Глава 14
Чужие в доме
Есть много праздных смут у здешней скуки бытия.
Валерий Гаевский
— Пусти! — заорал Виктор, взмахнув руками, пытаясь освободиться от захвата.
Перед глазами был белый потолок комнаты, но плечи еще чувствовали крепкую хватку Гермия. Ковалев быстро поднялся и сел, желая убедиться в собственной свободе. Голова слегка кружилась.
— Что за черт! — злым шепотом произнес Виктор, тщательно протирая глаза. — Что за черт!
Сила видения не отпускала его, мороча разум галлюцинациями. Вот шкаф превратился в валун, вот из стены вышла разъяренная гарпия с мечом в руке, морской прибой лизнул голые ступни. Ковалев вскочил, едва не столкнувшись со столом, — видения отхлынули.
— Черт! — Он растер лицо ладонями.
Виктор тяжело оперся о стол, отдышался. В этот раз головокружение было не столь сильным, но призраки сна не отпускали. Он готов был обнять круглый стол посреди комнаты, если бы хватило рук, вцепиться в него, словно утопающий в обломок корабля, чтобы не оторваться от реальности.
Ковалев отдышался, подождал, пока успокоится гулкий стук сердца, кое-как натянул штаны и подпоясался. Держась за стол, прошел на кухню, но остановился на полдороге. Дверь в соседнюю комнату слева была открыта — на глаза попался стеллаж, от пола до потолка заполненный книгами. Виктор зажмурился, потряс головой. Когда открыл глаза, книги остались на месте.
— Ни фига себе! — Он проковылял в комнату.
Размер библиотеки поразил — стеллаж закрывал всю стену комнаты. «Эвпатриды удачи», — прочел он первый попавшийся на глаза корешок. Рядом «Приключения одной теории» и автор — Тур Хейердал.
У окна слева рядом с дверью — письменный стол, заваленный книгами, вырезками из газет и журналов, тетрадями. Тут же стоял старенький кассетный магнитофон «Сони», стопка кассет и настольная лампа с самодельной подставкой, снятая с какого-то станка.
Виктор помнил магнитофон. Он сам привез его из Швеции другу Зоту, когда «Агатан» — спасательное судно Северного флота, на котором они служили, — вернулся из ремонта. Макара Зотова не зачислили в ремонтный экипаж, видимо, по идейным соображениям: прадед — казачий сотник и имел до революции магазин в Петербурге. Мало ли кто мог ждать старшего матроса Зотова за границей?
Комнату освещал солнечный свет, падающий из окна с восточной стороны. Под ним стояла двуспальная кровать, над которой висела иконка с Троицей. Виктор взял со стола первую попавшуюся тетрадь с синей обложкой, пролистал ее: схемы, карты на кальке, круг со звездным небом и записи от руки. Одна карта привлекла внимание Ковалева: на тонкой кальке черной пастой выведен контур Крыма, пересеченный четырьмя дугами и широкой полосой. «Линия разломов», — гласила надпись. На пересечении дуг и линии, тянущейся с севера на юг, Макар нарисовал звездочку и подписал: «Гостра Могила».
Ковалев хмыкнул, перевернул кальку:
«Судя по схеме, мы живем в точке пересечения подземных водоемов и линии разломов полуострова. Прекрасно! Теперь понятно, почему древние создали здесь целый погребальный комплекс с Рытым в центре. Археологам, которые возились в районе Гострой Могилы, было бы логично копать в Курганном, где есть три больших искусственных холма. Я долго думал над тем, почему их неумолимо тащило к Рытому в Шпареву балку. Объяснение только одно: интуитивно ученые чувствовали, что центр комплекса, его самая большая загадка, находится здесь.
Скорее всего, в Рытом похоронен вождь, а курганы вокруг — могилы родственников или соплеменников. Рытый не отличается величиной, зато в его недрах спрятан каменный купол с дромосом. Сильные дожди в апреле — мае хорошо промыли склон, и с восточной стороны кургана обнажилась кладка арки дромоса — тоннеля, ведущего к погребальной камере. Вряд ли кто найдет эти камни. Они под большим кустом серебристого лоха. А если и найдет… Ну и что? Нужно еще понять, что перед тобой.
