6
Прежде чем дёргать за хвост, посмотри, что находится на другом конце.
Хранитель артефактов и исторических реликвий Большого Кремлёвского дворца стольный боярин Орлов
Продолжается стояние армий на западных рубежах империи. Миллионному войску Священного Союза противостоит шестисоттысячная группировка под командованием главного неведника князя Суворова. Оборудованные фортификаторами позиции усилены артиллерией и прикрыты с воздуха тремя десятками воздухолётов под командованием адмирала воздушного флота Нахимова.
На провокации лёгкой польской и литвинской кавалерии незамедлительно следует ответ артиллерии и воздухолётов, но в атаку армия не переходит, оставаясь на позициях.
Видоки сообщают, что завязавшаяся схватка воздушных флотов была быстро прекращена, ввиду сбития пяти из восьми вражеских воздухолётов скорострельными пушками.
«Русский инвалид». 3 изока 7361 года
Обстрел позиций русских войск начался с самого раннего утра третьего дня, когда союзниками были подготовлены позиции артиллерийских батарей и подвезены все необходимые припасы.
Ввиду воздушной угрозы Веллингтон приказал рассредоточить артиллерию. Такая небольшая цель, как отдельная пушка, не могла быть уверенно накрыта с высоты в несколько километров, а опускаться ниже воздухолёты не могли, имея прямой приказ княжича Стародубского и опасаясь ответного удара вражеских магов и зенитных картечниц, стрелявших пусть неточно, но часто и довольно высоко. Да и бомб было не настолько много, чтобы пытаться накрыть ими малоразмерную цель.
Зато в полной мере развернулись пилоты самолётов, которым сам чёрт был не брат. Подкрадываясь на низкой высоте к вражеским позициям, они сбрасывали десяток бомб или давали одну прицельную очередь и уходили свечой в небо, провожаемые взрывами и проклятиями.
Артиллеристы тоже не упустили случая добавить огоньку, ударив по противнику. На шум сразу же подтянулись французские плавучие батареи, но стоило им чуть подойти к берегу, как под днищами встали пенные фонтаны взрывов от снарядов дальнобойных пушек и морских мин, и творения галльских корабелов разошлись по морской воде обломками корпусов и обрывками такелажа, не успев даже загореться.
Солнце уже клонилось к закату, когда на нейтральной полосе, вспаханной воронками, встала стена огня, и, гудя от чудовищного жара, двинулась в сторону русских окопов.
Земля вскипала и брызгала во все стороны потёками раскалённой лавы, а там, где прошла волна магического пламени, поверхность блестела, словно чёрное зеркало.
Несмотря на весь ужас, который могла родить эта картина, солдаты организованно и без особой спешки стали покидать окопы первой линии, отходя назад, а где-то в тылу уже слышался ритмичный напев боевых волхвов, от которого напротив стены огня вставала другая стена. Земля, поднятая тысячами нитевидных смерчей, сначала выросла вверх на сотню метров, а затем двинулась навстречу огню.
– Ваше превосходительство, – адъютант тронул Горыню за плечо. – Надобно в окоп. Сейчас…
Повторять было не нужно, и княжич нырнул в укрытие, где уже находились офицеры его свиты. Не прошло и минуты, как грохнуло с такой силой, что в глазах потемнело, а во рту появился привкус крови.
– Не вставать! – громко прокричал начальник штаба. – Камни ещё долго летать будут.
Пять минут, пока пережидали взрыв, вокруг падали камни, и часть упала в окоп, к счастью никого не зацепив.
– Ну, уже всё. – Полковник Горянинов встал и, поправив фуражку, приник к окулярам бинокля. – Не иначе благоверные ваши, господин генерал, подпёрли атаку наших ведунов своим щитом, так что почитай всё на супостата упало.
Горыня тоже поднял бинокль и увидел, что передовых позиций вражеской армии просто не существовало. Сметённые потоками камней и песка, они представляли собой лишь кривые холмики там, где были пушки, и полузасыпанные рвы на месте окопов.
– Князь Андронников уводит войска на вторую линию, – сухо прокомментировал полковник. – Да и нам работы сегодня не будет. – Он опустил бинокль. – Сейчас время волхвов да магов.
– А я так думал, что раз не получилось, то будут в другой раз пробовать… – предположил Горыня.
– Нет, ваше превосходительство. – Горянинов покачал головой и, сняв фуражку, вытер пот со лба платком. – Так и будут пробовать передавить друг дружку, пока силы не кончатся. Но нашим-то проще. На своей земле-то. Но и легко не будет. Змей его знает, сколько там колдуны европские накопителей взяли. А вы бы поспешили к любушкам вашим да помогли чем-то. Нам всё одно сегодня не воевать, а им, глядишь, и легче будет.
