С русского на русский

Мы потрясенно молчали.

– Вот это действительно финт ушами, – проговорил наконец Борис. – Это ж как надо достать человека, чтобы он вот так…

– Борь, сколько времени ты взаимодействовал с генералом Ивановым?

– Два дня, – признался следователь.

– И как, успел он тебя прессануть?

– Изрядно, если честно.

– Ну вот, а Линка с ним тридцать с лишним лет прожила.

Мы ждали информацию от авиакомпании и пограничников, когда неожиданно обнаружилось второе подтверждение Викиной правоты. Подтверждение пришло на своих двоих, и от него несло, как из винной бочки:

– Начальник, веди в тюрьму. Не могу. Виноват. Я машину бензин лить. Огонь. Костер. Ужас, – пробормотало «подтверждение» в лице проспавшегося наконец Мохаммада.

Парень протягивал руки и выглядел виновато.

– Так это вы купили машину? – спросил его Борис.

– Я.

Борис развернул фоторобот покупателя «Форда»:

– А это кто?

– Это старший брат дядя жена мой дядя.

– Кто? – нахмурился следователь.

– Старший брат дяди жены его собственного дяди, – перевел я с иностранного русского на обычный русский.

– Этот дядя дяди тут откуда взялся? – удивился Борис.

– Ваш родственник давно живет в России? – снова перевел я.

– Давно. Еще когда война СССР – Афганистан был.

– Еще со времен советско-афганского конфликта.

– Это я понял, – буркнул Борис и добавил, обращаясь к нам: – Тогда понятно, почему у того мужика не было акцента: он тут давно.

– Именно, а национальные диаспоры очень крепкие и дружные, – подтвердил я. – В просьбе не откажут.

– С какой целью вы выехали за город и подожгли купленную вами машину? – продолжал Борис.

– Машин мой. Я купил.

Мохаммад явно не понял вопрос, и мне снова пришлось упрощать. Надо отметить, что коммуникативные навыки у моих студентов оказались просто невероятные. Мог бы среднестатистический русский студент отвечать на вопросы следователя после трех неполных месяцев изучения французского или немецкого с нуля? Ох, не думаю! Мои же товарищи справлялись весьма сносно. Вот что значит многоязычный регион, где для одного похода на рынок надо владеть как минимум тремя языками: дари, пушту и желательно еще урду. А чтобы понимать Коран в мечети, надо еще уметь читать по-арабски.

– Мохаммад, – обратился я к этому юному полиглоту. – Зачем вы делали огонь? Зачем машину сожгли?

– Хо! – Он кивнул, демонстрируя, что теперь вопрос понятен, и тут же ответил: – Али просил.

– Али? – не поверил Борис. – Какой Али?

– Али Саджади, – вздохнул Мохаммад грустно.

– Какая вам от этого была выгода? – поинтересовался Борис.

– Что вам дал Али? – перевел я.

Мохаммад помолчал и снова вздохнул чрезвычайно горестно.

– Деньги.

– Сколько?

– Двадцать тысяч.

– Рублей?

– Долларов.

– А очки? Где вы взяли очки Каролины? Она вам их дала?

– Нет.

– А как в машине оказались ее очки?

– Я сам брал. – Мохаммад дышал, как буйвол перед бойней. – Кафедра ходил, очки брал.

– Не брал, а украл, значит, – резюмировал Борис.

– Виноват, – смиренно подтвердил Мохаммад, догадавшись по контексту.

– Зачем брали очки?

– Али просил.

Мохаммад набрал полную грудь воздуха и всхлипнул, но слез не было.

– Это десять тысяч плюс.

– А кровь?

– Кровь коровы где взяли? – Я показал рога и сделал «мууу». – Где взяли кровь?

– Али просил, я базар ходил.

– Это сколько стоило?

– Это десять тысяч. Кровь из свиньи, кровь из коровы – плюс-млюс три тысяча.

– Что? – не понял Борис.

– Плюс-минус три тысячи. Если бы он вылил на сиденье кровь свиньи, то получил бы тринадцать тысяч, а за коровью кровь полагалось только десять, – снова перевел я.

– Плюс-млюс, – передразнил Борис. – Значит, про совпадение резус-факторов человеческой и свиной крови мы знаем.

– Нельзя свинья. Плохо, – прокомментировал Мохаммад.

– Кровь свиньи плохо?! – делано удивился Борис. – А все остальное это, значит, хорошо? А вы, случайно, не заподозрили, что Али просит вас участвовать в каком-то преступлении?

– Мохаммад, как вы думаете, то, что вы сделали, это плохо или хорошо? – перевел я.

– Может быть, чуть-чуть плохо. Но нет криминал. Сейчас я понял. А тогда – не понял. Машин мой. Нет проблема.

– Зачем вам столько денег? – спросил Борис, и стало ясно, что он надавил на самую больную мозоль этого парня.

Мохаммад отвел глаза и долго молчал. Теперь-то я знал, что после смерти отца в свои двадцать лет он остался у себя дома за главу семьи. Наверняка семья живет на пособие, и все, что у них есть, – это стипендия от государства за учебу и службу их единственного мужчины. Не все они оказались мальчиками из богатых семей, как я думал сначала.

– Сколько человек в вашей семье? – спросил я, и Мохаммад моментально откликнулся:

– Семь.

– Кто?

– Мама, бабушка, четыре сестры и маленький брат, восемь лет.

