Глава 33

Тем же вечером мы покинули Малахитовый Дол, чтобы вернуться в Хрустальный город. Я, фрейлины, вся моя рать – вооружённые до зубов охранники, а также придворные и совет магов. Но самое главное, вместе со мной полетела моя любимая алиана. Князь Талврин и Хильдебальд настояли на том, чтобы Элла оставалась со мной, потому что были уверены, что за стенами Ледяного Лога она будет в большей безопасности, чем в Рассветном королевстве или родительском замке. Ариэлла рвалась к жениху, но была вынуждена подчиниться решению Их Светлостей.

Заключённых – Адельмара и Хентебесира – тоже переправили в темницу императорского замка. Один Блейтиан остался в Лашфоре. Я навестила его перед самым отъездом и осталась очень довольна нашим разговором. Крейн раскаивался (кажется, искренне) в совершённых ошибках и собирался в ближайшие дни отправиться в Рассветное королевство, чтобы вступить в армию добровольцев, сражавшихся с пробуждающимися зомби.

– Только не позволяй им больше себя кусать, – напоследок шутливо напутствовала я будущего героя.

– Не позволю, – маг смиренно склонил голову, а когда я потянулась к двери, добавил негромко: – Удачи тебе с твоим Ледяным и укрощением его дракона.

– Боюсь, чтобы приручить Герхильда-зверя одной удачи будет мало. Берегите себя, герцог.

Улыбнулась на прощание, последний раз взглянула на Блейтиана, так похожего на человека, за которого почти вышла замуж. Теперь, если мне когда-нибудь доведётся свидеться с Лёшей, я не буду вздрагивать, вглядываясь в его лицо. Не буду вспоминать при виде Воронцова об отпетом негодяе, которым раньше считала Крейна. Он останется в моей памяти просто человеком, сбившимся с пути в тот момент, когда поступил в услужение к князю Темнодолья. Человеком, который теперь, как я в своё время, пытался собрать осколки собственной жизни.

У меня с собиранием получалось не очень. Надеюсь, Крейну повезёт больше.

Дни в Ледяном Логе ничем не отличались от дней в Лашфоре. Постоянное изматывающее ожидание новостей, то обнадёживающих – магам удалось заново упокоить очередную партию монстров, то пугающих – сообщения о погибших в битвах воинах и уничтоженных поселениях.

Не способная сидеть сложа руки, я напросилась в помощницы к эрролу Хордису. Заодно и фрейлинам нашла применение. Вместе мы ухаживали за ранеными, кормили их, давали животворные снадобья, делали перевязки, да и просто подбадривали и составляли компанию. В общем, были у целителей на подхвате и как могли помогали страждущим.

Хрустальный город был переполнен людьми, лишившимися крова, оставившими всё в попытке спасти свою жизнь. Им также нужна была поддержка, и мы с фрейлинами и некоторыми придворными дамами, пожелавшими вступить в ряды волонтёров, выезжали в город. Раздавали еду, общались с новоприбывшими и хрустальногорцами, играли с детьми. И, улыбаясь (к сожалению, наши улыбки были ненастоящими), не переставали повторять, что скоро жизнь наладится.

Скальде всё это очень не нравилось: то, что я так активно начала принимать участие в программах помощи обездоленным и раненым. Он злился (он или его дракон – мне уже было не понять, кто там у них сейчас за главного и кто прячется за этой ледяной маской) и всё пытался запереть меня в замке. Герхильд хотел, чтобы его ари вела себя тише воды, ниже травы; сидела, в общем, и не отсвечивала. Но старейшины вдруг неожиданно меня поддержали, к моему удивлению и удивлению Скальде. Они согласились, что императрице в трудную минуту надлежит находиться со своим народом, а не вышивать гладью-крестиком в безопасности.

В этот раз тальден уступил. Не сразу, но всё же сдался. Наверное, просто устал со мной спорить и бодаться, а главное, со мной встречаться. Я видела, как всякий раз при виде меня его глаза захлёстывает тьма, а на лицо опускается ледяное забрало. С каждой такой встречей, каждым холодным взглядом надежда, что когда-нибудь у нас всё наладится, таяла, как когда-то я таяла в объятиях дракона.

Но теперь не было ни жарких объятий, ни кружащих голову поцелуев. Только холод, которым заражал всё вокруг хозяин Ледяного Лога.

Быть может, когда с Древней будет покончено, мне действительно будет лучше вернуться на Землю. А ещё не помешало бы почаще вспоминать о семейном проклятии и о том, что я не могу быть счастлива в браке. Я ведь Королёва? Королёва.