– Да, пожалуй. – Горыня оглянулся на отнорок, где коротали время воины его десятка, но увидел лишь пустые лавки, а бойцы уже стояли чуть сзади, в огромной яме с пологим спуском, придерживая за уздцы осёдланных лошадей.
– Тут, похоже, все кроме меня знают, что делать, – хмуро бросил княжич и, пройдя по окопу, подошёл к своему коню и легко вспрыгнул в седло.
– Ты, брате, не ярься. – Дубыня, чуть поддав коня, поравнялся и пошёл рядом с княжичем. – Берегини, они же между нами и богами. И неизвестно. к кому ближе. И все, кто есть, им в ноги кланяются. Ты, конечно, тоже непрост, но и лады твои куда как непросты, даже по ведунским меркам. – В небе снова громыхнуло, и лошади сами ускорились почти до рыси. – Один ведун ста опытных воев стоит, а уж как измерить твоих жён, даже не знаю. Так что не им помогаешь, а всему войску.
– Да нет, Дубыня. Не про то печалюсь. – Горыня вздохнул. – Просто все вокруг знают то, что мне вроде знать положено, а я про то ни сном ни духом.
– Так это вовсе не беда, друже. – Дубыня хмыкнул. – Знаю я здесь ведуна одного, он тебе всё живо растолкует да разложит.
Пока ехали, небо вспыхивало огнём ещё пару раз, но минут через двадцать всё успокоилось.
К Инкерману, где находился шатёр Горыниных жён, подъехали, когда солнце уже закатилось за горизонт и короткие южные сумерки стремительно переходили в ночь. Охрана, увидев, кто едет, споро сдвинула рогатки, обмотанные колючей проволокой, и десяток остановился метрах в пятидесяти, а Горыня уже в одиночестве прошёл до шатра и поднимал руку, чтобы стукнуться в щит, висевший у входа, когда услышал Анну:
– Заходи, Горынюшка.
Все его жёны сидели на широких лежанках, застеленных покровами из шкур, а в центре стоял стол с напитками в кувшинах из чеканного серебра и едой на больших тарелках.
– Садись, муж наш. Без тебя не начинали.
– Благодарю. – Горыня снял фуражку, скинул с плеча автоматный ремень и прислонил оружие у входа, оставив пистолет в набедренной кобуре, пройдя по мягкому ковру, сел в кресло. – Чего невесёлые такие? Колдунов вражеских вроде отбили?
– Час-полтора и пойдут ещё. – Лиза Дашкова вздохнула и пригубила из чаши, что держала в руках. – Тут что-то нужно сделать такое… А у нас и сил почти не осталось. Ведуны князя Васильчикова, конечно, в полной силе, но боюсь, и тех надолго не хватит.
– Я что-то могу сделать? – Горыня внимательно обвёл взглядом всех пятерых.
– А что тут сделаешь? – Анна качнула головой. – Пять кругов Макоши в Центральном войске, ещё три в Северном. Да сильнейшие боевые волхвы тоже там. Мы здесь только из-за тебя.
– Как-то подпитать вас можно? – Горыня зацепил кончиками пальцев кувшин, понюхав горлышко, понял, что там не вино, налил себе в кубок.
– Источник далеко. Не набегаешься. – Любава тоже налила себе ягодного взвара и прилегла на лавку. Да и нельзя так часто набирать силу. Грязь в теле скапливается, а выходит она долго…
– Горыня, беда. – Ворвавшийся в шатёр Дубыня, не утруждая себя этикетом, подхватил стоявший у входа автомат и кинул его побратиму. – Колдуны кромешных тварей поднимают.
– Ну, козлы! – Горыня одним движением допил свой бокал и выскочил из шатра, подхватив автомат. – Лутоня! Уводи их в тыл! Дубыня, послал тревогу пушкарям?
– Так сразу и подняли. – Степенно кивнул богатырь. – Но минут десять у нас есть. По одному пускать не будут. Собьют в стадо, а после – погонят на нас.
На батарею, что находилась на вершине горы Инкерман, Горыня поднялся одновременно с приходом туда десятка боевых волхвов, собиравшихся установить защитный барьер для тварей. Дав команду помочь, если что им понадобится, сам Горыня занял место у НП артиллеристов.
– Что, Виктор Игнатьич, готовы пострелять?
– Так вон уже и за довеском к боекомплекту послали, – спокойно отозвался командир артдивизиона капитан Рощин. – Думаю, как бы не сшибли нас отсюда. Место вон какое. Весь город как на ладони. Хотя ежели не обойдут, то продержимся.
– Я приказал подтянуть ещё одну батарею двенадцатилинейных, – отозвался Горыня. Так что удержимся. Главное, пусть ведуны не зевают.
