21 сентября, среда

Я уснула, не дождавшись ответа Вона, но ничего не потеряла. Все, что он смог написать, это: «Очуметь». После чего, думаю, он слегка подпортил подушку из гусиного пуха. Как-то так.

Первую большую перемену я прячусь в туалете, чтобы меня не выгнали на улицу злобные дежурные, которые относятся к своим обязанностям в школьной полиции серьезнее, чем реальные полицейские США. По правилам мы должны проводить большие перемены на свежем воздухе. Руководство школы не задумывается о том, что нас это бесит. «Свежий воздух» занимает третью строчку в моем списке переоцененных вещей, который постоянно меняется, но в данный момент выглядит так:

1. Нарезанный хлеб. Не понимаю, почему люди говорят: «Круче только нарезанный хлеб». Я считаю, что нет ничего лучше хрустящего багета. Может, просто тот, кто придумал эту фразу, посчитал, что «Круче только французская булка» звучит чересчур сексуально.

2. Суперкубок. Единственное оправдание, которое я нахожу для него, – то, что нация в едином порыве собирается у телевизора, чтобы поесть крылышки и громко покричать. Но это можно сделать в любой другой день без необходимости смотреть футбольный матч.

3. Свежий воздух. Выйти на улицу означает отдать себя во власть погоды, насекомых и вероятности того, что в любой момент тебя собьет автомобиль. И кстати, не стоит доверять людям, которые вообще любят отдыхать на природе.

4. Секс в душе. Кошмар от первой до последней минуты.

5. Курение. В какой-то момент это стало синонимом крутости. Но почему? Отвратительный вкус. Отвратительный запах. И вдобавок легкие, покрытые пеплом. [Не уверена, что это так с медицинской точки зрения. Напомни мне спросить у Аджиты.]

6. Чтение в ванной. Приходится вытирать руки каждые тридцать миллисекунд, чтобы перевернуть страницу, при этом постоянно опасаешься уронить книгу и угодить корешком по неприкрытой пелотке.

7. Шекспир. Я считаю необоснованным, что у него монополия на изобретение слов. [Уверена, редакторы раньше не слышали слова «пелотка».]

8. Телевизионные шоу талантов. Может, все дело в том, что с моим лицом можно попасть только на радио.

9. Йога. А вернее то, что все считают ее расслабляющей. Не вижу ничего расслабляющего в том, чтобы свернуться в крендель и гудеть «ом».

10. Дабстеп. Думаю, тут и объяснять нечего.

К счастью, слухи о моем скандальном загуле в эти выходные так и не появились. Первую половину недели я опасалась разоблачения и насмешек, но оказалось – напрасно, так же как и надеяться на возвращение на экраны сериала «Друзья». Сексмагеддон остался тайной.

Но вселенная порой ведет себя как сын проповедника с буйными гормонами. Я давно жду подлянки из-за плохой кармы, поэтому неудивительно, что на перемене я сталкиваюсь с Воном и Карсоном. Они идут вместе, Вон с учебником, а Карсон с баскетбольным мячом, вероятно, болтая о тактике защиты или какой-нибудь еще спортивной фигне, которую я и не надеюсь понять.

Несмотря на толкотню у шкафчиков, они оба замечают меня за «Грозовым перевалом», который я держу вверх ногами перед своим лицом в надежде укрыться. Аджита злорадно ухмыляется и окликает их – наверняка это сродни выстрелу в спину своей лучшей подруге, – но в этот момент я лишь благодарю бога, что у Дэнни сдвоенный урок продвинутой химии в другом конце школы и он не становится свидетелем этого неудачного стечения обстоятельств.

А ведь парни играют в одной баскетбольной команде – меня не удивило бы их желание, хоть это и отвратительно, выяснить, кто круче, но, к счастью, ни один из них явно не знает, что я переспала и со вторым. А дальше следует реакция, возникающая в дикой природе у мужских особей при виде их последнего завоевания:

Карсон: самоуверенная улыбка, фирменное нахальство и:

– И-и-изззи-и-и.

