля и Майло! – поднял бокал.
Все выпили, я в очередной раз посмотрел на часы и вдруг понял, что просто тяну время, не желая расставаться с деньгами. За здорово живешь отвалить толстяку тысячу заработанных потом и кровью крон – как серпом по известному месту!
И это плохо. Не с последним ведь расстаюсь, а голова, она одна. Раз снимут с плеч – и все, не пришьешь обратно. Совсем, видать, быт заел. Будто обыватель какой, право слово.
Обыватель не обыватель, но если корабль с опиумом задержится, небо с овчинку покажется. А ведь море – стихия непредсказуемая; останусь без товара – конец, уже не выплыву. Слишком много на эту карту поставлено. Никогда себе такого не позволял, и вот оно как вышло.
Бесов праздник!
Нервы, это все нервы. Завалиться бы к Берте, да нельзя.
Нельзя, нельзя, нельзя!
Ничего нельзя, беса в душу! Обложили, как есть со всех сторон обложили.
Поймав озадаченные взгляды подельников, я заставил себя улыбнуться и поднял с пола увесистый саквояж.
– Вынужден вас оставить, господа! Важная встреча. – И, отмахнувшись от расспросов, покинул обеденный зал.
К «Жареному карасю» мы подъехали без четверти пять. Выглянув в окошко, я раскрыл саквояж, полюбовался на аккуратные столбики обернутых пергаментом золотых монет и с тяжелым вздохом щелкнул застежками. Взял трость с вложенным клинком и уверенно распахнул дверцу.
Деньги – тлен. Если все пойдет как надо, эта злосчастная тысяча окупит себя сторицей, а нет – тоже не беда. Мертвецам золото ни к чему.
Какой прок от него в Бездне? Там души в цене.
– Мастер? – забеспокоился Ори, заметив мою нервозность. – Вас проводить?
– Ждите здесь, – отрезал я и зашагал к «Жареному карасю».
Внутрь заходить не стал и свернул в неприметный закуток, где из-за покатых крыш проглядывали кроны деревьев. Узенький проход меж глухих стен вывел меня в безлюдный переулок, и я помянул недобрым словом Клааса, не удосужившегося предупредить о том, что здесь настоящий лабиринт.
Арка, вышарканные каменные ступени, замусоренный дворик, натянутые на верхних этажах веревки с выстиранным бельем. А где-то совсем рядом – стук копыт по мостовой и гул запруженного людьми сквера.
Саквояж оттягивал руку, и я даже немного запыхался, но вмиг позабыл про усталость, когда в очередной арке наткнулся на человека в широкополой шляпе и длинном плаще.
Не по погоде одежка, да и место для встречи неподходящее, печально подумал и, переложив саквояж в левую руку, поудобней перехватил трость.
– Приветствую вас, Себастьян! – добродушно улыбнулся мастер Васкес, но глаза его остались колючими и настороженными.
– Полагаю, это не случайная встреча, – поморщился я.
– Нет, – подтвердил учитель фехтования и откинул полу плаща, высвобождая из-под нее рукоять шпаги.
– Могу чем-то помочь?
– Вы мне нравитесь, честно, – произнес Васкес, – но дело есть дело. Ничего личного.
– И много вам заплатили?
– Достаточно, – отрезал бретер и обнажил шпагу. – К бою!
Я с сомнением поглядел на свою трость, потом качнул саквояж и кинул его к ногам наемного убийцы.
– Тысяча золотых, – указал на весело звякнувшую сумку. – Забирай и проваливай.
– Пусть я и новичок в городе, – покачал головой Васкес, – но я знаю, у кого можно брать деньги, а у кого нет.
– Уверен?
– Более чем!
– Тогда потанцуем. – Я демонстративно поднял трость, а потом вдруг крутнулся на пятке и бросился наутек. В прежней жизни частенько приходилось спасаться бегством, да и жулики те еще рыцари без страха и упрека, а вот для бретера этот фокус оказался полной неожиданностью.
Показать врагу спину? Позор!
Да и золото! Оставить без присмотра эту бесову кучу золота?!
В итоге, прежде чем кинуться вдогонку, Васкес промедлил мгновение или два, тем самым позволив мне оторваться на добрый десяток шагов. Впрочем, до выхода из лабиринта узеньких улочек еще оставалось бежать и бежать, когда он сократил отставание, и меж лопаток начало зудеть в ожидании неминуемого удара в спину.
Бесы побрали бы длинные ноги Васкеса!
Скатившись с очередной каменной лестницы, я поднажал, пронесся по узенькому переулку и едва не поскользнулся в грязи, поворачивая за угол. Там резко развернулся и только перехватил трость двумя руками, как следом вылетел Васкес. Вылетел – и кубарем покатился по земле, когда увесистая рукоять с хрустом врезалась ему в колено.
Устраивать фехтовальный поединок с мастером шпаги?
Вот уж и даром не надо! По старинке оно надежней…
Распластавшийся в грязи бретер оперся на свободную руку и наугад взмахнул шпагой, но я уже скользнул ему за спину и со всего маху врезал по затылку. Неожиданно резко хрустнуло; Васкес обмяк и уткнулся лицом в лужу помоев.
Я осторожно подступил к нему, попытался нащупать пульс, но нет – фехтовальщик отправился в Бездну.
Досадно, стоило бы расспросить для начала. Погорячился, но с этим неблагодарным ублюдком по-другому было нельзя. Запросто мог во мне дырок наделать.
Тут я вспомнил о золоте, рванул обратно и едва не опоздал: рядом с саквояжем уже отирался какой-то бродяга.
– Ну-ка брысь! – рявкнул на него, и оборвыша словно ветром сдуло.
Слава Святым! Хоть в чем-то повезло.
Я подхватил саквояж и поспешил к скверу, ломая голову над тем, кто навел на меня Васкеса. Вариантов на самом деле было немного: либо кто-то из своих, кто был в ресторации, либо сам Ференц.
Изящная комбинация, если так подумать: одним махом и от меня избавиться, и золото заполучить.
Но зачем? Какой толстяку прок от моей смерти?
Как выяснилось немного позже – никакого. Господин старший дознаватель надзорной коллегии Ференц Ольтер дожидался меня на лавочке с перерезанным горлом.
Тучная фигура перекосилась, и казалось, что толстяк просто развалился передохнуть, но остекленелые глаза, рассеченная глотка и залитая кровью одежда сразу дали понять, что ловить здесь больше нечего. И даже наоборот, надо уносить ноги, пока не поймали уже меня.
Вокруг скамьи с мертвецом толпились зеваки, где-то неподалеку слышались резкие свистки, и, не желая искушать судьбу, я зашагал прочь. Сделав крюк, вышел через дальние ворота и вернулся к «Жареному карасю» с другой стороны.
– Домой, – скомандовал охранникам, забрался в карету и кинул под ноги трость с перепачканной кровью рукоятью.
Кто-то сдал нас, кто-то свой.
Но кто именно? Кто мог знать, куда я собираюсь?
Дега, телохранители, возможно, что-то слышали собравшиеся на поминки подельники. И…
…и как вариант – сослуживцы Ольтера. Не разговоры ли Ференца со своим всемогущим шефом о моей скромной персоне стали причиной его безвременной кончины? Быть может, связи того самого «человека со связями» оказались несколько обширней, нежели предполагал толстяк?
Догадки, сплошные догадки и предположения.
И что-то подсказывало мне – дальше будет только хуже.
Надо ли говорить, что так оно и оказалось?
Стоило только выбраться из заехавшей во внутренний дворик ресторации кареты и достать с сиденья перепачканный грязью саквояж, как рядом тут же оказался один из охранников.
– Мастер, тут вас какой-то мальчонка дожидается, – озадаченно произнес громила. – Бормочет, мол, от знахарки какой-то микстура. От кашля вроде…
От знахарки? Микстура от кашля?
– Прикажете гнать взашей? – неправильно расценил охранник мою заминку.
– Нет, зови, – распорядился я и повернулся к Ори: – Разыщи Клааса и возвращайся. Гастон, жди, сейчас на Закатный рынок поедем.
Выудив из кошеля мелкую монету, я сунул ее мальчонке-посыльному, взамен получил набитый травой мешочек и, не глядя, кинул его в карету.
Сбор от кашля был весточкой от приглядывавшей за Бертой знахарки.
Ада давала знать, что стряслось нечто непредвиденное.
Но что именно?
Вернулся Леопольд или случилась очередная беда?
Ставлю на второе. Бесы!
– Мастер! – выскочил из ресторации растрепанный и запыхавшийся Дега. – Что-то случилось?
– Верни на место, – сунул я ему саквояж и, не став ничего объяснять, забрался в карету: – Гастон, едем! – крикнул кучеру и раздраженно захлопнул за собой дверцу.
2
На рынке надолго не задержался. Велев подручным встречать через час у моста Святого Вацлава, выбрался из кареты и быстро затерялся в толпе. Побродил какое-то время меж рядов, стянул сюртук, нахлобучил на голову прихваченную из кареты мятую матерчатую кепку и через дыру в заборе выбрался на соседнюю улицу. Покрутился по знакомым подворотням, дополнительно проверяя, нет ли хвоста, и только тогда отправился к знахарке.
Но сразу к ней заходить не стал. Для начала постоял на соседнем перекрестке, присмотрелся, прислушался.
На первый взгляд все было спокойно, только вот, если ждут профессионалы, ничего не увидеть и не услышать. С другой стороны, а с какой стати меня здесь кому-то караулить? Государевым людям или даже ватаге наемников в ресторацию вломиться – невелика проблема. Впрочем, оставался еще неведомый человек со связями…
Оставался – да, но не шарахаться же теперь от каждой тени!
И, опустив пониже козырек кепки, я решительно зашагал по Монастырской.
Прошелся мимо особняка Берты, глянул на домик знахарки – тишина и спокойствие, а на сердце неспокойно.
Вот неспокойно – и все тут.
Впрочем, удивляться этому не приходится: денек сегодня хорошими новостями не баловал.
На всякий случай вытащив шило из-за голенища сапога, я спрятал его под наброшенный на руку сюртук, вернулся к домику ведьмы и постучал в дверь.
Ада открыла сразу, будто у окна сидела.
– Ой, беда, мастер Шило, – с ходу запричитала она. – Ой, беда-то какая!
Я шагнул через порог и потребовал:
– Говори толком, что стряслось!
– Красавицу вашу увезли! Под белы рученьки взяли, в карету усадили и увезли…
– Кто? – сипло выдохнул я. Внутри все обмерло, сердце заколотилось с неровными перерывами, грудь обожгло острой болью. Почуяв слабину, заточенные в душе бесы встрепенулись, но мне почти сразу удалось вновь скрутить их в бараний рог. – Говори! – прохрипел, вытирая выступившие на глазах слезы.
– Вы проходите! Присаживайтесь, – заладила старуха. – В лице ни кровиночки не осталось, давайте чайком напою.
Я оттолкнул от себя знахарку и прошипел:
– Не зли меня, старая…
– Экзорцисты увезли, – сообщила наконец Ада. – Страхолюдины эти в плащах кожаных.
– Когда?
– Давненько уже мальчонку за вами посылали, – наморщила старуха и без того морщинистый лоб. – С час назад, дай Святые памяти…
– Просто усадили в карету и увезли?
– Так и было, – подтвердила знахарка и вновь потянула меня в сторону кухни. – Выпейте травяного отвара, мастер Шило, лица на вас нет. Совсем нет…
– Успокойся! – потребовал я. – Сколько их было?
– Да разве отсюда разглядеть?
– Вещи?
– Вещи?
– Да, вещи! Были у нее с собой какие-нибудь пожитки?
– Не знаю… – промямлила ведьма. – Не знаю, ничего такого не видала.
Я обдумал услышанное и приказал:
– Никуда не уходите, ждите меня.
– Так и сделаем, куда нам со старым идти? Некуда, – закивала бабка, всерьез обеспокоенная перспективой не только лишиться стабильного дохода, но и жилья. – Будем ждать, мастер Шило.
– Вот и ждите.
Сбежав с крыльца, я пересек дорогу, заскочил на невысокую ограду и спрыгнул прямо на аккуратный цветник. Дверь особняка оказалась заперта, в окнах – никого.
Не соврала, выходит, знахарка, не напутала ничего сослепу. Как Леопольд исчез, Берте из дома выходить строго-настрого запретили. Да и брат-экзорцист постоянно при ней находился.
Выходит, если хочу разобраться в случившемся, придется идти на поклон к отцу Вильяму, а это как в сердце острый нож. Терпеть не могу этого ханжу, просто ненавижу.
Понять бы еще, какая муха его укусила. Неужто по Леопольду подвижки появились?
Беззвучно выдохнув ругательство, я взял себя в руки и, выбравшись со двора, отправился к набережной Эверя. Покрутился у моста Святого Вацлава, отыскал дожидавшуюся там меня карету и велел гнать во дворец.