В это время над позициями союзных войск начало вставать огненное зарево, ярко осветившее нейтральную полосу, и в багровом сиянии стала видна накатывающая на русские позиции сплошная серая волна.
– Отметка восемь, осколочными. Десять. Огонь! – мгновенно отреагировал Рощин, и два десятка семидесятишестимиллиметровок с грохотом стали посылать снаряд за снарядом в орду кромешных созданий.
Каждый взрыв разносил в клочья всё, что попадало в круг десяти метров, высоко поднимая фонтаны из камней и грунта. Прорывались через стену огня совсем немногие, которых брали на прицел пушки калибром поменьше.
Зарево над кругом вызывателей вспыхнуло ещё ярче, и через минуту по вспаханной взрывами земле, низко пригибаясь, побежали два десятка огромных, высотой больше трёх метров тварей. От взрывов их бросало из стороны в сторону, но несмотря на это, изрезанные осколками и побитые близкими разрывами гхоры неудержимо лезли вперёд, когда стоявшая на краю обрыва батарея автоматических пушек огрызнулась волной стали и огня, добив их всего в полуверсте от позиций.
Батареи пятидесятилинейных пушек, стоявшие по другую сторону от прохода в Макензиевых горах, пока молчали, готовые открыть огонь в случае попытки обхода, но и того, что выдали артиллеристы Рощина, было достаточно, чтобы перебить всех тварей.
С разрывом последнего снаряда над полем боя повисла тишина. Артиллеристы спешно приводили пушки в порядок, чистя стволы, меняя воду в системах охлаждения, делая ревизию подающим элеваторам и поднося снаряды к позициям.
Волхвы, сила которых так и не понадобилась, отошли назад, чтобы не мешать, но были наготове.
Горыня прошёлся по батареям, убедившись, что всё в порядке, и присел на бруствер, с которого были видны позиции союзников и полыхавшая вдали огромная пентаграмма вызова. До неё было больше десяти километров, и поэтому обстрел из пушек исключался. Но к следующей активизации уже были готовы десяток дирижаблей, пилоты и бомбардиры которых уже принимали зелье «кошачий глаз», позволявшее видеть в кромешной темноте. Тут его и нашли посыльные из штаба Корпуса егерей, беззвучно подойдя на расстояние десяти метров.
– Можете подойти ближе, я вас уже заметил, – проговорил негромко Горыня, пряча флягу с клюквенным морсом в карман, оглянувшись на подошедших егерей. Старший из них – бородатый мужчина средних лет, в лохматой камуфляжной накидке и с торчащим из-за плеча автоматным стволом, а второй – сильно моложе, ещё безусый, но с приметным шрамом на щеке, с оружием в руках.
– Присаживайтесь. – Горыня кивнул на возвышавшийся над землёй бруствер. – С чем пожаловали, господа егеря?
– Здрав будь, ваше превосходительство. – Пожилой кивнул и, присев, снял с пояса плоскую флягу и, сделав большой глоток, протянул княжичу. – Сказывают, есть у тебя дальнобойные пушки огромной силы.
– Да не у меня, а у нас, а так да, вон стоят. Те, что за проходом, те самые сильные. Пудовые снаряды кидают на шесть вёрст. А те, что ближе, те поменьше. Снаряд всего две трети пуда, а дистанция всего в четыре версты. И то на такую дистанцию уже попасть можно только чудом. Ну или завалить снарядами. А их у нас немного. А что, есть достойная цель? – Горыня глотнул духовитого взвара и, благодарно кивнув, отдал флягу назад.
– Так с тем и пришли. – Егерь качнул головой. – В четырёх вёрстах отсюда лагерь вызывателей. Хоть пару снарядов туда положить, нам всё легче будет. Наши-то сейчас собираются в ночь, устроить колдунам веселье, да вот пока купол сломаем, там половина армии будет. А нам бы надобно по-тихому. Быстро прийти да уйти.
Горыня задумался.
– А что, господин егерь, купол он как, жёсткий или упругий? Ну вот, к примеру, как дерево, металл или как пузырь рыбий?
– Хм. – Командир взвода егерей задумался, почесав шею под бородой. – Если вначале рукой давить, так мягкий. А после как двинешь на ладонь вглубь, так жёсткий, как шкура воловья. Чуть поддаётся, а далее не идёт.
– А пробиваете как?
– Да так и пробиваем. Закладываем в землю у края купола пороховые заряды да рвём их, пока защита не рухнет. От десяти до двух десятков бочек пороха нужно, или вот новые заряды привезли, так их от двух до пяти нужно. Хорошие бомбы, сильные, но мало их у нас. А пороха ведовского – того завались.