Итак, под курганом Рытым расположена усыпальница царя. Иначе тут не возводили бы каменный дромос и не выкладывали камнем погребальную камеру. Похожие захоронения: Царская могила под Керчью и „Сокровищница Атрея“ в Микенах.
Кто же похоронен в кургане? Скифский царь? Не буду гадать. В августе все узнаю».
— Вот и август, — пробормотал Виктор, закрывая тетрадь. Теперь кое-что становилось понятным. Например, откуда Макар черпает знания, так поразившие Ковалева во время утренней беседы.
Виктор вышел на кухню, попил воды из эмалированной кружки с черным пятнышком скола. Будильник на старом буфете показывал половину десятого утра. В доме царили тишина и покой. Ковалев прикрыл глаза и прислушался. Ему стало хорошо, тревоги, навеянные сновидением, показались совершенно надуманными, нереальными, что, в сущности, так и было.
Он выглянул из окна в сад. Гуси плескались в жестяном корыте, махая крыльями, обтирая бока длинными шеями, перебирая перья оранжевыми клювами. Ковалева привлек женский смех. Он вытянул шею, чтобы увидеть происходящее. Лиза играла со щенком, пытаясь отобрать у верткого собачонка тряпку. Рафинад злился, урчал, мотал головой, радуясь веселой забаве.
Загорелое гибкое тело Лизы прикрывала полосатая тельняшка без рукавов — явно с Макарова плеча, старые джинсы подвернуты до колен, ступни измазаны в грязи. Видимо, девушка занималась огородом, когда неутомимый Рафинад приволок откуда-то кусок ветоши.
Ковалев отошел от окна, боясь, что его увидят.
— Хороша, — прошептал он, вынимая из кармана брюк сигареты.
Хотелось рассмотреть красавицу поближе. Но как? Не будешь же дальше подсматривать, словно озабоченный юнец. А выйти просто так — нагловато. Значит, следует все превратить в случайность.
Виктор взглянул на себя в зеркало, висящее у двери на кухню. Темно-русые волосы немного слежались от подушки. Ковалев сплюнул на ладони, пригладил торчащие вихры, а трехдневная щетина — он огладил ладонью лицо — сейчас в моде, только вряд ли это известно Лизе. Ладно, бриться уже поздно, тем более что кожа на щеках, лоб и нос обгорели на солнце. Тут прикасаться больно, не то что бриться.
Виктор прищурил светло-серые глаза, надменно глядя на отражение. Потом взглянул исподлобья. Так сурово, как у Макара, не получилось, зато вышло довольно обольстительно. Ковалев приподнял левую бровь — еще лучше. Для дурочек — просто неотразимо. Только Лиза не дура.
Он взял с газовой плиты спички, прикурил. Немного поразмыслив, сунул коробок в карман. А вот с животом надо что-то делать. Растет, зараза. Ковалев подтянул брюшко и вышел во двор.
Лиза стояла спиной, склонившись к собачонку. Виктор выпустил дым сквозь зубы: моя ты хорошая.
Девушка почувствовала его похотливый взгляд, обернулась.
— Господи, Лиза! — Ковалев сделал вид, будто только что заметил ее. — Простите. Я вас напугал.
Девушка спрятала упавшую на глаза прядь за ушко.
— Ничего, — ответила она, отдавая тряпку на милость Рафинада.
Глаза ее блестели от испытанной радости игры, алый ротик был чуть приоткрыт — баловство немного утомило. Виктор откровенно разглядывал девушку, продолжая изображать смущение:
— Простите, ради бога.
— Ерунда. Я думала, вы будете спать долго.
Она говорила с ним без прежней неприязни, но холодность в голосе осталась.
— А Макар?
— Он в шесть уехал в кузню.
— В кузню? В такую жару?
Легкая улыбка коснулась губ Лизы.
— Такая у него работа. К тому же он нормально переносит жару.
— Завидую. А я чувствую себя на таком сильном солнце как вареный рак.
— Вам надо обработать ожоги и рану, — заметила Лиза.
— Вы так думаете? — Виктор коснулся пластыря на щеке. — Если вас не затруднит… — Он поморщился, словно от зубной боли.
— Нисколько. — Лиза пожала плечиком, прошла в дом.
Царапина после Любиного лечения его почти не тревожила. Ковалев хотел сорвать повязку, но передумал. Это сделает Лиза своими маленькими пальчиками.
