7
– А слыхали, вчерась в пороховой избе что-то напутали с составом?
– Да весь город слышал!
Из разговора на рыночной площади
Большой Совет французской Академии ознаменовался грандиозным скандалом, происшедшим между Андре Ампером и маршалом Луи Давом, в ходе обсуждения перспектив воздушного флота. Господин Ампер, категорически не приветствовавший создание летающих аппаратов тяжелее воздуха, был жестоко высмеян маршалом, попавшим под воздушную бомбардировку русских аэропланов в Констанце и выживший лишь чудом, тогда как его штаб и все сопровождающие лица погибли.
В запале спора Андре Ампер предположил, что полёт русских машин мог быть объяснён лишь с помощью колдовских сил, которые он, как учёный, рассматривать не может, и предложил маршалу заняться лучше дисциплиной войск, а не бесплодными прожектами, а маршал в ответ высказал мнение о неких учёных, что не видят дальше собственного носа, даже если тот отличается героическими размерами.
Газета «Фигаро». 20 июня 1853 года
Обретение благодати стало не только даром для людей, но и проклятием. Люди нестойкие в убеждениях, склонные к насилию, властолюбию, и обуреваемые страстями, стали использовать благодать для собственных целей, подчас нарушая законы и людские, и божественные.
Легенды сохранили имя великого мага Мидаса, что разработал и осуществил трансмутацию живой плоти в неживую материю, а именно в золото. При превращении тело человека уменьшалось во много раз, и небольшие полуметровые статуэтки людей, мужчин и женщин заполнили дворец Мидаса. В конце, пытаясь постичь тайну жизни и смерти, он превратил в золото сначала слуг, затем свою семью и, окончательно сойдя с ума, совершил обряд над собой, видимо желая таким образом обрести бессмертие.
Краткий курс истории магии. Издательский дом Гутенберга. Берлин, 1785 год от обретения благодати
Разгром союзных войск в Тавриде сильно охладил военные настроения в Европе, так как на успехи этой группировки возлагались далеко идущие стратегические планы. Ну и бесславная гибель маршала Веллингтона, прошедшего через десяток войн, очень сильно повлияла на командование войск. Каждый генерал примерял на себя судьбу прославленного полководца и делал определённые выводы. Раньше генералы и командиры полков имели все шансы если не покинуть поле боя, то как минимум дождаться выкупа из плена. Но новые правила войны, когда под бомбами оказывались все участники баталии, очень не нравились европейскому генералитету. А наёмные полки, из Италии, Испании и других стран, узнав, что из миллионной группировки уцелело всего несколько тысяч, подались к себе на родину, разорвав контракты.
Так многообещающий союз европейских стран стал не победным походом на восток, а новым поводом для раздоров и склок в шумной и противоречивой Европе.
Германия сразу же рассорилась с Австрией и Швейцарией. Италия, которая всегда недобро посматривала на Адриатическую часть Австрии, стала активно собирать флот. Франция, потерявшая в Крымской войне лучшую часть флота, теперь называла эту войну не иначе как «Тавридская авантюра», а король Наполеон Третий приказал учинить расследование действий высшего армейского и флотского начальства, надеясь восстановить своё влияние на военные дела империи.
По всей Европе прокатилась волна внезапных смертей и несчастных случаев, а иногда даже странных эпидемий, выкашивавших целые замки до последнего человека. Теперь уже никто не желал идти войной на Россию, а поскольку без грабежа и насилия европейская цивилизация существовать не могла, то все сцепились со всеми и ринулись по морям в поисках ещё не занятых земель.
Преуспели в этом деле, естественно, британцы, так как у них был действительно прекрасный флот, и французы, подтянувшие свои корабли до уровня британских.
Паровые фрегаты и броненосцы сходили со стапелей один за другим, раздувая и без того большие флоты, но вопрос кто – кого в споре французской и британской короны ещё не был решён.
А в России тем временем отгремели балы, приёмы и парады, посвящённые великой победе. Горыню осыпали ворохом наград, вручив даже флотоводческий орден «Ярого» в золоте с парусами, ещё одного «Перуна», а также «Честь и Польза» первой степени за все сделанные изобретения и, чего Горыня никак не ожидал, медаль «За отвагу», что вручалась за личное мужество в бою. Кроме того, по представлению Ломоносова, Академия наук приняла его в действительные члены.