Пламенный привет прелюбодейке-прабабке и проклявшей нас ведьме-гадине.

С каждым днём я всё больше чувствовала себя… нет, даже не натянутой до предела струной – тонюсеньким волокном, которое от малейшего колебания воздуха могло порваться. Эта неопределённость – неопределённость во всём, ожидание катастрофы, тьма и стужа в глазах любимого мужчины выматывали, выжимали из меня все соки.

– Я так не могу больше.

Сама не поняла, что произнесла это вслух. У Кристель, перебиравшей струни лютни, дрогнули руки. Музыкальный инструмент жалобно тренькнул, и все звуки поглотила повисшая в комнате тишина.

Я захлопнула книгу, которую читала, не читая, если так можно выразиться. Просто бездумно пролистывала страницы. Отложив очередную страшилку про далёкое прошлое Адальфивы, поднялась.

– Аня, – Ариэлла удержала меня за руку. – Ты же понимаешь, он…

Понимать – понимаю, но не могу запретить себе чувствовать. Не могу больше сходить с ума от этих чувств.

– Всё в порядке, – повела локтем, и пальцы подруги безжизненно соскользнули на кресло. – Продолжай играть, Кристель, – попросила черноволосою красавицу и вышла, снова оставив фрейлин мучиться любопытством, а Ариэллу изнывать от беспокойства.

Ничем не выдавая своего состояния: когда кажется, будто внутри закручивается маленькое, но такое опасное торнадо, прошла коридорами замка к покоям императора. Шла не спеша, как и подобает настоящей королеве, провожаемая поклонами придворных и тенями, скользящими по порыжевшим под бликами пламени стенам.

На замок опустился густой, напоенный запахами весны вечер. Через узкие окна в Ледяной Лог проникали сладость цветов и стрёкот кузнечиков, заглядывали робко звёзды. Ещё один шаг, за ним другой, и вот уже передо мной расступается стража, охраняющая вход в святая святых – кабинет Скальде. Молоденький паж пытается меня задержать, сказать, что Его Великолепие, как всегда, занят и, как обычно, не может меня сейчас принять. Но памятуя о том, что Её Лучезарность питает слабость к ледяным кляпам, удерживать не отваживается. Кланяясь, отступает в полумрак.

Услышав, как распахнулись двери, тальден оторвал взгляд от бумаг, веером рассыпавшихся по столешнице, резко поднял голову. Не уверена, что воздух может превратиться в сплошную толщу льда, но в тот момент я имела все шансы быть заживо замурованной в холоде, плеснувшем от него в меня.

– Тебе лучше уйти, Аня, – низкий, как рокот надвигающейся грозы, голос.

Обычно в игре в гляделки Скальде всегда выходил победителем. Но только не в этот раз. Я не отвела взгляд, ответила тихо, но твёрдо, закрывая за собой двери:

– Не уйду, – отрезая его и себя от окружающего мира.

Оставаясь наедине с хищником.

Ледяной откинулся назад. Не расслабленно, не царственно-вальяжно, как обычно любил сидеть на троне, за пиршественным столом или где угодно. Сейчас в его позе угадывалась напряжённость. Широкая рубаха скрадывала тренированное тело, но я почти видела, как каменеет каждая мышца на груди, на руках тальдена. Вон и на шее вздулась тёмная жилка, и виной тому моя близость. Он замер, будто зверь, цепко следящий за глупой мышкой, добровольно решившейся на самоубийство. Я чувствовала на себе его взгляд. Тяжёлый, давящий, выбивающий из-под ног опору. Так и хотелось от него попятиться, отшатнуться от Скальде. Или от дракона, потому что сейчас в нём было больше звериного, чем людского.

– Если это опять из-за кьёрда… – произнёс он глухо.

– Это из-за меня, – перебила я. Усилием воли заставила себя шагнуть вперёд, к мужу, а не отпрыгнуть назад от дракона, как несколькими минутами ранее от меня отпрыгнул паж. – И из-за тебя. Из-за нас…

– Аня…

И почему всякий раз, когда он произносит моё имя (моё настоящее имя), мне слышится рычание хищника? Мурашки побежали по коже, но я тут же велела им отложить забег и не отвлекать меня от важного разговора.

