Глава 8

Дальние границы: Начало XVIII династии (ок. 1550–1375 до н. э.)

Прошло около века, пока египтяне ранней XVIII династии нашли ответ на вопрос о том, стоит ли возвращаться к былому процветанию в изоляции. Вероятно, они сами не осознавали насущность этого вопроса, однако, как мы увидим, в египетской политике 1500 г. до н. э. существовали разные направления. Конечно же на официальном уровне Египет никогда не менялся – он всегда возвращался к дарованным богами принципам. Любые новшества в государственной политике представлялись как часть миропорядка, определявшего судьбу страны с начала возникновения государства.

Внешне культура начала XVIII династии продолжилась именно с того момента, где она оборвалась при царях XII династии. Существует даже мнение, что культурная традиция вообще не прерывалась во время Второго переходного периода. Архитектура и изобразительное искусство повторяли прежние формы. Форма небольшого храма, окруженного колоннадой, копировала более ранние постройки, а знаменитый храм Хатшепсут был переработанной моделью храма царя XI династии Ментухотепа (фото 19б). С первого взгляда рельефы начала XVIII династии мало отличаются от изображений, сделанных при правителях XII династии. Несмотря на незначительные вульгаризмы, встречающиеся в цитировавшейся выше надписи Камеса, в целом большинство текстов составлено на правильном среднеегипетском языке. В своих гробницах чиновники стали снова изображать сцены успешной и радостной жизни и ее продолжение в загробном мире. В этом отношении не видно никаких существенных изменений.

Однако с самого начала правления царей XVIII династии прослеживается новая тенденция. Прежняя умиротворенная сосредоточенность на жизни Нильской долины уступила место идее расширения границ в Азии и в Африке. Теперь уже египтянам недостаточно было просто демонстрировать иноземцам превосходство своей культуры, обеспечивая тем самым себе преимущества в торговле. Иностранцы, которым необходимо было оказывать покровительство ради их собственного процветания и во благо Египта, оказались «изменниками». Царь должен был преподать им хороший урок послушания на их собственных землях.

Яхмос I изгнал гиксосов из Египта. В каменоломнях сохранилась надпись, датированная двадцать вторым годом его правления и относящаяся к изображению огромного каменного блока, который тянут волоком шесть быков. Надпись гласит: «Камень был перемещен быками, которые его [величество?] пригнал [из?] земель Фенеху», то есть Финикии. Несмотря на то что позиции египтян в регионе были достаточно сильны, походов в одну лишь Палестину было уже недостаточно. В XVI в. до н. э. были разрушены Тель-эль-Аджул, Бейт-Шемеш, Силом и Бейт-Цур, однако «измены» происходили не только в Палестине. Они распространились до Нахарины, района в Северной Сирии. Задолго до 1500 г. до н. э. царь Тутмос I совершил поход в Нахарину, где установил победную стелу у Евфрата. Отныне Египет внимательно следил за ситуацией за своими пределами.

В текстах XVIII династии есть незначительная, но примечательная особенность. В другие времена вооруженные силы называли «армией его величества», «отрядом [бога] Амона» или схожими именами, в которых отражается подчинение войска божественному полководцу. И лишь в этот период, отмеченный первыми победами, египтяне называли армию «нашим войском», чувствуя свою сопричастность к походам. Стремление отомстить, ликование от освобождения, жажда наживы и обретение силы сделали этот период исключительно националистическим и полным патриотизма. Это были не просто походы фараона, каждый житель Египта принимал участие в общем деле.

Против кого они выступали? У нас нет уверенности в том, что азиаты, против которых совершались походы в Палестину и Сирию, были тем же народом, что завоевал и унизил Египет. Но, судя по текстам, мотив отмщения просуществовал длительное время. На обелиске Тутмоса III, возведенном более чем через столетие после изгнания гиксосов и ныне стоящем в Центральном парке Нью-Йорка, царь называет себя «поразившим правителей иноземных стран, [которые] напали на него». Пересказывая историю о Синухете, мы упоминали, что фраза «правители иноземных стран», хекау хасут, стала этимологической основой названия гиксосы. В схожей манере царь Аменхетеп II хвалился тем, что «никто из его армии, из хекау хасут или правителей Речену [Сирия – Палестина] не мог согнуть его лук». Различие между двумя типами азиатов имеет смысл делать только в том случае, если одни из них олицетворяли прежних покорителей Египта, которые, собственно, и познакомили Ближний Восток с композитным луком.

Около 1470 г. до н. э., когда Тутмос III предпринял ряд военных походов для основания и укрепления Египетской империи в Азии, основным врагом Египта стал город Кадеш-на-Оронте, ставший центром сопротивления египетским силам. Кадеш располагался в центральной равнине между Ливаном и Антиливаном, он был окружен земляными фортификациями гиксосского типа. Неподалеку находился Тель-эс-Суфинет-Нух с еще большим гиксосским лагерем, и в 56 километрах от него была Катна, самый большой из всех лагерей. Как можно заключить из источников, египтяне не удовлетворились изгнанием гиксосов из Египта, но яростно преследовали их еще на протяжении более сотни лет. Если это предположение верно, то можно утверждать: прежняя политика самоизоляции Египта подошла к концу.

Однако создание Египетской империи началось не сразу. Усилия первых трех поколений после изгнания гиксосов были направлены на восстановление страны. Военные походы в Азию под предводительством Яхмоса I, Аменхотепа I, Тутмосов I и II являлись по сути карательными, а не завоевательными кампаниями, которые к тому же не были регулярными: эти цари еще не стремились превратить Азию в подчиненную провинцию. Более основательной была военная политика Египта в Нубии и Судане; поскольку эти территории были завоеваны еще царями Среднего царства, следовало отвоевать их, так как они были необходимы для ведения торговли с югом и золотодобычи. Армия Тутмоса I продвинулась южнее третьего порога Нила, и можно с уверенностью говорить, что расширению египетских границ за счет Азии при Тутмосе III предшествовало основание империи в Африке.

Несомненно, основные силы государства были направлены на ведение внутренних дел. При гиксосах фиванский царь был данником, управлявшим лишь южной частью страны. Теперь же было необходимо полностью восстановить управление Обеими Землями, включая учреждения, службы и весь государственный аппарат, который бы следил за сельским хозяйством, ирригацией, сбором налогов, логистикой, торговлей с иноземными странами и т. д. Торговому флоту при поддержке (или выполняющему также функции) военного флота предстояло наладить контакты с азиатскими и средиземноморскими городами, которыми управляли неизвестные новые правители. Было необходимо построить и наладить систему гражданской и религиозной бюрократии. И, что было наиболее важным с точки зрения египтян, было необходимо умилостивить богов новыми храмами и службами.

«Правили они без Ра, и он не давал божественных приказов вплоть [до правления] моего величества» – так отзывалась царица Хатшепсут о владычестве гиксосов в Египте. Божественное управление государством имело в Египте важнейшее значение. Эти отношения были двусторонними: если царь не советовался с богом, то бог переставал управлять государством. Для того чтобы поддерживать связь с богом, царь выполнял функции верховного жреца всех богов. Поскольку фараон сам обладал божественной сущностью, он был идеальным посредником между богами и смертными. Мы не знаем, каким способом фараоны узнавали волю богов до правления царей XVIII династии. Вероятно, они искали способ духовного воссоединения, благодаря которому бог мог бы посоветоваться с другими богами и объявить свою волю как всевышний указ, подлежавший исполнению по всей стране. В эпоху империи была разработана целая система получения божественных наказов. Бог мог являться во сне, как в случае с Тутмосом IV, которому было приказано расчистить статую великого сфинкса от песка. Бог мог изъявить свою волю и зримым чудом, таким как, например, избрание Тутмоса III на царство. Наиболее распространенным средством было обращение царя к находившемуся в храме или странствовавшему в переносном ковчеге богу, который милостиво изъявлял свою волю посредством оракула. Так, Амон-Ра из своего святилища в карнакском храме приказал Хатшепсут отправить торговую экспедицию в страну Пунт. «Величество дворца испросило совета пред ступенями Владыки богов. И услышала [она] повеление от Престола великого, наказ самого бога искать пути в Пунт, исследовать дороги к мирровым вершинам». Далее следует прямая речь самого бога. Сегодня нам интересно лишь то, что происходило в святая святых, когда царь, возможно лишь в сопровождении верховного жреца Амона, получал божественные указания. Более поздние тексты упоминают видимые знаки, которые давал бог, – «кивок» для утвердительного ответа и отсутствие реакции или «отступление» для отрицания. Возможно, что богу задавали вопросы, требующие однозначного ответа, или перед его статуей клали несколько вариантов, из которых бог мог сделать определенный выбор. У древних не было склонности к современному агностическому любопытству; они считали чудо способом, посредством которого боги выражали свое удовольствие.

Судя по источникам, начиная с правления царей XVIII династии боги стали играть более активную роль в управлении Египтом. Возможно, это утверждение не совсем верно, поскольку мы не обладаем достаточными данными, относящимися к более раннему времени. Тем не менее у нас есть фактическое подтверждение нашего тезиса: храмы богов увеличились в размерах и приобрели большее значение в период расцвета империи, и этот процесс начался до наивысшего расцвета империи при Тутмосе III. Удар по национальной гордости, нанесенный владычеством гиксосов, мог привести к чувству неопределенности, в результате которого египтяне обратились к своим богам за поддержкой. Если наше утверждение верно, то оно может объяснить столь сильно возросшую власть богов и их жречества.

Поскольку большая часть наших источников происходит из Верхнего Египта, мы узнаем в основном о возвышении культа бога Амона над культами других богов. Тем не менее и другие тексты полностью подтверждают невероятное могущество бога Амона-Ра Карнакского. На исходе Второго переходного периода фиванские цари стали освободителями от нечестивых поработителей, а их бог был прославлен как «царь богов». Незримый и вездесущий бог воздуха, прозванный Сокрытым, он беспрепятственно стал покровителем растущей империи и вселенским божеством, когда вслед за военными успехами его культ вышел за пределы Египта. Амон, чьи храмы располагались рядом с царскими дворцами, стал самым близким соратником фараона как правящего бога Египта. С течением времени возросшее значение культа бога Амона стало причиной серьезнейших политических сложностей. Они выражались в борьбе за власть между верховым жрецом Амона и целым рядом политических конкурентов: верховными жрецами других богов, визирями, военачальниками и наконец, с самим фараоном.

В действительности это противостояние не было очень заметно из-за совмещения функций и взаимосвязей чиновников. Совершенно определенно, что борьбы за власть между церковью и государством в нашем понимании этого явления не было. Из-за возраставших проблем, связанных с управлением растущим государством в Египте, был создан тщательно продуманный чиновничий аппарат и развивалась бюрократия, при которых светская и религиозная стороны жизни были слиты воедино благодаря приближенным фараона и верховным сановникам. Это было государство, в котором светская составляющая не мыслилась без религиозной.

