Глава 24

Он смотрел на неё и не мог отвести взгляда. От своей ари. От той, что стала его спасением и избавлением, пусть зверь внутри считал иначе, навязывая мысли о наваждении и проклятии.

Но лучше уж он будет ею проклят, чем проживёт жизнь без неё. Без этой ясной улыбки – тальден мягко, бережно коснулся подушечками пальцев чувственных, чуть приоткрытых во сне губ; без этого дурманящего запаха – хотелось склониться к ней и целовать до самого рассвета. Впитывать в себя её ласку и нежность, дышать этой солнечной девочкой. Вслушиваться в её мерное дыхание и продолжать ею бредить.

Он не мог представить себе этот мир без неё, не мог налюбоваться девушкой, что вызывала в нём чувства, порой настолько противоречивые, острые и всепоглощающие, что он начинал их бояться.

Ледяной усмехнулся своим мыслям и отвёл с лица ари шелковистую прядь, откинув волосы девушке за спину. Скажи кто Скальде всего каких-то три месяца назад, что он будет способен испытывать нечто подобное, и он бы не поверил, рассмеялся этому сказочнику прямо в лицо. И вот он здесь. Сидит уже который час, не решаясь пошевелиться. Не решаясь потревожить сон этой белокурой красавицы, и, как малолетний юнец, впервые в жизни влюбившийся по-настоящему, не перестаёт в мыслях повторять её имя.

Аня.

Его ари.

Теперь уже точно его. Она здесь, с ним рядом. Несмотря на все препятствия, что между ними вырастали. Вопреки всем силам, что пытались их разлучить. Покушение Древней, которое он до сих пор был не в силах забыть и себе простить. И не сможет, пока не найдёт ублюдка, спутавшегося со снежной девой. Натравившего на его жену Леуэллу!

Была ещё морканта, отправившая иномирянку обратно в её мир. Потом непонятно откуда взялся тагров Талврин! Безумцу почти удалось отнять у него ари… И старейшины по-прежнему против них. Но старых склочников после коронации он с лёгкостью приструнит. Куда сложнее будет справиться с драконом. С той своей частью, что так и не сумела забыть об обмане.

Не сумела простить.

«Думаете, я не знаю, что вы делаете?», – совсем некстати пришли на ум слова советника.

В отличие от Тригада, Скальде смутно представлял, что он творит. Подавляет в себе зверя, хоть и понимает, что так не сможет продолжаться вечно. Дракону придётся смириться. Уступить. Перестать влиять на его чувства и мысли, отравлять ему разум обидой. Которую он, Скальде-человек, сумел отпустить. И которую его животная суть продолжала в себе лелеять и хранить. 

Девушка тихонько вздохнула и, чему-то во сне улыбнувшись, потянулась к мужу. Маленькая ладошка скользнула по груди тальдена, согревая нежным прикосновением. Аня продолжала улыбаться, солнечно и ласково – наверняка ей снилось что-то приятное.

Наверное, он так бы и уснул: не раздеваясь и даже не шевелясь, вглядываясь в эти озарённые внутренним светом нежные черты лица, если бы не пробуждавшийся в нём зверь. Он чувствовал, кто находится рядом. Неосознанно тянулся к ней и вместе с тем продолжал отвергать свою ари.

Сейчас Скальде ощущал это как никогда остро: желание крепче сжать Аню в объятиях, исходившее от него, и в них же задушить её – это желание терзало дракона.

Осторожно убрав руку девушки со своей груди и заменив своё плечо подушкой, Ледяной поспешил подняться. Заметил, как тревожно дрогнули густые ресницы, а на лбу пролегла едва заметная тоненькая складка, но она тут же разгладилась, и Аня снова безмятежно заулыбалась. С самым блаженным видом обняла подушку, предпочтя остаться в своих светлых фантазиях.

– Охраняй её, – велел кьёрду Скальде.

Беззвучно поднявшись на лапах, снежный кот перебрался на кровать, улёгся в её изножье и замер, своими большими, в темноте почти чёрными глазами глядя на хозяйку.

Ледяной ушёл, торопясь оказаться от неё как можно дальше. Сбежал, как и в прошлый раз, чувствуя, как в нём крепнет звериное начало. Тяжёлая поступь императора эхом разлеталась по ночному замку, таяла в глубинах каменных переходов и открытых ветрам старых галерей.