Рыжий петух с лихо заломленным алым гребнем вскочил на каменную плиту, стоящую у сарая, и заорал, широко разинув клюв. Виктора вновь заинтересовал камень. Петух настороженно покосился на него, когда Ковалев коснулся края плиты. Недовольно покудахтав, гордая птица соскочила на землю и удалилась к своему гарему.
Виктор внимательно осмотрел оспины на камне, прямоугольное отверстие в центре плиты — дело рук человеческих. Только вот что оно означает? И зачем оно Макару?
Он спросил о плите Лизу, когда девушка намазывала его руки кремом.
— Звездная карта, — обыденным тоном ответила девушка, суетясь вокруг сидящего на деревянном чурбаке гостя.
— Вы серьезно?
— Так Макар говорит. Сережка Балабнов выпахал ее за Балкиным озером, хотел на бут для фундамента пустить, да Макар выкупил. За пару бутылок малиновки.
Слушая Лизу, Ковалев наслаждался: прохладный крем остудил горящую кожу, а заботливая девушка нет-нет да и невольно прикоснется грудью к плечу или прислонится бедром к его ноге. Виктору очень нравились ее кругленькие грудки: ничуть не отвислые, словно Творец, создавая их, разрезал ровно напополам круглый плод. Острые сосочки проступали сквозь материю тельняшки. Ковалев уже прикидывал, как ляжет на эту грудь его ладонь…
— А-а-а! Сука! Твою мать! Куда лезешь, тварь!
Гость вздрогнул.
— Скотина! Шоб ты сдохла, падлюка!
Лиза тихо засмеялась:
— Страшно?
— Что это было? — Виктор растерянно моргнул.
— Соседка с коровами управляется.
Из-за дощатого забора, разделяющего два двора, понесся отборный мат.
— Сейчас будет больно, — предупредила Лиза и сорвала пластырь с раны на щеке.
Виктор дернулся.
— Ничего-ничего. — Лиза подула на ранку. — Почти зажило и порез неглубокий.
— А щетина? — капризно произнес раненый, морщась от боли.
— Ой, прости. Я просто…
Ковалев спохватился: надумал капризничать. Ты мужик или где? Терпи же, размазня.
— Ничего страшного, — отмахнулся он. — Немного неожиданно, но терпимо.
В воздухе вновь грохнул трехэтажный мат, и за минуту гость из столицы узнал, что несчастная женщина работает одна, муж не отдает ей пенсию, кошка-блядь залезла в молоко, собака-сука сожрала сваренное для поросенка, а сама хозяйка устала и больна, может даже, смертельно, так как напоследок она обещала упасть и умереть всем назло, чтобы посмотреть, как они будут жить после ее смерти.
— Да провалиться тебе, — пробормотал Виктор, выслушав истерические вопли. Он сам был рассержен: рана после перевязки пульсировала болью.
— Мы привыкли, — вновь пожала плечиками Лиза.
— Бабку в сумасшедший дом отправить надо. Кто будет пить молоко из-под ее бешеной коровы?
— Она быка руками удерживает. Санитары не справятся, — улыбнулась девушка.
Виктор поднялся с чурбака, осмотрел лоснящиеся кремом руки и коснулся пальцами марлевой примочки на щеке.
— Значит, так: я залатан… то есть подлатан… гм! Меня залатали. — Он хотел поцеловать девушке ручку, но вспомнил свой прошлый опыт и решил не портить наладившиеся отношения. — Теперь я могу помогать по хозяйству.
— Чем же? — Серо-голубые глаза Лизы лукаво прищурились.
— Ну, могу копать, цапать или собирать урожай, — заверил он.
— Только футболку наденьте, а то снова обгорите.
— Точно.
Виктор бросился в дом.
— Вот как славно, вот как славно, — напевал он, предвкушая приятное общение.
Все начинается с малого: пара фраз, маленький общий интерес. Главное — без спешки. Следует присмотреться к отношениям между Макаром и Лизой — наверняка есть трещинка, куда можно вбить незаметный клинышек. Да вот хотя бы Любка. Ковалев еще не представлял роли Любови в своей интриге, но чувствовал, что эта чертовка ему пригодится.