У народа с низким уровнем грамотности, у которого чтение и письмо являются инструментами в работе светских или религиозных властей, количество квалифицированных чиновников относительно невелико и в большинстве случаев этим родом деятельности занимаются люди, происходящие из определенного круга аристократических семей. Даже когда государство быстро расширяется и существует необходимость в большем количестве чиновников, получение опыта работы на высших уровнях является редкой возможностью, поэтому существует тенденция сохранения высших должностей за относительно маленькой группой людей. Подобная ситуация сложилась и в Египетской империи.

Сановниками во времена фараонов были верховный жрец Амона-Ра, визирь Верхнего Египта, визирь Нижнего Египта и «царский сын Куша», или наместник царя в Эфиопии. Человек, занимавший последнюю из перечисленных должностей, должен был выполнять три функции: от имени царя управлять Африканской империей, нести ответственность за золотые рудники Нубии и командовать армией в Африке, а фараон занимался расширением границ империи в Азии. Должность наместника часто занимал наследный царевич, таким образом готовившийся в будущем занять престол.

Сохранение должностей внутри нескольких приближенных к царю семей и взаимосвязь высших постов могут быть проиллюстрированы двумя или тремя примерами. Хапусенеб, визирь Верхнего Египта, служивший царице Хатшепсут, получил свою должность от деда. Он же, как и прадед, служил верховным жрецом Амона. Рехмира, визирь Верхнего Египта при Тутмосе III, наследовал должность, которую до него занимали дядя по отцу и дед. Некий Тутмос занимал должность визиря Нижнего Египта, а его сын Птахмес стал верховным жрецом Птаха в Мемфисе.

Иногда чиновник занимал несколько должностей, и в этом случае его называли «владыкой всего остального». Подобной фигурой был фаворит Хатшепсут, Сененмут (фото 19а), получивший небывалую власть, но при этом не занимавший ни одну из высоких должностей. Он был «воспитателем царевны-наследницы Нефрура, хранителем печати, начальником дворца, сокровищницы, дома Амона, житниц Амона, «всех работ Амона» и «всех работ царя».

Догма о том, что царь единолично представлял собой государство, сохранила формальный статус, однако делегирование полномочий надежным чиновникам было крайне необходимо в подобном государстве со сложным аппаратом. Нам известно много о функциях и полномочиях визиря Верхнего Египта из текстов Рехмиры и некоторых других визирей этого периода. Мы не будем углубляться в его обязанности и полномочия, но отметим, что он каждый день представлял доклад непосредственно самому фараону, являлся главным судьей страны, отвечал за налоги в Египте и дань из иностранных стран, надзирал за общественными работами и ремеслами народа и т. д. Фараон справедливо называл его «поддерживающей опорой всей страны». Существует, однако, одно замечание, которое следует сделать в связи с его должностью главного судьи. Согласно источникам, в его распоряжении не было записанного и кодифицированного свода законов, к которому он мог бы обратиться при выносе вердиктов. Мы должны отказаться от теории о том, что в зале суда перед визирем лежали сорок свитков с записанными на них законами; теперь известно, что это были сорок кожаных плетей, символизирующих его власть. Таким образом, в нашем распоряжении нет свидетельств о том, что на протяжении больше 750 лет, до времени правления Бокхориса, представителя XXIV династии, в Египте существовали своды законов. Визирь действовал в соответствии с правовыми обычаями, выраженными в приказах фараона, обладавшего тремя священными качествами – ху, сиа и маат, властью, пониманием и справедливостью. Несомненно, существовали царские указы для урегулирования конфликтов в особых случаях и, конечно, правовые прецеденты, однако в Египте не было ничего подобного месопотамским подробным писаным сводам законов, выставлявшимся на всеобщее обозрение как символ справедливого правосудия. В Египте же закон устанавливался обожествленным царем, и считалось, что каждого человека, подавшего жалобу, ждет справедливое решение.

По этой причине визирь должен был оставаться честным при вынесении решений. «…Вот инструкция; ты должен соблюдать ее: ты должен смотреть на того, кого ты знаешь, подобно ему, который далек от твоего дома. Что касается чиновника, действующего подобным образом, то он будет процветать здесь на своей работе». Визирь может не ожидать того, что «ему придется внимательно относиться к знати и чиновникам, но он должен выделять крестьян среди всех остальных людей», потому что «что касается чиновников, которые у всех на виду, то ветер и вода докладывают им относительно всех его действий, поэтому его действия не могут быть неизвестны». Визирь обладал огромной властью, к нему должны были относиться с огромным почтением (в источниках это отношение называют «страхом»), но его целью была справедливость, а не погоня за деспотической властью. «Внушать страх самого себя, так чтобы люди боялись тебя. [Настоящий] чиновник – это тот, которого люди боятся, потому что настоящий ужас чиновника – это то, что он должен судить. Но если человек [просто] внушает страх самого себя миллионы раз, то что-то с ним не так по мнению людей, и они не скажут: «Что ж, он – человек!» Для того чтобы вершить правосудие подобного рода, которое мы называем патернализмом, необходимо было правильное соотношение власти и сопереживания.

Благодаря такому делегированию полномочий фараон мог совершать военные походы за пределами страны и создавать империю. Однако египтяне сочетали активную политику расширения границ влияния и сохранения империи с сохранением прежнего изоляционистского самодовольства. Первые представители XVIII династии продолжали проводить ставшие уже традиционными карательные походы в Азию, но не присоединяли завоеванные страны к Египту. Затем началась борьба между владыками, которая также была столкновением принципов и политики. Источники, в которых содержится информация об этом периоде, известном как междоусобица Тутмосидов, сложные и неясные, но, возможно, мы можем примерно определить, что происходило на одном из этапов борьбы за власть. Тутмос III, вероятно, был достаточно юн, когда унаследовал трон после смерти своего отца. В последующем он сумел доказать, что полон энергии и обладает прекрасными способностями к управлению страной. Однако на протяжении первых 22 лет своего правления он находился в тени, так как трон был узурпирован его выдающейся теткой и мачехой Хатшепсут. Она обладала такой властью, что в текстах ее перестали называть «великой женой царя» и наделили всеми титулами и атрибутами царя. После этого борьба за власть в Египте шла между Хатшепсут и Тутмосом III, причем последний находился под строгим контролем до того, как на двадцать втором году правления внезапно стал единоличным правителем страны.

Хатшепсут и Тутмос III проводили совершенно разную политику. В правление царицы не было военных походов; фараон же стал великим завоевателем и основателем империи. Ее заслуга заключалась во внутреннем развитии Египта и в торговых отношениях, а его – во внешней экспансии и военных походах. Это был конфликт между старой концепцией Египетского государства, изолированного и высокоразвитого, жителям которого не было дела до других стран, так как ни одна из них не сумела бросить достойный вызов Египту, и новой концепцией государства, которое должно было показать свое превосходство посредством захвата иностранных территорий и управления ими. В царствование Хатшепсут экспансия осуществлялась в сферах торговли и культуры, что с материальной точки зрения было выгодно обеим сторонам. Тутмос III был сторонником политики военного и политического империализма, позволявшей ему обеспечить безопасность внутри страны путем расширения ее границ, а также благодаря собственным армии и флоту контролировать торговлю с сопредельными странами. Политика империализма положила конец изоляции Египта, а также сильно повлияла на египетское мышление и в конечном счете положила конец исконно египетской культуре.

Мы считаем, что у этих двух царей был выбор, который они в итоге сделали. Сторонники Хатшепсут пошли по пути наименьшего сопротивления, выбрав изоляционизм, характерный для Египта в прошлом, а сторонники Тутмоса III начали проводить новую международную политику. Три поколения, которые сменились после победы над гиксосами, уделяли пристальное внимание военным походам в Африку и Азию. Особенно активно их проводили цари Яхмос I и Тутмос I, чьи нерегулярные походы служили напоминанием азиатам и африканцам, что Египет не следует атаковать. Видимо, Хатшепсут решила сделать перерыв в этой отчасти хаотичной деятельности, сторонясь военной активности и концентрируясь на мирных целях. Тутмос III отверг этот пережиток прошлого, совершая военные походы регулярно и целенаправленно.

Мы не обладаем достаточным количеством информации о людях, входивших в два разных лагеря этих правителей. Можно предположить, что царская семья была разделена, Хатшепсут поначалу командовала Тутмосом III, который одновременно был и молодым, и сыном фараона от второстепенной жены, что армия, пребывавшая в том состоянии, в каком она существовала в то время, выступала за расширение границ страны, а чиновники заняли сторону Хатшепсут и выступали за внутреннее развитие страны. Еще одной важной политической силой в Египте было жречество. Тутмос III говорит нам о том, что в отрочестве его избрал в качестве будущего фараона сам бог Амон, поэтому вероятно, что будущего империалиста поддерживали жрецы этого бога. Нам ничего не известно о симпатиях служителей других богов. Однако значительным может быть тот факт, что Хатшепсут подчеркнула, что она была первой, кто восстановил египетские храмы после правления гиксосов, и многое построила во славу Амона. Такое заявление можно трактовать как попытку переманить жречество на свою сторону. Показательно, что Хапунебу, визирь царицы, одновременно занимал пост верховного жреца Амона, что позволяло держать под контролем чиновников и жречество.

Хатшепсут дала Египту процветание вместо завоеваний новых территорий. Она построила свой прекрасный заупокойный храм в Дейр-эль-Бахри и небольшой долинный храм, а также маленькие святилища в Мединет-Абу и у второго порога Нила. По ее приказу из асуанских каменоломен были доставлены огромные обелиски, которые установили в храме Амона в Карнаке. Она также построила святилище для Амона и восьмой пилон в Карнакском храме. Для самой царицы были подготовлены две гробницы в горах к западу от Фив. Подобная масштабная деятельность сильно отличалась от не очень активного строительства, которое велось до ее правления. Вероятно, она использовала значительную рабочую силу, набранную в номах. Чрезвычайно важно то, что ее любимец Сененмут был «начальником всех работ» и архитектором.

В своей зарубежной политике она придерживалась традиционной модели. Строительная деятельность, которая велась около второго порога Нила, была необходима для получения золота с юга. Кроме того, царица вела работу на синайских рудниках. Больше всего Хатшепсут гордилась торговой морской экспедицией в страну Пунт – землю южных благовоний, возможно находившуюся на территории современного Сомали и Аравии Феликс. В храме в Дейр-эль-Бахри основную часть композиции занимает сцена с отправкой пяти больших судов вместе с товарами из Египта – украшениями, инструментами и оружием. Эти же корабли возвращаются с мелким рогатым скотом, обезьянами, благовониями, слоновой костью, миррой и редкой древесиной. Пребывание египтян в стране Пунт показано на одной из сцен подробно и с юмором. Местные жители хвалили египетских моряков, поражаясь их смелости: «Как вы достигли той страны, которую не знает ни один человек? Пришли ли вы путями неба или земли или приплыли по морю? Как счастлива земля бога [Пунт], по которой [сейчас] вы ступаете, как по земле Ра!» Правителя Пунта сопровождает его супруга, изображенная огромной и тучной, а за ней следует кроткий маленький осел, над которым расположен лаконичный текст: «Осел, который перевозит его супругу».