– А купол на карте показать можете? – Горыня оглянулся и, увидев молча стоявшего в стороне своего адъютанта, подозвал жестом и, взяв из его рук свёрнутый рулон, аккуратно развернул его у себя на коленях, засветив небольшой фонарик с магическим светильником, дававшим лишь небольшое пятно света.
– Вот тут, – уверенно ткнул пальцем егерь в точку на карте. – Три дня мы его искали. Едва пролезли. Постов да секретов через каждые пять шагов наставлено. Но войск особо нет, ну это значит, чтобы не привлекать внимание. А вот тута лёгкая кавалерия числом до батальона, а вот тута батарея сорокафунтовых пушек да батальон инженерный. Чего-то копают, но разглядеть невозможно.
Багратион дал согласие на обстрел сразу, как только Горыня через связной амулет объяснил, что именно он собирается накрыть, и через полчаса, когда все орудия были осмотрены и развёрнуты к новой цели, артиллеристы открыли огонь. К делу подключились даже старые сорокафунтовые пушки, надеясь если не поразить цель, то хотя бы устроить кошмар на прилегающих позициях.
Ещё горели над нейтральной полосой подвешенные ведунами осветительные шары, когда с оглушающим треском сложился защитный купол над гексаграммой вызова, и первые снаряды упали прямо в её центр, перепахав песок и жертвенник с распятой на камне женщиной.
Но вызов уже состоялся, и сквозь раскрытый зев портала на песок выбиралось бугристое нечто, пяти метров ростом, с короткими тумбообразными ногами и с огромными узловатыми руками, достававшими до самой земли.
Все вызыватели, кроме Фэрфакса, к этому моменту были уже мертвы, и лишь он, окружённый сферой силового щита, продолжал магичить, просыпая из сомкнутых ладоней серебристый песок в стоящую у ног огромную золотую чашу.
– Даром этим подчиняю тебя, исчадие нижнего мира, и повелеваю идти туда! – От центра круга вызова в сторону русских позиций метнулась серебристая дорожка, но демон, получивший пару десятков осколков от взорвавшихся снарядов, уже сообразил, откуда ему угрожает большая опасность. Двигаясь на четырёх конечностях, словно гигантская горилла, он рванул вперёд, оставляя за собой цепочку вдавленных в землю следов.
– Ох ни хрена ж себе. – Горыня, стоявший у обрыва, увидел быстро двигавшуюся фигуру и оглянулся на артиллеристов, которые уже крутили маховики наводки.
– Бронебойный давай! – крикнул Рощин, но Горыня остановил подносчиков.
– Отставить бронебойный. Давай с чёрной полосой!
Ящиков, помеченных тонкой чёрной полоской, было всего пять штук, что означало всего два полностью загруженных элеватора, но были это снаряды, которые Горыня берёг на крайний случай. Снаряжённые сверхмощной взрывчаткой, в толстой чугунной оболочке, они могли разорвать деревянно-металлический корпус пароходофрегата одним попаданием, и сейчас артиллеристы, прошедшие специальное обучение, аккуратно заправляли снаряды в подающий элеватор пушки.
К этому моменту зверь уже преодолел половину расстояния до батареи, и пушки были вынуждены опустить стволы почти до упора ограничителей вертикальной наводки.
– Огонь по готовности! – Рощин взмахнул рукой, и сразу же крайняя правая пушка гулко ухнула, окутавшись быстро тающим пироксилиновым дымом.
Снаряд ударил в каких-то метрах от стремительно приближающейся фигуры, и взрыв десяти килограммов гексогеновой смеси отшвырнул вызванного демона назад, но тот перевернулся на ноги и снова побежал вперёд, хотя уже и немного медленнее. Теперь взрывы гремели не переставая, и пару раз пушкари попадали в самого монстра, но видимых повреждений не нанесли. Тем временем элеваторы больших пушек опустели, и в дело вступил средний и малый калибр. Эти попадали куда чаще, а тридцатимиллиметровки буквально взбивали вокруг демона пыль столбом.
Тем временем к избиению чудовища подключились и стоявшие по бокам батареи сорокафунтовок, но с тем же результатом.
– Бронебойные! – скомандовал командир батареи, но расстояние до зверя уменьшилось настолько, что пушки уже не могли стрелять.
Относительно спокойно демон начал карабкаться по высокому склону, который сапёры сделали ещё более крутым, но когда тот начал забираться по осыпающимся камням, пару мелкокалиберных пушек всё же подтянули к самому краю и ударили в упор, сбросив монстра вниз. Во второй раз тот взбирался куда быстрее, перемещаясь из стороны в сторону, чтобы сбить прицел, но, когда голова его показалась над обрывом, Дубыня, ждавший этого момента, спокойно подошёл на два шага и вбил ему в башку снаряд из своей ручной пушки, оторвав её начисто. Тело повисело на медленно расслабляющихся руках и через пару секунд осыпалось вниз с огромным пластом земли, частично похоронившим демона.