Предчувствуя то, что сейчас должно было произойти, зверь внутри заревел, туманя разум своего хозяина одним единственным желанием: отпустить его, превратиться в дракона. Стать тем, кем он был от рождения. Эта внутренняя борьба доставляла тальдену почти физические муки, и он страдал вместе со своим драконом. Но вместо того чтобы ему уступить, Скальде собирался ослабить зверя чужеродной силой, пока тот снова, сдавшись, не затихнет.

Когда за правителем сомкнулись двери кабинета, пламя в камине, уже почти догоревшее, ожило. Вздыбилось, зашипело злобно, пробуждаясь по приказу Ледяного. Испуганно задрожало над оплавленными свечами, почти растаявшими в грубых канделябрах. Рассыпая по комнате искры, огненные ленты потянулись к ледяному магу, заволакивая всё пространство густым удушающим чадом. Ядовитыми змеями, извиваясь в воздухе, тянулись они к тальдену, готовые вонзиться в него, жалить и кусать.

 «То, что вы творите с собой – противоестественно», – именно это сказал бы Тригад, узнай он, какой способ укрощения зверя избрал для себя Герхильд.

Скальде ни на мгновение не терял бдительности, не позволял огню проникать в его сущность – это было бы равносильно самоубийству. Он умело сдерживал чуждую ему силу, разрешая только пугать, загонять зверя всё глубже. Заставляя его ослабевать.

Управление чужеродной стихией, исходящей не из естества тальдена, а извне – одно из умений, практиковавшихся в далёкой древности, вскоре после изгнания Отверженных. Им в совершенстве владел дед Скальде, при жизни не перестававший повторять:

«Твои враги знают, кто ты. Знают, чего от тебя можно ожидать. Это их оружие. В этом их сила. Я хочу, чтобы и у тебя имелось своё собственное скрытое оружие».

Покойный император снова и снова заставлял внука, ещё совсем ребёнка, бросать вызов огненной стихии. Скальде и представить себе не мог, что однажды эта способность ему пригодится. Умение, которое он люто ненавидел во время тех давних тренировок с дедом. Ненавидел уходить из подземелья, в котором император лично следил за его обучением, едва держась на ногах. Ненавидел боль от ожогов на всём теле и слабость от влияния чуждой ему стихии.

К утру боль отступала, ожоги исчезали, а ночью всё начиналось сначала.

Со временем Скальде научился вспоминать о тех месяцах в Лашфоре, проведённых с дедом – холодным, безжалостным, а порой и жестоким тальденом, без содрогания и сейчас, когда огонь яростно его жалил, Ледяной этого почти не чувствовал. Единственное, что он испытывал – злобу и страх, навязанные ему драконом. И своё собственное – тревогу, ведь он намеренно делал себя слабым и уязвимым сейчас, когда миру так нужны Хранители.

Поняв, что зверь внутри затихает, Скальде в последний раз заставил ленты пламени расстелиться по воздуху, в последний раз позволил огню с яростным шипением обжечь ему кожу, оставляя кровавые раны на груди и раскрытых ладонях, а сорочку превращая в тлеющие ошмётки. А потом пламя, покорное его воле, втянулось в оскалившуюся обугленными поленьями пасть камина и затаилось где-то в тлеющих углях.

В ожидании нового разрешения напасть.

Я обожаю спать. Но ещё больше я люблю просыпаться. В компании одного снежного красавца. В идеале – в компании обоих своих красавцев, но, видимо, дрыхнуть до полудня не входит в привычки Скальде. Чего нельзя сказать о Её Лучезарности.

А жаль! Мог бы хотя бы в честь нашей второй по счёту свадьбы поваляться со мной в кровати. Медовый месяц – вот чего нам явно не хватает! Интересно, а у императоров они вообще бывают?

– И как мы сегодня поживаем?

Попытка обнять и притянуть к себе пушистую тушу кьёрда с треском провалилась. А я, обессиленная этой самой попыткой, повалилась на кровать и принялась чесать своего ленивца за ухом, в ответ на проявление ласки со стороны хозяйки изволившего приоткрыть аж целый один глаз. Который Его Пушистость тут же закрыл обратно, всем своим видом показывая, что ему всё это сюсюканье и даром не надо.

Ну знаете ли…

– Снежок! Я, конечно, всё понимаю… Но если уж меня простил и помиловал дракон, магически запрограммированный на непрощение, то тебе пора и подавно! Ты так не считаешь?

Судя по ленивому взмаху хвоста (будто назойливую муху от себя отгонял), кьёрд так не считал.