– Иногда мне хочется сдаться. – Ещё один шаг, в золотой круг, очерченный догоравшей на письменном столе свечой. Она выхватила из тьмы моё лицо, наверняка бледное, с пятнами лихорадочного румянца на щеках. Его же по-прежнему окутывал полумрак. – Плюнуть на всё и сбежать. Домой на Землю. Но не потому, что боюсь Древней или это вашей войны с зомбиколдунами. Я боюсь другого. Что так будет всегда: лёд в твоём сердце и в глазах, когда ты смотришь на меня. Вот как сейчас… Я боюсь тьмы, что поселилась в тебе из-за меня.

– Если боишься, тогда почему пришла?

Выдохнула облегчённо. Меня не перебили на полуслове, как это бывало раньше. Не поднялись из-за стола решительно, чтобы подхватить под руку и под самым нелепым предлогом выставить из кабинета.

– Потому что ещё больше я боюсь… потерять тебя. Сначала убегала я, теперь ты делаешь всё возможное, чтобы находиться как можно дальше от меня. Но, может, для разнообразия попробуем сделать шаг навстречу друг другу? Скальде, перестань от меня закрываться. Пожалуйста.

Он всё-таки поднялся. И стол обошёл – бесшумно, как будто подкрадываясь. Отчего я ещё сильнее почувствовала себя наивной норушкой, непонятно с чего поверивший в чудо. Что один несчастный разговор изменит что-то к лучшему, а не испортит всё окончательно.

Последнее было более вероятно.

Ну точно сейчас попросит. А скорее, даже просить не станет. Просто выставит за дверь и прикажет стражникам проводить дуру-Лучезарность до её покоев.

Я внутренне напряглась, готовая стоять до конца (победного или фатального – скоро узнаем), но вместо всего, что уже настроилась услышать, услышала тихие слова:

– Аня, я люблю тебя, но магия в моей крови слишком сильна. Силён дракон. Сейчас как никогда.

Меня заклинило на первой фразе, всё остальное бла-бла-бла мозг категорически отказывался переваривать. Это сейчас что такое было? Признание, которое уже и не чаяла услышать? Так себе, конечно, на троечку: мимолётное, обронённое как бы между прочим. Но мне даже этого «между прочим» оказалось достаточно, чтобы вновь почувствовать твёрдую почву под ногами и послать к таграм собачьим все мысли о возвращении к родным пенатам.

Я как-то незаметно оказалась возле стола, а Скальде – возле меня.

– Иногда за его рёвом я не слышу собственного голоса, своих мыслей. Тебе лучше держаться от меня подальше, – сказал тот, кто в данный момент держаться от меня подальше явно не собирался, а наоборот, сокращал расстояние между нами, безжалостно его уничтожая. Из-за чего треклятые мурашки снова приготовились к старту. – А не делать шаги мне навстречу. Потом мы что-нибудь придумаем. Позже. Но сейчас я не могу бороться со всеми вами: с Древней, тобой, драконом.

– Со мной бороться не надо. И с собой тоже, – тихо возразила я, подаваясь от стола к ледяному магу. И тут же обратно, когда глаза Герхильда от этого порывистого движения затянуло туманом звериной ярости. Рискуя утонуть, захлебнуться во тьме драконьего взгляда, тем не менее внимательно посмотрела на Скальде. – Он не сможет меня принять, если ты продолжишь сдерживать его, подавлять.

И снова губы плотно сжаты, руки напряжены. Снова от него веет холодом, пробирающимся под платье и дальше. Но этот холод вместе с близостью Ледяного обжигает похлеще раскалённого под солнцем песка какой-нибудь Сахары, и начинает казаться, будто со мной вот-вот случится самовозгорание.

Сейчас его глаза были, как грозовое небо над долиной, в которой состоялся злосчастный поединок, а в моих застыла одна только надежда, чтобы не оттолкнул снова, не начал говорить, что мне следует возвращаться к себе, усаживаться возле камина с очередным ледяным цветиком и смотреть на маму с бабушкой. Герхильд надеялся, что ностальгия по близким окажется сильнее моих к нему чувств, и я уступлю уговорам, вернусь на Землю. Потому и забрасывал меня цветами.

Я по родным действительно скучала, но даже тоска по ним не могла заставить отказаться от Скальде, от своих к нему чувств. Сейчас ещё более ярких, острых, почти болезненных. От которых мутился рассудок и начиналось самое настоящее головокружение.

– Ты боишься тьмы во мне, а я боюсь сделать тебе больно. Потому и убегаю, Аня. Отталкиваю, стараюсь не видеть тебя, не слышать, не чувствовать с собою рядом. Это может быть опасно. Для тебя.