Но к куратору не пошел. Пока ехал, как следует обмозговал сложившуюся ситуацию и решил не горячиться. Если уж начались всяческие непонятности и неприятности, не дело наобум в мышеловку соваться.
Вдруг отец Вильям и меня решит под замок посадить? С него станется.
Да и человек со связями может какую-нибудь пакость учинить. Лучше поберечься.
Поэтому достал шкатулку с дорожным письменным набором, быстренько накидал пару строк и велел Ори отнести записку Джеку Пратту.
За ним должок, он в невеликой просьбе не откажет…
Рыжий явился минут через десять, и явился очень сильно не в духе.
Я распахнул дверцу, намереваясь выбраться наружу, но Джек немедленно запихнул меня обратно, сам забрался следом и рыкнул:
– Беса в душу, Себастьян! Да не высовывайся ты!
– А что случилось? – опешил я от такого приема.
– Что случилось? – переспросил Пратт, словно не веря собственным ушам. – Ты мою записку не получил, что ли?
– Нет, не было ничего.
– Тогда поздравляю, дружище, ты в полной заднице!
– А подробней?
– Ференц Ольтер – твоя работа?
– С чего это?! – тут уж пришла моя очередь в удивлении таращиться на приятеля.
– Точно не твоя?
Я несколько раз глубоко вздохнул и уже совершенно спокойно произнес:
– Слушай, Джек, зачем мне тебе врать? Мы ведь друг о друге столько всего знаем, что не на одно колесование хватит…
– Видели, как ты сегодня общался с Ференцем, – пояснил Пратт, – а еще тебя видели в сквере, где его зарезали, сразу после убийства. Многовато совпадений, не находишь?
– Ольтер должен был свести меня с Якобом Ланье, – пояснил я, решив выложить все начистоту. – Он запросил тысячу крон за посредничество, но кто-то добрался до него раньше. Это был не я. Джек, сам посуди, зачем мне было так подставляться?
– Официальная версия гласит, что ты причастен к смерти Живица, а толстяк сумел прихватить тебя на горячем.
– Официальная версия? – неприятно удивился я. – Уже есть официальная версия?
– А как ты думал? – фыркнул Джек. – Сначала прошла информация, что убийство Майло – твоих рук дело, а час назад поступило распоряжение задержать тебя, если вдруг явишься во дворец. Ордер на арест пока не выписан, но, по слухам, только из-за того, что до сих пор не решен вопрос, кто именно будет проводить задержание. Страже доверия мало, а Якоб Ланье от этого дела самоустранился, хотя, по идее, ему сейчас полагается рвать и метать…
– Откуда знаешь?
Пратт поморщился, но решил не юлить и пожал плечами:
– Да так, пообщался с ним сегодня по старой памяти.
Начинал рыжий пройдоха свою карьеру именно в надзорной коллегии, поэтому я только кивнул.
– Понятно. – И спросил: – Ну и как старик?
– Старик всех нас еще переживет, – коротко хохотнул приятель. – Но разговор-то не о нем. Разговор о тебе. Бежать тебе надо из столицы и чем раньше, тем лучше.
Я даже раздумывать над этим предложением не стал и покачал головой:
– Не вариант.
Пратт зло выругался и встряхнул меня за плечо:
– Ты не понимаешь, да? После ухода Паре все изменилось! Останешься в Акрае – тебя достанут! Пусть ты и скупил всех на корню, но даже продажные стражники не смогут долго тебя покрывать!
– Это ты не понимаешь, Джек, – вздохнул я. – Убегу сейчас – не убегу, достанут меня в любом случае. Мне нужно несколько дней, чтобы разобраться с делами, а потом я исчезну.
– Это безумие!
– Со дня на день придет корабль с опиумом, если не выполню своих обязательств перед партнерами, мне конец.
– Поручи это кому-нибудь!
– Был бы жив Фаре – поручил бы ему, а так – некому. И к тому же, – я задрал рукав и продемонстрировал охвативший запястье серебряный браслет, – сам посуди, ну куда мне бежать?
– Это то, что я думаю? – помрачнел рыжий пройдоха.
– Окольцевали, – подтвердил я. – Отец Вильям всегда будет знать, где я скрываюсь.
Пратт обреченно вздохнул и взглянул на меня как-то очень уж пристально.
– Твой арест будет очень некстати, – многозначительно произнес он.
Я понимающе усмехнулся и убеждать, будто не сдам его с потрохами, когда в ход пойдет раскаленное железо, не стал. Вместо этого похлопал Джека по плечу и со всей возможной уверенностью заявил:
– Не волнуйся, его преосвященство меня не сдаст. Кое-кто важный заинтересован в том, чтобы я покуда оставался на свободе.
– Ты о своем господине с артритом? – встрепенулся Пратт.
– Именно. Нарыл по нему хоть что-нибудь?
– Нет, – разочаровал меня Джек. – Ты не представляешь, какой у нас последнее время творится бардак! Канцелярию канцлера разогнали до последнего человека, набрали непонятный сброд, а кому за их благонадежность отвечать? Пурпурной палате или надзорной коллегии? Хрена, Себастьян! Охранке! А значит – мне.
Я не стал делать вид, будто проникся его заботами, и вместо этого спросил:
– Совсем ничего нет?
– Замечали пару раз подходящего под описание человека, – вздохнул Джек, – и вроде как не сам он по себе был, а с кем-то из свиты принца Августина. То ли новый счетовод, то ли еще какая крыса канцелярская. Расплодилось их свыше всякой меры, зла не хватает!
Я несколько раз кивнул, осмысливая услышанное.
На счетовода мой болезный господин нисколько не походил, эту версию отбрасываем как мертворожденную.
Но тогда кто он? Приближенный самого принца Августина или доверенный человек кого-то из его свиты? И ведь не сам по себе он решил оказать покровительство некоему жулику! Не сам – точно. Но что тогда от меня потребуется взамен?
– Ты чего хотел-то? – спросил Джек и прищелкнул пальцами у меня перед носом. – Себастьян!
Я отмахнулся и молча откинулся на спинку.
– Да пойми, нет у меня времени самому этого типа пасти! – заявил рыжий. – Ты хоть представляешь, сколько работы навалилось? Я не помню уже, когда последний раз хотя бы четыре часа проспать получилось!
– То-то нервный такой, – хмыкнул я.
– Тебя бы на мое место! – разозлился Пратт. – Я же не двужильный! И так зашивался, а еще у его высочества послезавтра юбилей, вся знать в столицу съехалась!
– И герцог Мор тоже?
– Все съехались! Все! – всплеснул Джек руками, и на его пальцах блеснули драгоценные камни многочисленных перстней. – Их апартаменты проверить надо, их самих проверить надо, всю их челядь проверить надо! Да у меня никакой личной жизни уже не осталось!
Я холодно усмехнулся:
– Ждешь, что я тебе посочувствую? Так мне бы твои проблемы, дружище.
– Беса в душу, Себастьян! – выругался Джек. – Беги! Беги, пока не поздно! Понимаешь?
– Понимаю, но не могу.
И не только из-за браслета, долгов и опиума. Берта. Еще оставалась Берта.
– Не можешь, – с тяжелым вздохом признал рыжий пройдоха и уставился на свои унизанные перстнями пальцы. – Ладно, говори тогда, зачем пожаловал.
– Сможешь переговорить с отцом Вильямом?
Джек скривился, будто уксуса хлебнул, но отказывать в просьбе не стал:
– Что ему передать?
– Узнай, куда перевели Берту Морянек.
– Берту Морянек? – удивился Пратт и переспросил: – Постой, твою Берту?!
Я кивнул.
– Отец Вильям решил взять тебя за яйца?
– Узнай, чего он хочет.
– Жди.
Джек выбрался из кареты и зашагал к служебным воротам. Я с сомнением посмотрел ему вслед – а ну как сдаст? – но панике поддаваться не стал, вместо этого наполнил стаканчик полынной настойкой, опрокинул его в себя и постарался расслабиться.
Получилось не очень. Так и казалось, что вот-вот налетят стражники и утащат в преддверие Бездны, метко прозванное своим создателем «Тихим местом». Вовсе не удивлюсь, если Святому Огюсту довелось в свое время побывать в Пустоте; там действительно тихо.
Вот уж где тихо, так это там.
Пратт вернулся минут через десять. Спокойно подошел к карете, приоткрыл дверцу и забрался ко мне.
– Отец Вильям на выезде, – сообщил он.
– Святые угодники! – выругался я. – Не знаешь, где можно его найти?
Джек покачал головой:
– Говорят, его нет в городе.
– А когда вернется?
– Тоже не сказали. Но ни сегодня, ни завтра точно не вернется.
– Бесов праздник!
Рыжий пройдоха немного помялся и спросил:
– Что будешь делать?
– Залягу на дно.
– Разумно, – одобрительно кивнул Пратт, приняв мои слова за чистую монету, и приоткрыл дверцу, но я его не отпустил.
– Джек!
– Да, Себастьян?
– Джек, что за дела у тебя с Ланье?
Пратт дернул себя за вислый рыжий ус и пробурчал:
– Он не станет меня слушать, а я не стану подставляться и просить за тебя. Старик старых правил, за Ференца он сожрет нас обоих.
– Ты не ответил на вопрос, Джек, – напомнил я. – Ты ведь не продашь меня Ланье, дружище?
Пратт обхватил ладонью мой затылок и притянул к себе.
– Не говори так, Себастьян… – рыжий выдержал паузу, потом ухмыльнулся, – а то вздую.
– Уходишь от ответа? – улыбнулся я, как-то сразу успокоившись на его счет.
– Государственная тайна, – отрезал Джек.
– Врешь ведь поди?
– Да ладно тебе, Себастьян! – отмахнулся Пратт. – Из любого душу вынешь.
– Приходилось, да…
Приятель очень внимательно посмотрел на меня и поморщился.
– Рассказывай, – потребовал я, зная, что информация подобного рода никогда не бывает лишней.
– Не так давно из надзорной коллегии начала уходить служебная информация, Ланье по старой памяти обратился ко мне.
– С какой стати?
– Понадобился специалист моего профиля, – пояснил Джек и задумчиво потер выглядывавший из-под обшлага серого сюртука завиток татуировки.
– И? – поторопил я его.
– И я нашел в кабинете Ланье отрезанное человеческое ухо. Нетленное, понимаешь?
Я кивнул:
– Понимаю.
Подобные артефакты были в чести у армейской разведки Драгарна, и мне в свое время приходилось сталкиваться с ними не раз и не два. Подозреваю, где-то в сыром подвале за тридевять земель отсюда сидит безухий бесноватый и пишет, пишет, пишет звучащие в его голове разговоры.
А бывает, им и глаза вырывают…
При воспоминании о слепом художнике меня передернула нервная дрожь, я вздохнул и поежился:
– Надеюсь, у себя ты подобных сюрпризов не обнаружил?
Наговорить в кабинете Джека мы успели столько, что хватит на колесование и еще на четвертование останется.
– На наше с тобой счастье – нет, – хмыкнул Пратт, попросил: – Ты только не попадись. – Выбрался из кареты и зашагал к служебным воротам дворцового комплекса.
Я подождал, пока он скроется из виду, и окликнул кучера:
– Гастон!
– Да, мастер?
– Знаешь, где находится столичная резиденция герцога Мора?
– Я знаю! – сообщил Ори и ловко забрался на козлы. – Здесь недалеко.
– Поехали!
Дворец герцога Мора располагался в тенистом районе, где под сенью вековых вязов гулял легкий ветерок и стоял густой дух свежескошенной травы. Летний зной там не ощущался совершенно, на улицах царила идеальная чистота, и чуть ли не на каждом шагу в воздух взметывались струи многочисленных фонтанов.
Будто в другом мире очутился.
Городским стражникам местные аристократы охрану своего покоя не доверяли, поэтому на глаза то и дело попадались крепкие парни в неброских, строгого покроя сюртуках, но моя карета выглядела достаточно респектабельно, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.
Мало ли, вдруг портной по вызову явился или цирюльник. Бывает…
Проехав за каменную стену, оставшуюся от давным-давно снесенного оборонительного вала, кони начали подъем на самую кручу нависавшего над Эверем холма. Вид на город отсюда открывался просто волшебный, но сейчас красоты Акраи волновали меня меньше всего. Другим была голова занята, совсем другим.
Когда подковы зацокали по замощенной булыжниками площадке перед служебными воротами резиденции, я распахнул дверцу и велел Гастону остановить лошадей. После чего спрыгнул с подножки и встал точно напротив будки привратника.
Подходить и стучать не стал, привлекать к себе внимание криком – тоже.
Просто оперся на трость и принялся поглядывать на вытащенные из кармана часы.
Привратник выскочил на улицу через пять минут.
– Чем-то могу помочь? – поинтересовался он.
– Вы – нет, – ответил я, не сдвинувшись с места.
– Это частная территория, уважаемый, – напомнил служитель. – Здесь нельзя находиться без веской причины.
