Глава 20. Решающая битва

– Весьма необычное местечко это Старое Озерное, – сказала Виктория, и я очнулся, как ото сна. «Весьма», «местечко», что это за нежные словечки? Нет, я все помнил, и слышал, и понимал, но как будто через несколько слоев ваты.

Застряв между реальным миром и миром, в который уже мало-мальски подготовился перейти, я все никак не мог сообразить, где оказался в конце концов. Мозг мой уже, конечно, отметил, что операция по спасению прошла успешно, что люди в камуфляже были из специальной группы захвата, а не убийцы, нанятые Анатолием, но тело, прихваченное ледяной рукой ужаса, как будто застыло и законсервировалось. Все вокруг вызывало у меня одни вопросы.

Прямо передо мной в казенном кабинете сидела моя тетка, разодетая так, будто собралась давать интервью Первому каналу: кудри, макияж, красные губы, ногти в тон. На ней был черный обтягивающий свитер, больше похожий на водолазку, джинсы с широким дизайнерским поясом, вышитым разноцветными этноузорами, и уже знакомые по корпоративу в ресторане с «Русским минералом» туфли на платформе и комарином каблуке.

Рядом с Викторией, ровно под портретом президента, сидел наш старый знакомый Борис. Борис ничем не отличался от сотен и тысяч таких же, как он, следователей из кабинетов следственных учреждений: костюм цвета «мокрый асфальт» влажно поблескивал всеми обращенными к свету поверхностями, серый галстук, безликая армейская стрижка. Борис был давним Викиным коллегой, им приходилось даже раскрывать убийства. Собственно, вот в этом и была главная странность. Работал Викин знакомый в отделе по особо тяжким преступлениям Следственного комитета, и видели мы его только в тех случаях, когда где-то имелся труп. Судя по всему, в этот раз роль несостоявшегося трупа исполнял я. Или были еще?

Не по-российски длинное и при этом пухлощекое лицо следователя было удивительно спокойно для его рода деятельности. Если отвлечься от обстановки, то Борис мог бы сойти за английского аристократа: высокие скулы, массивный подбородок, маленькие глаза. И в общем-то ничего нового в его внешности для меня не было, но почему-то сегодня несоответствие особенно резало глаза.

Слева от президентского портрета восседал помощник прокурора города, мужчина средних лет в синем мундире с отвисшими щеками и сосредоточенным взглядом карих глаз. Как бы затерто ни было сравнение, он походил на грустного пса-сенбернара. Помощника прокурора я знал, но вживую видел впервые. Справа от портрета расположились командир группы быстрого реагирования, крупный крепкий брюнет в камуфляже, и рядом с ним брюнет поменьше – Селиверстов, который, узнав о случившемся, тут же предложил свои услуги в качестве моего юридического представителя. Бесплатно.

Опустив глаза, я обнаружил у себя на животе какой-то странный ярко-розовый рулон. Через некоторое время я разобрался, что двигать могу только одной рукой, а рулон подвешен на шее. Боли я не чувствовал, зато ощущал тонкий железный привкус во рту. Все симптомы говорили о том, что в меня вкачали какое-то обезболивающее, причем это явно был анальгетик опиатной группы. Я попытался сфокусироваться, но предметы слегка двоились, что говорило в пользу моего диагноза. Итак, они засобачили мне полимерный гипс розового цвета, накачали наркотой и привезли в участок. Не самое плохое завершение моих сегодняшних приключений.

– На хозяйство «Старое Озерное» я обратила внимание еще несколько недель назад, – говорила Виктория, а мужчины сидели кружочком и слушали ее с некоторым недоумением на лицах. – По странному стечению обстоятельств именно главный герой сегодняшнего шоу, – тетка кивнула в мою сторону, – мой племянник Александр привез мне дело из этого фермерского хозяйства, где он, по еще более необъяснимым для меня причинам, проходил ветеринарную практику. Я как раз работала над делом о профсоюзе, когда Саша передал мне на анализ статьи газеты «Сельское обозрение», порочащей деловую репутацию руководителей «Старого Озерного». Сначала я не придала этим газетам никакого значения. Отложила: срок истечения давности по клевете – три года. Не горит…

Прокурор начал покашливать и крутиться на стуле, видимо, сигнализируя о том, что надо бы поближе к делу, однако Виктория взглянула на него из-под очков взглядом охотника, приметившего жертву, и он сел ровно, вспомнив, наверное, о своей школьной училке по русскому языку.