Экспедиции в Пунт отправляли и до этого, и они будут продолжаться в будущем. Необычайное внимание, которое уделяли подобным походам, связано с тем, что такая политика способствовала активному развитию отношений Египта с его союзниками, и при этом он не контактировал с неприветливыми азиатскими странами, которые, как считалось, должны были страдать от этого. Хатшепсут продемонстрировала, что мирная и толерантная политика прошлого имеет право на существование.

Конец правления Хатшепсут настал внезапно после ее семнадцатилетнего пребывания на троне. Мы не знаем, что случилось на самом деле. Возможно, царица умерла естественной смертью, а ее сторонники потерпели крах, когда остались без ее поддержки. Или, быть может, она была свергнута в ходе государственного переворота. Во всяком случае, разъяренный Тутмос III начал мстить. Его сторонники, к примеру, ворвались в храм в Дейр-эль-Бахри, разрушили статуи царицы и отправили их на близлежащие каменоломни (фото 18а). Упоминания о любимом архитекторе Хатшепсут Сененмуте вовсе пропали из источников. Некогда он воспользовался своим положением, тайно поместив собственные изображения в сценах моления на рельефах храма царицы. Они были расположены таким образом, что были спрятаны за открытыми дверями. Их уничтожили приверженцы нового правителя. Гробницу, которую Сененмут искусно разместил над храмом в Дейр-эль-Бахри, осквернили и предали забвению. Исчезновение сторонников царицы было внезапным и жестоким.

Почти незамедлительно Тутмос III отправился подавлять мятежи и расширять границы страны. Он взошел на трон примерно 1 февраля 1468 г. до н. э. и через семьдесят пять дней, в середине апреля, уже собрал свою армию и повел ее вдоль суэцкой границы. «Величество его незамедлительно занялся делами в Джахи, чтобы покарать изменников, которые были там, и наградить тех, кто был предан ему».

С точки зрения египтян, в Азии действительно было «восстание». Мы можем лишь догадываться, послужила ли смерть Хатшепсут поводом для возникновения азиатского альянса против Египта, или этот союз был причиной ее падения, или эти события произошли одновременно. Так или иначе, правитель Кадеша-на-Оронте прибыл в город Мегиддо в Палестине и там собрал триста тридцать князей («каждый из них имел свою собственную армию») для того, чтобы защитить путь в Мегиддо от фараона. Число союзников-князей свидетельствует о раздробленности на территории Сирии и Палестины в это время. Они могли управлять лишь небольшими городами-государствами с «войсками», состоявшими из людей чуть более умелых, чем простые стражники. На территории около Мегиддо было невозможно дислоцировать крупные войска. Результат битвы показал, что азиатский союз оказался крайне неэффективным, и, как мы можем догадаться, «князья» были чересчур независимы для того, чтобы создать единую армию.

Крупный торговый путь, игравший важную роль для Сиро-Палестинского региона, входил на территорию так называемого Плодородного полумесяца в Газе на юго-западе Палестины, затем шел на север через побережье и равнину Шарон, пересекал горную гряду Кармель, за которой простиралась Изреельская долина, где стоял Мегиддо. После этого он разделялся и шел по берегу Финикии, центральной долине Сирии или отдаленным районам у Дамаска. Следовательно, город Мегиддо имел стратегическое значение, которое сохранялось на протяжении всей истории. В Откровении Иоанна Богослова сказано, что данный город, названный там Армагеддоном, станет местом последней битвы. Правитель Кадеша сделал мудрый выбор ради собственной выгоды. Он созвал огромную коалицию городов-государств с их князьями, они прибывали в «своих колесницах из золота и серебра, которые были отполированы» и разбивали лагеря с роскошными шатрами, оснащенными предметами с прекрасно выполненной инкрустацией. Одержав победу, Тутмос III захватил около тысячи колесниц, что свидетельствует о размерах азиатского союза.

Фараон был энергичным, о чем свидетельствует то, что его армия преодолела 150 миль между египетской границей и Газой всего за десять дней. Необходимость соблюдать безопасность и логистика замедлили прогресс, поэтому потребовалось еще одиннадцать дней для прохождения 80 (около 130 км) миль до города, расположенного к югу от горной гряды Кармель. Там Тутмос III созвал военный совет, описанный в шаблонных выражениях, призванных подчеркнуть божественную мудрость и смелость фараона. Благоразумные сановники царя отговаривали его от прохода через узкое ущелье около Мегиддо, где армии пришлось бы выстроиться в одну шеренгу, и указали ему на две другие дороги, пройдя по которым египтяне могли захватить азиатскую армию с фланга. Однако Тутмос III был божеством, которому не подобало демонстрировать человеческие слабости. Поэтому он произнес подобные слова: «[…] мое величество пойдет по пути тому на арену! Пускай, кто желает из вас, идет по этим путям, о которых вы говорите, и пускай, кто желает из вас, идет в числе сопровождающих мое величество. Да не скажут они, эти враги, омерзительные для Ра: «Его величество пошел по другой дороге, испугавшись нас!» – так скажут они».

Царская власть накладывает определенную ответственность на правителя, делающего подобные заявления. Тутмос III должен был самостоятельно гарантировать выполнение столь смелого и прямолинейного плана, возглавляя свою армию и неся изображение Амона-Ра, пообещавшего ему победу. И бог действительно покровительствовал Египту, так как армия фараона преодолевала ущелье, а враг мирно сидел на северном конце узкого прохода (фото 20). Этот путь занял целый день, но в данном случае поражает простодушие азиатов, которые позволили египетским войскам преодолеть столь опасное место.

Обе армии на ночь разбили лагерь, и на рассвете Тутмос III явился во главе своего войска «на золотой колеснице, украшенный своим боевым оружием, как бог Гор, сильный рукою и деятельный, как Монт Фиванский, а его отец Амон укреплял его руки». Египтяне разгромили азиатов, которые покинули поле боя, оставив свои колесницы и лагерь со многими богатствами. Есть некая ирония в том, что люди, находившиеся в укрепленном городе Мегиддо, заперли городские ворота, поэтому разбитый враг египтян был вынужден прыгать перед стенами до тех пор, пока жители не спустили свои одежды, чтобы паникующие воины забрались по ним вверх. В надписях безжалостно подчеркивается жадность египетских солдат: «И вот, если бы войско его величества не возымело намерения пограбить имущество врагов – оно бы овладело Мегиддо в этот миг, когда жалкого кадешского врага вместе с жалким врагом этого города втаскивали с трудом наверх, чтобы ввести их в их город». Затем описываются некоторые азиатские сокровища, ставшие частью военной добычи. Это дает нам возможность понять, что в древнеегипетской армии не хватало дисциплины.

Мегиддо был слишком сильно укреплен для осады с помощью оружия тех времен. Город окружали ров и крепостные стены, поэтому египетская армия морила противника голодом, чтобы последний покорился ей. Египтяне пришли в Палестину в сезон сбора пшеницы и забрали около 450 тысяч бушелей, и это «помимо сжатого и забранного войском его величества». В остальном они выжидали. И хотя азиаты были защищены в крепости, Тутмос III отмечает, что «не было сделано попытки сбежать ни одним из них». Наконец после семи месяцев осады (с мая по декабрь) оставшиеся в живых жители отправили своих детей с оружием, чтобы отдать его фараону, в то время как их воины «приползли на своих животах, чтобы поклониться мощи его величества, чтобы испросить дыхание для своих носов».

Тутмос III был великодушен. Другие правители Египта иногда совершали жестокое действие – церемониальное убийство вражеских князей, но правитель Мегиддо, вероятно, бежал. Так или иначе, Тутмос III выдвинул свои условия в обмен на их преданность. Он поклялся, что будет к ним лоялен на протяжении всей их жизни. «Тогда мое величество позволило уйти им в их города. Все они отправились на ослах, чтобы я мог забрать их лошадей». Благодаря своему самообладанию фараон заложил краеугольный камень империи на целый век.

Мы не будем перечислять роскошные трофеи, полученные после победы, но лишь отметим те, которые демонстрируют, что в Сиро-Палестинском регионе обитало большое количество народностей. Азиатские правители спали на инкрустированных кроватях, путешествовали на носилках с инкрустациями, гуляли с резными тростями и имели золотые и серебряные сосуды. Один из вражеских князьков взял с собой на поле битвы собственную позолоченную статую из эбенового дерева, а ее голова была выполнена из ляпис-лазури. Захваченный крупный рогатый скот исчислялся 2 тысячами или более голов, козы – 2 тысячами, овцы – 20 тысячами. В данной местности были развиты земледелие и скотоводство, но и ремесла также находились на высоком уровне. Они оказали сильное влияние на сдержанное египетское искусство после того, как попали в Египет в результате военных завоеваний. В течение следующего века в египетском искусстве произошло больше изменений, чем в предшествующие десять веков.

В следующие 20 лет своего правления Тутмос III не давал азиатам забыть о власти Египта, проводя карательные походы почти каждый год. Иногда ему нужно было только отправить свою армию и получить дань, но временами приходилось и воевать. Однако больше он не сталкивался с коалицией азиатских правителей потому, что ему удалось разбить ее. После этого двумя главными врагами фараона стали правитель Кадеша и царь Митанни на северо-западе Месопотамии. Если не считать периодически возникавших мятежей, то можно утверждать, что Палестина и Финикия тоже находились в его власти. Боевые действия происходили на севере.

Так, в результате шестого похода, пришедшегося на тридцатый год его правления, и снова в итоге последнего похода на сорок втором году царствования Тутмос III завоевал Кадеш. Вероятно, «уничтожение» этого города в тридцатый год правления фараона, о котором говорится в официальных надписях, было сильно преувеличено, так как через двенадцать лет его пришлось завоевывать вновь. Один из сановников сообщает, что «Его Величество отправил каждого храброго человека из его армии, чтобы пробить новую стену, которую построил Кадеш. Я был одним из тех, кто пробил ее, будучи первым из храбрых людей, и никто до меня не совершал подобного».