Вон: мгновенное покраснение щек, бешеное откашливание и молчание. [Вероятно, вспомнил о подушке из гусиного пуха и вновь возбудился].

– Привет, джентльмены, – невозмутимо говорю я, хотя в моей голове бьется мысль: «ОСТАНОВИСЬ, СТОП, СТОП».

Ты же помнишь, что я люблю те драмы, в которых не участвую сама? Эта ситуация определенно того жанра, который я не люблю.

Аджита, ухмыляясь в экстазе, замирает рядом со мной, вероятно, жалея, что у нее нет ведра попкорна и 3D-очков. Ее насмешливый взгляд летает между нами по очереди: она ожидает, кто первым что-нибудь скажет. На минуту повисла тишина, нарушаемая лишь хихиканьем девятиклассников, стоящих поблизости, и шелестом страниц учебника по истории, в котором так неловко роется Вон, будто это сейчас важнее, чем разговор. А затем:

– Так…

– Ты…

Мы с Карсоном вместе начинаем говорить, а затем оба замолкаем и взмахиваем руками, предлагая друг другу продолжить фразу, чего не делает ни один из нас. Это именно тот феномен, за который я и презираю телефонные разговоры.

К счастью, Вон бормочет что-то под нос, а потом извиняется и исчезает в направлении лаборатории по химии. Отлично.

Аджита, понимая, что у меня появилась возможность поболтать с Карсоном и определиться в своих чувствах, неохотно говорит:

– Увидимся на английском, Из.

А затем быстро уходит, перед этим сдавив мой локоть в знак поддержи.

– Слышал, у тебя отличная новость, – говорит Карсон, перекидывая рюкзак с одного плеча на другой. – Это круто. Всегда считал тебя чертовски смешной.

Его последние слова влияют на меня так же, как признание в любви на нормальных людей. Я превращаюсь в кашу. Особенно потому что эти слова произнесены невероятно сексуальным голосом.

– Спасибо, мужик, – удается выдавить мне, после чего я тут же жалею, что назвала его «мужик».

– Не за что. Главное, чтобы на премьере твоего фильма ты появилась со мной. – Он медленно и выразительно подмигивает, чтобы я знала, что в этой шутке есть и серьезное намерение.

Я отбиваю подачу.

– А что я за это получу?

Он поглаживает свой свежевыбритый подбородок, делая вид, что обдумывает варианты.

– Разве что-то может сравниться с удовольствием от моей компании?

– Сложный вопрос, – отвечаю я. – Мне пора идти на занятия, но дай знать, если придумаешь что-то стоящее моего времени.

Карсон так широко улыбается, что мне практически видны его миндалины, и, объективно, у него харизма кинозвезды, благодаря которой он мог бы чувствовать себя как дома на красной дорожке.

– Так и сделаю, О’Нилл. Так и сделаю.

Святой ад. Итак, мы покидаем класс после вызывающего зевоту урока, посвященного двум идиотам Кэти и Хитклиффу, и идем на улицу, где должны встретиться с Дэнни, чтобы вместе пойти на обед, как вдруг Аджита резко замолкает. Она увидела что-то или кого-то, пока не замеченного мной. Я прослеживаю направление ее взгляда.

У шкафчиков, прислонившись к ним спиной, стоит Карсон и подбрасывает баскетбольный мяч. Видимо, почувствовав наши взгляды, он тут же прекращает свое занятие – вернее, просто не ловит мяч – и идет к нам.

– Привет, – говорит он, даже не замечая Аджиту, потому что не сводит с меня взгляда. Он одаривает меня еще одной широкой улыбкой. – Я подумал над тем, что может убедить тебя появиться со мной на красной ковровой дорожке.

Я ухмыляюсь. На его рубашке виднеются капли красной и белой краски, а на ладонях – пятна синей. Должно быть, он только с урока ИЗО.

– Да? И что же…

И прежде чем я успеваю закончить предложение, он ЦЕЛУЕТ МЕНЯ!