– Однако кое-что все-таки заставило меня обратить на эти газеты чуть больше внимания, – продолжала Вика. – В номере, где была опубликована статья о национальной вражде в Старом Озерном, я обнаружила ничем не примечательный на первый взгляд материал об аварии грузовика с химическими отходами на дороге к фермерскому хозяйству. А в следующей газете про старую корову была информация о том, что пустующая земля рядом со Старым Озерным скоро приобретет нового владельца…

– Что это нам дает? – осторожно поинтересовался Борис.

– Само по себе – ничего. Я ничего не могла бы понять по этим разрозненным фактам, если бы Саша не привез мне целую подшивку газет за год. Даже не знаю, зачем это было нужно, подозреваю, что это что-то из истории о пятом чувстве и тому подобных средствах измерения реальности.

Помощник прокурора передернул щеками и уставился на Викторию так, будто перед ним сидела говорящая рептилия. То же сделал и спецназовец. Мужики теряли терпение. Вика повернулась к прокурору, поправила кудри, широкой волной падавшие на ее левое плечо, и тоже посмотрела на помощника прокурора чуть более внимательным, чем было прилично для момента, взглядом, а потом поинтересовалась с самым серьезным видом:

– Понимаете, о чем я?

Прокурор порозовел до кончиков ушей и ничего не ответил. Я мысленно улыбнулся. Вика во всеоружии, можно расслабиться. Викина картинная прерафаэлитовская красота придавала и без того странным событиям какой-то еще более зловещий, условно-театральный смысл. Интересно, зачем она так разрядилась?

Следователь Борис, как и Селиверстов, уже успели привыкнуть, а остальным нужно было просто смириться, что вместо того, чтобы петь голосом, от которого за спиной колышется голубое море, а белый песок шепчет непристойности в уши кудлатым пальмам, или вместо того, чтобы уплывать на роскошной яхте в теплые страны, или, на совсем худой конец, вести кулинарную передачу, эта странная дама сидит в кабинете, пропахшем мужским потом, перед облеченными правовыми полномочиями товарищами, качает ногой в затейливой туфле и, не обращая внимания на когнитивный диссонанс вокруг, рассказывает, как она сделала их всех, вместе взятых, не слезая с собственного дивана. Мне стало весело от этих мыслей, и я рассмеялся.

Виктория посмотрела в мою сторону без тени улыбки и обратилась к Борису.

– У вас столовая открыта еще?

– Уже нет, но я тебя понял.

Я снова усмехнулся. Мне было забавно слышать их разговор: она спросила про столовую, а он что-то понял. Абсурд. Меня снова пробило на смех, сквозь который я услышал слова Бориса о курином супе и гуляше с картошкой. Это тоже было смешно.

– Сейчас, – кивнула мне тетка, а я только вскинул руки, то есть одну руку, мол, да пожалуйста. После этого мне налили крепкого сладкого чаю и дали в зубы «Сникерс». Смотрели на меня, как на говорящую собачку, и зачем-то пытались накормить. Жутко смешно. Однако я все понимал и прекрасно мог следить за ходом разговора.

– Давай по порядку, – попросил Борис, знавший не хуже меня о привычке уважаемого эксперта перескакивать.

Вика оглядела присутствующих, кивнула и продолжала:

– Земля фермерского хозяйства «Старое Озерное» прилегает к огромной ничейной территории. В наше время – непозволительная роскошь, при условии что до города менее двух часов на машине. Год назад землю отдали под социальный проект: недорогие коттеджи для бюджетников и молодых семей. Хорошее начинание, но не состоялось. Молодые семьи отказывались от ипотеки после первого же посещения этого места. Возникает вопрос – почему? В официальных СМИ была названа причина – плохие коммуникации, удаленность. Однако, как вы все знаете, это не являлось останавливающими факторами, когда строились другие поселки поблизости и даже в бо́льшем удалении от города. Значит, дело в чем-то другом.