А в трёх километрах от бесславной смерти призванного существа баронет Фэрфакс оседал на руки сопровождавших его солдат, поймав откат смерти призванного существа.
– Экое чудище завалили! – Дубыня подошёл к брустверу, глянул с обрыва и присел рядом с Горыней.
– Да, зверюга. – Княжич устало кивнул. – А ты, брате, да вы, Виктор Игнатьич, готовьте китель. Я думаю, вам не менее «Ярого» в золоте за такое дадут.
– Да не ваши бы пушки, так не в жизнь. – Командир батареи довольно улыбнулся и снял фуражку, подставляя стриженую голову под прохладный ветерок.
– Это пустое, – Горыня отмахнулся. – Я ведь не артиллерист, и половины вашего бы не смог. Так что инструмент мало сделать. Нужно ещё его и в хорошие руки вручить. – Он с улыбкой посмотрел на артиллериста. – Сейчас наверняка посыльный от Багратиона прискачет, за новостями. Я всё командующему распишу в лучшем свете, а вы тут уж давайте, обеспечьте беспокоящий огонь по вражескому лагерю, да картечи не жалейте. Я особым образом запас её больше, чем остальных снарядов, вчетверо.
После неудач ночного штурма войска союзников на некоторое время притихли, давая такую нужную русским войскам передышку, но летуны работали без перерывов. Окопы передовой линии, полевые склады и батареи, всё находилось под плотным огнём, так что даже ночью солдаты двигались короткими перебежками от воронки к воронке. Но больше всего доставалось штабам и местам размещения офицеров. Как только пилот видел шатёр, украшенный гербом или вымпелом, туда сразу летел десяток двухкилограммовых бомб, не оставляющий на земле ничего, кроме россыпи воронок.
Маршал Веллингтон даже прислал гневный протест, где потребовал исключить из списка целей палатки командиров, но Багратион написал в ответ ему такое, что офицерам союзников пришлось переселяться в окопы и блиндажи.
Дату решительного штурма герцог назначил на раннее утро, но то, что войска строились без единого сигнала и обычного в таких случаях пения рожков, не спасло их от бомбового налёта всей русской авиации. Даже грузовые и курьерские дирижабли сбрасывали вниз бочки с алхимическим порохом, который давал вполне приличное фугасное действие, раскидывая изломанные тела на десятки метров. Когда дирижабли ушли, на изрытом воронками поле уже открыто запели полковые горны, собирая выживших, но налёт авиаторов на быстрых бипланах сорвал и эту попытку. А когда в атаку пошли бронеходы тяжёлой пехоты, выкашивая целые роты кинжальным огнём крупнокалиберных пулемётов, армия, бросая оружие и припасы, побежала.
Словно стадо обезумевших баранов, люди стремились к спасительному берегу, где по слухам должны были ждать корабли британской эскадры, но встретили их лишь огромные, жарко пылавшие костры, гремящие детонирующим боезапасом.
Водные пластуны атамана Бакланова ночью завели мины под корпуса кораблей и уничтожили все десантные средства, до которых ранее командованию русской армии не было дела.
На изрытом и оставленном армией поле оставался лишь баронет Фэрфакс и приданные ему морские пехотинцы. Пока баронет спокойно и несколько отрешённо чертил фигуру вызова, солдаты стояли рядом, но стоило саб-лейтенанту поднять голову, они увидели красные от крови и безумные глаза фанатика.
Бывалые воины попятились назад, а когда баронет взмахнул рукой с церемониальным кинжалом, тоже бросились бежать от безумца.
Но Фэрфакса было уже не остановить. Войдя в центр фигуры, высыпав прямо на землю сумку с кристаллами, он стал брать их один за другим и вытягивать энергию до той стадии, когда драгоценный камень просто разрушался в пыль. Камней было много, но пентаграмма забирала в себя все излишки, наливаясь багровым свечением, пока плотный, словно материальный, сноп тёмно-красного цвета не встал от земли до неба.
Заклинание вызова, соединённое с трансформацией, было разработано Фэрфаксом на случай, если попадётся достойный для роли сосуда экземпляр аборигена, но в ситуации, когда всё рухнуло, он с упрямством обречённого решил провести ритуал на себе, встав в центр пентаграммы.
У баронета оставалось ещё пять камней, когда пентаграмма под ним вспыхнула слепящим огнём, и всю зону вызова накрыло дымным облаком. Стоящий в луче лейтенант откинул голову назад и, глядя прямо в небо, расхохотался от ощущения силы, переполнявшей его, но через десяток секунд рухнул на землю и стал корчиться от адской боли, терзавшей тело. Руки, ноги и даже лицо стали подёргиваться в конвульсиях, и через небольшое время одежда на баронете стала трескаться, распираемая изнутри.