Прямо посреди коридора!

У него потрясающий свежий вкус, как у мяты, а техника намного лучше, чем на вечеринке. Теперь он предлагает не битву языков, а что-то более ласковое и нежное. Мне нравится. Я роняю «Грозовой перевал» и прижимаю руки к его груди.

Когда он отстраняется все с той же мультяшной ухмылкой, я так и жду, что Аджита начнет аплодировать. Но вместо этого она произносит странным голосом:

– Иззи…

А затем морщится, глядя мне за спину. Я поворачиваюсь, не убирая рук от Карсона.

В дальнем конце коридора стоит Дэнни и смотрит на нас. Когда я встречаюсь с ним взглядом, он с отвращением качает головой, ударяет кулаком по ближайшему шкафчику и устремляется к пожарному выходу.

– Вот дерьмо, – говорит Карсон. Широкая улыбка исчезла с его лица. – Я не собирался влезать между вами. Вы, ребята, …

– Нет, – перебиваю я. – Это не так. Просто… все сложно.

Карсон не выглядит убежденным, но в его глазах читается облегчение.

– Отлично, – говорит он, потирая затылок. – Ну, думаю, найду тебя чуть позже?

Со слегка обескураженным видом он подбирает свой мяч и уходит. Я беспомощно поворачиваюсь к Аджите, которая на этот раз совсем не наслаждается шоу.

– Это не твоя вина, – бормочет она, поднимая мою книгу с пола. – Правда. А Дэнни, который как последний дурак избил шкафчик. Это было не круто с его стороны, и неважно, влюблен он или нет. Не вини себя, хорошо?

– Хорошо, – лгу я, зная, что буду думать об этом еще несколько часов. Я понимаю, что она права и это он хреново поступил в этой ситуации. Собственно, меня злит, что из-за него Карсон почувствовал себя дерьмом. – Может, мне написать ему? Извиниться?

Не уверена, кого я имею в виду – Дэнни или Карсона, но Аджита предполагает первое.

– Не думаю. Просто дай ему остыть. Пусть сам к тебе придет. Пойдем на обед?

Впервые в жизни я не доедаю чизбургер. И все из-за чувства вины, поселившегося у меня в животе, и первого трезвого поцелуя.

Оказаться главной героиней удивительной истории успеха действительно сложно. Аджита зовет меня снять скетч вечером, но мне нужно переписать сценарий до понедельника. Я делю замечания судей на две категории:

«Большие правки» [например, эволюция персонажей, сюжет, скорость развития событий и так далее] и «Маленькие правки» [реплики, которые можно вычеркнуть, отрывки, которым нужно уделить немного любви и внимания, и все в таком духе]. Это невероятно круто, что настоящие профессионалы пишут замечания к моему сценарию. Поначалу их критика меня слегка задевает, но, думаю, это потому, что в школе все считают критику чем-то отрицательным. А это совершенно не так. Она чертовски позитивная, и ее интересно читать и обдумывать. Например, этот эпизод растянут, а смысл этого немного не понятен – почему бы тебе не попробовать какую-нибудь другую супертехнику? Я уже многому научилась.

Сегодня вечером я планирую поработать над персонажами [в основном над главным героем – жиголо, который не меняется на протяжении всего сценария: моя ошибка], поэтому я делаю себе гигантскую кружку горячего какао с горкой маршмеллоу и приступаю к работе.

Да! Я! Работаю! На первый взгляд, это звучит абсурдно. И странно. Ведь когда тебе нравится то, что ты делаешь, это не работа. Это весело, хоть и сложно, конечно. Какое открытие. Я никогда не испытывала подобного, приступая к домашним заданиям, потому что считаю именно их тяжелой работой.

Я в ритме наклеиваю на стену над своей кроватью стикеры, находя удовольствие в том, что делаю полезное дело, а не просто занимаю пространство. А затем заполняю их чертами персонажей – как жиголо, так и его клиентки, дополняю их красочными деталями, чтобы потом вплести их в повествование и сделать героев более реалистичными и гармоничными.