– Эта информация тоже из газет? – снова поинтересовался Борис. Он записывал.

– Да, – ответила Вика. – Как только у меня появилось время между судами, я начала сквозную вычитку газет из Старого Озерного. Мое первое предположение было о том, что атаки на руководство колхоза в прессе как-то связаны с этой ничейной территорией. Почти год назад в местной газете проскочило еще одно сообщение об аварии. Грузовик, перевозивший промышленные отходы, столкнулся с легковой машиной марки «Форд Фокус». Пострадавших нет, но на дороге образовался затор, который ликвидировали в течение нескольких часов. Потом еще: восемь месяцев назад КамАЗ, груженный вредными промышленными отходами, не справился с управлением на скользкой трассе и перевернулся. «Для извлечения машины из кювета была задействована техника строительной фирмы, ремонтировавшей неподалеку мост. Жертв нет», – прочитала Виктория с планшета и продолжала: – Кроме этих аварий с машинами, перевозившими химикаты, в этой же местности произошли еще кое-какие странные события, тоже связанные с химией. В соседнем селе под названием Новое Озерное погибли растения на нескольких полях и на частных огородах местных жителей. Судя по всему, или агроном намудрил с подкормкой, или село закупило бракованную партию минеральных удобрений. Вот заголовки того периода: «Удобрения-убийцы», «Минерал-мутант», «Кто сжег на корню наш урожай?». Ну и в довершение праздника вот эта чудная серия статей про НЛО, которые видели в районе Старого и Нового Озерного. В заметках сообщается, что несколько местных жителей видели круглый объект, от которого исходило оранжевое свечение, и зеленых инопланетных существ на полях. Произошло это приблизительно через неделю после скандала с выжженными растениями. Ну это уже всем понятно, что такое, – торжественно заключила Виктория.

Судя по сосредоточенному вниманию на хмурых лицах, сдвинутым бровям и серьезным взглядам из-под бровей, никто из присутствующих не разделял ее радости понимания.

– При чем тут НЛО и удобрения? – мрачно спросил Борис. – Не хочешь же ты сказать, что удобрения были психотропными и местные жители надышались?

– Кто о чем, а вшивый о бане, – усмехнулась Вика. – Какие психотропные? Это же вертолет с гермокабиной!

– Вертолет? – передернул плечами помощник прокурора и метнул в Бориса взгляд, который красноречиво вопрошал что-то вроде: «Борис Андреевич, ваш эксперт вообще в своем уме?»

– Конечно вертолет, – ответила Виктория, голос ее тоже звучал удивленными нотками.

Как обычно, имея перед глазами всю картину, она недоумевала, как можно не понимать элементарных вещей по тем обрывкам информации, что она на чудовищной скорости раскидывала вокруг себя, словно обезумевшая на шесте стриптизерша раскидывает клочки собственной одежды.

Однако в этот раз запутались все, в том числе и я, состоящий при тетке в том числе и в роли переводчика с русского на русский. Вика привычно кивнула мне, мол, просим толмача на сцену, но я лишь пожал плечами: факты не соединялись, сознание еще покачивалось на волнах трамадола или чего-то вроде того. Как связаны химикаты, пустующая земля, НЛО, вертолет с гермокабиной и мое похищение, я не понимал. Вика посмотрела в мое расслабленное и, наверное, не самое одухотворенное сейчас лицо, вздохнула и продолжала:

– Вертолет с гермокабиной выглядит как сильно раздутый летающий объект. Вот фотография. С перепугу можно принять за шар. Я перепроверила, случаи были. Плюс у него распылители типа сопла. А зеленые человечки – это люди в химзащите. В полном комплекте ОЗК, как известно, даже контур человека размывается. Вот и представьте себе, раздутый тарахтящий шар и резиновые человечки в противогазах по полю прыгают… Селяне вполне могли принять за НЛО…

– Ну, при определенном градусе, конечно, – вступил прокурор.

– Хорошо, пусть вертолет. И что? – с сомнением в голосе спросил Борис.