– Частная территория там, – указал я на ограду. – Поэтому я и стою здесь, а не там.
– Если немедленно не уйдете, вызову охрану!
– Логично.
Служитель задохнулся от возмущения, но прежде чем успел что-либо предпринять, на улицу выглянул неприметный человечек в ливрее цветов герцога. Он смерил меня цепким взглядом опытного шпика и указал на калитку:
– Следуйте за мной.
Привратник беспрекословно отступил в сторону; я прошел в ворота и моментально оказался в «коробочке» – пара крепких парней впереди, двое громил сзади. Еще и псарь с тремя волкодавами на привязи будто случайно неподалеку прогуливается.
Только дернись – порвут.
Я, впрочем, дергаться не собирался и спокойно зашагал по выложенной мраморной плиткой тропинке, петлявшей меж фигурно подстриженными кустами с одной стороны и ровной-ровной живой изгородью с другой.
Долго идти не пришлось: в дом меня приглашать не стали и вместо этого проводили к летней веранде.
– Проходите, – предложил неприметный в ливрее.
Я поднялся по деревянным ступеням и уселся напротив пожилого господина, прятавшегося от летнего зноя в тени беседки.
– День добрый, Себастьян, – поздоровался со мной Малькольм Паре. – Кто подсказал, что я в городе?
– Простая догадка, – признался я. – Проигнорировать семидесятилетие его величества со стороны герцога Мора было чрезвычайно опрометчиво, а где он, там и вы.
– Ты всегда отличался ясностью мышления, – улыбнулся Малькольм. – Выпьешь вина?
– Благодарю, не стоит. Сегодня слишком жарко, а мне еще работать.
– Если ты пришел просить о заступничестве, боюсь, ничем не смогу помочь, – вздохнул Паре. – Я уже не пользуюсь былым влиянием, да и положение его светлости весьма шаткое, если не сказать сомнительное.
– Даже так? – хмыкнул я, ничуть не удивившись осведомленности бывшего патрона о моих проблемах с законом.
– Его величество плох и давно уже не принимает самостоятельных решений, а герцога Гастре, который мог бы осадить принца Августина, с нами, увы, больше нет.
– А кронпринц Иоанн? – поддержал я беседу, собираясь с мыслями. – Ведь именно кронпринц наследует трон, не так ли?
– Кронпринц слаб и этим интересен части дворянства, но реальная власть сосредоточена в руках канцлера.
– И он этим воспользуется?
– Мудрый человек довольствовался бы сложившимся положением дел, но принц Августин для этого слишком тщеславен. Именно поэтому его предшественник на посту канцлера и устроил брак старшей дочери кронпринца с первенцем герцога Мора.
– Влить молодое вино в старые мехи? – усмехнулся я. – Не самая умная затея. Может прорвать.
– Не нам о том судить, – пожал плечами Малькольм Паре. – Как бы то ни было, принц Августин пользуется поддержкой армии, а это немаловажно.
Про флот я спрашивать не стал, адмирал приходился дальней родней герцогу Мору, а кровь не вода.
– Празднование юбилея его величества пройдет в теплой и дружественной атмосфере? – улыбнулся я вместо этого и с показной непринужденностью откинулся на спинку плетеного стула.
– О, это будет чудесный праздник! – уверил меня Паре и недобро усмехнулся: – Главное, чтобы его величество не отдал Святым душу прямо во время застолья. – Он поднялся на ноги, подошел к окну и глянул на излучину огибавшего холм Эверя. – Зачем ты здесь, Себастьян?
– Малькольм, у вас остались связи в ордене Изгоняющих?
– Последнего надежного человека сослали в Руг три месяца назад, – разочаровал меня глава королевской тайной службы в отставке. – Извини, Себастьян, я не смогу тебе помочь. С новым его преосвященством у меня сложились не самые лучшие отношения, мое заступничество только навредит.
В груди заворочалась порожденная разочарованием тоска.
«Мог хотя бы попытаться», – мелькнула гаденькая мысль, но я задавил ее в зародыше и поднялся на ноги.
– Что ж, стоило попытаться…
– Держись от них подальше, – посоветовал Малькольм Паре.
Держись от них подальше? Хороший совет!
Жаль воспользоваться им нет никакой возможности.
– Так и сделаю, – тем не менее пообещал я и на прощанье протянул собеседнику руку; Малькольм неожиданно сильно стиснул мою ладонь своей и удержал на месте.
– Знаешь, Себастьян, – задумчиво проговорил он, – я смотрю вокруг и пытаюсь понять, что мы сделали не так, когда от нас еще что-то зависело. Мы хотели взять под контроль переселенцев из Пахарты, а вышло так, что под нашей защитой их община в разы усилила свое влияние, и теперь хвост вертит собакой. Мы планировали завалить Драгарн дешевым опиумом, но чем больше уходит дурмана на закат, тем больше оседает его у нас. Мы шли в правильном направлении, но дорога, вымощенная благими намерениями, привела нас прямиком в Бездну. Как так получилось, можешь мне объяснить? – Он сделал паузу и вздохнул. – Вот и я не могу. – Паре невесело усмехнулся и разжал пальцы. – Старики всегда смотрят в прошлое, Себастьян. Не повторяй этой ошибки, живи настоящим.
– Прошлое как камень на шее, – ответил я. – От него не убежать. – И, пожелав бывшему начальнику удачи, вышел из беседки под палящие лучи солнца.
Покинув усадьбу герцога Мора, я велел Гастону ехать обратно ко дворцу, там выбрался из кареты и зашагал по переулку.
– Мастер? – озадачено окликнул меня Ори.
– Ждите здесь! – отмахнулся я. Встал на углу, оглядел улицу и направился к заведению с небрежно намалеванным на вывеске клоуном.
«Хромой циркач»? – на ходу задался вопросом, держа в голове совет болезного господина заглянуть туда и пропустить пива, и пробормотал:
– Он самый.
Когда справлялся у знакомых жуликов, никто ничего определенного об этом заведении не сказал, да я и не усердствовал особо – хозяин мог быть вовсе не при делах, а за связного там выступает скромный полотер или смазливая разносчица, а то и скромненько приткнувшийся в углу завсегдатай-забулдыга, на которого никто давно уже не обращает внимания.
К тому же встречаться с вербовщиком я не собирался, но вот пришлось. Пути Святых неисповедимы, и все такое.
По крутой лестнице я спустился в подвал и подошел к стойке, которую меланхолично протирал лысоватый мужичок средних лет.
– Пару пива, – бросил на прилавок несколько мелких монет и усмехнулся: – Вывеску обновить пора, не находите, уважаемый?
Буфетчик без особой спешки выставил деревянные кружки и с чувством собственного достоинства произнес:
– Вывеске без малого двести лет, и принадлежит она кисти самого Жиля вон Барга! Чтобы вы знали – работами его может похвастаться не всякий музей.
– Кто бы мог подумать, – удивился я, подхватил свой заказ и ушел в темный угол. Там выставил кружки на стол, одну передвинул на дальний край, из второй отхлебнул и невольно поморщился.
Кислятина.
Вербовщик появился через час и две кружки дрянного пива. Болезного вида господин очень осторожно и еще более медленно спустился по крутой лестнице, оглядел полутемный зал и сразу направился ко мне.
– Удивительная встреча, – произнес он, усаживаясь напротив.
– Давайте не будем ходить вокруг да около, – предложил я, спрятав в карман выложенные до того на стол часы. – Ваши условия?
Сомнений в том, что меня вербуют, не было изначально. И в самом деле – ну кто будет держать канцелярскую крысу с таким-то артритом?
– Вы очень проницательны, – мягко улыбнулся незнакомец и погладил свисавший с шеи мешочек. – И это не комплимент. Простая констатация факта.
Я в очередной раз окинул взглядом питейное заведение, но, помимо буфетчика за стойкой, никого больше не заметил. Тогда сделал очередной глоток пива и напомнил о своем вопросе:
– Так что вы можете мне предложить?
– А что вы хотите получить?
– Одно следует из второго.
– И все же?
Начиная из-за этой игры в слова понемногу звереть, я тем не менее усилием воли заставил себя успокоиться и напрямую заявил:
– Если вы полагаете, что я могу быть вам полезен, то неплохо для начала решить мои проблемы с законом.
– Непросто выйти сухим из воды после убийства дознавателя надзорной коллегии, – поморщился собеседник.
Заявлять о собственной невиновности я не стал. К чему впустую сотрясать воздух? При любом раскладе принц Августин мог бы решить все мои проблемы одним росчерком пера, но болезный господин прилагал достаточно усилий, чтобы сохранить нашу связь в тайне, поэтому на подобное развитие событий не приходилось рассчитывать изначально.
И я решил поторговаться:
– Мне нужна декада. Всего одна декада.
– А потом?
– А потом я рассчитаюсь с вами и навсегда покину Стильг.
– И куда же вы отправитесь? – скривил вербовщик губы в высшей степени неодобрительной ухмылке. – В Марну, в родовое имение? Или в Довлас под защиту старинного приятеля? Так вас достанут и там, господин Март. Непременно достанут. И никто, уж поверьте мне, даже не подумает вступиться. Хотите потратить остаток жизни, бегая из одного угла Святых Земель в другой? Или подадитесь в наемники, благо эта братия сейчас в Руге в большой цене? – Болезный вновь погладил бархатный мешочек на груди и покачал головой: – Подобный исход мало вас прельщает, правильно?
– А что же можете предложить мне вы?
– За небольшую услугу вы получите надежное убежище, где никому и в голову не придет вас искать.
Я не поверил ни единому слову и не посчитал нужным этого скрывать:
– Самое надежное убежище на пять локтей под землей, не так ли?
– Вздор! – фыркнул вербовщик. – Разбрасываться профессионалами вашего уровня просто глупо! Мы рассчитываем на длительное сотрудничество, с выплатой соответствующего вознаграждения, разумеется.
– Что от меня требуется?
– Кое-что по вашему профилю, – ушел от прямого ответа вербовщик.
– Придется кого-то убить?
– Что за вздор?! – возмутился собеседник. – Разумеется, нет! Еще раз повторяю – услуга потребует от вас профессиональных умений официала ордена и не более того. Это все, что сейчас могу сказать. Конкретика будет позже.
– Когда? Когда будет конкретика? – уточнил я и не думая успокаиваться.
Кому-то понадобился личный экзорцист, который не боится запачкать рук?
Странно.
Болезный досадливо поморщился и объявил:
– Поговорим об этом послезавтра, в первый день месяца Августины Травницы, если вы к этому времени еще не угодите за решетку.
– Значит, не сможете помочь?
– Нет, – отрезал вербовщик. – Это ваша ноша, вам ее и нести.
Разобраться со всеми делами за пару дней я точно не успевал, но вновь заводить старую шарманку посчитал излишним. С ходу принимать предложение – тоже.
– Ваше безопасное убежище – кот в мешке, ваша работа – наверняка мероприятие из премерзких. Так какой резон мне вести с вами дела?
– Вы не в том положении, чтобы торговаться, – с невозмутимым видом произнес болезный господин.
– Не могу сказать, что заинтересован в сотрудничестве на таких условиях, – прямо заявил я, решив слегка прощупать собеседника. – Мне нужна гарантия безопасности на ближайшую декаду, но это не в ваших силах. Деньги? Не слышал ничего о деньгах, да и ни к чему они висельнику. Остается невнятное предложение о покровительстве, но будем откровенны – этого недостаточно.
– Ваш браслет, – прикоснулся вербовщик к своему запястью. – Вы не забыли о нем?
– А что с ним не так? – поинтересовался я.
– Перестаньте! – Болезный закашлялся и судорожно стиснул бархатный мешочек, сквозь плотную ткань которого отчетливо проступило очертание перстня. – Этот браслет не снять, а между тем он позволяет отыскать вас где угодно, хоть на дне морском, хоть в самой Бездне! – Вербовщик отдышался и продолжил: – Орден Изгоняющих пока что сохраняет нейтралитет, но если его преосвященство примет решение посодействовать правосудию, уже к вечеру вы окажетесь в «Тихом месте». Или, кто знает, сразу на виселице.
Я глянул на собеседника поверх кружки с пивом и приподнял в притворном удивлении брови:
– Вот как? Шантаж?
Возмущаться болезный господин не стал.
– Нет, не шантаж, – покачал он головой, бесстрастно взирая на мою кислую физиономию. – Дабы удержать орден от сотрудничества с властями, нам приходится прилагать определенные усилия. Ваша услуга с лихвой компенсирует нам эти беспокойства, но если нет – мы просто умоем руки.
– Логично, – хмыкнул я, – но недостаточно для меня.
– Никто и ничто не держит вас здесь.
– Не держит, – подтвердил я. – Пиво – редкостная дрянь.
– И чего же тогда вы хотите от меня услышать? – потребовал болезный господин, впервые за время разговора проявляя раздражение.
– Хочу прояснить два момент.
– Слушаю вас.