– Только не думай, что я от тебя отстану, – предупредила Герхильда-младшего.

Нетушки, сдаваться точно не собираюсь. Тем более что, размышляя о странном поведении Снежка, я вспомнила, что уже где-то читала о подобном. Когда искала способ разорвать нашу с ним привязку. Ещё бы вспомнить, что именно в той книге говорилось о котячьей апатии и как она называлась. Книга, а не апатия.

Не желая больше бездельничать и бездействовать, решительно откинула одеяло. Сейчас же пойду знакомиться с библиотекой этого маленького уездного замка. Тем более что всё равно до послеобеденных сражений делать мне здесь нечего.

Это я так считала… Наивная, наивная, Аня. Больше часа ушло на одни только сборы и прихорашивания: оказывается, Её Лучезарность на второй день турнира должна была выглядеть ещё более эпатажно, хоть сомневаюсь, что такое вообще возможно. Следующий час пришлось убить на завтрак с фрейлинами и попытки от них отвязаться.

Нет, девчата, я так не играю. Если мне каждый день придётся изгаляться, чтобы с вами с утра до вечера не тусоваться, боюсь, я ещё до коронации уйду на пенсию. Покажу, так сказать, наглядный пример старейшинам.

С горем пополам отделавшись от жаждущих пообщаться со мной топ-моделей (судя по нездоровому блеску в глазах, тоже о Земле собрались пытать или, как вариант, выяснять, где это мы вчера пропадали с Герхильдом), я отправилась в библиотеку, по пути решив наведаться к Крейну. Отыскать покои больного труда не составило: здесь каждый, будь то слуга, стражник или придворный, стоило только поманить пальцем, бежал ко мне, спотыкаясь и падая, готовый выполнить любой каприз Её Лучезарности.

Нет, пожалуй, с пенсией до коронации я погорячилась. Но это не отменяет того факта, что надо что-то делать с фрейлинами! Вот почему за Скальде не бегает табун разряженных девиц? Впрочем, пусть лучше не бегает. Ему вполне хватает стаи советников, а у меня запасы нервных клеток, знаете ли, не бесконечны.

С другой стороны, может, и стоило прихватить с собой в библиотеку манекенщиц. Почитали бы о кьёрдах вместе. Хоть какая-то была бы польза от этих бездельниц.

Мысли о снежных фрейлинах и назойливых котах (вернее, наоборот) выветрились из головы, стоило переступить порог герцогской спальни и увидеть самого герцога, лежащего на широкой кровати. Даже в полумраке лицо его казалось необычайно бледным, осунувшимся, каким-то постаревшим. Сорочка на груди была распахнута, и сквозь тёмную поросль я различила непонятную вязь, наползающую на руки и шею. Вот только это была не татуировка, а яд, роковым узором отпечатавшийся под тонкой, точно пергаментной, кожей.

Не знаю, мог ли Блейтиан, погружённый магами в сон, меня услышать. Наверное, нет, но я всё равно старалась двигаться как можно тише. Встала в изножье кровати, обняла витую колонну балдахина, щекой прижавшись к тёплому дереву, и замерла, вслушиваясь в едва различимое, рваное дыхание мужчины.

Как же он всё-таки похож на Воронцова… Вздрогнула, вдруг задавшись вопросом, а что бы сейчас испытывала, если бы это был не Крейн, а Лёша.

– Его Светлость умирает, – раздался за спиной сухой, ничего не выражающий голос мага.

Я резко обернулась, с трудом подавив в себе желание перекреститься и торопливо прочитать какую-нибудь молитву, а может, выкрикнуть: «Сгинь, нечистый!».

– И, боюсь, нам так и не удастся с ним поговорить, – бесшумно, как будто подкрадываясь, приблизился ко мне старейшина. – Я каждое утро и каждый вечер сюда прихожу. Надеюсь. Жду.

– Вы только об этом переживаете? – усмехнулась тихонько. – Что не сможете его допросить?

– А вы? – пытливо посмотрел на меня советник.

– Мне жаль его. И это всё, – добавила с нажимом, пока Тригад не навоображал себе тагр знает что. 

– Вы слишком жалостливы… Аня, – моё имя он произнёс после короткой паузы. Видимо, так и не нашёл в себе силы назвать меня Лучезарностью.

– А вы – жестоки и беспринципны, – я тоже решила особо не церемониться.

– Талврина тоже будете жалеть и просить своего мужа о помиловании? О помиловании его и всей его семьи.

– При чём здесь его семья? – нервно переспросила я.