Виктория посмотрела на присутствующих, как корова смотрит на лягушку, давая, впрочем, той секунду на то, чтобы выпрыгнуть из-под занесенного копыта. Это тоже было очень смешно, но на сей раз я сдержался. Тетке предстояло объяснять во всех подробностях – самое нелюбимое занятие нашего гения, – вот и пусть мучается! Не надо было колоть мне такую хрень, когда есть тот же новокаин. Никаких последствий, плюс к новокаину ибупрофен или диклофенак, который еще и отек снимет. Нет, я бы ни за что не стал колоть опиаты при переломе запястной кости. Что за глупость?

– Вертолеты с гермокабинами просто так, как известно, не летают, – начала Вика, вид у нее был скучающий. – Узнав о массовой гибели растений, биологи заподозрили эпидемию. Вертолет прилетел за пробами грунта. Было проведено расследование по поводу происхождения удобрений, само собой, первое подозрение пало на «Русский минерал». Однако пробы показали, что данная партия удобрений никогда не выпускалась предприятием: штрих-коды упаковки подделаны, а товар левый. Но на том все и закончилось. Прокуратурой было проведено расследование по факту оборота контрабандной продукции, но производителя партии не нашли и дело закрыли за недостатком улик. Протоколы отчетов по пробам есть в Минсельхозе, а также в материалах дела.

Помощник прокурора что-то пометил в своем телефоне, а Борис присвистнул и заговорщицки подмигнул мне:

– Колись, Саша, про вертолет с гермокабиной – ты ее надоумил?

Было жаль рушить его последнюю сексистскую надежду, но справедливости ради я был вынужден отрицательно помотать головой. Про гермокобину Вика тоже выяснила без моей помощи. Не знаю уж, как, при ее-то технических познаниях.

– Ладно, хорошо, – размышлял сам с собой Борис. – Кто-то наладил левое производство удобрений. Интересно. А где сырье брали?

Следователь медленно поднял голову и внимательно посмотрел на Селиверстова. Юрист «Русского минерала» молчал и сидел с видом католического священника в тот момент мессы, когда он отдыхает на лавочке сбоку от алтаря, предоставив место на кафедре прихожанам, читающим отрывки из Библии. Я как-то удосужился посмотреть передачу рождественской службы в католическом соборе, что на Малой Грузинской улице в Москве, так будьте уверены, своим невинным взглядом Селиверстов мог бы посоперничать с католическим падре. Борис шумно втянул носом воздух, как гончая, взявшая след, и снова уставился в свои записи, а Виктория продолжала:

– Грузовики с производственными отходами и химикатами на борту в этом районе не редкость. Но никто, даже полиция, не знает о том, что эти рейсы имеют регулярный характер. Все потому, что машины с химией тщательно скрывают: никаких опознавательных знаков – «опасный груз» или «химикаты», – никаких лишних остановок, чтобы не возникло соблазна проверить содержимое цистерн. Узнать о содержимом кузовов удается только в результате случайности: авария, несчастный случай. Как бы то ни было, тайно или явно, но все они едут в одно определенное место. Я сразу подумала о той пустующей территории, на которой почему-то отказались строиться молодые семьи. Итак, крупнейший в области завод минеральных удобрений, катастрофы на полях, некачественная партия минеральной подкормки, отказ молодых семей обживать землю, НЛО, оказавшееся вертолетом с гермокабиной, и наконец – атака на руководство фермерского хозяйства «Старое Озерное», которое находится в непосредственной близости от этой пустующей территории… Сейчас схема ясна? Господин Селиверстов, что находится в этом пустом квадрате?.. – Виктория вывела на экран монитора карту местности и показала на пустующее поле.

Все взгляды устремились на юриста «Русского минерала».

– Черт. – Селиверстов смотрел на карту, то ли изображая недоумение, то ли и вправду удивляясь. – Здесь находится наш могильник. Но могильник давно закрыт…

– Все верно, – прервала его Вика. – Я подняла документацию «Русского минерала». Пустая территория рядом со «Старым Озерным» – это действительно бывший заводской могильник. Известно, что у каждого большого завода, тем более химзавода, есть некондиционная продукция, которая не годится в производство и которую необходимо утилизировать. Как раз один из таких бункеров с некондицией не так давно закрыли, потому что он заполнился. Завод открыл новый могильник для захоронений, а старый резервуар замуровали. Кстати, это герметичный бетонный бункер, так что опасности для жизни земля не представляет, но непосредственно на ней жить все-таки страшновато, потому молодые семьи и отказывались строиться там. Вот только истинную причину отказа власти называть запретили.