Я улыбнулся и, зная наверняка, что собеседнику вопрос по вкусу не придется, спросил:
– Какие гарантии, что вы сдержите слово и окажете мне ответную услугу? Когда дело сделано, гораздо проще спустить исполнителя под пирс. К чему лишние траты?
– Боюсь, мы опережаем события, – поморщился вербовщик, доставая из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист, – но раз уж вы ставите вопрос ребром, сообщаю, что с нашей стороны услуга уже оказана. Ознакомьтесь.
Ничего не понимая, я развернул бумагу и едва не присвистнул от удивления.
Это было помилование. Помилование Себастьяна вон Марта, графа Сольгрева, известного также как Себастьян Шило, собственноручно подписанное его величеством Густавом Седьмым, королем Норвейма, владетелем Руга, и завизированное гроссмейстером ордена «Пламенной длани» и главой Святого сыска.
Я судорожно глотнул пива и во все глаза уставился на вербовщика. Тот спокойно забрал у меня документ и улыбнулся:
– Даже не спрашивайте, сколько запросили за ваше помилование. – И уже на полном серьезе он добавил: – Согласитесь, никто и никогда даже не подумает искать вас в Норвейме.
– Это точно, – согласился я, про себя подумав, что одного только этого документа хватит для обвинения как минимум в государственной измене.
– Получите его на руки послезавтра, – пообещал болезный господин и, неверно истолковав мои колебания, спросил: – Надеюсь, вы не думаете, что это подделка?
Подделка? Вот уж не думаю! Нет, здесь идет игра по-крупному…
– Ни в коем случае, – уверил я собеседника. – Даже мысли такой не было.
Вербовщик спрятал помилование и вновь погладил свисавший с шеи мешочек.
– И раз уж об этом зашел разговор, не думаю, что нас устроит ваш отказ.
– Не думаю, что я могу позволить себе отказать вам, – ответил я.
Болезный пристально уставился на меня и раздельно произнес:
– Послезавтра. Здесь. В одиннадцать вечера. – И совершенно буднично добавил: – Или мы спустим на вас собак.
– Буду, – пообещал я и усмехнулся: – Если собаки не доберутся до меня раньше.
– Вам понадобится пропуск. – Вербовщик передал мне прямоугольник плотной бумаги с оттиском гербовой печати. – Из-за празднования юбилея его величества район дворца будет оцеплен.
Я изучил разрешение на беспрепятственное перемещение по городу и не сдержал удивления:
– Он действует всю эту декаду?
– Надеюсь, это хоть немного облегчит вашу жизнь, – улыбнулся болезный господин.
– Замечательно. – Я спрятал пропуск и спросил: – Работать придется во дворце?
– Какое это имеет значение?
– Чтобы попасть туда, мне как минимум понадобится перстень официала.
Болезный господин посмотрел на меня с неприкрытым сомнением.
– Разве ваш друг не сможет провести вас внутрь? – поморщился он.
– На закрытую территорию – нет. Нужно будет подтвердить официальный статус. Особенно в день празднования юбилея его величества.
– Я решу это, – пообещал собеседник и спросил: – Какой второй момент вы хотели прояснить?
– Мне нужна информация.
– Какого рода?
– Куда перевезли Берту Морянек?
– А ее перевезли?
Удивление прозвучало в голосе собеседника столь естественным образом, что в его искренности как-то сразу не осталось никаких сомнений.
– Перевезли, – озадаченно повторил я. – Несколько часов назад.
– Никаких распоряжений насчет изменения условий домашнего ареста не было.
– А мой куратор, отец Вильям, не мог сделать это втайне от остальных?
– Отец Вильям даже справить малую нужду втайне от остальных не в состоянии! – отрезал вербовщик. – Будь принято решение перевезти Берту Морянек в другое место, я бы об этом знал. Вы ничего не путаете?
– Возможно, меня ввели в заблуждение, – пробормотал я и отмахнулся: – Не важно, забудьте.
– Так вы согласны?
– А у меня есть выбор?
– Выбор есть всегда, – легко раскусил болезный мою маленькую хитрость.
Я ненадолго задумался над формулировкой ответа, потом поднялся из-за стола и произнес:
– Приму решение, когда дело дойдет до конкретики. Но послезавтра здесь в одиннадцать я буду в любом случае. Даю слово.
– Пытаетесь выиграть время?
– Мне нужна декада, – поморщился я. – Эти два дня для меня ничего не решают.
– Послезавтра я буду готов посвятить вас в детали.
– Тогда увидимся.
Оставив на столе недопитое пиво, я нахлобучил на голову кепку и, легко взбежав по лестнице, зашагал к дожидавшейся меня карете.
В голове царил настоящий кавардак.
Берту официально никуда не перевозили – и это обстоятельство меняло решительно все.
Примерно, как прикуп Беса к светлой комбинации карт…
3
На этот раз к особняку Берты я подобрался с задов. Перемахнул через невысокую ограду, прошелся по саду, оглядываясь и прислушиваясь к собственным ощущениям.
Но нет – ничего. Все, как и раньше, все на своих местах.
Садовника только нет, и труба над кухонькой против обыкновения не дымит.
Не хватало людей, в этом-то и заключалась проблема.
За своим комплектом ключей заехать я не успел, поэтому, не мудрствуя лукаво, выдавил окно гостиной. Дотянулся до шпингалета, распахнул раму и взобрался на подоконник.
Но сразу внутрь спрыгивать не стал, сначала принюхался.
И – ничего. Ни табака, ни перегара, ни застарелого запаха крови.
Тогда прошелся по гостиной, настороженно выглянул в коридор, потом проверил прихожую. На кухне ничего необычного не обнаружилось, на втором этаже – тоже.
Все вещи лежали на своих местах, платяной шкаф Берты по-прежнему был забит дорогими нарядами, на туалетном столике стояла открытая шкатулка с драгоценностями.
Получается, болезный господин просто не в курсе, что Берту куда-то перевезли?
Я припомнил черные проницательные глаза собеседника и решил пока в словах вербовщика не сомневаться.
Но если Берту увезли не братья-экзорцисты, тогда кто?
Беззвучно выругавшись, я спустился в прихожую и замер посреди комнаты, восстанавливая в памяти ее обстановку. Шкафы, статуэтки, пуфики, подставка под зонты, коврик, брошенные на подоконник перчатки…
Но нет, все как обычно, все – как всегда.
И это странно: если обитателей дома уводили отсюда силой, почему тогда нет ни малейшего беспорядка? Берта ведь не кисейная барышня, она среди циркачей выросла! Да и после вовсе не кройкой и шитьем на жизнь зарабатывала – не один труп на ней и не два. Много больше. Для Берты налетчика ножиком или той же спицей ткнуть – в порядке вещей; так почему нет следов борьбы?
Недоуменно хмыкнув, я окинул быстрым взглядом кухню и прошел в гостиную.
Что здесь произошло? Что?!
Смежив веки, я восстановил в памяти обстановку комнаты, потом резко открыл глаза в надежде уловить хоть что-то неправильное, и действительно – кое-что было не так. Взгляд зацепился за сущую мелочь, на которую в обычной ситуации и внимания никто не обратит.
Просто был немного сдвинут со своего места диван.
Ерунда какая, да? Но ерунда ли?
Я опустился на одно колено и сразу увидел на ковре вмятину, оставшуюся от передвинутой на новое место ножки. Выходит, не ошибся.
Лучи заходящего солнца били прямо в широкое окно, и комната была хорошо освещена, поэтому за светильником я ходить не стал и попросту улегся на пол. Заглянул под диван и вскоре заметил тусклый серебряный отблеск у самого плинтуса. С трудом дотянулся самыми кончиками пальцев до оброненной кем-то безделушки и озадаченно уставился на серебряный колокольчик с одеяния брата-экзорциста. И не просто колокольчик, но вырванный с мясом.
А ведь знаю точно: пришивают их ох как крепко – Берте нипочем было не оторвать. Да и мужику далеко не всякому это под силу. Если только монах сам зацепился им за диван и резко рванулся. Или его рванули…
Я внимательно оглядел пол, потом обошел всю комнату, но больше ничего подозрительного не обнаружил. Тогда еще раз пробежался по дому и у двери черного хода приметил на косяке непонятное бурое пятно.
Кровь? Не факт, но очень похоже.
И если так – не значит ли это, что здесь тащили тело?
Выйдя на задний двор, я увидел на посыпанной гравием дорожке длинный след, словно бы оставшийся от волочения чего-то тяжелого, мысленно продолжил его и, не сдержавшись, выругался: след шел к погребу.
Бесов праздник!
Заскочив в приткнувшийся к особняку сарайчик, я отыскал среди садового инвентаря увесистый молоток, выбежал на улицу и парой резких ударов сбил с ржавых петель крышки погреба навесной замок.
Резкий металлический лязг разлетелся по округе, но меня это сейчас нисколько не волновало – из-под земли повеяло запахом крови. Сердце стиснула ледяная ладонь, дышать стало невмоготу, перед глазами все поплыло, а я лишь смахнул навернувшиеся на глазах слезы и по шаткой лесенке полез вниз. Усилием воли заставил умолкнуть рвавших на куски душу бесов, перевернул ближайшее тело на спину и с облегчением перевел дух.
Борода, седые космы, нос картошкой – не Берта, садовник!
Спихнул его с кухарки, обнаружил тут же брата-экзорциста с разбитой головой, но и только, больше никого в подвале не оказалось.
Берты здесь нет! Я с облегчением перевел дух, и стиснувшая сердце безнадега начала понемногу отступать, сменяясь лютой, бешеной злобой на всех и вся.
Играть со мной вздумали?
Ну-ну, сейчас поиграем…
Я поднялся наверх, вытер перепачканные пылью ладони о висевшую на веревке рубаху и направился к задней калитке, выходившей в узенький проулок позади дома. Пока шел, смотрел по сторонам и – увидел…
Увидел кружевной обрывок, зацепившийся за обломанную ветку.
Принюхался, уловил аромат любимых духов Берты и скрипнул зубами от злости.
Вот как, значит? Самые умные, да? Зря вы так…
Помассировав занемевшую с левой стороны грудину, я недобро усмехнулся, захлопнул за собой оказавшуюся незапертой калитку и зашагал по переулку. На соседнем перекрестке перекинулся парой слов с дожидавшимися меня у кареты охранниками и вернулся, но не в пустой особняк Берты, а к домику знахарки.
Поднялся на крыльцо, постучал и, когда старуха отперла дверь, решительно шагнул через порог.
– Святые угодники! – всплеснула руками Ада. – Да у вас в лице ни кровинки, мастер Шило! Узнали, что с Бертой?
– Нет, не узнал, – поморщился я, проходя на кухню. – Где старый?
– Да все в мастерской своей возится, совсем из ума выжил на старости лет! – Знахарка доковыляла до растопленной плиты и сняла с нее чайник. – Вы присаживайтесь, мастер! Сейчас напою вас свежим отваром. Сейчас-сейчас…
Возражать я не стал и послушно опустился за стол.
– Сейчас-сейчас, любезный вы мой, сейчас… – продолжала бормотать себе под нос бабка, наполняя кружку, потом выставила ее передо мной и вернулась к плите. – Сейчас что-нибудь на стол соберу, вы уж простите дуру бестолковую, сейчас все будет… – принялась она копаться в кухонном шкафу.
Я смочил в отваре губы и спросил:
– Яду-то успела сыпануть, старая? – спросил наобум, располагая одними лишь догадками, но вопрос угодил точно в цель.
Знахарка обмерла, словно не веря собственным ушам, а потом обернулась, и тут уж пришла моя очередь замирать на месте от изумления.
В сухоньких старческих ручонках дрожал нелепо огромный на фоне тщедушной ведьмы арбалет. И паника, плескавшаяся в безумных глазах Ады, не предвещала ничего хорошего.
Рывком перевернув стол, я вместе со стулом завалился на спину, и сразу – щелк! – туго стукнула арбалетная струна. Тяжелый болт насквозь прошил доски столешницы и засел в ней, щерясь целым венцом острых щепок.
«Ну, ведьма…» – только промелькнуло у меня в голове, и тут на кухню ворвался компаньон Ады. Наемник с ходу замахнулся пехотным тесаком; я коротко ткнул его каблуком сапога в колено, мениск не выдержал, и нога старого вояки подломилась.
С протяжным воем он растянулся рядом, а откатиться уже не успел, – трехгранный клинок вошел ему под челюсть по самую рукоять.
Мастерство не пропьешь…
Не тратя времени на высвобождение шила, я вскочил и взмахнул изогнутым пахартским ножом, отгоняя бросившуюся наутек знахарку обратно к кухонной мойке.
– Назад! – рыкнул я.
Ада взвизгнула и швырнула в меня арбалетом.
Пустое! Я легко отбил разряженное оружие в сторону, подскочил к ведьме и, ухватив за пучок седых волос, приложил головой о стену. После толкнул оглушенную старуху на мойку, приставил к шее нож и потребовал:
– Говори!