Баронет Фэрфакс занял почётное место в стеклянной витрине Собрания охотников за нежитью, шпага и слегка обгоревший штандарт Веллингтона в Знамённом зале, а среди всего этого блеска пиров и фейерверков словно королевы блистали жёны Горыни, получившие за отражение атаки вражеских колдунов «Перуна» в серебре и знак за Тавридскую кампанию.
Может, благодаря войне, а может, ещё чему, семейная жизнь Горыни наладилась, и вечера он с удовольствием проводил в компании жён, устраивая домашние концерты, на которые приходили и царь с близкими, и друзья самого Горыни.
Кропоткин, сам не имевший ни слуха, ни голоса, очень любил, когда пели другие, и именно он сделал Горыне поистине царский подарок. Из электронных ламп, которые уже делали полукустарным способом в лабораториях князя, он изготовил усилитель звука и пусть и не очень качественный, но вполне рабочий динамик, который ухитрился засунуть в небольшой резной короб из красного дерева. Теперь, запустив генератор в подвале, можно было озвучить большой зал, в который они переместились, когда гости перестали помещаться в большой гостиной.
Но кроме тихих семейных вечеров, приходилось ходить по приёмам и балам, которые Горыня очень не любил. Но жёны, зная об этом, старались его не дёргать, вывозя лишь на действительно важные светские мероприятия, и не задерживали надолго, отпуская домой после окончания официальной программы.
Денис Давыдов и другие генералы не забыли о своём обещании, и осенью, после больших манёвров, проехали по заводам и лабораториям князя Кропоткина, устраивая настоящие митинги, где рассказывали о новом оружии и насколько оно важно.
В результате атмосфера в цехах и исследовательских центрах стала сильно лучше, и на Горыню уже не косились как на безумного изобретателя, а обращались с настоящим уважением, которое княжич очень ценил.
Тем временем войска под командованием главного неведника Суворова ударом от проливов и от Кавказа смяли армию султана и выдавили на сопредельные территории, совершенно очистив от турков приморские территории.
Горыня вместе с воздухолётным отрядом дважды вылетал на фронт, но пока к длительным боевым действиям авиация была не готова. Ресурс двигателей был очень маленьким, и после десятка вылетов приходилось полностью перебирать моторы. Зачарование на прочность, которое делали волхвы, держалось на металле в зависимости от нагрузки от недели до полугода, а сплавы, на которые очень рассчитывали Горыня и Кропоткин, пока не получались достаточно прочными.
Но даже в таком виде авиация являлась тем джокером, который бил любую армию.
После каждого такого «выхода в поле» у мастерских появлялась масса работы по восстановлению двигателей, редукторов и прочего механического хозяйства, а сам княжич носился по цехам, следя, чтобы все работы были выполнены в срок.
Именно в цеху его и отловил князь Васильчиков, который пришёл в сопровождении пары молодых волхвов военной управы в серых форменных кафтанах. Княжич смотрел, как кран-балкой вытягивают главный двигатель из гондолы дирижабля. Массивный двенадцатицилиндровый мотор был сердцем всего воздухолёта и самой дорогой его частью, так что внимание к этой операции не было излишним.
– Княжич. – Васильчиков подошёл ближе и, окликнув Горыню, пожал руку. – Вот хочу представить вам двух дубинушек стоеросовых – братьев Игнатовых. Очень им для шкод понадобилась верёвка тонкая да крепкая. – Князь сунул руку в карман и вытащил собранную в моток леску, сплетённую из трёх конских волосков. – Так-то она держит ну пару гривен, не более. А вот после этих вот, – глава управы кивнул на парней, которые с открытыми ртами смотрели на висящий на талях дирижабль, – десять выдерживает точно. Я знаю, что у вас проблема с прочностью деталей, и вот отдаю этих охламонов. Благо что у вас ведунов некомплект, а у нас эти как-то не прижились.