Однако могильник был слишком интересен некоторым околозаводским структурам, чтобы его оставили в покое так просто. В охране могильника тут же появились люди, поставленные профсоюзом «Единый фронт», который возглавляет господин Жильцов. Собственно, именно для этих мероприятий и финансируется профсоюзная газета и сам профсоюз в целом. Это такой способ вербовки людей с завода. Кого-то подкупали, кого-то запугивали. На этом жила целая преступная группа. Я ошиблась, Владислав Юрьевич, это не было рейдерским захватом, завод и так в их руках. Они не портили репутацию руководства для того, чтобы впоследствии поставить своего человека. Это им совершенно не нужно. Бандиты преследовали другую цель: чтобы ставленники Москвы долго не задерживались. Чем чаще меняется руководство, тем больший на заводе бардак, тем больше можно с завода вынести. Таким образом, цель профсоюзной газеты – постоянно создавать иллюзию борьбы, заставить московское руководство верить в то, что каждый новый ставленник ворует не меньше, чем предыдущий. А пока меняют руководство, пока новички вступают во владение, завод как грабили, так и грабят. Все очень просто и, я бы даже сказала, не лишено известного изящества. Итак, имея своих людей в охране могильника, пломбу могильника бандиты вскрыли. Однако организовать производство там же, что называется, не отходя от кассы, было затруднительно из-за контроля этой территории со стороны «Русского минерала» и надзорных органов. Поэтому легко предположить, что производство по переработке брака из могильника будет расположено где-то недалеко, но в более глухой местности. Итак, нашим химикам была нужна территория могильника и дороги, к ней ведущие. А что у нас находится на пути к асфальтированной трассе и, в сущности, является единственной преградой для независимого проезда к могильнику? Правильно – хозяйство «Старое Озерное», которое бандиты решили купить задешево, предварительно сбив цену с помощью дискредитации в прессе. Дальше вычислить, где находится подпольный цех по производству продукции из бракованного сырья, было не так трудно. Процесс размышлений сильно подстегнул звонок Валеева. Сегодня утром главный ветеринарный врач «Старого Озерного» сообщил, что Жильцов с подельником увезли Сашу в неизвестном направлении. В общем, все срослось. От Валеева я узнала, какие в районе есть барыги, торгующие дешевой агрохимией. Он с ходу назвал мне три точки. Две из них, по данным ЕГРАЮЛ, аффилированы с дочками от «Русского минерала»…

После этого заявления Виктории в комнате оживились. Селиверстов побледнел и тут же вставил длинное «э-э-э», которое плавно перетекло в развернутое заявление о том, что уважаемый эксперт позволяет себе ни на чем не основанные суждения о связи «Русского минерала» с какими-то левыми производителями химии. И он просил бы воздержаться от подобных необдуманных высказываний, тем более в столь представительной компании.

В свою очередь Борис что-то быстро отметил в своем блокноте и иронично заметил, что будь он сам сейчас на месте Владислава Юрьевича, он не стал бы акцентировать внимания на словах уважаемого эксперта, потому что если эти фирмешки действительно имеют отношение к «Русскому минералу» и его руководству, то проверки им не избежать.

– Учредители-то этих фирмешек, наверно, все из ваших? – подмигнул Борис Селиверстову.

– Это вряд ли, – процедил тот, сменив, однако, на лице несколько контрастных цветов, после чего разговор продолжился.

– А вот третья фирма, это уже было кое-что поинтересней, – снова вступила Виктория. – Третья фирма зарегистрирована на тех же людей, что и транспортная компания, которой принадлежал грузовик с химикатами, перевернувшийся полгода назад. Эта же фирма арендовала склады рядом с могильником, куда, кстати, и вела та самая дорога, где зафиксированы аварии с грузовиками, перевозившими химикаты. Тут ошибиться сложно – дорога ведет либо к психоневрологическому диспансеру закрытого типа, либо к этим складам.