То, что встало после того, как погасла пентаграмма, было уже не похоже на баронета, даже человека напоминало весьма отдалённо. Мощные бугристые плечи, длинные узловатые руки и вытянутые ноги покрывала серая шерсть со стальным отливом, а голова была низкой и приплюснутой, словно танковая башня. Тонкие губы, обрамлявшие широкий рот, были приподняты в углах длинными острыми клыками, а на пальцах росли острые словно иглы когти длиной в десяток сантиметров. Чудовище, в сознании которого ещё оставалось что-то от баронета, подняло руки к узким маленьким глазам и, довольно ухнув, развернулось на месте, хлестанув по земле длинным хвостом с жалом на конце.
Первыми чудовищу попались пластуны Сибирской казачьей бригады. Завидев метнувшуюся к ним тень, они грамотно отсекли её огнём и, забросав гранатами, отошли за линию окопов, дав через амулет сигнал ведунам, что есть работа по их профилю.
Три роты, ввиду отсутствия противника и других целей, сконцентрировали огонь на подвижной словно ртуть и кажущейся неуязвимой фигуре, задорно паля изо всех стволов, хотя и без видимого результата.
Монстр пару раз попытался подойти ближе, но быстро подтянутые станковые пулемёты быстро охладили его пыл, и когда группа боевых ведунов подошла, он носился вдоль линии окопов, ища дырку в обороне.
Огненный вал, вихрь из камней и прочие изыски атакующих заклинаний совсем не обрадовали тварь, и на пределе сил, совершив гигантский прыжок, кромешный монстр перепрыгнул передовую линию окопов, сразу умчавшись к одному ему известной цели.
Сообщение о том, что в расположении передовых частей русской армии бегает тварь из-за Кромки, подняло всех командиров и даже отдыхающие смены. Войсковые лагеря закрывали подходы рогатками и ощетинивались стволами, торчавшими изо всех мест, пригодных для стрельбы.
Батарейные укрепления на Макензиевых горах тоже пришли в полную боевую готовность, выставив караулы и поставив дополнительные пушки на круговой обстрел. Были подняты дирижабли с наблюдателями на борту, которые уже через десять минут зависли над войском.
Кромешная тварь, зализавшая раны и успевшая поглотить два десятка солдат, выскочила так внезапно, что пулемётчик не успел даже нажать на спусковую гашетку, как был разорван крепкими, словно железо, когтями. Двигаясь на астральный образ, который запечатлел Луи д’Альбер и сохранённый осколком сознания Фэрфакса в теле твари, монстр, сильно оттолкнувшись ногами, прыгнул почти на двадцать метров и оказался рядом с навесом, под которым стояли командиры батарей и княжич Стародубский.
Скорее машинально, чем обдуманно, княжич перемахнул через стол, выхватив в полёте своенравную палицу, и встретил взмах когтистой лапы хлёстким ударом снизу, и тут же, не сбавляя темпа, ударил тварь окованным сталью сапогом в живот и сразу же обрушил удлинившуюся палку на голову монстра.
Тот, не ожидая ничего плохого, даже не стал уходить от удара, ведь даже пули крупного калибра могли лишь оттолкнуть его, но не поранить, и с лёгким шелестом палица прошла сквозь тело твари до самой земли, раскроив её на две аккуратные части.
Командующий Южной армией, князь Пётр Иванович Багратион, собрал срочное совещание старших командиров армии в просторном доме, отведённом ему под резиденцию Сословным собранием Таврической губернии. На совещании кроме командиров корпусов, дивизий и отдельных полков, приданных для усиления, таких, как батальон водных пластунов, были командующие отдельными родами войск и специалисты-фортификаторы.
Армия Веллингтона была разгромлена полностью и фактически уничтожена. В живых после штурмового налёта авиации осталось полторы тысячи полностью деморализованных, часто тяжело раненных солдат и офицеров.
Победные реляции уже были отправлены императору, губернский город готовился чествовать победителей, а в преддверии празднеств Багратион решил провести полностью рабочее совещание.
Сели без чинов, в круг, освободив место в центре комнаты и возле окна, где стоял высокий стул, почти трон для Багратиона.
Докладывали в основном суммарные потери, состояние войск и войскового имущества и, получив начальственный одобрямс, уступали место следующему.
– Ну, господин адмирал, – Багратион поднял голову от записей и строго посмотрел на Горыню. – А вы-то что ж отмалчиваетесь. Ваши летуны нас почти без работы оставили. И в порту Констанцы, и вот здесь.
Горыня встал.