– Спасибо, Дмитрий Николаевич. – Горыня кивнул и посмотрел на мальчишек. – А ну. – Княжич помахал рукой перед лицом парней, и те словно отмерли. – Линейку видите? – Княжич показал молодым ведунам простую деревянную линейку. – Ну-ка зачаруйте её, да по-серьёзному.
Дерево, как материал мягкий, зачарование практически не держало, и отдельные детали из дерева или пропитывали лаком, или усиливали металлом, делая многослойные конструкции.
Тот, кто был постарше, пожал плечами, подошёл, провёл рукой над деревяшкой, потом ещё раз и поднял глаза на Горыню.
– Готово.
– А ну-ка. – Княжич зажал один конец струбциной, а на другой подвесил чугунный груз в пять килограммов. Линейка чуть прогнулась, но и не думала ломаться.
– Если до утра провисит, возьму на должность старшего мастера.
– А если неделю простоит? – влез тот, что был моложе и меньше ростом.
– Всё равно возьму, только оклад будет повыше.
– А коли месяц? – задорно спросил старший, сразу получив локтем в бок от брата.
– А коли месяц, то быть вам, братцы, ведунами в Управе воздушных сил и числиться по двенадцатому разряду, с присвоением звания сержант для начала. А там посмотрим. Мне ведь не только талантливые да умные нужны. – Горыня, внутренне улыбаясь, смотрел на мальчишек. – Здесь не школа и не родная деревня. Здесь шкодам и выходкам места нет. – Он поднял со стола снятое с цилиндра уплотнительное кольцо. – Вот эта вот деталь была бы дешевле, если бы её отливали из серебра. И так тут всё. – Княжич повёл рукой вокруг себя. – Или дорого, или сложно в изготовлении, или и то и другое сразу. Мастера у нас заслуженные, по тридцать лет с металлом работают, а кто и поболе. И в обиду их я не дам. Даже таким перспективным парням, как вы.
– А полетать дадут? – совсем тихо спросил младший брат и чуть сдвинулся в сторону, словно прятался за старшего.
– Будете себя хорошо вести, лично дам команду, чтобы вас регулярно катали на самолёте. – Горыня усмехнулся. – А там, может, и обучение пройдёте, на пилота. Механики с правом поднимать самолёты в воздух тоже очень нужны. – Горыня обернулся и взмахнул рукой. – Константин Петрович!
Коренастый широкоплечий мужчина в рабочем комбинезоне, в хромовых сапогах, со скрещёнными молотками в петлицах, подошёл сразу же.
– Княже?
– Вот прими на постой. Выдели им отдельную комнату, выпиши все пропуска и поставь на первую бригаду к доводчикам. Пусть зачаровывают детали для пятьсот восьмого. А как соберёте, сразу на стенд, и гонять, пока не развалится.
– Сделаю. – Мужчина кивнул и, махнув рукой парням, чтобы шли за ним, ушёл.
Не сразу, но со временем Горыня оценил, что у всех предприятий, где он был занят как специалист, были свои начальники и инженеры. Ему не приходилось вникать в снабжение, кадры и тысячи важных и нужных вещей, что сильно экономило его время, позволяя заниматься тем, что нужно в данный момент. И не начальству, а именно для дела, как он его понимал.
Конечно, даже при такой организации труда к нему постоянно подходили и рабочие и служащие с просьбами, и даже требованиями, но всегда был адрес, куда их можно было послать, чтобы работа двигалась.
Таким образом уже к августу пятьдесят третьего по испытательному полигону носились два десятка бронемашин с новыми двигателями внутреннего сгорания и автоматическими пушками калибром в двадцать миллиметров. Да, у машины был очень маленький запас хода, а её артустановка не могла бороться с крупными оборонительными сооружениями, но на поле боя, где до сих пор стреляли капсюльные ружья, а кое-где и кремнёвые, танкетка была королевой поля боя.
Европейские монархи, посмотрев рисунки, сделанные на параде в Москве, тоже отдали приказ клепать собственные танки, но пока получилось лишь у англичан, сделавших бронемашину на паровом двигателе, с высоко торчащей трубой и пятидюймовой пушкой, стрелявшей разрывными снарядами.
Французы же разродились своеобразной передвижной крепостью из дерева, обшитого стальными листами, на огромных тележных колёсах и на конной тяге.