Сейчас я чувствовала тяжесть ладони на своём плече. Прохладные пальцы задевали шёлковое обрамление наряда, а потом скользнули выше по оголённой коже к такой чувствительной впадинке над ключицей. Воздух вокруг вдруг странным образом накалился, так, что даже стало трудно дышать.

– Но тем самым ранишь меня ещё сильнее. Хочет твоё второе «я» меня ненавидеть, пожалуйста, я не против. Но пусть не думает, что отвечу ему тем же. Так и передай своему зверю, что я не сдамся. Пусть рычит, ревёт или что он там у тебя в голове выделывает. Не отступлю. Потому что я тебя… вас обоих, безумно люблю.

Моё собственное признание показалось мне куда более проникновенным. На пятёрочку. Может, с минусом, потому что сказано было дрогнувшим от волнения голосом.

Зато искренне.

– Отпусти его, Скальде. Отпусти себя. Позволь любить вас обоих. Узнать лучше его и тебя.

– Ты не понимаешь, о чём просишь.

Он попробовал отойти, вновь выстроить между нами стену, но я не позволила. Удержала за руку, вцепилась в его рубашку.

– Он выбрал меня, а значит, не сделает мне больно. Я в этом уверена. И ты не бойся.

– Аня, – простонал сквозь зубы.

– Перестань с собой бороться. И со мной тоже, – закончила еле слышно.

Тальден шумно выдохнул, ноздри его раздувались и грудь часто вздымалась, от тяжёлого дыхания, пламенем оседавшего на моих губах. Пальцы мужа скользнули вверх, сомкнулись на моей шее, сдавили сильнее, на какой-то миг, показавшийся опасно долгим, выбивая из лёгких воздух. Заставляя мир вокруг стираться, расплываться некрасивыми чернильными кляксами. Но я не сводила с дракона взгляда, смотрела ему в глаза. Сейчас это были его глаза: зверя, а не человека. Который так напугал меня в день помолвки, самым бессовестным образом скинув в пропасть. А потом дважды спас от гибели.

Которого я, обманув, предала. И который сейчас пристально смотрел на меня. Казалось, зрачки Ледяного сужаются по-звериному, вытягиваются в нитку, разрывая надвое стальную радужку. Может, и правда вытянулись, а может, причиной внезапного видения была невозможность вдохнуть полной грудью.

Сфокусироваться на этой мысли я не смола. Когда от обморока отделяет всего каких-то несколько мгновений, вообще сложно на чём-либо фокусироваться. Скорее почувствовала, чем заметила, как от Ледяного во все стороны потянуло холодом. Меня же, напротив, захлестнуло огнём, ворвавшимся в меня вместе с нечеловеческим рычанием и яростным, жёстким поцелуем.

Герхильд дёрнул меня на себя, одним резким движением впечатывая в твёрдую грудь. Успела вздохнуть, глотнуть обжигающий зимней прохладой воздух, прежде чем мне снова запечатали рот поцелуем. Требовательным и жадным, словно целовал впервые в жизни, а все прошлые поцелуи для него не существовали. Не существовало прошлого, и будущего могло не быть. Только один этот миг, в котором мне хотелось пропасть, затеряться.

Навсегда в нём остаться.

Тальден прошёлся по моим губам нетерпеливым касанием, требовательно их размыкая большим пальцем, не сводя с меня хмельного, нечеловеческого взгляда. Сильные толчки в груди отсчитывали секунды, когда я вбирала его в себя вместе с тяжёлым дыханием Ледяного. А потом его ладонь скользнула назад, легла на затылок. Быстрое движение пальцев, собирающих мои волосы в кулак. Запрокинула голову, когда он слегка потянул назад, задрожала от полыхнувшего в его глазах желания и сама потянулась к средоточию его страсти.

– Сумасшедшая, – прошептал он хрипло, явно намекая, что нарываюсь на самые неожиданные последствия, и снова завладел моими губами в грубом, почти болезненном укусе-поцелуе, проникая глубоко, покоряя. Заставляя снова терять сознание от нехватки кислорода и дрожать не то от бьющего в меня из него жара, не то от царившего вокруг холода.

Под ногами Скальде хрустел, крошась, лёд. Откликаясь на мощный выплеск силы, на близость дракономужчины, моя собственная – часть Ледяного, ставшая единым целым с моею душою – тут же пробудилась, вырвалась на волю, облекая всё вокруг в зиму. Кажется. Я не видела, что творилось в кабинете, окружающая обстановка смазалась до состояния густого тумана, скрывшего мебель, затянувшего бельмом окна и трепетавшее над свечами пламя. Впрочем, нашего с тальденом пламени хватило бы, чтобы осветить не только императорский кабинет, но и весь Ледяной Лог в самую тёмную безлунную ночь.