Старик передёрнул плечами.

– Может, и ни при чём. Но если выяснится обратное… Хватит ли вам духу на этот раз поступить, как того требует закон, Ваша Лучезарность?

Лучше бы продолжал звать меня Аней, потому что в устах Тригада титул императрицы прозвучал, как самое грязное ругательство.

А я ведь собиралась поговорить со Скальде о Крейне и Талвринах. Но вместо этого вчера весь вечер упивалась своим счастьем. В лодке каталась и звёздами любовалась, хороводы водила и в конкурсах участвовала. А надо было побеспокоиться о человеке, спасшем мне жизнь, и близкой подруге!

Аня, Аня…

А Элла ведь вот-вот должна выйти замуж…

– Хм… – как будто что-то услышав, старейшина подошёл к узкому оконцу – одному из немногих.

Застеклённые сине-лиловыми витражами, они приглушали и искажали солнечный свет. Мне хотелось верить, что именно из-за этого кожа герцога имела такой неестественный, мертвецкий цвет.

– А не они ли это? – радостно проговорил маг, подаваясь вперёд и что-то заинтересованно высматривая в окно. – Да, точно! Это ведь их герб: чья-то рогатая башка на фоне скрещённых мечей.

Я поравнялась с Тригадом, борясь с желанием отпихнуть его куда подальше. Например, впечатать в стену, пусть бы лучше поработал гобеленом. Из-за узоров витража небо казалось перепачканным в марганцовке, и на этом ядрёно-лиловом фоне над Лашфором парили, постепенно снижаясь, хрустальные кареты с тёмным узором на стенках – гербом семьи Ариэллы.

Сердце забилось быстрее. Всё смешалось: волнение, радость, смятение. Какой окажется наша встреча? Скучала ли она по мне так же сильно, как и я по ней? Или из-за всего случившегося… Нет, даже в мыслях не хочу допускать этого!

– Полагаю, вам не терпится повидаться с подругой. Интересно, что она, увидев вас, почувствует? – оставаясь верным самому себе, язвительно протянул старейшина. – Вы ведь не общались с ней с тех пор, как на свадьбе, перед всеми гостями, унизили её, отняв у неё жениха. И вот теперь из-за вас погибает её брат.

– Не захлебнитесь ядом, советник! – от души пожелала этому стервятнику и, подхватив юбки, поспешила прочь из герцогской спальни. Подальше от Тригада.

По коридорам шла, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег. И по лестнице спускалась, борясь с желанием по-детски перепрыгивать через ступени. Приходилось укрощать свои порывы, потому что императрице не пристало бегать по замку с раскрасневшимися щеками. Да и был риск наступить на рукав-метёлку или запутаться в дурацком шлейфе не менее дурацкого платья. Вот будет дело, если навернусь и приземлюсь к ногам дорогих гостей с расквашенным носом.

Напоминая себе, что я жена Ледяного, а значит, тоже должна хотя бы немножечко быть ледяной, я степенно преодолевала ступень за ступенью. И, пока спускалась, мысленно уговаривала сердце вести себя попристойней, а не скакать как бешеное. Как ни странно, сердце меня послушалось сразу, замерло в груди, стоило увидеть входящих в замок князя и княгиню Талврин. Ариэлла следовала за родителями, положив затянутую в перчатку руку на широкое предплечье незнакомого мне мужчины. И пусть мы никогда прежде друг друга в глаза не видели, я сразу узнала в нём любовь всей её жизни – герцога из Рассветного королевства и огненного дракона.  

Огненными были не только его силы, но и волосы. Не рыжие – золотые. Мечта любой девицы. Коротко остриженные, пламенными бликами обрамляли они открытое, благородное лицо мужчины. Крупные, выразительные черты этого лица невольно притягивали взгляд. Что же касается глаз тальдена – никогда прежде мне не доводилось видеть такого глубокого, пронзительного цвета. Словно трава на лугу, подсвеченная лучами восходящего солнца.

Хильдебальд был пониже Скальде, но, если сравнивать с замершими у дверей латниками, даже без лат он казался выше стражи и шире в плечах. Смуглый, с белозубой улыбкой. Наверное. Герцог не спешил меня или кого бы то ни было ею приветствовать. Светлокожая миниатюрная Ариэлла рядом с ним казалась ещё более хрупкой и нежной. Изящной статуэткой, в которую каким-то чудом вдохнули искру жизни.