Самая масштабная кампания, направленная против «врага – презренной Нахарины» и правителя Митанни, состоялась на тридцать третьем году правления Тутмоса III и была восьмой по счету. Нахарина находилась в большой излучине Евфрата, а Митанни было государством c индоевропейским населением, жившим на востоке Евфрата. Оно имело планы на страны, расположенные на западном берегу этой реки. Интересы обеих держав, набиравших мощь, несомненно пересеклись. Об энергичности Тутмоса и тактике, которую он использовал при нападении на врага, находившегося за рекой, говорится в тексте, описывающем подготовку к походу: «Я велел построить много судов из кедра гор «Земли бога», что около «Владычицы Гебала», причем они были положены на повозки, и [их] влекли быки, и они поплыли перед моим величеством, чтобы переправиться через ту большую реку, образующую [то, что находится?] между этой страной и Нахариной». Фараон не оставлял ничего на волю случая. Он плыл по Евфрату и преследовал правителя Митанни, спасавшегося бегством. В источниках не указано, схватил ли египетский царь своего врага, но он заявляет, что опустошил «земли Нахарины, чей владыка бежал из-за страха». Царь установил на восточном берегу Евфрата в честь своего триумфа стелу, которая служила напоминанием о его вторжении. На протяжении жизни двух последующих поколений египтянам приходилось решать проблемы, связанные с государством Митанни, но у нас нет источников относительно битвы между ними.

Большое количество источников свидетельствует о различных аспектах административного устройства новой державы. Флот был особенно важен, так как армия двигалась все дальше от Египта и взаимоотношения становились сложнее. Без быстрого и мощного флота египтянам трудно было удержать свои позиции в Восточном Средиземноморье. Тутмос III следил за финикийскими гаванями, пока сам он двигался в северном направлении. «Теперь каждый порт, который достигал Его Величество, был обеспечен хорошим хлебом и различными [видами] хлеба, оливковым маслом, благовониями, вином, медом и фруктами». В другом источнике сказано, что гавани были обеспечены и экипированы «согласно их налогам и ежегодному обычаю». В дальнейшем Тутмос захватил корабли, чтобы они ходили в Египет и из него.

Тутмос расширял военную и политическую власть на территории Азии. Его представители назначались для управления областями, а в важных городах пребывали его постоянные наместники, управлявшие азиатскими князьями. Административным центром была Газа в Палестине. Она не восставала против Тутмоса III во времена битвы при Мегиддо, поэтому ее не упомянули в списках городов, над которыми он одержал победу. В Старой Газе была крепость, которую азиаты называли мигдол. Она являлась пропускным пунктом в начале пути по Сиро-Палестинскому региону. По дороге передвигались «царские посланники для всех иноземных стран», выносливые и смелые гонцы, путешествовавшие на своих колесницах через трудные и опасные страны, чтобы служить фараону. С собой они носили глиняные таблички с надписями на аккадском – языке дипломатии тех времен. Они передвигались между Фивами и Богазкеем, между Тель-эль-Амарной и Библом, таким образом объединяя державу с ее примитивными путями сообщения. Тутмос III настолько хорошо укрепил свою державу, что гонцы могли путешествовать на сотни километров от границ Египта в относительной безопасности.

Во время правления Тутмоса III и в ранние годы царствования его преемника Аменхотепа II контроль над завоеванными землями осуществлялся с помощью частого проведения на территории Азии египетских военных парадов. Сто лет спустя память об этом событии заставила азиатского правителя сказать: «Кто в прошлом завоевал Тунип? Не был ли это Манахбирия [Тутмос III], кто сделал это?» Другим фактором было то, что сезоны походов приходились на важное для жизни страны время года. Жатва в Египте происходила ранней весной, после чего армия фараона отправлялась в Азию, чтобы прибыть туда во время созревания урожая, когда местные жители наиболее уязвимы. Несомненно, египетские отряды жили за счет этой земли и получали особенное удовольствие оттого, что им удается застать врага врасплох именно в период сбора урожая. Относительно похода в Финикию источники сообщают: «Их сады были полны их фруктами. Их вино было найдено лежащим в их прессах, как текущая вода, а их зерно – на полу. Его было больше, чем песка на побережье. Армия была обеспечена в избытке с этими дарами… Вот почему армия Его Величества была так пьяна и умащена маслами, как если бы был праздник в Египте».

Шло время, традиция демонстрации ярости фараона укрепилась, в результате чего азиатские владения можно было контролировать с помощью небольших гарнизонов, разбросанных по различным городам. Почти невероятным кажется то, что силами от пяти до двадцати пяти египтян можно было контролировать город. Однако города в Азии были маленькими и находились в состоянии раздробленности. А за небольшим гарнизоном стояла безграничная власть армии фараона, поэтому горстка отрядов могла действовать как местная полиция и разведка. Этой силы хватало до тех пор, пока не наступил амарнский период, разрушивший империю.

После битвы при Мегиддо Тутмос III заставил азиатских князей присягнуть ему в верности, а затем позволил им вернуться в свои города. В целом он был согласен, чтобы они продолжали править, но под его присмотром и с его гарнизонами. Однако фараон ввел практику удержания в Египте заложников, помогающую управлять действующими князьями и воспитывать будущих правителей в египетских традициях. Данную политику установили во время его шестого похода. «Теперь сыновей правителей и их братьев забирали для того, чтобы были они заложниками в Египте. Затем когда кто-то из этих царевичей умирал, а Его Величество мог назначить своего сына, чтобы тот занял его место. Список сыновей правителей, которых забрали в этом году: тридцать шесть мужчин». Таким образом, хотя князья могли продолжать править, они должны были отдавать в заложники высокопоставленного человека, чтобы отношение к ним было хорошим. А их наследники обучались в Египте, поэтому они начинали считать, что их домом является эта страна, а не те города, где они родились. По всей видимости, судя по тому, что некоторые азиатские правители сохраняли практически фанатичную преданность Египту в трудный амарнский период, эта система приносила пользу.

Анналы Тутмоса III дают нам неполное представление о богатствах, которые получал Египет после создания державы. Эти свидетельства неясны из-за существования официальной пропаганды, из-за которой в качестве «дани» перечислены предметы вне зависимости от источника их поступления, то есть мы не знаем, как ее получили – в ходе грабежа завоеванных областей, международной торговли или в качестве подарков могущественных правителей. Так, «дань» из Ассирии, Хеттской империи и Вавилонии происходила не из этих отдаленных регионов, а, вероятно, ее получали или в рамках торговых отношений под руководством царя, или в ходе обмена подарками между правителями этих стран и фараоном Египта. Подобные подарки свидетельствуют о том, какие отношения складывались между сильными мира сего в то время. Название государства Митанни, на западе окруженного хеттами и Египетской державой, а на востоке – Ассирией и Вавилонией, отсутствует в списке дарителей подарков, что вполне логично, учитывая его положение. Его сдавливали до тех пор, пока оно не стало прибегать к помощи одной или нескольких других стран; позднее оно примкнуло к Египту, а затем из-за возникшей необходимости – к хеттам.

Государство имело исключительные права на хвойную древесину из Азии, которая из древнеегипетских текстов известна под общим названием кедр. Об этих правах мы знаем из стелы Тутмоса III в Гебель-Баркале. «[Для меня] строятся [суда] в [Фин]икии ежегодно из настоящего ливанского кедра и доставляются во дворец – да будет он жив, невредим и здоров! Ко мне приходит [нечто из дерева] в Египет. Везут на юг [?]… настоящий кедр из Негау из самого отборного, что есть в стране бога… в столицу, не минуя своих сроков ежегодно. Приходят мои воины, что в [гарнизонных] войсках в Уллазе… [что] из (?) кедра, военной добычи моего величества по замыслам моего отца Амона-Ра, передавшего мне всех чужеземцев».

Амон-Ра, почитавшийся в Карнаке, получал огромный доход от иноземных даней. Он пообещал победу, и его изображение сопровождало армию во время похода. Именно поэтому он получил львиную долю военной добычи. Цель анналов Тутмоса III, вырезанных на стенах Карнакского храма и скопированных с кожаного свитка, бывшего военным полевым журналом, заключалась в демонстрации того, что фараон выполнил свою часть договора с богом. К примеру, Амон являлся покровителем разработки золотых копий в Нубии и Судане. На тридцать четвертом году правления Тутмоса III бог получил более чем 700 тройских унций золота из этих рудников, на тридцать восьмом году – приблизительно такое же количество, а на сорок первом – около 800 унций. Такое количество было отнюдь не малым для тех дней.

В храме Амона вырезан длинный список стран и городов-государств, которые, как заявляет Тутмос, он захватил. В нем упоминаются страны, начиная с Южной Палестины и до Северной Сирии, и мы можем идентифицировать по крайней мере половину из них. В целом дорога была длинной, и Египет был заинтересован также в ее ответвлениях: равнине Шарон, Мегиддо, Изреельской долине, Бейт-Шеане, Дамаске, Тель-Хацоре и Кадеше-на-Оронте, а также северном плато в Сирии, где располагалось Алеппо, и Евфрате. В списке упомянуты несколько определенных мест в Иудейских горах и на Ефремовой горе, в то время как города Финикии редко встречаются в нем, возможно, потому, что они не участвовали в восстании Мегиддо.

Аналогичным образом можно проследить египетское влияние по наличию объектов с именами фараонов времен египетского завоевания, обнаруженных в Палестине и Сирии. Они найдены на территории филистимлян и до Лахиша и Бейт-Шеана (но не дальше), в Изреельской долине, на другом берегу Иордана по пути в Дамаск, неподалеку от Капернаума в Галилее, на финикийском побережье, а также в Кадеше-на-Оронте. И эта дорога опять же имела большое значение.

Одно лишь перечисление датированных египетских объектов из Палестины и Южной Сирии показывает большую заинтересованность Египта в Азии. Количество предметов эпохи Среднего царства насчитывает 150 экземпляров, эпохи империи Нового царства – около 500, а в Поздний период их число значительно снизилось – до 75. Даже если учесть, что до нашего времени сохранились далеко не все артефакты и это влияет на данные статистические показатели, пропорции все равно остаются примечательными.

Крайне интересно проследить влияние этого активного расширения территории на сознание египтян. Начальный импульс для этого дали вытеснение ненавистных гиксосов и то, что жителям долины Нила удалось наказать их. Однако прежнее чувство защищенности уже не могло вернуться, а имперские амбиции приносили удовольствие от чувства победы. Светская и жреческая власть в Египте получала материальную выгоду от завоеваний и обретала все больше власти. Обширные границы требовали неусыпного внимания из-за постоянно появлявшихся опасностей. Гиксосское завоевание запомнили в результате азиатского «восстания» в Мегиддо, которое сменилось борьбой с государством Митанни, после чего было соперничество с хеттами, породившее угрозу нашествия «народов моря» и ливийцев. Империя всегда находилась перед лицом опасностей, часть из которых были реальными из-за угрозы вторжения непосредственно в Египет, а некоторые были незначительными, угрожавшими лишь отдаленным границам азиатских владений. Однако именно они сохраняли чувство незащищенности. Эти угрозы являлись предлогом для постоянной готовности к действию и проведения активной военной политики. И поэтому в руках одного правителя была сосредоточена неограниченная власть. Подобная ситуация существенно изменила мировоззрение жителей Древнего Египта, что является более важным фактом, чем то, что царский двор и храмы обогащались за счет ее.