Весь этот паноптикум, созданный европейскими инженерами, сошёлся в битве между Британией и Францией, с довольно предсказуемым результатом. На раскисшем от дождей поле, близ Гавра, машины быстро вышли из строя, застряли или были сожжены магами, и в дело привычно пошла пехота и артиллерия. Воюющие стороны разошлись тоже с ничейным результатом, перемолов в боях несколько тысяч человек, и экспедиционный корпус англичан убрался обратно на Остров.
Метания Горыни по заводам и фабрикам, в попытках объять необъятное, были прерваны императорским гвардейцем, который принёс срочный вызов к монарху. Посему пришлось всё бросить и, оседлав «Обжору», лететь сначала в свои покои и, приведя себя в порядок и надев парадно-выходной мундир, поспешить явиться к царю.
На войсковую суету на территории Кремля Горыня глянул мельком, отметив лишь большое количество егерей, боевых волхвов и царских гвардейцев, метавшихся между оружейным двором и запасными подвалами дворца, получая довольствие в больших мешках.
– Садись, сынок. – Михайло Третий, встретивший Горыню с мягкой полуулыбкой, кивнул на кресло, стоявшее напротив его рабочего стола, и внимательно посмотрел на княжича. – Как твои успехи?
– Продвигаются. – Горыня вздохнул. – Довели пробег бронемашин до двух сотен вёрст, и это пока предел. И то, если бы не двое мальчишек-ведунов и Данилы Троицкого, сварившего новую сталь, всё было бы прахом. Зато удалось собрать новый двигатель для самолёта. Сто часов без ремонта, это очень хорошо. Почти на тридцать полётов. Ну и по мелочи, там. Охотникам сделали новый карабин в шесть линий. Жерло такое, что и здорового мужика отдачей гнёт, но зато пуля пробивает шкуру упыря. Так что им теперь сильно проще будет. Но вот с генератором всё никак. Горит лак на проводах, хоть тресни. Начали делать станок по обвивке провода шёлком. Дорого будет выходить, но без нормального электричества целая куча проектов просто встанет.
– А вот тут жалуются на тебя… – Михайло улыбнулся. – Князь Рылеев говорит, умаление родовой чести…
Горыня фыркнул.
– Пусть лучше язык свой поганый себе в зад засунет. Начал на балу разговоры вести, что, мол, общество не уважаю да на приглашения не отвечаю, а оно, ну в смысле общество, непременно желает меня видеть, да с гитарой и жёнами красавицами, чтобы это общество непременно порадовать новыми песнями. Ну я ему и ответил, что вместо балов да пирушек лучше бы занялся производством да хозяйством своим. А то, как деньги на балы тратить, так это они в первых рядах, а как промышленность поднимать, так на всю Россию – два десятка князей да генералов, которым новое оружие просто позарез нужно. Ну и купцы, конечно, помогают, но те в первую очередь за кошелёк свой радеют, а не за благо отчизны. А вот большинства старых родов на этой ниве как-то не замечено. А дел по всей стране – начать да кончить. Дороги те же, машины для крестьян, школы механиков, да мало ли что ещё? А эти… клопы. Устроились в тепле да жрут всё вокруг.
– Не любишь ты старое дворянство… – Государь покачал головой.
– Я, отец, никого не люблю, кто бездельником жизнь прожигает да наследие предков транжирит. А дворянин он, мастеровой или землепашец, мне всё равно. Вот с последним набором, из Твери, на литейный завод прибыло полсотни работников. Два десятка учатся как проклятые. До красных глаз. Ещё десяток так себе. Работать будут, но только из-под палки. А два десятка ну оторви да выбрось. Ни к чему не годные людишки. Отправил обратно. Пусть в деревне коровам хвосты крутят. И вот был среди них мужичок такой странный. Перед заводоуправлением берёзка росла. Надуло, видать, откуда-то семечко. Вырубить жалко, а на вид ну палка палкой. Так он чего-то бегал вокруг, поливал да шептал. Я через неделю приехал, а оно там уже на две сажени вымахало да всё зеленью поросло. И трава вокруг взошла… Так я его главным по всей зелени на заводе назначил. Пусть красоту наводит, раз такой мастер. Вот он – полезный человек. А не как это чмо болотное. Тоже мне князь. Гонору как у поляка, а дел реальных за спиной нет. И вот ещё… – Горыня помедлил. – Затевают эти суки что-то. Мне тут человек с завода сказал, что в городе полно княжеских поместных дружин и вольных отрядов. Но пока ведут себя тихо. За ворота усадеб почти не выходят. А ещё заметил, что в подворьях городских мест почти нет. Всё мелкими боярами да их свитами забито. Праздники, конечно, повод, только вот слишком много их, да свиты большие. А жизнь в столице дорогая. К чему боярину такую толпу кормить да поить?