– Ничего не знаю, мастер! – залилась Ада горючими слезами. – Это все бес плешивый попутал!
– На куски порежу! – пообещал я, с досадой глянув на бездыханное тело старого вояки.
Дед свинью подложил? Да никогда не поверю, что у него ума на такое хватило!
– Это все старый, это он все устроил! – продолжила уверять меня ведьма, беззвучно сотрясаясь в рыданиях.
Я встряхнул ее и предупредил:
– Считаю до трех.
– Поверьте, мастер! – взмолилась знахарка. – Это он и его дружки меня с пути истинного сбили!
– С пути истинного тебя полвека назад сбили, – нахмурился я, но хватку слегка ослабил. – Рассказывай с самого начала. Упустишь что – зарежу.
– Не губите!
По морщинистым щекам Ады катились крупные слезы, вот только веры им не было ни на грош, поэтому я начал отсчет:
– Раз!
– Пощадите, мастер!
– Два!
– Все расскажу, все как на духу выложу, – пообещала Ада, – только не губите…
– Расскажешь что-нибудь полезное – не трону.
Старуха шмыгнула носом и попыталась отодвинуться от мойки; я не позволил и прижал ее обратно. Знахарка поерзала-поерзала, поняла, что ничего не выйдет, и зашамкала беззубым ртом.
– Все ведь невинно начиналось, – будто жалуясь, произнесла она наконец. – Просто просили не только вам о Берте докладывать, но и одному знакомцу этого олуха. Золота в два раза больше, а греха никакого – ну как устоять? Да и грозился старый меня со свету сжить, если упорствовать буду.
Я не поверил ни единому слову, но перебивать Аду не стал.
– Но вы ж знаете, мастер, коготок увяз – всей птичке пропасть, – всхлипнула бабка. – Попутал нечистый, вон до чего докатилась – на вас руку подняла…
– Когда это началось? – приступил я к допросу, поняв, что больше ничего полезного она уже не скажет.
– В начале зимы, аккурат как снег повалил, старый меня этим известием огорошил…
– Что сказал?
– Да разве ж теперь припомнишь?
– Жить хочешь? – поинтересовался я.
– Не губите, мастер! – задрожала Ада. – Сказал он, что улыбнулся ему золотом старый сослуживец, мол, они с ним в наемниках под одним кустом дристали, а теперь тот большим человеком стал. В шелка одевается, деньгами налево и направо сорит…
– Ты его знакомца видела?
– Нет, – быстро ответила старуха. – Не видала. Сколько ни упрашивала познакомить, только отшучивался, поганец…
– Дальше что?
– Дальше деньги платили. Исправно платили, без задержек. И ведь не требовали ничего особенного, а тут – такое…
– Что – такое?
– А нешто вы, мастер, не знаете? – горестно вздохнула старуха. – Велели весточку вам передать, будто Берту пугала эти огородные увезли. И куда деваться? Как им отказать было?
– А на самом деле?
– Да кто мне скажет? – вроде как даже удивилась Ада. – Но с нашей улицы никто к дому не подъезжал, у меня сон чуткий.
– Куда ее увезли?
– Ничего не знаю, – продолжала упорствовать старуха. – Велели только вам весточку послать и ничего не объяснили.
– Стрелять в меня тоже велели? – хмыкнул я.
– Нет, старый уверял, будто вы не появитесь больше. А потом вернулся с улицы весь смурной. «Что-то не так пошло», – говорит, а самого трясет всего. Ну, я и перепугалась до смерти…
Не появлюсь больше? Думали, рвану во дворец, а там меня за убийства повяжут? Все продумали, твари!..
– Похищение Леопольда – ваших рук дело?
– Нет! – охнула Ада. – Мы ни сном ни духом! Поверьте, мастер…
Я задумался, стоит ли верить уверениям ведьмы, не пришел ни к какому определенному выводу и спросил:
– Говоришь, старик смурной с улицы вернулся?
– Так и было, мастер! Это все он! Его затея, дурака старого!
– Знаешь, Ада, – ласково улыбнулся я, – вот ни за что не поверю, что ты ни разу за ним не подсмотрела!
– Так они никогда у дома не встречались! – объявила ведьма. – Уходил он, далеко уходил!
Я тихонько рассмеялся, убедившись, что нисколько в старухе не ошибся.
– А куда он уходил, Ада? Где со своим знакомцем встречался?
– Да кто ж мне скажет, дуре старой…
– Жить хочешь? – вновь поставил я вопрос ребром и слегка надавил ножом. Лишь слегка, но бритвенному лезвию хватило и этого, чтобы по морщинистой шее заструилась кровь.
Знахарку вмиг проняло до самых печенок.
– Один раз, аккурат, когда Леопольда хватились, я за старым проследила до гостиницы одной, – зачастила он. – Дрянной там район, местные его Акульей пастью кличут. Как улицы называются, не скажу, но проводить смогу, не сомневайтесь.
– Проводишь, – кивнул я, продолжая удерживать ведьму прижатой к мойке. – Если не врешь. Ты ведь не врешь мне, Ада?
– Святыми клянусь, чистую правду говорю!
– И гостиницу не выдумала?
– Не выдумала! Да только не знаю, как она называется!
– А была ли гостиница, Ада? Пойми – люди чего только не выдумают, пытаясь шкуру спасти…
– Была гостиница, была! На перекрестке, с двумя входами. Еще удивилась, что старый с черного хода прошмыгнул, будто халдей местный. А на вывеске вертел гнутый, названия не разглядела…
Я отвернул Аду к мойке и одним уверенным движением перехватил ей глотку. Ударила тугая струя, тщедушное тельце забилось в судорогах, но отходить не стал и продолжил удерживать знахарку от падения, не желая перепачкать кровищей всю кухню.
В душе не ворохнулось абсолютно ничего. Заслужила, стерва.
Когда ведьма наконец перестала биться в агонии, я уложил ее на пол, перешел к старику и, подцепив загнутым кончиком ножа ворот рубахи, вспорол плотную ткань. Оглядел многочисленные выцветшие татуировки и понял, что вычислить таинственного сослуживца окажется не столь просто, как представлялось мне поначалу.
Слишком много наколок; без помощи Эдварда Роха точно не обойтись. Да и ему придется немало попотеть, чтобы всю эту нательную роспись разобрать.
Выдернув из горла покойника шило, я прихватил с собой ящичек старухи с ядами и вышел на крыльцо. Прислонился там к стене и задумался, не бесы ли руководили мной, когда полоснул знахарку ножом по горлу, но решил, что все сделал правильно.
Зол был, конечно, не без этого, но по уму так и стоило поступить. Не в плане «око за око», а просто некоторым людям второго шанса лучше не давать. Траванула бы меня старая и глазом не моргнула.
Тут к дому подкатила карета, и я указал на дверь выбравшимся из нее крепким парням:
– Тела на кухне. От старухи избавьтесь, старика отвезите в мертвецкую при лечебнице Святой Августины.
– А это не перебор, Себастьян? – поморщился Якоб Ланц. – На старушек переключился?
– Рот закрой! – шикнул я на него и продолжил инструктировать подельников: – После ждите в доме, вдруг кто вернется. И заодно за особняком напротив присматривайте. Если начнется движение, докладывать непосредственно мне. Все ясно?
– Да, мастер, – закивали громилы.
– Исполняйте! – Я забрался в карету, убрал ящичек с ядами старой знахарки в дорожный сундук и крикнул Гастону: – Трогай!
– Что опять у тебя стряслось? – вздохнул Ловкач.
– Помнишь Эдварда Роха? – спросил я.
– Помню, – подтвердил мошенник.
– Знаешь, где живет?
– Найду.
– Передай, пусть старика смотрит. Мне нужны названия всех вольных рот, в которых тот когда-либо служил.
– Передам, – кивнул Якоб Ланц. – Что-то еще?
– О «Гнутом вертеле» что люди говорят?
Ловкач ненадолго задумался, потом покачал головой:
– Какая банда его сейчас держит, не скажу. А так, заведение не самое пропащее. Травка, азартные игры, шлюхи. Есть комнаты для приезжих или тем, кому на дно залечь надо.
– Понятно, – вздохнул я и постучал кулаком в стенку.
Лошади начали замедлять бег, и Якоб спросил:
– Еще поручения будут?
– Пообщайся с нашими друзьями в Страже, разведай ситуацию. Заодно предупреди, что, если вдруг придет бумага о моем аресте, лучше бы им ею подтереться.
– Прямо так и сказать?
– Да. Вот они у меня где. – Я продемонстрировал жулику крепко сжатый кулак. – И держи ушки на макушке.
– Всегда, – усмехнулся Ловкач и выпрыгнул из кареты на мостовую.
Оставшись в одиночестве, я налил полынной настойки, опрокинул в себя полный стаканчик и зажмурился.
Зажмурился, а перед глазами – кровь. Кровь, кровь, кровь.
Кругом одна лишь кровь.
Как ни крути, от себя не убежишь. Если ты людоед, сколько ни зарекайся, рано или поздно вновь отведаешь человечинки.
И бесы в душе, будто склизкие холодные гады, извиваются; уж и не различить, где они, а где я. Сжился, стерпелся, сросся…
Смирился?
Вот уж нет!
Я выкинул из головы накатившую вдруг апатию и отвращение к самому себе, выглянул в окошко и распорядился:
– Гастон, давай в Акулью пасть. «Гнутый вертел» нужен.
Вновь развалился на сиденье и зло усмехнулся.
Людоед – да?
Что ж, скоро кое-кто на собственном опыте узнает, что не стоит играть с людоедами в прятки. И в загадки с ними тоже играть не стоит. Людоеды обожают нарушать правила ничуть не меньше, чем высасывать мозг из раздробленных костей партнеров по игре.
Скоро мы повстречаемся и обсудим сложившуюся ситуацию. Уже совсем скоро…
Осознав, что все накручиваю и накручиваю себя, я сцепил пальцы и несколько раз глубоко вздохнул. Не стоит лишний раз подкармливать бесов. За последнее время им и без того немало жирных кусков перепало. Как бы с цепи не сорвались…
4
Несмотря на близость пресловутой Акульей пасти, «Гнутый вертел» и в самом деле оказался заведением не из самых пропащих. На первом этаже располагалась харчевня, в задних комнатах устраивались карточные игры, а гулящие девки на посетителей не вешались и принимали клиентов исключительно в мансарде.
Нормальные же комнаты сдавались приезжим, поэтому, когда Гастон загнал карету во двор гостиницы, никто этому особо не удивился. Слонявшегося по двору мальчишку и вовсе только мой медяк заинтересовал.
– Присмотри за лошадьми, – наказал я ему, – мы ненадолго.
Пацан зажал в кулаке мелкую монетку и расплылся в хитрой щербатой улыбке.
– Присмотрю, – слегка шепелявя, пообещал он.
Гастон на всякий случай погрозил сорванцу пальцем и спросил:
– Пугнуть их, мастер?
– Не стоит, – качнул я головой. – Давайте за мной и помалкивайте.
Хозяин заведения срисовал нас моментально, как только вошли. Упитанный дядька нервно дернулся, и без всяких угроз его розовые щеки как-то моментально сравнялись цветом со скисшей сметаной.
Вот что значит репутация.
– Знаешь, кто я? – спросил я, встав напротив.
– Да, ваша милость, – поежился дядька.
– Нужны неприятности?
– Никак нет, ваша милость, – раздалось в ответ.
– Вот и замечательно, – улыбнулся я, холодно глянул на выглянувшего из задней комнаты бандитского вида мордоворота, и того будто ветром сдуло.
Хозяин окончательно скис, но все же собрался с решимостью и пролепетал:
– Позвольте заметить…
– Не позволю, – отрезал я. Возвышавшийся у меня за спиной Гастон демонстративно хрустнул костяшками пальцев, и бледный как полотно дяденька осекся на полуслове.
– Никого не волнует твое заведение, – ухмылка у меня вышла на редкость недоброй, – но только до тех пор, пока обитающие здесь люди не начинают лезть в мои дела.
– Никто, ваша…
– Умолкни! – Я легонько тюкнул хозяина по лбу рукоятью прихваченной с собой трости, и тот словно язык проглотил. – Один из твоих постояльцев сделал то, чего делать не следовало, и мне придется преподать ему урок хороших манер. Ты ведь не будешь против, ведь нет?
– Вы только скажите кто! – шумно выдохнул дядька.
– А это ты мне скажи. Он снимает апартаменты с отдельным входом. Снимает уже долго, с начала года или даже прошлой осени.
– Есть, есть такой! – с облегчением закивал хозяин. – Одни у меня комнаты с отдельным входом, других нет!
– Как туда попасть?
– Со двора выйдете, и направо в переулок. Там одна лестница, другой нет.
– Постоялец у себя?
– Не могу знать.
– А изнутри попасть можно?
– Да, со второго этажа.