Жаль, жизни не было в вымученной улыбке, которой, в отличие от преисполненного серьёзности дракона, всё-таки одарила меня подруга.

– Ваша Лучезарность, – склоняя голову, опустилась в реверансе княгиня. Выражая почтение и одновременно обдавая холодом не хуже Ледяного. Всех Ледяных Адальфивы вместе взятых.

Её муж тоже поклонился: резко, коротко, сдержанно. Его Светлость просто следовал этикету, а не проявлял по отношению к правительнице должного уважения, и подчёркивал это каждым своим движением.

Я стояла перед ними, чувствуя себя бревном на подпорках. Кланяться в ответ не положено, а сказать что-то не получается. Да и что говорить? Справиться, как долетели? Или сразу выражать свои соболезнования? А может, поздравить со свадьбой? Глупость какая! Настроение у них сейчас точно не праздничное.

Я больше не стала усмирять своё сердце, снова забившееся, как будто в истерике. Так ничего и не придумав, просто кивнула в знак приветствия и сосредоточилась на Ариэлле.

Благо княжескую чету отвлёк от линчевания меня взглядами так вовремя подскочивший к нам эррол Корсен. Подхватив княгиню под руку, маг отвёл её и её супруга в сторону, и место возле меня заняли Хильдебальд с Ариэллой.

– Прошу, не надо, – коснулась я локтя подруги, останавливая, не желая, чтобы ещё и она передо мной расшаркивалась в реверансах.

И так уже уровень неловкости зашкаливает.

– Фьярра… – несмело начала девушка.

– Теперь уже Аня, – мягко её поправила и посмотрела на тальдена.

Как же мне хотелось остаться с Эллой наедине и говорить, говорить, говорить, пока не кончится в воздух в лёгких! Обо всём на свете. И её выслушать. Понять, что чувствует. Злится ли на меня? Обижена?

Или ненавидит и проклинает каждую минуту за то, что воспользовалась клятой бумажонкой и попросила о помощи её брата.

Алиана проследила за моим взглядом и поспешила представить:

– Хильдебальд, герцог Анвэри.

– Рад встрече, Ваша Лучезарность, и сожалею, что она происходит при таких печальных обстоятельствах. – Меня всё-таки одарили улыбкой, но грустной и мимолётной, тут же затерявшейся в уголках губ дракона.

– Мне тоже очень… Очень жаль, – проговорила тихо, с тоской вглядываясь в карие, некогда лучистые, а теперь потухшие глаза будущей или уже состоявшейся герцогини. – Я бы многое отдала за то, чтобы мы встретились на вашей свадьбе, а не здесь, вот так…

Наверное, чтобы чем-то себя занять, Ариэлла сосредоточенно стягивала перчатки, медленно, освобождая палец за пальцем. Я видела, как они дрожат. Хильдебальд коснулся руки алианы, вбирая в себя её волнение, взамен отдавая силу и уверенность. По проступившей на тонкой кисти серебристой вязи я поняла, что они ещё не женаты. После свадьбы обручальный узор стирался, и алиана больше не сверкала, словно кучка стекляруса. Должно быть, известие об аресте Адельмара застало их во время приготовлений к торжеству. Жаль, не после брачного ритуала, который теперь будет омрачён потерей горячо любимого брата.

Я вздрогнула, вдруг вспомнив слова Тригада, о возможном наказании для всех Талвринов.

Разговор не клеился. Мы просто стояли и смотрели друг на друга, не способные выразить обуревавшие нас обеих чувства. Положение спасла княгиня. Приблизившись к нам, Её Светлость дотронулась до плеча алианы и сказала:

– Если позволите, Ваша Лучезарность, мы бы хотели отдохнуть с дороги. Пойдём, милая, – ласково обратилась она к дочери. – Его Великолепие сейчас на ристалище. Поприветствуем его вечером на… празднике.

Тонкие губы княгини дёрнулись, не иначе как в нервном тике, уж точно не в улыбке. Ей претила сама мысль присутствовать на пиру в замке, в подземелье которого её сын ожидал своей казни.

– Хорошего вам отдыха, – ляпнула я что-то совершенно глупое и совершенно сейчас неуместное и сразу почувствовала себя ещё более неловко. Хоть и так стояла перед ними, как босая, на битом стекле, перемешанном с раскалёнными углями.

Последний взгляд, мельком брошенный в мою сторону, и Ариэлла последовала за матерью, а за ними к лестнице потянулись князь с огненным магом и советник, продолжавший что-то втолковывать Талврину.