Так мы тебя и нашли, – обратилась ко мне Виктория. – Вовремя ты, конечно, решил Валеева навестить.

Она наконец замолчала. Присутствующие в комнате, за исключением начальника группы захвата, который с непрошибаемым лицом наблюдал за покачивающимися в окне ветками елки, напряженно молчали, переваривая услышанное. Помощник прокурора сосредоточенно набирал что-то крупным пальцем на экранчике своего смартфона, а Селиверстов уткнулся в планшет. Первым ожил Борис:

– То есть ты с самого начала знала, что атаку в прессе на завод и на Старое Озерное организовали одни и те же люди? – сказал он, не поднимая глаз от своих записей.

Тетка неожиданно страдальчески закатила глаза:

– Вот не сыпь мне соль на рану, Борь! Я должна была сразу обратить внимание на идентичность речевых манер и в профсоюзной, и в колхозной газетах. Очевидно, что статьи писал один человек. И там, и там для автора логика не является инструментом достижения результата. И там, и там главная задача – бить по инстинктам и эмоциям. Основная стратегия – запугивание, брань, дискредитация. Никаких аргументов – чистая демагогия. Отсюда вал негативных оценок, ярлыки вроде «воры» и «мошенники», апелляция к аморальному поведению, даже набор негативных эпитетов тот же самый: «тупой», «бесхозяйственный», «непрофессиональный», «неграмотный», «наглый». Синтаксис, наконец… Я должна была прогнать тексты на вычисление индекса Шлисмана и Флеша… Ну, если коротко, то это количественные показатели, по которым можно составить характеристику личности автора текста. Они бы выявили, что это один человек. К тому же Сашка из деревни привез страшилку про кислотного человека, который хватает на пустыре людей и превращает их лица и тела в кровавые язвы. Такой промышленный фольклор на пустом месте в сельской местности не рождается. Наверняка в деревне видели какую-то активность на могильнике. Да, сознаюсь, я должна была вычислить это раньше. Но не вычислила.

Сеанс самобичевания прервал курьер с термосумкой. На пару минут я потерял нить разговора: оказывается, я так хотел жрать, что выпил суп в считаные секунды. Это было спасение, потому что двоение в глазах прекратилось почти сразу и мысли мои приобрели более стройные очертания.

– Трудно предположить, что профсоюзники и фермеры могут оказаться так тесно связаны… – утешал тем временем Борис Викторию.

– Что-то не припомню, чтобы у бандитов бывала узкая специализация, – съязвила тетка и добавила: – Невозможно – это про надевать штаны через голову… и то.

На этой многозначительной фразе она замолчала и по обыкновению задумалась о чем-то своем.

– Если бы не твоя акустикофобия, не знаю, нашли бы мы тебя живым или нет, – вдруг обратилась ко мне Вика, рассматривая, как я поедаю гуляш пластмассовой вилкой.

– Фощему?

– Потому что, когда ты потерял сознание, у Круглова появилось время на раздумье, а у нас – время на поиски.

В следующую секунду она резко встала и вышла из кабинета. Как всегда, ее реакции были непредсказуемы, я не знал, что лучше: идти за ней или оставить в одиночестве. Однако Борис взглядом показал мне на дверь, и я поспешно выкатился следом. Вика стояла возле окна, отвернувшись.

– Надо же, какая полезная оказалась аномалия, – отозвалась она, как только услышала мои шаги за спиной. – Даже не знаю теперь, лечить тебя или так оставить?

Она не поворачивалась, я не видел лица, но голос Вики непривычно дрожал. Мне хотелось сказать ей, что мы оба, получается, немного аномальные и что, видимо, это генетика и лечить нас совершенно бесполезно, только портить. Тут нужны были какие-то веселые и оптимистичные слова, потому что все закончилось хорошо, но такие слова почему-то никак не подбирались. Не зря лингвисты говорят, что наше мышление шире нашего языка. Возможно, на английском или на французском мне удалось бы что-то сформулировать, но по-русски получилось только встать рядом и легко приобнять тетку за плечи здоровой рукой.