– Продолжай. – Царь с улыбкой кивнул.
– Я так думаю, что не рассчитывали они, что война так быстро кончится. И смуту назначили на осень. К тому времени мы должны были увязнуть в боях да подкрепления все выбрать, и переворот мог иметь все шансы на успех. А сейчас приходится форсировать события. Ну, ускорять, – пояснил Горыня иностранное слово. – Но для них тоже есть положительные моменты. Поместные войска отпущены по домам, а регулярные части на отдыхе, пополнении и вообще отведены на квартиры. Оттого и мяса натащили в Москву. Надеются толпой передавить гарнизон.
– А кто в зачинщиках, как думаешь?
– И думать нечего. Рылеевы, Одоевские да Трубецкие. А кто там в пристяжных, не знаю. Но на круг тысяч десять собрать, наверное, могут.
– Пятнадцать, – поправил государь.
– Ну, пятнадцать не страшно. У Васильчикова вон только боевых ведунов под тысячу.
– Полторы. – Михайло усмехнулся. – Под предлогом обучения да награждения задержал всех, кто был в действующей армии да подтянул из отдалённых областей.
– Ну если полторы тысячи ведунов, да войск Московского гарнизона с пять тысяч, да тех, кто в ближних краях расквартирован…
– Этих брать нельзя. – Вздохнул император. – Как начнём выдвигать гарнизоны, так сразу они начнут.
– Так тоже не беда. – Горыня пожал плечами. – Из школы пластунов взять три десятка воинов да пройтись по усадьбам да особнякам. До ночи ещё далеко, так что можно собрать пять-шесть ударных групп да устроить им танцы с песнями. У меня на заводе воздухолёт только-только собрали. В деле ещё не был. Относительно небольшой, но полсотни людей да груз взять может. И сядет где угодно, и сверху, если нужно, огнём причешет. Делали для штурма Стамбула, да не успели. Сто тридцать вёрст в час может летать. Бомбовой нагрузки почти нет, но пара скорострельных пушек да два спаренных пулемёта такого жару дадут…
– Есть слух, что орденских колдунов притащили с десяток.
– А что колдун… – Горыня усмехнулся. – Жизнь-то у всех не в игле, которая на дубу, в неведомых краях. Пуле всё равно, колдун он или просто человек.
– Да, интересный муж Анютке достался. – Император хмыкнул. – Но такое впечатление, что у тебя в этом деле со смутой какой-то свой интерес.
– Есть интерес, как не быть. – Горыня улыбнулся. – Я, государь, в прошлой жизни видел своими глазами, как руководители продали и просрали огромное государство. И если бы не наша тогдашняя Тайная Канцелярия, быть бы нам двумя десятками мелких государств, погрязших в междоусобицах и нищете. А так, ядро страны всё же уберегли, хотя окраины и отвалились. Но то, наверное, и лучше, потому как работали там плохо, а кушать любили вкусно. И вот с тех пор каждого заговорщика и предателя воспринимаю как личного врага, а работу по их уничтожению такой же важной и нужной, как уборка в доме.
– Ладно. – Михайло кивнул. – Не хотел я тебя в это дело вмешивать, но раз уж так всё закрутилось, принимай под командование группу, что у Макошиной башни под синим штандартом. Всего будет три десятка команд. Поведут их князья Гагарин, Волконский, Юсупов, Лопухин, Бенкендорф, Туманов, Дашков, мои канцеляристы, да от военных два десятка генералов в княжеском достоинстве. Командует штабом известный тебе князь Багратион. Связной амулет у капитана Тормасова, который побудет при тебе начальником штаба.