– Ори, Гастон, – обернулся я к охранникам, – дуйте на улицу. Кто будет входить или выходить, вяжите по-тихому.
– Только без смертоубийства! – взмолился хозяин.
– Ну-ка цыц! – оборвал я причитания дядьки и потянул его из-за стойки. – Идем, проводишь.
– Как скажете, как скажете…
– Выглядит постоялец как? – спросил я, первым поднимаясь по скрипучей лестнице.
– Да как он выглядит? – озадачился дядька. – Обычно выглядит. Я и видел-то его всего раз, плату за постой он в комнате на столе оставляет.
– Убирают там часто? Может, кто из поломоек видел?
– Никто не видел, – поник хозяин. – Я их сам запускал и всегда стучал предварительно. Пару раз он велел позже зайти, а обычно никого не было.
– Лет на вид сколько?
– Полсотни, не меньше. Но жилистый, подтянутый. Такие обычно долго не стареют.
– Местный или приезжий?
– Акцент был, – припомнил хозяин. – Какой – не скажу. Не разобрался.
– Бритый или с бородой?
– Усатый. Усы длинные, седые. А лица толком не разглядел, он, как нарочно, шляпу не снимал.
– Высокий?
– Пониже вашей милости.
– Ходил к нему кто?
– Да разве за ними углядишь? С улицы же все…
Мы остановились перед внутренней дверью апартаментов, и я распорядился:
– Открывай.
Хозяин отыскал нужный ключ, провернул его в замочной скважине и поспешно подался в сторону. Я высвободил вложенный в трость клинок, распахнул дверь и проскользнул внутрь.
Коридор, кухонька, спальня – пусто!
В занавешенной пологом кладовке тоже никто не прятался, поэтому я вернулся к хозяину и потребовал ключ.
– Плата вперед внесена? – спросил у него.
– Две декады еще оплачено.
– Кому хоть слово шепнешь – удавлю. И чтоб духу твоего здесь это время не было! – предупредил я дядьку, захлопнул дверь и задвинул засов. Потом выглянул на уличную лестницу, перегнулся через невысокие перила и спросил у настороженно задравших головы парней: – Нормально все?
– Да, мастер, – подтвердил Ори, поигрывая короткой дубинкой.
Гастон, на кулаке которого блестела медью полоса кастета, промолчал.
– Поаккуратней, – попросил я и напомнил: – Постоялец живым нужен. Его гости тоже.
Солнце к этому времени давно скрылось за островерхими крышами домов, на город накатили серые летние сумерки, а по глухим переулкам и вовсе начинали расползаться непроглядные ночные тени, поэтому, когда я вернулся в спальню, то первым делом запалил стоявшую на скособоченном столе лампу. После прошелся по комнате, пытаясь понять, что собой представляет постоялец, но впустую: тот, такое впечатление, здесь и не жил вовсе.
Осмотр кухоньки ситуацию нисколько не прояснил. Никаких крошек, никаких объедков и грязной посуды. Одна лишь пыль кругом да редкие отметины бутылочных донышек на разделочном столе.
В кладовке, увы, тоже ничего интересного не обнаружилось. Три комплекта поношенного платья, пара шляп, стоптанные ботинки, латаные сапоги. Стопка перетянутых шпагатом книг по истории Святых Земель, пустой дорожный сундук и кожаный саквояж, давно потерявший форму, будто не раз и не два служил нерачительному хозяину стулом. Внутри лишь дорожный письменный набор.
И все это столь неприметное на вид, что выбору постояльца оставалось только поаплодировать.
Кого он изображал? Мелкого чинушу, писаря, репетитора?
Скорее последнее – подборка учебников по истории здесь точно неспроста.
Я снял с вешалки ближайшее одеяние, примерил на себя и прикинул, что постоялец и в самом деле на ладонь пониже меня.
Вот только усатых и невысоких господ в Акрае пруд пруди; требовалась зацепка посерьезней. Не было у меня надежды, что этот делец на проваленную явку вернется, ни на грош не было.
Обшарив карманы всего платья и разжившись лишь пригоршней мелочи, я вернулся в комнату и уселся в продавленное кресло.
Что же побудило моего неведомого оппонента снять именно эти апартаменты? К гадалке не ходи, он, как человек вдумчивый, выбор свой сделал вовсе не наобум.
Но, если здесь не жить, зачем тогда платить за эдакие хоромы? С подельниками и в кабаке встречаться можно, какой резон деньгами сорить?
Отдельный вход, нелюбопытный хозяин и ко всякому привычная публика – это немало, но только ли в этом дело? Или его интересовал «Гнутый вертел» сам по себе?
Я припомнил отметины от бутылочных донышек на кухонном столе и решил, что постоялец не дурак выпить. И употреблял не местное пойло, а нормальное вино, купленное в городе, и значит, стоит проверить ближайшие винные лавки из числа приличных. Благо таких в округе раз-два и обчелся.
И опять же – где выпивка, там и девки. Выходит, надо поинтересоваться у обитательниц здешних мансард насчет усатого господина с татуировкой наемника. Вдруг да сболтнул чего лишнего под хмельком.
Решив проверить это предположение, я поднялся задуть лампу и вдруг обратил внимание, что пыли на столешнице куда меньше, чем где бы то ни было в комнате.
С чего бы это?
Тут я вспомнил о кладовке, сходил туда и вернулся с перевязанной шпагатом стопкой книг в одной руке и саквояжем в другой. Кинул потрепанные томики на кровать, расстегнул ремни сумки и куда внимательней, чем прежде, изучил дорожный письменный набор. В деревянном ящичке обнаружились бутылочка чернил, набор перьев, маленький ножичек и свернутые в трубочку листы писчей бумаги.
Быть может, постоялец кому-то отправлял донесения? Что, если его акцент вовсе не был маскировкой? Этот выродок ведь не обычных головорезов нанял, он драгарнского фехтовальщика со мной разобраться подрядил.
Неужто я тамошней разведке дорогу перебежал?
Или совпадение? Как ни крути, из местного жулья мало кто за подобный заказ возьмется. Разве что самые отчаянные, точнее – отчаявшиеся. Люди разумные эдакое предложение даже от хорошего знакомого провокацией сочтут. Неминуемо бы о странном заказе слушок гулять пошел.
Но не пошел. Иначе шепнули бы, предупредили.
Выходит, либо нет у постояльца нужных связей на городском дне, либо он проявил благоразумие и знакомых лиходеев в столь щепетильном деле задействовать не стал.
Вновь полная неопределенность.
Перочинным ножичком из письменного набора я перерезал стягивавший стопку книг шпагат, отложил в сторону «Собрание исторических летописей от основания Акраи и до наших дней», повертел в руках «Полный генеалогический справочник Стильга» и кинул его туда же. А вот следующий томик привлек мое внимание на редкость растрепанным обрезом пожелтевших страниц.
Зачем же так зачитывать банальное и давно уже неактуальное сочинение «Становление Пакта как союза вольных городов»? Уж не использовалась ли эта книга для шифрования?
Взяв томик за корешок, я перевернул его, позволив страницам распахнуться самостоятельно, и озадаченно уставился на ровные, выведенные рукой опытного переписчика строчки.
«Есть Свет, есть Тьма и есть Бездна, что разделяет эти начала и не дает Тьме поглотить Свет, а Свету рассеять Тьму. И мир наш существует лишь до тех пор, пока сохраняется такое положение вещей. Как Свет гаснет в Пустоте, так и Тьма растворяется там.
Именно это обрекает жалкие потуги чернокнижников на неудачу, их извращенное сознание просто не способно вместить в себя столько потустороннего, чтобы преодолеть законы мироздания и открыть врата Тьме. Но родится однажды человек, способный не заблудиться в Бездне и не сгореть в безжалостном пламени Извечной Тьмы. И станет он проводником Смерти, и получит невероятное могущество, и послужит причиной гибели нашего мира.
И восстанут из могил мертвые, и станут ходить меж людей исторгнутые Пустотой бесы. И польется кровь, и будет литься она три декады и три дня, а после упадет с черных небес безжалостное пламя и сгорят города большие и малые, и смоют их прах нахлынувшие на землю волны морские. И не уцелеет никто».
Чтоб меня разорвало! Да это ведь «Пришествие Извечной Тьмы» преподобного Модеста Оражского! Списки этого труда – вещь не самая распространенная, даже в спецхранилище столичного монастыря Всех Святых его нет.
Непрост постоялец, ох непрост. И как-то совершенно не вяжутся с этим томиком мои предположения о выпивке и продажных девках.
Уж не чернокнижника ли это нора? Надо бы остальные книги пролистать.
И точно – несколько томов под неприметными обложками скрывали сочинения мистического характера, одним из которых оказался «Трактат о Высших и способностях оных порождений Бездны, написанный мастером-экзорцистом Жаком Фебе на основе личных наблюдений и бесед с адептами еретического учения Единения».
Еще одна работа, которая никак не могла попасть в руки непосвященного!
Экслибрис на внутреннем развороте переплета отсутствовал, но и так было понятно, что книга похищена из библиотеки ордена Изгоняющих.
Я отложил ее в сторону и взялся за последнее совсем уж тоненькое сочинение «Нильмара – закатная жемчужина Святых Земель», открыл его на вложенной в середину закладке и в свете лампы принялся читать подчеркнутые грифелем строки.
«Осквернитель! Учитель в великой мудрости своей никогда не произносил этого слова вслух, но я не могу и не буду скрывать правду.
Осквернитель! Именно так следует именовать не человека, но существо, которое пронзит Бездну и дотянется до самой сути Извечной Тьмы.
Кто он и как появится на свет – неведомо никому. Но без Скверны и темной волшбы рождение его невозможно.
Осквернителем станет ребенок, в чьих жилах от рождения, еще в чреве матери, будет течь Скверна и гореть черное пламя Тьмы – две стихии, полученные им от родителей. Только так и никак иначе, и всякий, кто возьмется оспаривать подобное утверждение, неминуемо станет противоречить тезисам учителя нашего, преподобного Модеста.
Было бы чрезвычайно опрометчиво оставлять подобному чудовищу жизнь, но кровь, в которой растворены и одновременно сосуществуют Извечная Тьма и Скверна, станет чудесным эликсиром, катализатором перехода человека на новую ступень бытия».
Беса в душу!
Будь я проклят, если это не сочинение Сквернослова – сбившегося с пути истинного ученика Модеста Оражского!
Выходит, и в самом деле здесь чернокнижник обосновался. Или закостенелый еретик, но это уже неважно, вопрос заключался в том, с какой стати этот выродок привязался ко мне.
Где я мог перейти ему дорогу? Неужто из Драгарна след тянется?
Поля пожелтевших страниц пестрели карандашными пометками, но, сколько ни вглядывался в них, разобрать смысла так и не сумел: почерк – как курица лапой, и через слово – сокращение. Быстро пролистал хрупкие листы, нет – других пометок и выделений в книге не обнаружилось.
Почему же постояльца заинтересовал именно этот фрагмент? Что в откровениях об Осквернителе увлекло его?
Я еще раз перечитал подчеркнутый текст и в голос выругался, пораженный внезапной догадкой.
Леопольд и Луиза!
Ей отец-чернокнижник передал частичку Тьмы, а он от рождения получил восприимчивость к потустороннему.
Тьма и Скверна!
Само по себе это не так страшно, но, если свести их вместе, если свести вместе четырнадцатилетних подростков…
Бесов праздник!
Я вскочил со стула и начал перетягивать стопку книг шпагатом, но только затянул первый узел, как за окном послышался непонятный шум.
Показалось, нет?
Прихватив с собой трость, я распахнул дверь черного хода, перегнулся через ограждение лестницы и окликнул парней:
– Ори! Гастон!
В ответ – тишина.
Заподозрив неладное, я в один миг скатился по шатким ступенькам и едва не споткнулся о распластанное на земле тело.
Ори?!
Присел у охранника, вокруг головы которого растекалось темное пятно, обернулся на непонятный хрип, а там – привалился спиной к стене Гастон. Одной рукой телохранитель зажимал распоротое горло, другую тянул к выходу из переулка. Попытался что-то просипеть, но кровь меж пальцев так и хлестала, и крепыш, не сумев выдавить из себя ни слова, уткнулся лицом в грязь.
Беса в душу!
Я взвыл от ярости и метнулся вдогонку за убийцей.
На куски порву! Голыми руками!
Только вылетел на улицу и сразу заметил у соседнего дома человека в сером плаще с накинутым на голову капюшоном, что со всех ног улепетывал прочь.
Я – за ним. Кричать ничего не стал, поберег дыхание. Да и толку? Добровольно убийца все равно не остановится, а стражников в Акульей пасти и днем с огнем не сыщешь. Вместо этого я поднажал, беглец тоже припустил со всех ног. Сворачивать в подворотни он не рисковал, но зато продолжал нестись по улице, так что полы короткого плаща развевались у него за спиной, словно крылья.
Уйдет? Ну уж нет!