Военных успехов Египту удалось добиться благодаря двум богам: обожествленному царю, который вел армию, и верховному богу, позволившему вести войну. Амон-Ра благосклонно разрешил начать кампанию против азиатов и предоставил свой «меч» фараону вместе с божественными указаниями по проведению битвы, поэтому его после благополучного завершения столь опасного предприятия нужно было вознаградить большой долей добычи, а также увеличить ежедневные подношения в качестве благодарности. Шло время, и Амон становился все богаче, каждая победа приписывалась ему, и можно предположить, что его доходы не уменьшались, если войска терпели поражение. Это были настоящие рабочие отношения между верховным богом и народом, лишенные намека на циничную сделку; напротив, в них прослеживается участие бога в делах священного государства.

Жрецы других богов, таких как Ра из Гелиополя, Птах, почитаемый в Мемфисе, и Сет, бог азиатов (фото 17б), также получали свою долю богатства и могущества, хотя никоим образом ее нельзя сравнить с объемом дохода жречества Амона Карнакского. Храмы эпохи Древнего и Среднего царств были относительно небольшими, а границы их территории – строго определенными. В эпоху Нового царства храмы богов стали огромными и требовали обширных хозяйств. Фараоны в благодарность даровали привилегии, освобождавшие храмы и их служащих от налогов, которые платили остальные горожане. Египет становился перегруженным жрецами и храмовыми хозяйствами. Это означало, что египетское жречество поддерживало политику центральной власти. Для них было важно, чтобы Египет во все времена имел влияние на иноземцев. В конечном итоге народ лишился имперских амбиций и вернулся к первоначальным границам, так как сохранять власть над сопредельными странами и расширять границы державы оказалось достаточно сложно. После этого внутренняя экономика Египта была обременена огромными храмовыми хозяйствами, поддержание которых совершенно не соответствовало возможностям страны, особенно по сравнению с теми временами, когда из-за заграницы доставляли великолепную дань. Но об этом пойдет речь в главе 10.

Колоссальные усилия, затраченные на создание и поддержание такого организма, как огромная держава, требовали единства внутри страны. После изгнания гиксосов страну охватил прилив патриотизма, принявший очертания безграничной преданности египтян. Однако неизвестно было, как долго жителям долины Нила придется нести на своих плечах груз, связанный с поддержанием существования нового государства, а плоды имперских завоеваний не разделялись равно между всеми. Несомненно, богатства, поступавшие в Египет, в той или иной степени волновали всех, но они создавали и увеличивали пропасть между сильными мира сего и их подчиненными. Богатство и могущество получали те, кто руководил этим рискованным предприятием. Со временем им уже не нужно было ходить в военные походы, они оставались дома, но при этом богатства их росли, а дела процветали. Они могли нанять помощников, чтобы те делали за них трудоемкую работу. Поэтому мы наблюдаем возрастающее количество опытных работников, управителей домашних хозяйств и солдат-наемников. Первоначально их нанимали в качестве слуг, поэтому они не подозревали, что можно добиться успеха, получив власть. Однако к концу периода расцвета Египетской державы они стали могущественной группой дворцовых служащих или профессиональных воинов. Более того, они находились между правящим, могущественным классом и простыми египтянами, поэтому больше не существовало обычного легкого контакта между хозяином и его крестьянами. Произошел раскол, и больше нельзя было подняться вверх по социальной лестнице ни в теории, ни в исключительных случаях. Этот процесс сделал каждого египтянина обычным крестьянином, что в эпоху Среднего царства было пережитком прошлого. Во времена Нового царства крестьянин являлся частью древнеегипетского общества, организованного и ограниченного для создания единого государства.

Не вызывает никаких сомнений тот факт, что расширявшийся административный аппарат нуждался в новых работниках, и должно было опираться на имевшиеся в его распоряжении ресурсы. Однако они все больше перемещались на территории других государств. Уже в эпоху Древнего царства Египет брал на службу людей из Нубии и Судана. В эпоху Нового царства тысячи пленников, схваченных во время битв, были приведены в Египет в результате военных побед. Они желали служить в египетской армии (даже вопреки мнению собственных соплеменников) потому, что впервые за свою историю Египет стал государством с большим количеством возможностей, где можно было обогатиться за счет военной добычи, а также имелся шанс быстрого продвижения по службе. В то время как правители Египта становились богатыми и сильными, способные иноземцы: нехсиу и маджаи на юге, шасу на востоке, машаваша на западе и шерданы («народы моря») – являлись основным инструментом для активной деятельности. Они постепенно нанимались в военную службу или занимали важные посты на государственной службе или в больших поместьях. Многие из иноземцев были простыми рабами во дворце, владениях знати или храмовых хозяйствах. Однако рабство не было столь жестким, как в более поздние эпохи, когда люди не имели никаких прав. Домашние рабы были обеспечены лучше, чем обычные египетские крестьяне. Раб имел большие возможности, он мог стать незаменимым, получить власть в качестве мальчика на побегушках у чиновников, слуги знатного человека, служащего царского гарема или воина отряда наемников. К концу Нового царства иноземцы занимали руководящие должности, например царского управляющего, гонца у чиновников или воина в армии. Самые бедные египтяне опустились до низшего социального, политического и экономического уровня по сравнению с их земляками-правителями и чиновниками-иностранцами. Объединение страны превратилось в процесс разобщения, остановить который можно было бы только благодаря жесткой дисциплине.

Государственный аппарат, жречество и армия приобрели сложную организационную иерархическую структуру с разными уровнями. Войско может служить примером процесса ужесточения системы. В прошлые эпохи с меньшим количеством военных действий оно, вероятно, не было профессиональным, формировалось в результате призыва крепких египтян, которые возвращались домой по окончании службы, длившейся на протяжении определенного срока. Только в полиции работали профессионалы, многие из которых были иноземными наемниками. Даже офицеры, возглавлявшие отряды лишь во время сезонных походов, являлись высокопоставленными чиновниками. Однако в период Нового царства уже нельзя было полагаться на любителей, государству нужны были опытные воины для гарнизонов в отдаленных частях державы. Поэтому со времен Тутмоса III началась организация структуры регулярной армии. На службе в пехоте «воин» мог рассчитывать как минимум на должность «знаменосца» или как максимум на высокий пост «начальника лучников». Колесницы принадлежали к элитным войскам, занимавшим более высокое, чем пехотинцы, положение. Воины, доблестно сражавшиеся, награждались золотом, землей или рабами, или же им давали не составлявшую никакого труда работу на гражданской службе. В частности, многие из них стали «главными наместниками» царских угодий.

В штаб входили высокопоставленные люди, которые обеспечивали армию продовольствием, занимались расчетами, записями, путями сообщения и различными видами операций. Пост главнокомандующего армией, по всей видимости, должен был занимать сам фараон. Вероятно, так и было в самом начале расширения границ Египта. Очень скоро фараон делегировал свои полномочия сыну и наследнику. Однако в амарнский период этот пост перешел к лицу нецарского происхождения – Хоремхебу. Примечательно, что он смог взойти на трон, проделав путь от генерала до царя, точно так же как визири, которые впоследствии стали Рамсесом I, Сети I и Херихором. Власть и высокий статус армии в эпоху Нового царства были следствием расширения Египетской державы, что стало разрывом с прошлым.

Большой ажиотаж в Египетской державе был вызван развитием и расширением контактов. Суда все чаще ходили по Средиземному морю между портами Дельты, Азии и Эгеиды. До нас дошли свидетельства о поддержании хорошего состояния дорог между Египтом и Палестиной, необходимых, чтобы военные отряды или гонцы могли передвигаться по Синайской пустыне или через горы Азии. Более того, большое количество египтян регулярно отправлялось за пределы страны или путешествовало по делам государства, в то время как десятки тысяч иностранцев прибывали в Египет. Многие из этих пленников были важными лицами у себя дома, и именно поэтому их забирали в Египет. Это была международная арена, на которой поддерживалось постоянное общение между столицами посредством иностранных послов и гонцов. Эти постоянные контакты привели к появлению ценностей, отличных от египетских. Границы Египта фактически простирались вплоть до четвертого порога Нила на юге и до Евфрата на севере, и присоединенные страны должны были значить что-то сами по себе. Их быт и религия вызывали интерес и внушали уважение. Несомненно, Египет выражал свой интерес через политику империализма, нежели через международную солидарность: египетская догма простиралась вплоть до дальних границ для присоединения новых земель. Египетские боги становились вселенскими, представляли интерес для людей, живших за пределами долины Нила. В основе ранее неизвестного универсального характера древнеегипетских богов лежала поддержка, которую они оказали при расширении границ страны. Ввиду того, что главные боги являлись космическими силами (солнцем, воздухом, землей, громом), достаточно просто можно было продемонстрировать их необходимость вне пределов Египта. Однако следует подчеркнуть, что политические, социальные и экономические связи между различными государствами и их религиозное единство были важны для духовной составляющей Египта. Это положило конец замкнутости государства, следствием которой была постоянная безопасность. Отныне изменения происходили быстро.

По сравнению с предыдущими годами контактов с иностранцами стало значительно больше. Количество иноземцев, постоянно проживавших в Египте (по собственному желанию или в плену), постоянно росло. Например, поминальный храм Тутмоса IV обслуживался азиатами, которых царь захватил в плен в Гезере в Палестине и подарил жрецам этого храма. Финикийские корабли приплывали в египетские порты и выгружали товары, которые проверяли сами египтяне. Интересный пример культурного влияния нам известен из источников амарнского периода. Хотя он и относится к более позднему времени, но демонстрирует, каким образом древнеегипетские традиции подвергались влиянию контактов с иноземцами и их обычаями. В архитектуре и устройстве садов одного из поместий в Амарне исследователи отметили отход от стилизованной формальности, традиционной для искусства Древнего Египта. В саду вместо рядов деревьев был создан небольшой лес, подобный тем, которые изображены на эгейских фресках. Лестница, ведущая на крышу, не поддерживалась глухой стеной, как это обычно бывало в Египте, а стояла на квадратных опорах, как было принято в архитектуре Крита или Микен. В этом доме также были найдены так называемая фляжка пилигрима с Родоса, глиняная фигурка с изображением лица, выполненная в эгейской манере, довольно много фрагментов сосудов из Микен. Археолог, занимающийся его изучением, предположил, что это была резиденция «греческого торговца овощами». Все свидетельства указывают на то, что хозяин дома был свободным человеком и общительным соседом, но не считал нужным следовать традициям египтян в строительстве или устройстве садов. В Амарне также была найдена гранитная плита с изображением бородатого воина-сирийца, сидящего со своей женой-египтянкой, в то время как слуга-египтянин ему предлагает сосуд с вином.