К воротам подъехала машина. Виктор выглянул в окно над диваном, который служил ему ложем. Раскидистая крона грецкого ореха у дороги мешала хорошенько рассмотреть происходящее на улице. Кажется, трое. Во двор не спешат, ждут. Очень скоро у дома Зотова остановилась вторая машина, и нежданные гости бесцеремонно вошли в калитку.
Опасность! Давно забытое чувство шершавого комка страха в груди. Вот черт! Этого еще не хватало. Нет. Все в порядке. Наверняка гости сейчас поговорят с Лизой и уедут восвояси.
Он врал себе, потому что знал цели таких визитов, чувствовал угрозу и боялся признаться в том, что давно с ним не случалось — встрять в разборку.
Не давая страху окончательно овладеть им, Ковалев быстро вышел во двор и оказался за спинами четырех парней. Пятый стоял у калитки.
— Опа! — Коренастый с проседью у виска радостно воскликнул, складывая ладони вместе. — А вот и любовничек.
Он был самым старшим из незваных гостей, примерно одного возраста с Виктором. Остальным визитерам — лет по восемнадцать — двадцать. Ковалев прикинул, что может сделать, если начнется заварушка. Парни в явном подпитии, у двоих бутылки с пивом, которые быстро превращаются в «розочки». Коренастый — серьезный противник: настроен на драку и в хорошей физической форме. Значит, драться нереально. Попробуем поговорить.
Стройный темноволосый парень в черной футболке с изображением газетной страницы «Нью-Йорк таймс» поднял очки на лоб и с презрением посмотрел на Виктора. Вот, пожалуй, и заказчик стрелки. Прикид у него городской, вещи недешевые. Держится, правда, немного нервно — все время дергает правым коленом.
Лиза стояла на дорожке в сад. Она не выглядела напуганной, что немного удивило Виктора. Конечно, она понимает происходящее и рассчитывает на помощь. Возможно, сейчас в калитку войдет Макар, и все решится само собой. Появление Зота — самый лучший вариант и самый невозможный.
— Какие проблемы, парни? — спросил Виктор. — Вы двором не ошиблись?
— Да что ты. — Коренастый усмехнулся. — Такой двор у нас один. Только я не вижу хозяина. — Он сделал растерянный вид. — Не уважает он нас, что ли? Нехорошо.
Двое с пивом закивали, помянули Макара матюгами.
— Ах да! — Старший хлопнул себя по лбу. — Он же в кузне колхозный план кует.
Парень в черной футболке не разделял общего веселья. Он оценивающе рассматривал Виктора, как будто имел к нему какие-то претензии.
— План — это хорошо, — трепался коренастый, веселя товарищей. — Хоть и колхозный. Но смазливая девка — тоже неплохо. — Он подмигнул Виктору. — Даже если она девка друга, да?
— Пошел вон! — прошипела Лиза. — Пошел вон со двора!
Весельчак рассмеялся.
— Да нет, Лизок. Так просто мы не уйдем. — Он, пританцовывая, подошел к девушке. — Чё зря ноги бить, а? Или ты мне не дашь? Какому-то городскому хлыщу дала, а мне — Сереге Сивому, односельчанину? Я ж первым в очереди был. — Шутки стали злыми, Сивый быстро охватил девушку за талию, притянул к себе. — Напомнить?
В следующий момент произошло то, чего никто не ожидал от хрупкой Лизы, особенно Ковалев. Девушка отстранилась, желая уклониться от тянущихся слюнявых губ Сереги Сивого. Тот потянулся к ней. Виктор не сразу сообразил, зачем Лиза поворачивается корпусом и прячет сжатый кулачок за голову. Удар в широкий пористый нос Сивого получился смачный, звонкий.
— А! Тварь!
Лиза змейкой выскользнула из рук Сереги. Из-за черешни появился грязный лохматый тип в светлом пиджаке Виктора. Он принялся махать Лизе рукой и громко гукать. Девушка побежала к нему. Один из парней пытался ее поймать, но лохматый кинул в него толстую палку. Парень увернулся, запутался в собственных ногах и едва не упал — пиво дало о себе знать.
Виктор оттолкнул от себя «Нью-Йорк таймс», бросился следом за девушкой в сад. Плюясь кровью из разбитого носа, Сивый успел преградить ему путь. Удар под дых скрутил Ковалева пополам.