Но пока я пишу, все не могу выкинуть поцелуй Карсона из головы. Я помню его в мельчайших деталях: пощипывание мяты на губах, легкий запах краски от рук, рельеф груди под моими ладонями. В моем животе трепещут бабочки.

Как я уже говорила, это был мой первый поцелуй не под влиянием алкоголя. Не то чтобы я против делать это трезвой, просто раньше так не получалось. У меня никогда не было парня и я никогда не встречала того, с кем хотела бы пообщаться после вечеринки.

[А еще, *шепотом* может быть, я не так уверена в себе, как показываю, поэтому мне нужны стимулы в виде соков «Капри-Сан», чтобы переступить через себя и страх, которому Аджита каждый раз предлагает бросать вызов.]

В любом случае, несмотря на очевидные проблемы с Дэнни, мне действительно понравилось. И очень хотелось бы повторить это в ближайшем будущем.

Но вернемся к делу. Пока я редактирую сценарий, мне попадаются несколько черт, например одержимость карьерой, которые делают главную героиню холодной и замкнутой, поэтому я начинаю составлять список того, что нужно обсудить с миссис Крэннон при встрече.

Все идет хорошо, пока не раздается сигнал моего телефона. Я почти уверена, что это снова Вон с фотографией гениталий или Дэнни с проклятиями в мой адрес, но это моя возлюбленная Аджита.

А ниже ссылка: http://izzyoneillworldclasswhore.com/

Что за фигня?

Нахмурившись, я открываю новое окно браузера, а затем вбиваю адрес сайта. И тут же жалею об этом.

Кто-то создал блог. С названием «Иззи О’Нилл – шлюха мирового класса». А ниже страницы, и страницы, и страницы сообщений о том, какая я ужасная.

Руки трясутся как у сумасшедшей, пока я прокручиваю все селфи, которые выкладывала в прошлом году, но в фотошопе на них кто-то добавил член рядом с моим ртом.

Просматриваю анонимные «признания» парней о моих отвратительных сексуальных пристрастиях, к которым я их якобы склоняла.

Читаю подробный отчет о субботнем вечере, моем Сексмагеддоне. О моих развлечениях с Воном и Карсоном могут прочитать все желающие. Но это не самое ужасное. Кто-то сфотографировал, как я оседлала Вона на скамейке в саду – судя по ракурсу, снимок сделан из кухни. Конечно, там не видно пениса или вагины, но сразу понятно, что мы занимаемся сексом.

Желчь подкатывает к горлу.

Я понимаю, что никак не скрывала свои сексуальные приключения на вечеринке. Скорее, все было в стиле «Давай будем делать это, как на канале Discovery», и Bloodhound Gang мной гордились бы, только я не совсем уверена, что это моя целевая аудитория и это считается.

Но… Черт. Тут много такого, чего никто не мог знать.

Как человек, написавший это, узнал, что секс с Карсоном длился тридцать секунд?

Как они узнали, что у меня пирсинг на сосках?

Как они узнали все детали?

Я закрыла доступ к своему блогу до того, как написала там об этом.

Все внутри холодеет. Я не знаю, что делать – смеяться, плакать или разбрасывать по столу самоклеящиеся листочки.

Кто мог так со мной поступить? Кто так меня ненавидит? Даже Дэнни и Аджита не знают обо всем. Есть вещи, о которых я не рассказывала ни одной живой душе. Как это произошло?

Кто-то влез в мою личную жизнь, но я даже не могу обдумать сейчас это. Все, что я чувствую, – колющая боль в груди, как учащенное сердцебиение, только в десять раз сильнее.

Я могла бы сделать вид, что меня это не задело… но никто не любит, когда его ненавидят.

Аджита снова присылает мне сообщение: «Ты посмотрела? Все нормально?»

Я несколько раз стирала ответ, прежде чем отправить его: «Нет. Не нормально. Абсолютно не нормально».