– Пехота, ваша светлость, никогда не останется без работы. Пока пехота не вошла в город, он не захвачен. Так что мой низкий поклон всем солдатам, офицерам и генералам, удержавшим рубежи обороны в самых тяжёлых моментах. – Горыня поклонился, приложив руку к груди. – Хочу особо отметить расторопность артиллеристов генерал-полковника Раевского, переносивших огонь по нашим залпам, казаков Терской дивизии, охранявших лётчиков и технический состав авиаторов, и, конечно, генерал-инженера Якоби, создавшего минное поле перед Севастопольской бухтой. Казаки в боях с прорывающимися группами британцев потеряли почти двести человек, а из пластунов погиб каждый пятый.
– Их заслуги будут непременно и особым образом отмечены перед государем. – Багратион кивнул, признавая доводы княжича.
– Ну а в таких условиях чего ж не воевать-то? – Горыня усмехнулся. – Только успевай бомбы подвозить к самолётам и воздухолётам. Опять же, пластуны вовремя подсказали, где круг вызывателей стоит. Кто его знает, чего оттуда попёрло, если бы мы не поломали им всю волшбу.
– И тут согласен. – Багратион кивнул старшему группы Управления военных ведунов, генералу Николаю Тучкову. – Вон, Николай Алексеевич, тоже сидит тихо, а ведь и ему есть что рассказать. Вам же, Горыня Григорьевич, от всей армии поклон. – Багратион встал и, приложив руку к груди, поклонился. – За уничтоженный десант в Констанце, за флот, что утопили у Севастополя, да за жизни солдатские, что сберегли ваши благоверные. – Он сел и повернулся к командиру корпуса пластунов генералу Давыдову.
– А что там с герцогом Веллингтоном?
– Вот, ваша светлость, всё, что нашли. – Денис Давыдов вынес на середину комнаты затянутую в узел холстину и развернул её, став в стороне так, чтобы было видно всем. – Опознали только по раскиданным орденам, наградной шпаге да перстню с гербом, что был на оторванной руке. И так бы всё это разлетелось, но, видать, он в воронку спрятался, а тут его бомба с воздухолёта и нашла. Так что хоронить-то и нечего.
– Пусть всё, что собрали, запакуют в короб и с ганзейским кораблём отправят в Британию, – распорядился Багратион. – Только шпагу оставьте. Государю отдадим. – Он повернулся к Тучкову. – А с чудищем этим, что возник поутру, разобрались?
– Да, ваша светлость. – Тучков кивнул. – Нашли фигуру вызова, и в ней обрывки одежды и бумаги на имя баронета Фэрфакса, саб-лейтенанта и старшего мастера ордена Песочных Часов. Судя по остаткам заклинания, именно он вызвал кромешную тварь, причём для привязки использовал себя самого. Видать, за Лондонское дело поквитаться решил. Пока к княжичу шёл, два десятка солдат положил да трёх офицеров. Ну и на батарее капитана Рощина пулемётчика разорвал. А там уж княжич Стародубский его и приложил. Останки зафиксированы заклятьем нетленным и упакованы для отправки в столицу.
Багратион жестом усадил Тучкова и снова встал.
– Ну, что, господа. Дело, порученное государем, мы справили отлично. Рассчитывали на долгую тяжёлую войну, а получилось словно в сказке. Потери ниже всех ожиданий, а войско вражеское здесь и осталось, что просто превосходно. С чем я вас всех и поздравляю. Чины, ордена да иные отличия за государем не останутся, так что всем составить сводные донесения, по своим людям, и до завтрашнего вечера представить в штаб. И напоминаю, что через три дня торжественный парад и приём у губернатора Таврической губернии, всем старшим офицерам и выборным от солдат и унтеров быть по параду, в Сословном собрании, а для офицеров будет отдельный пир, на Храмовой площади.
Пиры и балы Горыня не любил, но тут был совсем особый случай, так как жёны, находившиеся здесь же, непременно желали посетить губернатора, к каковому визиту княжич прилагался в виде статусного аксессуара.
Добирались в двух каретах, хотя от бывшего дома купца Орешкина до собрания было всего метров двести, но положение в обществе не предполагало пеших прогулок.
Одетые в лёгкие воздушные платья разных цветов, Анна, Катерина, Анфиса, Любава и Лиза степенно, словно королевы, прошествовали в зал и под звонкий голос распорядителя бала, объявлявшего титулы и звания, вошли в распахнутые двери бального зала.
Вопреки ожиданию Горыни, зал оказался вполне достаточным, чтобы вместить более пятисот гостей, так как был построен в виде огромной, мощённой отполированным камнем площадки, накрытой лёгкой крышей из стали и цветного стекла. В центре, на небольшом возвышении находился оркестр, и звуки музыки достигали самых удалённых уголков зала, примыкавшего к зимнему саду, прогулочной галерее и парку.