Сцены принесения «дани» иноземцами в гробницах XVIII династии встречаются достаточно часто, что дает нам повод для сомнений, всегда ли на них изображали настоящие приношения или лишь активную торговлю. Несомненен тот факт, что в сценах, изображающих коленопреклоненными царевичей Кефтиу, хеттов, Тунипа в Северной Сирии, Кадеша, которые приносят дань, присутствует значительный элемент пропаганды. В других гробницах азиаты, африканцы или жители Средиземноморья изображены поставляющими свои традиционные продукты в Египет в рамках нормальных торговых отношений, связанных с продажей «серебра, золота, ляпис-лазури, бирюзы» и других, менее ценных товаров. Нет сомнений в том, что Египет, создав такую державу, собирал дань для собственных нужд. В Африке ее границы простирались вплоть до четвертого порога Нила, а также в нее входили оазисы. В Азии в ее состав входили Палестина, часть территории на восточном берегу реки Иордан, Финикия и Келесирия. Египтянам было сложнее контролировать местности, находившиеся за пределами этих государств, даже если список покоренных городов-государств включал в себя Дамаск, Кадеш-на-Оронте и территории вплоть до Евфрата. Более вероятно, что Северная и Восточная Сирия не контролировалась египетскими гарнизонами и наместниками, на ее территорию совершали частые набеги. Это было нужно для того, чтобы удержать ее жителей от враждебных действий по отношению к Египту и при этом не включать эту территорию в состав Египетской державы. Вероятно, древние границы не были столь строго определены, как в наше время, поэтому существовали спорные территории. Судя по сцене, упомянутой выше, правители Кефтиу и хеттов явно не подчинялись власти Египта, а цари Кадеша и Тунипа, возможно, находились под влиянием фараонов лишь номинально. В любом случае в мировоззрении египтян налоги, поступавшие с подчиненных стран, и предметы свободной торговли с независимых территорий объединились: «Давая хвалу Владыке Обеих Земель, целую землю прекрасных богов правителями всех земель, чтобы они восхваляли победы своего господина с их данью на их кораблях… в поисках того, чтобы было дано им дыхание жизни». Еще одним примером активных межкультурных контактов является разработка египтянами копий на Синайском полуострове с помощью рабочих-азиатов. Приблизительно в раннем XV в. до н. э. хананеи работали в качестве горняков для добычи бирюзы и меди в Серабит-эль-Хадим на Синае. Вероятно, они были пленниками, которых держали в Дельте и привозили в определенные сезоны под надзором воинов. Они использовали египетскую керамику, вырезали статуи в египетском стиле и изображали собственных семитских богов в виде египетских божеств Птаха и Хатхор. Но в своих надписях они молятся семитской богине Баалат. Они не были местными бедуинами с Синайского полуострова, но были жителями Ханаана. Мы обязаны им великим изобретением – они писали свои простые небольшие тексты с помощью иероглифического алфавитного письма. Они отвергли громоздкую систему древнеегипетского языка и использовали один знак для каждого согласного звука в своем языке: из слова alif (бык) они взяли изображение головы быка для передачи звука алиф в семитском языке; из слова bet (дом) – изображение дома для звука b и т. д. Данная система является непосредственным предком нашего алфавита, как и характерных для многих других языков. Ирония заключается в том, что знаки, входящие в древнеегипетскую систему письма, изначально были алфавитными по своей сути, но использовались лишь как необходимые фонетические элементы для письма, а люди, подчинявшиеся египтянам, заимствовали многие иероглифы и использовали их в простой системе, которая в конечном счете сделает письменность инструментом для огромного числа людей.

Во время правления Тутмоса III главный хранитель сокровищницы Сеннефер был отправлен в Библ, чтобы доставить в сохранности кедровые бревна. Перед тем как зай ти в лес, чтобы выбрать дерево, он сделал подношения местной богине Библа Баалат, которую египтяне отождествляли с Хатхор. Уважение к богам иноземных стран не было новым для египтян, а в Библе оно проявилось еще в эпоху раннего Древнего царства. Однако от эпохи Нового царства дошли свидетельства крупного обмена культами богов, то есть древнеегипетским богам поклонялись в Азии и наоборот. Отчасти добиться этого удавалось с помощью отождествления: Хатхор являлась эквивалентом Баалат, Сет – Баала или Тешуба, Ра – Шамаша и т. д. Отчасти причиной этого стало перемещение людей в обоих направлениях. Рамсес III построил храм Амона в Ханаане, а в честь Птаха возвели святилище в Ашкелоне. Начиная с поздней XVIII династии в Египте жили жрецы Баала и Иштар. Последнюю считали «богиней Сирии», богиней исцеления. В древнеегипетской литературе имена азиатских богов Баала и Решепа (фото 28в) и богинь Иштар, Анат и Кадеш используются как метафоры для обозначения силы и жестокости. В свои личные имена египтяне включали имена азиатских богов, используя их так же, как имена египетских богов: Баалхепешеф (по такому же принципу образовано египетское имя Монтухерхепешеф), Астартемхеб (аналог – египетское имя Мутемхеб).

Египтяне, отправленные царем за границу, поклонялись богам тех стран, где они жили. Архитектор Аменемопе в Бейт-Шеане в Палестине поставил вместе со своим сыном стелу, где они обращаются к местному божеству с традиционной древнеегипетской молитвой. В Угарите, расположенном на северном финикийском побережье, Меми, писец и служитель в царском дворце, обратил свою заупокойную молитву к «Баалу, великому богу», изображенному с заостренной бородой и конической шапкой. К чужеземным богам обращались наряду с древнеегипетскими; например, женщина в Мемфисе взывает в письме от имени своего адресата к «Эннеаде, которая в доме Птаха, Баалат, Кадеш, Мени (?), Баали, Сопду». В государстве, где религия развивалась на протяжении долгого времени, а боги были признаны защитниками страны, свободный межкультурный обмен божествами указывал на разрушение старых канонов и традиции. Этот период был в высшей степени насыщен различными контактами, и на его протяжении происходил перелом египетской культуры как особого феномена.

Каждый студент, изучавший древнеегипетское искусство, читал, что во время амарнского переворота (ок. 1375–1350 до н. э.) оно пережило изменения, значительно отличавшие его от традиционного искусства предшествующих периодов, в первую очередь плавными линиями и натурализмом. Предпосылки этих изменений заметны уже за 30 или 40 лет до самого переворота. Для того чтобы их заметить, не нужно обладать каким-то особенным чувством эстетики, так как они лежат на поверхности. Автор данной книги считает, что уход от традиционного изображения заметен уже во времена правления Тутмоса III, а последними образцами искусства, в которых прослеживаются традиции ранних эпох, смело можно назвать памятники царицы Хатшепсут. Достаточно сложно найти доказательства этому утверждению – оно основано на эстетическом восприятии.

Однако безусловно то, что искусство времени правления Хатшепсут принадлежит к традиции прошлого, а изменения происходили еще до наступления амарнского периода. То, где следует прочертить границу между старым и новым, зависит от личного мнения каждого ученого.

Несомненно, новые изменения, а именно появление натурализма, можно отметить уже в правление Тутмоса IV (ок. 1415 до н. э.). Оживленность и отход от культовых изображений в искусстве появились благодаря иноземным влияниям. Украшения колесницы Тутмоса IV наряду с полами из дворца Аменхотепа III можно отнести к новому витку в развитии искусства. В меньшей степени можно разглядеть новые тенденции в произведениях искусства времен Тутмоса III. Например, сходная тема: минойцы и эгейцы приносят дары в Египет – показана в гробницах знати, жившей при Хатшепсут и Тутмосе III. В ранних сценах в композиции и фигурах сохраняются уравновешенность, строгость и баланс, которые являются характерными для древнего искусства с устоявшимися стандартами. Они появились в искусстве еще во времена III и IV династий и просуществовали практически без изменений двенадцать сотен лет. Позднее, чтобы придать оживленность сценам, были использованы новые приемы: линии уже не ровные и сбалансированные, появляется больше движения. Влияние контактов с другими странами уже заметно в расплывающейся линии – предвестнике приближающихся изменений в искусстве.

Возможно, чистой случайностью является то, что для царских саркофагов XVIII династии характерен внезапный разрыв с традициями прошлых лет, что отразилось на материалах, формах и технологиях. В начале династии гробы, которые воспроизводили образцы эпохи Среднего царства, делали из дерева. Царица Хатшепсут ввела новый вариант саркофага из камня, но как его форма, так и декор повторяли форму деревянных прототипов. После нее царские саркофаги получили антропоморфную форму и изготавливались из камня. Что стало причиной этих изменений – не совсем ясно, но разрыв с традициями очевиден.

Любители древнеегипетских форм, которые существовали до Нового царства, часто не воспринимают изменения, происходящие в это время. Несомненно то, что это дело вкуса, но очевиден факт, что новое искусство воспринимается намного легче из-за его натурализма по сравнению со строгими идеалами раннего Египта. Можно отметить три преимущества древних традиций: простоту линий, то, что ремесленники были более искусными, а само это искусство являлось квинтэссенцией культуры древних египтян. Изображение в новом искусстве стало более расплывчатым и перенасыщенным деталями, его создавали в спешке (это часто понижало его ценность), и при всем этом оно находилось под сильными зарубежными влияниями.

Перечисленные выше различия заметны при сравнении храмов Хатшепсут и Аменхотепа III с храмом Амона в Карнаке или с поминальным храмом Рамсеса III в Мединет-Абу. Сами храмы имели относительно небольшие размеры, обладали простыми очертаниями и декором. В позднее время храмы стали большими, у них появились пилоны, очень массивные перистильные и гипостильные залы с высокими стенами. В них отразились агрессивность и пафос этих времен. Огромный гипостильный зал в Карнаке с его устремленными ввысь колоннами до сих пор внушает страх посетителям. Массивность этой архитектуры, несомненно, влияет на впечатление человека, и никто не посмеет приуменьшать гениальность инженерного решения, связанного с поднятием колонн и постановкой архитравов весом 60 тонн на их капители высотой в 80 футов (приблизительно 2,4 м). Однако архитектура этого зала несравнима с великой пирамидой или более ранними храмами. Эти колонны стоят на базах, состоящих из маленьких, хрупких и неплотно прилегающих друг к другу камней, которые к тому же не видны, так как находятся под землей. Такое не мог сделать добросовестный ремесленник. Удивительная точность в расчетах при строительстве великой пирамиды свидетельствует о честности и мастерстве архитекторов. Храм в Карнаке, колоссы Мемнона или храм в Абу-Симбеле в Нубии построены с размахом, но отнюдь не добросовестно. Все строилось в спешке и с неким оттенком хвастовства, что контрастирует с более ранними памятниками.

Безосновательное преувеличение заслуг царя было свойственно надписям Рамсеса II. Многие сцены и надписи на стенах древнеегипетских храмов сообщают нам, что Рамсес одержал победу над хеттами в битве при Кадеше, хотя нам известно, что его застали врасплох и он вернулся домой, не достигнув своих целей. Во времена правления XIX династии было очень много агрессии, которая, вероятно, была следствием чувства незащищенности.