– Разрешите исполнять? – Горыня встал, вытянувшись по стойке смирно.
– Иди, сынок. – Михайло вздохнул. – И не лезь в каждую дырку. Для того у тебя люди есть, и немало.
К себе домой Горыня успел заскочить лишь на минуту, чтобы предупредить прислугу о своём отъезде, но неожиданно встретил всех жён, мирно пьющих чай в большой гостиной, и Бластера, пригревшегося на коленях Лизы, которая почёсывала распухший от еды кошачий живот.
– Горынюшка. – Анна встала и улыбнулась, глядя на то, как разглаживается напряжённое лицо мужа.
– Катя, Лиза, Аня, Люба, Фиса, – Горыня поочерёдно поцеловал каждую. – Рад, что вы все здесь. В городе неспокойно, а будет ещё жарче. Так что лучше не выходить пока. – Он обернулся в сторону выхода и, чуть повысив голос, произнёс: – Лутоня!
– Да, княжич. – Начальник охраны Анны, а теперь и всей Горыниной семьи, появился сразу же, так как находился совсем рядом с гостиной, в небольшой комнатке, где сидели бойцы дежурной смены.
– Своих поднял? – И увидев кивок десятника, продолжил: – В моём кабинете ящики с патронами, оружие и ящик гранат. Как пользоваться, знаете, на полигоне были. Говорить ничего не буду, сам знаешь, что делать.
– Спокоен будь, княжич. Убережём мы твоих лапушек. Мне от коменданта крепости ещё два десятка прислали, да пару ведунов, так что сдюжим.
У Макошиной башни уже толпилась большая группа воинов, сновали курьеры, на тележках подвозили припасы и шелестели картами командиры.
Капитан от кавалерии Влас Тормасов, сын героя войны с Наполеоном, легендарного генерала Александра Петровича Тормасова, который ждал в качестве начальника команды куда более именитого командира, получил приказ о назначении Горыни с неудовольствием, хотя молодой княжич уже имел довольно громкую славу грозного воина, но вот его таланты как военачальника были под очень большим вопросом. Сам Тормасов не без основания полагал, что справится с руководством полусотни человек, но Большой Императорский Совет постановил, что подавлением бунта будут руководить высшие дворяне империи, к каковым род Тормасовых пока не принадлежал.
Всё это было написано на лице честолюбивого капитана крупными буквами, поэтому Горыня лишь усмехнулся, глядя на своего временного начальника штаба.
– Господин капитан?
– Ваше сиятельство. – Офицер коротко, по-уставному поклонился. – В вашем подчинении три десятка егерей, десять младших офицеров, пять волхвов военной управы да два лекаря.
– Хорошо. – Горыня кивнул. – Сейчас прибудут мои ратники да наш транспорт, и пойдём по адресам.
– Транспорт? – капитан удивлённо приподнял бровь. – Не верхами пойдём?
– Нет. – Горыня мотнул головой и рассмеялся. – Будем воевать с удобством.
Первые команды уже стали покидать площадь, когда Горыня расслышал в городском шуме гудение моторов воздухолёта.
Развернувшись вдоль стены, командир воздушного корабля стал медленно опускаться, прижимаясь к брусчатке, пока дно гондолы не коснулось земли.
– Грузимся. – Горыня оглядел своё невеликое воинство, которое уже успел проинструктировать по правилам нахождения на борту воздухолёта и ведения войны с борта оного. Егеря и его личный десяток, как самые опытные, организованно и строем взошли на борт, после них поднялись ведуны, офицеры, набранные из слушателей военной академии, и остальные, в числе которых был Горыня.
– Господин адмирал, десантно-штурмовой воздухолёт «Кречет-один» прибыл согласно приказу адмирала Нахимова в ваше распоряжение. Командир корабля капитан второго ранга Кольцов.
Горыня с чувством пожал руку офицеру, который ещё полгода назад был сугубо наземным, а точнее наводным человеком, и поднялся в рубку.
– Командуйте подъём, Николай Михеевич. – Горыня обернулся и, взяв протянутую ему карту, развернул на штурманском столике. – Первая точка – Мытищи, имение князей Трубецких.