Я весь вложился в один рывок, насколько смог, сократил отставание, а потом швырнул в беглеца трость.
И – попал!
Крутанувшаяся в полете рукоять шибанула по ноге, убийца вскрикнул от боли и сбился с шага, но я и сам, потеряв равновесие, едва не покатился на мостовой. А только выровнялся и начал сокращать отставание, хромоножка выскочил из переулка на широкий бульвар. Там горели фонари, шумели у кабаков подвыпившие компании, вовсю сновала припозднившаяся публика.
Только упущу из виду – и пиши пропало, затеряется в толпе. Сбросит плащ – и все, ищи ветра в поле…
– Держи вора! – во всю глотку заорал я тогда. – Эгей! Хватай его!
Зеваки испуганно прыснули с пути убийцы, а квартальный бестолково завертел головой по сторонам, но какой-то доброхот все же решился задержать воришку и бросился ему в ноги.
Беглец легко уклонился, подскочил к высоченной ограде, подтянулся и, неловко дернув в воздухе ногами, перевалился на другую сторону.
– Эй! Куда?! – возмутился собиравший плату за вход на цирковое представление старикан; я оттолкнул его в сторону и вскарабкался на забор.
С высоты заметил мелькнувший в проходе между шатрами серый плащ, соскочил на землю и бросился наперерез. Не успел только чуть: пальцы соскользнули с плотной ткани, и везучий сукин сын немедленно заскочил в попавшийся на пути балаган.
Миг спустя я вломился следом – и будто грудью на призрачное копье напоролся.
Зеркальный лабиринт!
Кругом одни зеркала! Зеркала, которые никому и в голову не пришло освятить!
Я крутнулся на месте, а там – лишь очередное отражение моей покрасневшей физиономии.
Моей?!
Знакомые черты лица исказились, кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок, под пустыми провалами глазниц залегли чернильные тени.
Это не отражение, это бесы взирают на меня из глубины зеркал!
Ледяными крючьями вонзилось в душу потустороннее, Скверна хлынула из зеркал, растекаясь по лабиринту бурным потоком, затрещали рамы, пол под ногами прогнулся, пошел волнами потолок, а стекла искривлялись и выгибались. Окружающее начало терять материальность, отражения же бесов, напротив, понемногу проникали в наш мир, обретая призрачную плоть.
Я зажмурился, вслепую зашарил руками в поисках выхода и вдруг сообразил, что под ладонью плоская гладь стекла. Плоская, не выгнутая пузырем!
Так вся эта бесовщина творится лишь в моей голове?!
Но растворенная в воздухе Скверна жгла все сильнее, заточенные в душе бесы яростно рвались на волю, а тело продолжало наливаться свинцовой тяжестью. Еще немного – и у меня даже рукой пошевелить не получится, какая уж тут иллюзия!
А, пропади оно все пропадом!
И, прикрыв голову руками, я сорвался с места и наугад вломился в первое попавшееся зеркало.
Звяк! Стекло лопнуло и осыпалось осколками, прикрытые им доски тоже не выдержали удара, с сухим треском они переломились, и я вывалился из зеркального лабиринта прямо под ноги опешившему от изумления билетеру.
Паренек испуганно отскочил, но сразу пришел в себя, оценил учиненный мной разгром и охнул:
– Ну, дядя, ты попал…
«Дядя» поднялся, коротко врезал ему под дых и поспешил прочь.
Убраться успел как раз вовремя – когда выходил на улицу, от другого входа уже неслись резкие трели служебных свистков.
Проснулись, соколики, беса вам в бок…
5
Пил весь вечер. Стопку за стопкой вливал в себя полынную настойку, морщился, кривился, но продолжал пить.
Хоть бы чуть в голове зашумело! Но нет – словно водичкой пробавлялся.
Впрочем, не стоит думать, будто я пустил ситуацию на самотек. Все, что можно было сделать, было сделано. Да и сейчас не просто лечил выпивкой расшатанные нервы, а приглядывал за Эдвардом Рохом, который переходил по мертвецкой от одного тела к другому и что-то задумчиво бормотал себе под нос.
– Они были хорошими парнями, – вздохнул я и поболтал остававшуюся в бутылке настойку. – Такого они точно не заслужили.
Лучник оглянулся на меня и поморщился:
– Вот только не надо этого пафоса, Себастьян! Они были жуликами и убийцами, любого из вашей братии прямо сейчас колесовать можно.
– На себя посмотри, – недобро зыркнул я в ответ.
– Речь не обо мне, – возразил Эдвард, стянул матерчатые перчатки и хрустнул костяшками изукрашенных татуировками пальцев.
– Тогда скажи уже что-нибудь о них.
– Я, конечно, не коронер, – произнес лучник, задумчиво глядя куда-то в сторону, – но, сдается мне, их застали врасплох.
Я только фыркнул от возмущения:
– Как ты себе это представляешь, Эд? Они стояли и ждали, пока их зарежут?
– Тебе виднее, – пожал плечами Рох, вытер руки полотенцем и натянул свои обычные кожаные перчатки. – Каждому был нанесен один точный, хорошо акцентированный удар в горло. Никаких защитных ран, никаких признаков того, что они пытались уклониться. Либо их застали врасплох, либо это был не человек.
– Человек, – возразил я. – Эта сволочь заманила меня в зеркальный лабиринт. Чуть не сдох там.
Грудину до сих пор ломило, словно получил копытом, и при любом резком движении перед глазами все смазывалось и плыло. Впрочем, в этом вполне могла быть повинна полынная настойка.
Эдвард Рох задумчиво посмотрел на меня и вздохнул:
– Если я ответил на все твои вопросы, не мог бы ты оставить меня в одиночестве?
– Не мог, – хохотнул я и вновь наполнил рюмку.
Полынная настойка – это именно то, что мне сейчас необходимо.
– И почему же?
– Здесь меня точно никто искать не станет, – пояснил я, кутаясь в одолженный у лучника теплый плащ. – Надо хорошенько все обдумать.
– А мне надо заняться делом!
– Не терпится ободрать кожу со старика?
– А даже если так?
– Твое право, – усмехнулся я, разглядывая свой испещренный черными точками серебряный браслет. – Только не забудь сделать для меня описание его послужного списка.
– Завтра.
– Хоть так. – Я выпил, улегся на лежанку и, глядя на сырой темный потолок, спросил: – Слушай, Эд, тебе никогда не хотелось сигануть с моста в реку? Или, когда стоишь на краю крыши, шагнуть вниз?
– Нет.
– А меня зачастую будто изнутри подталкивает. Или, бывает, иду по улице, смотрю на людей, и просто руки чешутся достать нож и пырнуть первого встречного. Это плохо, да? Тревожный звоночек?
Лучник отвернулся от мертвеца и попросил:
– Разбирайся со своими бесами сам, Себастьян. У меня своих хватает.
Голос его прозвучал на редкость недобро, да и скальпель подрагивал в руке очень уж нервно, поэтому продолжать разговор я не стал, вместо этого накрылся полой плаща и предупредил:
– Будешь уходить, разбуди. А то еще кого-нибудь удар хватит.
Эдвард пробурчал в ответ нечто неопределенное; я перевернулся на другой бок, закрыл глаза, и в голове сразу завертелись невеселые раздумья.
Леопольд и Луиза… кому пришло в голову свести вместе Тьму и Скверну?
Неужели еретики действительно заинтересованы в появлении на свет Осквернителя? Точнее – в рождении ребенка, который в будущем Осквернителем может стать? Но, если моя догадка верна, то с какой тогда целью похитили Берту?
И главное: насколько глубоко проникла зараза в орден Изгоняющих?
А ведь еще человек принца Августина загадок подбросил! Шутка ли – официальное помилование от монарха Норвейма! Не думаю, что тамошний Святой сыск про меня забыл, да и братья-экзекуторы одного излишне прыткого агента тайной службы с превеликим удовольствием на медленном огне поджарили бы. И вот – помилование.
Что же за услугу потребуют взамен? Какая работа ждет меня во дворце в самый разгар празднования юбилея его величества?
Сплошные вопросы. А ответов – ни одного.
Я перевернулся на другой бок, пытаясь устроиться поудобней, и как-то совершенно незаметно для себя провалился в чернильный мрак сна.
Оно и к лучшему.
Лучник растолкал уже на рассвете.
Я уселся на лежанке, какое-то время пытался прийти в себя, потом потряс головой, соскочил на пол и нетвердой походкой зашагал на выход.
– Отчет! – остановившись в дверях, напомнил Роху.
– К вечеру будет, – пообещал тот. – Отосплюсь и засяду за справочники.
– Не тяни.
На улице оказалось свежо. С моря дул легкий ветерок, и в одной рубахе сразу сделалось не по-летнему зябко. После изматывающего зноя как бальзам на душу. Но жара еще впереди – сегодня вновь на небе ни облачка.
Только отошел от лечебницы Святой Августины, и сразу со двора вынырнул человек, прятавший руки в карманах просторной куртки.
– Ну? – обернулся я к нему.
– Все спокойно, – ответил Ловкач и многозначительно добавил: – Относительно.
– Стража не беспокоила?
– Устроили пару облав без фанатизма и перегибов. Нас предупредили заранее, убытки минимальные.
– В ресторации шерстили?
– Нет, сыскари в доме напротив трутся, тебя караулят.
– Стража или надзорная коллегия?
– Стража.
– В «Гнутом вертеле» что? – спросил я, ни на что особо не рассчитывая.
– Тишина, – ожидаемо разочаровал меня Якоб Ланц. – Дега бесится, все тебя разыскивает.
– С целью?
– Корабль в порт пришел, и что-то там с грузом не клеится.
– Бесов праздник! – выругался я и задумался, не стоит ли прямо сейчас отправиться в порт, но в итоге решил не торопить события. – Передай Клаасу, встречусь с ним в «Сломанной марке». И Хмурого предупреди, пусть подойдет с парой парней. – Посмотрел на часы и решил: – Буду там в девять.
– Что-то еще?
– Нет, беги. – Я хлопнул его по плечу и зашагал по улице.
Покрутился по округе, проверяя, нет ли хвоста, потом поймал раннего извозчика и велел ехать на дворцовую площадь. Там надолго задерживаться не стал и сразу спустился в «Хромого циркача», который, несмотря на столь ранний час, был уже открыт.
Или же был открыт еще? Впрочем, неважно.
Главное, что он работал вчера, когда я заявился туда с ворованным трактатом и попросил заглянувшего вскоре на огонек вербовщика разузнать, у кого из братьев на руках сейчас должно находиться это сочинение Жака Фебе. Тот, разумеется, не преминул высказать все, что он обо мне думает, но в просьбе отказывать не стал.
И то хлеб.
Морщась от боли в потянутых вчера мышцах, я с парой кружек пива уселся за свободный стол, коих, несмотря на ранний час, оказалось не так уж и много, и огляделся по сторонам.
Публика, надо сказать, подобралась тут весьма и весьма приличная: писари и невысокого ранга чиновники на выпивку не налегали и степенно завтракали перед выходом на службу. С кухни тянуло аппетитным запахом стряпни, меня замутило от голода, но больше я ничего заказывать не стал, выставил одну кружку перед собой, вторую напротив и откинулся на спинку деревянной лавки.
Не пузо набивать сюда пришел, совсем не за этим.
Убедившись, что никому нет до меня никакого дела, я достал втихаря переданный буфетчиком конверт, вынул из него сложенный вдвое лист, пробежался взглядом по ровным строчкам донесения и озадаченно сдвинул на затылок кепку.
«Трактат о Высших и способностях оных порождений Бездны, написанный мастером-экзорцистом Жаком Фебе на основе личных наблюдений и бесед с адептами еретического учения Единения» числился утерянным в драгарнской миссии ордена Изгоняющих. И что интересней всего – брат-экзорцист, бравший его последним, еще до обнаружения пропажи был отправлен на обучение в Акраю, где он и пребывает до сих пор.
Милослав Вальмеш тридцати шести лет от роду, уроженец Кланицы. После войны получил назначение в драгарнское захолустье и ничем выдающимся там себя не проявил. Проживает в странноприимном доме при семинарии ордена.
«Ха!» – едва удержался я от победного выдоха.
Вот и первая зацепка! Вот человек, который сможет пролить свет на творящуюся последнее время бесовщину!
Я убрал записку в конверт, сунул в карман и, оставив на столе нетронутое пиво, поднялся на улицу.
Зацепка – это хорошо, но прижать экзорциста будет не так-то просто. Тут надо либо официальный ход делу давать, либо…
Я недобро рассмеялся и махнул рукой проезжавшему по бульвару извозчику.
Начинать официальное расследование? Смешно…
Экзорцист вышел на площадь Святого Николаса Слепца, когда часы на башенке соседнего молельного дома начали отбивать восемь. Звенели нашитые на кожаное одеяние и широкополую шляпу серебряные колокольцы, вызывающе скрипела кожа, цокали набойками остроносые сапоги, но никто даже глазом не повел.