Поздоровавшись с губернатором Тавриды милейшим Степаном Аркадьевичем Оболенским и пройдясь в туре вальса поочерёдно со всеми жёнами, Горыня уже хотел сбежать в парк, как был отловлен Багратионом и приглашён за стол с другими генералами, где уже кипело дружеское застолье.
Все уже знали, что Горыня Стародубский практически не пьёт, поэтому наливали ему лишь сильно разбавленного вина. Но чарку, за победу русского оружия, выпили традиционной столетней медовухи, которой хлебосольный хозяин выставил победителям.
Много было разговоров о прошедшей кампании, поминали погибших и чествовали отличившихся, но Горыня всячески избегал принимать славословия в свой адрес, переводя поздравления или на непосредственных исполнителей, или на заслуженных командиров. Денис Давыдов, заметив это, попенял Горыне:
– А вы, княжич, совсем не честолюбивы, я погляжу.
– Нет, Денис Васильевич. – Стародубский улыбнулся. – Да и действительно моей заслуги в победе немного. А вот солдаты да офицеры, те, что в окопах находились, те – да. Полной мерой заслужили сегодняшний праздник. Тем более что у меня к войне отношение как к работе. Опасная, грязная, но необходимая работа. Но самая важная часть её всё равно будет делаться на заводах и фабриках. Вот вам, Денис Васильевич, понравились новые автоматические карабины?
– Ну так. – Командир корпуса пластунов довольно подкрутил ус. – Не оружие – мечта! Всё по уму сделано. И жилетки эти, с магазинами, и вообще всё.
– А знаете, что для того, чтобы вас всем этим вооружить, сколько людей ночами не спало. Ведуны, конструкторы, мастера, простые рабочие… Мы пока пружинную сталь нужную сделали, под тысячу пудов хорошей стали угробили. Ведуны князя Васильчикова от меня уже шарахаются, а сталевары, что с Урала выписали, так те вообще смотрят волком.
– Ну, это мы поправим. – Давыдов жестом подозвал отирающегося рядом адъютанта. – Сергей Иваныч, запиши-ка, как будем в Москве, посетить заводы князя Кропоткина. Расскажу им, для чего стараются. А то ведь и не знают, поди.
– Да и я, пожалуй, присоединюсь. – Тотлебен подмигнул Горыне. – За пушки ваши, да за щиты противоосколочные, да за многое другое…
– И за пулемёты, – подал голос князь Андронников, приподняв чарку с вином.
– И за ружья дальнобойные с телескопами, – добавил генерал Бебутов. – Знаете, господа, у меня есть унтер один. Заслуженный воин, уже третью кампанию со мной. Так вот он особым образом попросил меня достать ему такой штуцер, и мои интенданты, да, расстарались. Пять штук выменяли. Вроде игрушка такая, вида, конечно, престранного, но лёгкая, удобная. Ну, пусть его, думаю. Воин хороший, чего бы не уважить. Тем более что не вина да девок требует, а оружия. А как пошли на нас англы, так эти архаровцы впятером сначала перебили офицеров, затем взялись за унтеров и сержантов, а на расстояние выстрела они подошли уже не армией, а, право, словно толпой баранов. Боюсь, Александру Васильевичу Суворову придётся пересмотреть фразу «Пуля – дура, штык – молодец». – Бебутов огладил усы. – Такая вот диспозиция.
– Ну и я внесу свою гривну. – Генерал кавалерии Пётр Александрович Чичерин вынул из кармана кусочек смятого в лепёшку металла тёмно-серого цвета. – Вот вроде простая вещь. Жилетка эта, что приказом государя каждому командиру от лейтенанта и выше положена в постоянную носку, под форменным камзолом. Ну ерунда вроде. И жарко в ней, и вообще неудобно. Но вот словил я грудью пулю, и лежать бы мне сейчас в мертвецком обозе, но отделался синяком да руку поломал, когда с лошади падал. Лекари поправили всё за день. А жилетки эти, как мне доложили, опять авторства Горыни Григорьевича. Так что я ваш должник, княжич. – Чичерин встал и поклонился Горыне.
– Да тут гривной не откупиться. – Тучков взял в руку и внимательно осмотрел пулю и с каким-то сталинским прищуром посмотрел на Горыню. – Знаете, княжич. Лавры князя Кропоткина, конечно, велики, но думаю, выражу мнение всех здесь сидящих, что нам, как боевым генералам, важно, что вы – не только великий разумник, но и военный человек, всей душой радеющий за армию. Так что примите нашу благодарность. – Тучков встал с чаркой, и сразу же его примеру последовали другие генералы. Встал и Горыня, которому, конечно, было очень приятно, что такие люди, герои и полководцы оценили его вклад в победу.
– Княжичу Стародубскому Горыне Григорьевичу – славься!!!
– Славься!