Во времена активной завоевательной политики, когда границы Египетской державы расширялись и в них нужно было поддерживать порядок, в самом Египте появились спорт и легкая атлетика. Древние египтяне отличались любовью к различным играм, и в этот период произошел скачок в развитии спортивной активности, что привело к краткому периоду популярности спортсменов и атлетов. Он начался во времена Тутмоса III, продолжался до правления Аменхотепа III и возродился при Тутанхамоне, а главным любителем активных занятий на открытом воздухе являлся Аменхотеп II. Активный Тутмос III был первым, кто ввел данную моду, с удовольствием рассказывая о том, как он охотился на сто двадцать слонов в Северной Сирии, как «убил семь львов и схватил стадо из двенадцати диких быков за один час, когда пришло время завтрака», как он вогнал стрелу примерно на 9 дюймов (23 см) в медную цель, которая была толщиной 2 дюйма (приблизительно 5 см), а после оставил это свидетельство выдающегося искусства стрельбы в храме Амона. «Я говорю о том, что сделал он без лжи и возмущения тут, перед лицом всей его армии, без хвастливой фразы. Если он использовал момент для восстановления сил во время охоты в любой пустыне, цена того, что он принес, выше, чем добыча, принесенная всей армией». Фараон засвидетельствовал в изображениях, что никто не может выступить против него, потому что он обладает собственной силой и силой бога даже во время отдыха. Он снисходил с трона, чтобы показать непобедимость своему народу и иноземцам.

Аменхотеп II оставил нам самое захватывающее и в то же время самое брутальное свидетельство о своей силе. На протяжении всей жизни он получал удовольствие от занятий на свежем воздухе и своего превосходства над остальными участниками. В одной из фиванских гробниц знатный человек по имени Мин говорит, что «дает основы стрельбы из лука» молодому царевичу. «Говорит он: «Натяни тетиву до уха своего». Надпись над мальчиком гласит: «Развлечение при изучении стрельбы в царских залах Тиниса [царевичем Аменхотепом]». Когда он умер в преклонном возрасте, к нему в гробницу положили его собственный большой лук, сделанный из дерева и рога, который служит напоминанием о его словах, что «никто не может поднять его лук в его армии, среди правителей иноземных государств или Речену, потому что его сила велика по сравнению с любым царем».

Один из самых захватывающих пассажей в древнеегипетской литературе сообщает нам о любви юного Аменхотепа к занятиям на свежем воздухе. Он вырезан на стеле, установленной между лапами великого сфинкса в Гизе, и свидетельствует о реставрации этой грандиозной статуи самим царевичем. Он гордился своим деянием, совершенным им еще до вступления на трон. «Теперь, когда он был юношей, он любил своих лошадей, он наслаждался ими, он упорно упражнялся верхом на них, знал их пути, улучшал свои навыки в управлении ними, учился понимать планы. Когда это услышал его отец [Тутмос], сердце Его Величества было радо, наслаждаясь тем, что было сказано о его старшем сыне, и он подумал: «Это тот, кто станет господином всей земли, над врагами… Пока что он только хороший, милый мальчик, он еще не взрослый, он еще не достиг того возраста, чтобы делать работу Монту, но он отвернулся от желаний тела, и он любит силу…» Затем его величество говорит своей свите: «Пусть дадут ему самых лучших коней из конюшни Его Величества, которая в Мемфисе. Скажите ему, чтобы берег он их, если они послушны, а если они будут восставать против него, то пусть он сильно накажет их». После того как царскому сыну сообщили, что ему позволили использовать лошадей из царских конюшен, он действовал согласно инструкциям, а Решпу и Астарта радовались его успехам – он делал все, что желало его сердце. Он тренировал лошадей. Они не уставали, когда он использовал узду. Они не потели даже при галопе.

«Он запряг лошадей в Мемфисе… и остановился около храма Хармахиса [сфинкса]. Провел он некоторое время там, ходя вокруг и разглядывая храмы Хуфу и Хафры, покойных царей, и он хотел сильно увековечить их имена. Он задумал это… осуществлять то, что его отец Ра приказал ему.

После этого Его Величество взошел на трон в качестве царя… земля была в своем обычном состоянии, в мире под своим господином [Аменхотепом II]… Затем Его Величество вспомнил место, где ему было хорошо в области пирамид Хармахиса. Приказал он, чтобы была воздвигнута стела из известняка там и чтобы было вырезано великое имя (Аменхотепа II), возлюбленного Хармахиса».

Юный атлет так замечательно провел время возле памятников Хуфу и Хафры, что захотел почтить память своих предшественников. Данный случай хорошо иллюстрирует перемены и постоянность в Древнем Египте. Описание энергичного царевича, скачущего на лошадях через всю пустыню, является типичным для эпохи XIX династии. Однако для Древнего царства подобное изображение царя совершенно нехарактерно, например, цари Хуфу и Хафра восседали на троне, отказавшись от занятий своих подчиненных. При этом фараонов в оба периода считали богами, но в эпоху IV династии их изображали как богов, находившихся над человеческими занятиями и эмоциями, а при XIX династии считалось, что они превосходно справляются со всеми человеческими делами. Описание Аменхотепа II, несомненно, основано на его интересах и победах, но это в большей степени портрет эпохи, нежели отдельной личности. Также неуязвимость могла не быть выдумкой, а приобреталась благодаря неким достижениям. Но мы не знаем, насколько победы Аменхотепа были результатом честной борьбы. Возможно, это была лесть или пропаганда, процветающие в этот период. Реальный портрет правителя был преувеличен широкими мазками кисти.

После того как Аменхотеп стал фараоном, он не скрывал своей мощи. Он заявлял, что может пустить стрелу 9 дюймов в медную цель толщиной 3 дюйма (приблизительно 7,5 см) так, чтобы пробить ее насквозь. Другая надпись гласит, что ⁷/₉ стрелы выпирает из задней части. Скорее всего, он оставил последнюю мишень, чтобы египтяне восхищались им, и пообещал вознаграждение тому, кто сможет повторить его подвиг: «Каждый, кто попадет в эту мишень и перекроет стрелу Его Величества, получит эти вещи». Однажды он посетил свой арсенал и проверил триста луков, «чтобы сравнить работы мастеров». Затем он пошел в сад. «Обнаружил он, что они установили для него четыре мишени толщиной в три дюйма из азиатской меди с расстоянием в тридцать четыре фута (приблизительно 10 м) друг от друга. После этого Его Величество взошел на колесницу подобно Монту. Он взял свой лук и взял одновременно четыре стрелы. Затем он отправился на север, стреляя в них подобно Монту. Его стрела [прошла насквозь] и пробила ее. Он остановился около следующего пункта. В действительности это был такой подвиг, который никогда не совершали до этого, и не слышали из докладов о стрельбе из лука в цель из меди, когда стрела проходит насквозь и падает на землю, только об этом царе, великом в достижениях [Аменхотеп II]».

В возрасте 18 лет «он знал искусство [войны] Монту, никто не был подобен ему на поле боя. Он знал лошадей, как никто другой в его армии. Не было никого, кто мог бы натянуть его лук. Его нельзя было победить в беге. Его рука была сильной, она никогда не уставала при гребле. [Однажды] он греб на корме (?) своей ладьи сокола в команде, состоящей из двухсот человек. Остановились они после того, как проплыли две трети мили (приблизительно 1 км). Были они уставшими, а их тела – утомленными, в то время как Его Величество был силен под своим веслом длиной 34 фута. Он остановился и причалил на своей ладье сокола после того, как проплыл четыре мили (приблизительно 6,4 км), не делая остановок. Лица [смотрящих] были радостными, когда он сделал это».

Даже если мы будем скептически относиться к упомянутым цифрам, подвергнем сомнению честность соревнований, признаем то, что эти надписи не описывают ничего выдающегося, все же мы имеем описание конкретного правителя, который удачно соответствовал своим годам и наслаждался физической активностью. Тутмос IV также оставил нам запись о своем искусстве верховой езды и охоты, а на памятных скарабеях перечислены достижения Аменхотепа III на охоте. Таким образом фараоны подавали пример людям незнатного происхождения. Старый воин Аменемхаб привлек к себе внимание Аменемхета II своей энергичностью, когда греб на царской барке, после чего был награжден фараоном: «Его величество заметил меня гребущим… на барке, [на которой был он]… Когда причалили мы, привели меня в частные кварталы дворца, и я стоял перед [Аменхотепом]… Затем сказал он мне: «Я знал твой характер, когда я (все еще) был в гнезде, а ты следовал за моим отцом. Я доверяю тебе место чиновника, поэтому ты будешь ответственным за армию… и будешь контролировать храбрых мужчин [личной охраны] царя».

Необходимо сделать небольшую паузу и отложить описание наслаждения от занятий спортом и активностей на свежем воздухе. Они являются лишь частью общей картины. Мы можем также упомянуть два фактора, касающиеся любви к спорту в данный период. Во-первых, соревнования были индивидуальными и волю отдельного человека не подчиняли командной, потому что все внимание было сосредоточено на личности, имевшей божественное происхождение. Во-вторых, элемент соревновательности в занятиях спортом имел практическое значение, так как способствовал развитию успехов в военном деле. Фараон был не просто неуязвимым атлетом – он также, очевидно, являлся непобедимым воином, быстрым, обладавшим большой силой, умением управляться с колесницей и луком. Жестокость Аменхотепа как воина была вполне совместима с его достижениями как спортсмена.

Фараон не постеснялся поведать нам, как он умертвил семь азиатских царевичей своей собственной булавой, а затем повесил их тела на городскую стену. Это описание должно было породить легенды, необходимые, чтобы воодушевить его египетских последователей и привести в ужас любых азиатских врагов. Когда Кадеш-на-Оронте покорился ему, он сначала заставил азиатов поклясться ему в верности, а затем обложил их налогами. «Величество его выстрелил в две мишени из кованой (?) меди в их присутствии на южной стороне этого города». Царь преднамеренно рискнул, наслаждаясь своей силой. Когда его армия переходила Оронт, он находился в тылу, где его атаковали азиаты. Он заявлял, что обратил их в бегство и сам схватил восемь мужчин. «Причем не было никого с Его Величеством, кроме него [одного] и его могучего меча». Он направился к сирийскому городу Хашабу, и «был он один, никого не было с ним. Спустя короткое время прибыл он оттуда, [при этом] привел он 16 знатных сирийцев, которые находились по бокам его боевой колесницы. 20 [отрубленных] рук висели на лбу его лошади, 60 быков гнал он перед собой. Был предложен мир Его Величеству этим городом». Его наиболее отчаянный поступок заключался в охране более чем трехсот азиатских пленных на протяжении всей ночи. «После того как узрел Его Величество великое множество добычи, обратили их в военнопленных. Были выкопаны два вала вокруг них. Вот зажгли там огонь. Его Величество караулил их до утра, [причем] его секира находилась на его правом боку. Был он один, никого не было с ним, ибо войска его были далеко в пути, слышали они [только] призыв фараона». Это была излишняя, почти показная бравада, о которой рассказывали очень много, чтобы показать тщетность попыток победы над таким воином. Аменхотепа при этом можно было вдохновить на подвиги. Что и произошло сразу же после того, как бог Амон явился фараону во сне, «чтобы придать силу сыну своему» и быть «стражем членов его, дабы защитить этого властелина». После такого явления фараон, вероятно, чувствовал, что он обязан продемонстрировать свою силу и неуязвимость. И это ему удалось.