Я чувствовала исходящую отовсюду стужу и жар, которым в меня било от близости мужа. Резко подхватившего меня под бёдра и прижавшего к стене, покрывшейся ледяными наростами.

Бедные картины.

Мысли о картинах и пагубном на них воздействии ледяной силы надолго не задержались в моём сознании. Покорно обхватила бёдра своего мужчины ногами, подаваясь к нему, к его желанию, к своему ледяному пламени. Отвечая на поцелуй, от которого губы горели, словно на них не осталось живого места. От которого кровь в венах воспламенялась и напряжение внизу живота отзывалось во всём моём теле почти болезненными ощущениями.

– Вот, значит, как сильно твой дракон ненавидит меня, – выдохнула шутливое. Откинулась назад, зажмурилась. Всё равно ничего не видела: комната продолжала кружиться и таять, вместе со льдом у меня за спиной, не выдержавшим температуры тела ари, плавящейся в руках огненно-ледяного мага.

– Он тебя не ненавидит. Он сходит по тебе с ума, Аня, – будоражащее, хриплое… сводящее с ума.

Похоже, мы оба становимся сумасшедшими, когда оказываемся друг к другу слишком близко.

– Обезумевший зверь – опасный зверь, – твёрдые губы скользнули по изгибу шеи. Целуя жадно, а скорее, прикусывая, вырывая из меня стон не то боли, не то удовольствия. Все ощущения смешались, и каждое новое казалось острее, ярче предыдущего. – Непредсказуемый.

Я всхлипнула от прикосновения твёрдых пальцев к кромке чулок и выше, когда по бедру протянулись будоражащий прохладой воздух и горячая ладонь мужа.

– Но ты – млооетй зверь, и я не боюсь ни твоего безумства, ни твоей непредсказуемости, – прошептала в любимые губы.

Поймала потемневший от желания взгляд дракона и вскрикнула, когда он вошёл в меня, резко, яростно, жёстко.

– Ты сказала, что почти передумала… Хотела вернуться на Землю, – движение вперёд, от которого кружится голова, а пламя в одной точке рассыпается искрами, поджигающими всю меня.

– Уже не хочу, – всхлипнула от последующего рывка, когда он, почти покинув меня, снова стал моим продолжением.

– Хорошо. Ведь я тебя всё равно отпустить не смогу.

Движение ко мне, в меня, с глухим рычанием и стоном – моим, срывающимся с истерзанных поцелуями губ. Сильнее прижалась к мужу, потому что казалось, будто падаю в пропасть. Обвила его шею руками, вслушиваясь в тяжёлое, рваное дыхание, перемежавшееся с коротким, низким рычанием.

С каждым ударом он проникал в меня всё глубже, заставляя невидимую пружину внутри сжиматься сильнее, до предела. До тех пор, пока её не отпустили, в момент, когда Ледяной резко подался ко мне, зарычав, и меня накрыло. Накрыло нас обоих волной яркого, ослепляющего удовольствия. Оно схлынуло не сразу, ушло постепенно, оставив после себя приятную усталость, дрожь во всём теле, ощущение невесомости и лихорадочный стук сердца тальдена под моею ладонью, заглушавший биение моего собственного. Я чувствовала себя невесомой пушинкой в сильных руках любимого мужчины.

– Пойдём отдыхать, – прижавшись лбом к моему лбу, шепнул Скальде и устало зажмурился.

– Всерьёз хочешь отправить меня гулять в таком состоянии и в таком виде через весь замок? – тихонько уточнила я. – И, если честно, боюсь, я сейчас просто никуда не дойду.

Колени дрожали, ноги подкашивались. Я всё ещё чувствовала отголоски стихающего наслаждения, притуплявшего тянущую боль внизу живота.

– Ко мне идти ближе, и я могу тебя отнести. – Скальде отстранился, на миг отпуская меня, позволяя встать на ноги. Правда, тут же подхватил снова, когда я неуклюже попыталась ухватиться за стену рукою и чуть не проехалась по ней до пола. – К нам, – поправился.

В ту ночь я впервые спала в покоях императора и впервые за долгое время мне не хотелось просыпаться. А хотелось навсегда остаться в его объятиях.