Да иначе и быть не могло: в окрестностях странноприимного дома семинарии ордена Изгоняющих все давным-давно привыкли и к обычным монашеским одеяниям, и к кожаным плащам, полумаскам и шляпам братьев-экзорцистов.
На этом и строился мой расчет.
Ведь шел не экзорцист, шел опальный официал ордена Себастьян Март.
Подождав, пока разойдутся после службы из молельного дома прихожане, я пересек площадь и решительно поднялся на каменное крыльцо странноприимного дома. Спокойно миновал закуток привратника и по скрипучей лестнице поднялся на второй этаж. Там отыскал нужную дверь и, опустившись на одно колено, в два счета вскрыл немудреный замок прихваченным с собой воровским инструментом.
Оказаться застигнутым на взломе я нисколько не опасался – занятия в семинарии начинались в семь утра, поэтому даже самые отъявленные лежебоки из числа местных обитателей давно должны были разбрестись по учебным аудиториям и библиотечным залам.
Много времени обыск выделенной Милославу Вальмешу комнатушки не занял. За исключением белья и запасного комплекта одежды других пожитков у брата-экзорциста не оказалось вовсе.
Никаких тайников, ничего предосудительного.
Ожидаемо, да?
Поневоле поверишь, что это именно для него были сняты апартаменты в «Гнутом вертеле». Можно читать запретные книги, можно их там хранить. И никакого риска разоблачения. Ну, почти никакого.
И все же я был несколько разочарован. Обычно, осмотрев любое обиталище, удается пусть и не забраться в голову его владельца, но отнести к той или иной категории, а здесь – ничего. Даже если человек раз за разом приходит в такую вот каморку просто провести ночь, он понемногу переделывает ее под себя, оставляет следы своего присутствия, тут же – словно келья аскета. Все столь правильно и выхолощено, как если бы накануне здесь сотворили некий идеальный порядок.
Непонятно.
Но ломать голову над этой загадкой я не стал. Вместо этого быстренько выскользнул в коридор и покинул странноприимный дом через черный ход. Потом вновь вышел на площадь и вот уже там задумался, как быть дальше.
Попытаться разыскать Милослава в семинарии? А что дальше? Он ведь не какой-нибудь простачок, он просто обязан быть матерым волчарой. Двадцать лет в ордене – это просто колоссальный опыт.
Выходит, придется брать его жестко, даже очень жестко, и потрошить со всем усердием, чтобы даже помыслить о вранье не мог. Одному мне такое провернуть не по силам, но не беда – ребята Хмурого подсобят.
А раз так, для начала с Хмурым и повстречаюсь. К тому же Клаас по пустякам паниковать не станет; если передал, что с товаром проблемы, значит, дело серьезное.
Решив продолжить поиски экзорциста после обеда, я отправился к дожидавшейся меня на соседней улице карете, но почти сразу неведомым наитием уловил уткнувшийся в спину взгляд. Нехороший взгляд, недобрый.
Слежка?!
Замедлив шаг, я свернул к тележке уличного торговца, кинул на прилавок медную монетку и взял насаженную на деревянную шпажку жареную креветку. Как бы между делом окинул площадь внимательным взглядом, но не сумел приметить никого и ничего подозрительного.
А между тем ощущение чужого взгляда только усилилось.
Видеть, как я вломился в комнатушку Вальмеша, не могли – значит, ждали?
Но кто и кого?
Впрочем, неважно, пока неважно. Сейчас главное – унести отсюда ноги.
Решив перед возвращением к карете для начала избавиться от хвоста, я двинулся по направлению к порту, но сразу юркнул в первый попавшийся на глаза переулок и рванул прочь. Распугав кошек – бесовы колокольцы! – добежал до соседнего дома, повернул за угол и юркнул в распахнутую калитку глухого дворика.
Только юркнул – и сразу сиганул в сторону, уловив краешком глаза некую странность, которую толком и осмыслить-то не сумел. Просто среагировал на чистом инстинкте – и все.
А вот невесть откуда взявшийся мужичок с дубинкой на миг замешкался, удар длинной палки пришелся вскользь и лишь сорвал у меня с головы весело звякнувшую серебром шляпу.
Я ткнул противника в глаз деревянной шпажкой, быстро развернулся к калитке и шагнул к неприметному господину средних лет, заскочившему с улицы. Без затей пнул его по голени, и металлическая накладка остроносого сапога легко перебила кость.
Обезноженный преследователь покатился по земле; я заученным движением выхватил из-под кожаного одеяния шило, но от нахлынувшего внезапно ощущения неправильности на затылке вдруг зашевелились волосы.
Ни первый, ни второй преследователи не вымолвили ни слова, не издали ни звука. Словно я не живых людей изувечил, а мертвецов ходячих или големов глиняных.
Что за бесовщина?!
И тут раздались негромкие аплодисменты. Тихие и совершенно неуместные.
Я потряс головой, и у меня с глаз будто пелена спала.
Двор оказался заполнен людьми, и преследователи все подходили и подходили. Безликие, с зашитыми суровыми нитками глазами и ртами, отрезанными ушами.
Обернулся, а пытавшийся приложить меня дубинкой парень спокойно выдернул из века заостренную деревяшку и слепо уставился на меня, будто сторожевой пес на воришку. Остальные заполонившие двор бесноватые – тоже.
Вот дадут им команду и полетят клочки по закоулочкам. Мои клочки, не чьи-нибудь!
Но команды не дали.
– Право, Себастьян, ваше упорство достойно восхищения! – направился ко мне абсолютно нормальный с виду господин лет тридцати пяти. – Вот уж не думал, что вы сумеете отыскать меня так скоро!
– Милослав Вальмеш, полагаю? – уточнил я, снимая с лица кожаную полумаску.
Экзорцист удивленно склонил голову, а потом вдруг повторил за мной:
– Милослав Вальмеш? – и рассмеялся нездоровым нервным смехом. – Вовсе нет, Себастьян! Вовсе нет!
И у меня в голове словно мозаика сложилась.
Щегольские усики, дорогой камзол с серебряными пуговицами, шляпа с пышным белым пером, кольца и перстни – все это наносное. Значение имели лишь глаза да знакомая складка в уголке рта.
– Марк Бонифаций Тарнье! – выдохнул я, неожиданно опознав в щеголе тринадцать лет назад сгинувшего в Драгарне младшего экзорциста ордена Изгоняющих.
И не сгинувшего даже, а захваченного в плен тамошней контрразведкой.
Вот оно как…
– Меня давно уже так не называли, – улыбнулся Марк, – но да, это я. Собственной, так сказать, персоной.
– Учитывая обстоятельства, – обвел я рукой заполонивших двор бесноватых, – не могу сказать, будто рад видеть тебя в добром здравии.
Экзорцист пожал плечами, и бесноватые вдруг расступились, освобождая мне проход. Двигались они при этом столь естественно и синхронно, словно были конечностями единого живого существа.
– «Тихое место» – твоя работа? – предположил я, сопоставив одно с другим.
– Предлагаю обсудить это по дороге, – произнес Марк и предупредил: – Думаю, шило тебе лучше с собой не брать.
Я кинул оружие на землю и уточнил:
– По дороге куда?
– В порт, – объявил экзорцист. – Здесь слишком многолюдно, а силы мои, увы, не безграничны.
– Что ж, – хмыкнул я, – давай прогуляемся до пирса. – И первым двинулся со двора.
Марк зашагал обок, и рассыпавшиеся вокруг нас бесноватые потащились следом, словно парадный эскорт. Точнее – окружившая загнанного зверя свора.
– Надеюсь, ты не наделаешь глупостей? – улыбнулся экзорцист.
– Не раньше, чем получу ответы на свои вопросы.
– Вот и замечательно. – Марк поправил свою щегольскую шляпу и с выражением произнес: – Мне бы не хотелось расстаться с тобой раньше времени. Нам так много надо с тобой обсудить!
– Всецело с этим согласен.
– Вижу, ты не очень удивлен, встретив меня живым?
– Никогда до конца не был уверен, что ты мертв.
Экзорцист странно глянул в ответ и глухо произнес:
– Знаешь, первые годы я был очень зол на тебя. Очень зол. – Он справился с эмоциями и продолжил уже совершенно ровным голосом, который, впрочем, так и сочился ядом: – Но потом задумался, а как бы поступил на твоем месте сам? Стал бы выручать попавшего в ловушку юнца или сбежал с его девушкой? Знаешь, в итоге я пришел к выводу, что ты поступил совершенно верно. И стал злиться уже на себя. За то, что надеялся на чудо и ждал спасения, а не взял судьбу в собственные руки с самого начала…
Я обреченно вздохнул и оборвал собеседника:
– Марк, меньше всего меня волнует, что с тобой стряслось в Драгарне. Таковы издержки нашей профессии. Не ты первый, не ты последний. Всем нам пришлось несладко.
– С этим утверждением сложно поспорить, – неожиданно согласился со мной экзорцист. – Так что ты хотел узнать?
Обветшалые жилые дома остались позади, и перед нами раскинулась серо-синяя гладь моря. С одной стороны возвышалась ограда нового порта, с другой – глухие стены пакгаузов, а позади рассыпались бесноватые, поэтому пришлось вслед за Марком идти на заброшенный пирс.
– Зачем тебе все это? – спросил я, встав на самом краю обветшалого причала и глядя на волны, лениво плескавшиеся внизу.
– Что все? – прикинулся Марк, будто не понял вопроса.
– Тебе процитировать высказывание одного монашка об Осквернителе?
– Ах, ты об этом! – протянул экзорцист и рассмеялся: – Ну, надо же как-то устраивать свою жизнь.
Я уставился на него в полном недоумении:
– Прости?
Марк лишь плечами пожал.
– Не буду скрывать, в Драгарне нас крепко прижали, – доверительно поведал он. – Эта кровавая сука Беатрикс своим переворотом спутала все карты. Представь, простого доноса стало достаточно, чтобы отправить человека на костер! Пришлось перебраться в Акраю, благо были выходы на нужных людей.
– Неужели еретики действительно заинтересованы в рождении Осквернителя?
– Осквернитель им и даром не сдался, – фыркнул собеседник. – Мой тебе совет, Себастьян, не плоди лишних сущностей.
– Только не говори, будто не причастен к похищению дочери Густава Сирлина и сына Ричарда Йорка! У одной в душе Тьма, у другого в крови Скверна! Не об этом ли писал Сквернослов?
– Себастьян, Себастьян! Твои слова мне как елей на душу! – театрально закатил Марк глаза. – Себастьян Март ничего не понимает и, подобно слепому котенку, тыкается из стороны в сторону! Это ли не чудо?
Я не обратил на издевку никакого внимания и спросил:
– Берту зачем похищать было? Решил мне досадить?
У Марка дернулось левое веко, он отвернулся к морю и покачал головой:
– Ты слишком много внимания уделяешь собственной персоне.
– Ой ли? – Я глянул вниз, где под ногами накатывали на камень невысокие волны и, предчувствуя скорое окончание беседы, задал очередной вопрос: – Марк, ты ведь местный уроженец?
– Да, – кивнул Марк, глядя вдаль. – А что?
Я не ответил, я ударил его ножом, метя в печень.
Ударил – и рука словно в тиски угодила. Тонкие пальцы экзорциста вслепую стиснули запястье почище стальных кандалов, и как-то сразу стало ясно, что силой высвободиться можно и не пытаться.
– Хотел напомнить, что для местного жулья предложение прогуляться на пирс звучит крайне двусмысленно? – спросил Марк, заставляя поднять перехваченную руку. Он оценивающе поглядел на торчащий из моего кулака вниз и вперед клинок изогнутого пахартского ножа и покачал головой: – Нет, Себастьян, я давно уже не тот наивный юнец, которого ты бросил на произвол судьбы. Тебе и не снилось, через что мне пришлось пройти, ты и представить себе не можешь мои нынешние возможности…
Я скривился от боли, но все же нашел в себе силы улыбнуться.
– Ну, с язычниками тебе общаться точно не доводилось, – с усмешкой выдавил из себя.
– И что с того? – нахмурился Марк.
– Забудь. – Я крутанул кистью, и коварный пахартский клинок своим загнутым кончиком дотянулся до запястья экзорциста и легко, словно бритва, распорол кожу и сухожилия. От неожиданности и боли пальцы Марка разжались, а уже в следующий миг мы сорвались с пирса и рухнули в набегавшие на причал волны.
Взметнулись брызги, мутная вода накрыла с головой; я поспешно оттолкнулся от экзорциста и нырнул, спеша уйти на глубину, прежде чем до меня доберутся сигавшие вслед за нами в море бесноватые.
И ушел – да, ускользнул от них. Не учел лишь, что тугие серебряные застежки будут скользить под пальцами, никак не желая расстегиваться, и кожаное одеяние камнем потянет ко дну.
Или же прямиком в Бездну?
Бесов праздник…