Мы потратили значительное количество времени, описывая отвагу фараонов этого периода. Это был сознательный шаг: мы хотели показать, как впоследствии ослабла держава, когда стало легче нанять другого человека, чтобы он трудился и рисковал собственной жизнью. Вначале развитие империи зависело от самих египтян, а для этого им нужны были все ресурсы страны, в том числе энергия, которую олицетворял собой фараон. Имели место и более поздние примеры персональной отваги – храбрость, проявленная Рамсесом II при попадании в засаду во время битвы при Кадеше, однако это единичные случаи, причем цари демонстрировали свои достижения нарочито пышно, притом что они могли положиться на опытных воинов и наемников. Поэтому увлечение спортом гармонично вписывается в этот период, пока Египет наслаждался плодами расширения своих границ.

Прежде чем оставить подвиги Аменхотепа II, мы должны упомянуть пленников, которых он привел в Египет. На седьмом году его правления среди пленных было 270 женщин, «наложниц правителей всех чужеземных стран… вместе с их украшениями из серебра и золота, которые они носили». Иностранные женщины в египетском гареме важны для описания международных контактов, процветавших в то время. На девятом году правления фараон привел не менее чем 90 тысяч пленных, включая 127 азиатских правителей. Мы можем подсчитать, что бедуинов было около 15 тысяч, жителей Сиро-Палестинского региона примерно 36 тысяч, а аперу приблизительно 3600. Последние представляют для нас особый интерес, так как само их название соотносится со словом «иудей», хотя эта группа людей не могла произойти от детей Израиля. Термин, возможно, применялся к кочевым народам из региона Трансиордании. Общее число пленных показывает, что большое количество иноземных рабов трудилось на благо египтян, а также что рост империи требовал, чтобы солдаты добывали рабов.

В результате развития международных контактов частью египетского двора стали иноземцы. Позднее некоторые древние правила наследования трона ушли в прошлое. Раньше царевич, рожденный от второстепенной жены, должен был взять в жены царевну, прямую наследницу трона, чтобы иметь права на трон. В таком положении оказался Тутмос III, поэтому он чувствовал, что обязан укрепить свои позиции посредством женитьбы по меньшей мере на трех царевнах, претендовавших на трон. Таким образом, его сын имел полное право на престол. Однако его внук, Тутмос IV, также был рожден от второстепенной жены, но не испытал на себе давление старых традиций, так как уже прошло два поколения с момента создания Египетской державы. Напротив, он женился на дочери Артатамы, царя Митанни, и она стала матерью будущего царя Египта Аменхотепа III. Последний, наполовину митанниец, точно не являлся наследником по прямой линии. Но его не беспокоила чистота царской крови. Он сделал своей великой супругой египтянку незнатного происхождения, девушку Тию, родители которой не носили никаких титулов. Это был резкий ход, но правителя Египта нельзя было критиковать, и его не касались правила. Тия была энергичной женщиной с характером, благодаря чему она стала великой царицей. Однако этот процесс разбавления царской крови демонстрирует, как быстро рушились древние каноны и традиции, игнорировались священные предписания. Отныне Египет и его царь не были изолированы от остального мира.

Брак между Тутмосом IV и митаннийской царевной свидетельствовал об окончании враждебных отношений между Египтом и этой страной. Они образовали союз против новой угрозы – хеттов Анатолии. Интересы хеттов угрожали как Митанни, так и Египту, поэтому они должны были помириться, уладить свои споры на севере Сирии, дабы объединиться, чтобы выступить против нового соперника. Этот союз существовал до тех пор, пока хатти не завоевали Митанни во времена амарнского переворота. Но до этого было устроено еще два царских брака. Об одном из них мы знаем благодаря надписям на скарабеях Аменхотепа III: «Год 10 правления Аменехета и великой супруги Тии, отца которой зовут Юйя, а мать – Туйя. Чудеса приведены величеству его: Гилухепа, дочь правителя Митанни, Шуттарны, и начальник ее гарема, 317 женщин». В этом сообщении о браке заметно, что дочь незнатных людей, Тия, одержала победу над дочерьми правителей. Иноземные царевны не представляли угрозы для ее позиции главной жены.

Одной из характерных черт периода Нового царства является высокое положение женщин в обществе. С одной стороны, это было не в новинку. Древнеегипетские царицы были важным звеном в эпоху Древнего царства, когда Хенткаус построила себе гробницу, которая могла посоперничать с пирамидами по своим размерам, или когда мать Пепи II была регентом при малолетнем сыне. Однако эпоха XVIII династии превзошла предыдущие периоды. Хатшепсут приняла мужские титулы и атрибуты и стала «царем». Благодаря своим мужьям Тия и Нефертити получили высокое положение, увековеченное в произведениях искусства. В скульптурных группах Тия изображена одного размера со своим колоссальным супругом и сидящей рядом с ним вместо того, чтобы скромно держаться за его ногу (фото 22а). Ее муж был рад показать свое восхищение ею, поэтому он приказал выкопать для нее замечательное озеро, по которому царская чета могла плавать в барке «Сияние Атона». Частная жизнь царского гарема была нарушена таким очевидным восхищением царицей. В амарнский период личная жизнь семьи правителя будет демонстрироваться еще более явно.

Не последнее место занимали не только царицы, которые были дочерями или женами богов. Уже отмечалось, что согласно традициям иконографии при изображении супружеских пар в ранние периоды приоритет отдавался супругу, а жена была лишь его спутницей, в то время как в Новое царство их стали изображать как гармоничную пару с равными правами. Источники, которые дошли до нас от эпохи Нового царства, показывают, что женщины имели права на собственность, могли продавать и покупать, а также выступать в суде в качестве свидетелей. Как мы уже говорили, древнеегипетское общество было высокоразвитым, заслуживающим названия цивилизованного.

Через 50 лет после завоеваний Тутмоса III, через 30 лет после спортивных достижений Аменхотепа II в правление Аменхотепа III и царицы Тии Египет мог не отказывать себе ни в чем. Страна находилась в безопасности, поэтому необходимость военных походов возникала редко. Египет являлся центром всего мира, в который поступали всевозможные виды дани. Казалось, что его правители имеют богатства, которым не будет конца. Их старания увенчались успехом, плоды были сладкими. Но не было времени сидеть и наслаждаться ими.

Аменхотеп III вел активную деятельность по строительству в Египте, Нубии и Судане. Количество его памятников впечатляет. Благодаря своим почти безграничным возможностям он мог проводить широкомасштабные строительные работы. С него началась любовь к колоссальным размерам, характеризующая эпоху поздних завоеваний. В Каирском музее стоит гигантская статуя Аменхотепа и Тии, которых одни называют гигантскими и завораживающими, а другие – громоздкими и грубыми. Перед поминальным храмом Аменхотепа III в Фивах стоят два огромных колосса Мемнона, символизирующие его страсть к большим размерам. На южной оконечности фиванского некрополя он построил огромный дворец, расположенный близко к озеру и имевший в длину полторы мили (приблизительно 2,4 км) и в ширину ²/₃ мили. Остатки этого дворца свидетельствуют о том, с каким великолепием он был украшен – для него характерны плавные линии, которые предзнаменовали амарнский период.

Ко двору Аменхотепа III прибывали люди со всего света с «данью» для могущественного правителя, а взамен они надеялись взять с собой золото из Нубии. В международной переписке, дошедшей до нас от периода господства Египта, мы обнаруживаем заверения в смиренной преданности египетскому царю. Они свидетельствуют о том, что фараон мог спокойно править, уверенный, что находится на вершине мира. Аменхотеп III смотрел на свой заупокойный храм и не сомневался, что его будут почитать вечно: «Его мастерские полны мужчин-рабов и женщин-рабов, детьми правителей всех стран, которые захватил Его Величество. Его хранилища содержат прекрасные вещи, количество которых не может быть подсчитано. Он окружен поселениями сирийцев, захваченных вместе с детьми правителей. Его скот подобен песку побережья, их миллионы». Для того чтобы выразить свою благодарность верховному богу, который даровал ему богатство, фараон «построил другие памятники для Амона, подобно которым никогда не было прежде».

Таким образом, Египет благодаря расширению своих границ получил власть и известность, а также, вероятно, снова обрел безопасность. Стела с изображениями Аменхотепа III и царицы Тии, по всей видимости, свидетельствует, насколько спокойно было в стране в этот период (фото 22в). Фараон изображен сидящим в расслабленной позе, постаревшим и полным, опустошенным новыми радостями и суматохой. Огромный опыт предыдущего века не позволял ему спокойно ожидать вечную жизнь. Хоть, будучи молодым, царь охотился или участвовал в военном походе, постарев, он настолько пресытился лицемерием и различными новшествами, что даже загробная жизнь не могла дать ему ничего грандиозного. Остались ли еще миры, которые можно завоевать?

Период между правлениями Тутмоса III и Аменхотепа III (продолжительностью меньше века) оказался для древнеегипетской культуры воистину переходным. По сравнению с поздним додинастическим периодом, когда произошла городская революция, изменившая простое земледельческое общество Нильской долины, он был более важным. На протяжении предыдущих веков поддержание традиций было явно важнее, чем изменения. Во время расширения границ все стало меняться настолько быстро, что старые традиции больше не были столь важными для общества.

Вернемся к концепции «традиционных обществ», которая упоминалась в главе 2 настоящей книги. Мы видели, что такое общество было относительно маленьким, изолированным от внешних влияний, однородным, его члены мыслили себя как единая группа. Период завоеваний в первую очередь ударил по изолированности и групповой солидарности. В традиционном обществе власть находится у семьи или клана. Но в период Нового царства древние традиции наследования трона начали меняться. В традиционном обществе именно традиции управляли поведением людей, а божественное довлеет над мирским. Однако, когда такое общество стало городским, в культуре произошел разлад и мирское уже стало противопоставляться священному. В результате изменений, пришедшихся на данный период, произошли отход от традиционных отношений, разрушение культуры и начался процесс отделения храмов от правителей. Ранее Египет был страной с традиционным обществом, но внезапно египетское общество стало городским, неоднородным и разобщенным. Произошел разрыв с традициями. Последствия подобных изменений сильно повлияли на мировоззрение египтян.