Само собой, на такую ораву одного пособия недостаточно. Борис и Виктория переглянулись, и Вика сделала выражение, мол, прекращай об этом. Это и вправду была уже не наша забота.

Мы все понимали, что Борис ведет допрос не по протоколу, что курсанта необходимо отвезти в отделение, вызвать переводчика, оформить все по правилам. Но узнав о том, что Каролина жива и здоровью ее ничто не угрожает, все, включая Бориса, сейчас просто тешили свое любопытство, потому что произошедшее вырисовывалось чем-то поистине авантюрно-фантастическим, не из нашей реальности.

– Почему вы ушли в запой?

– Почему много-много водку пил? – перевел я слово «запой».

– Потому что страшно-страшно и стыдно-стыдно, – вздохнул Мохаммад.

– Страшно и стыдно ему теперь, – досадливо прошептал Борис.

– А если бы Каролину действительно украли? А если бы убили? Держали бы где-то с вашей помощью? Если бы этот Али был вор? Занимался контрабандой органов? Требовал выкуп? Вы же не знаете, кто это такой. Вы с ним никогда не встречались! Как вы, кстати, договорились с этим Али? На каком языке вы разговаривали?

Последний вопрос был в рамках изученной лексики, поэтому Мохаммад ответил сразу:

– Почему на каком? На дари, конечно. Весь Иран дари говорит, только плохо. Чуть-чуть неправильно только. Правильно в Афганистане говорят, но мы понимаем все равно. Теперь понимаю, делал плохо. Тюрьма веди, начальник.

Сейчас он сказал чистую правду – афганцы действительно сносно понимают иранцев, потому что и те, и другие говорят на родственных друг другу языках, общим предком которых является персидский язык. Эти народы понимают друг друга примерно так же, как русские, украинцы и белорусы.

– Мохаммад, как вы поняли, что Али хороший человек? – перевел я остальную часть тирады следователя.

– Потому что он Каролину любит, – просто ответил парень.

– Как вы это узнали?

– Он говорил. Сказал, просил ее висе письма в почте удалить. Очень злой был, потому что другие мужчины часто-часто много-много Каролине письма писали.

– То есть Али ревновал Каролину, и вы решили на этом основании, что он ее очень сильно любит?

– Очень любит, – подтвердил Мохаммад.

– А сама Каролина?

– Потом я спросил Каролину. – Тут парень кивнул в мою сторону, мол, помнишь, видимо, имея в виду тот день, когда я застал их с Каролиной беседующими в лингафонном кабинете. Так вот о чем они там разговаривали! О любви! Как мило!

– И Каролина вам прямо так все и сказала? – Борис изобразил на лице крайний скепсис.

– Сказала. То есть не сказала, но я понял. – Мохаммад наморщил лоб. Очевидно, для объяснения тонких движений души Каролины и собственных психологических заходов ему было необходимо чуть больше лексики, чем мы успели изучить за два с половиной месяца занятий, но он все-таки выкрутился. – Сказала, что Али просил письма удалить и она делал… сделал… сделала. Значит, тоже любит. Потому что когда не любишь, то не делаешь.

Своя простая жизненная логика в этом имелась, нечего сказать, психолог. Во всяком случае, стало понятно исчезновение писем.

– Мохаммад, а как Али изначально с вами связался? Как он на вас вышел? Вы же не были знакомы раньше?

Перевод здесь был чуть посложнее. Мохаммад смотрел во все глаза и слушал с напряженным вниманием, но мне все равно потребовались несколько попыток, чтобы он понял. Примерно вопросы получились такие:

– Как вы узнали Али? Раньше вы не знали его? Это он звонил вам?

– Каролина телефон, скайп дала. Я сам звонил. Сказала: помощь нужно, а мне деньги будут.

– Понятно, – процедил сквозь зубы Борис. – Заговор был с самого начала.

Я подумал о том, что не удивлен выбором Каролины. Если бы мне самому понадобился союзник, то я бы тоже обратил внимание на Мохаммада. Несмотря на его косоглазие, которое, как выяснилось, легко корректировалось при отсутствии Марьиванны, и невероятное упрямство, парень оказался самым сообразительным, ловким и предприимчивым. Он же был и самым нуждающимся в деньгах.

– Тюрьма веди, начальник! – повторил Мохаммад, тяжело вздохнул и снова протянул руки для наручников. – Виноват. Теперь понимаю.

Однако Борис не торопился совершать справедливое возмездие.

– Тридцать пять тысяч долларов, говоришь, тебе дали? – покосился следователь на студента. – Ну, значит, будешь делиться. Во-первых, за ущерб экологии, во-вторых, за хулиганство, в-третьих, за самовол и неосторожное обращение с огнем.

– Что? – удивился Мохаммад.

– Рапорт, рапорт, – пояснил я.

– И штраф, – добавил Борис.

– Штраф – это деньги. Много денег, – перевел я.

– Конечно, товарищи преподаватель и подполковник, – вздохнул Мохаммад.

– И губа, – завершил Борис, открывая дверь и вызывая майора Мачихо.

– Что? – снова насторожился наш поджигатель.

– Много-много дней картошку резать. – Так мне представлялось наиболее точное толкование слова «гауптвахта».

– Так точно! – отрапортовал курсант и, кажется, даже обрадовался своему новому положению.

– Господи, какие вы, бабы, оказывается, дуры-то бываете! – воскликнул Борис, как только дверь за Мохаммадом закрылась. – Это ж как она на такое вообще пошла? На эту дешевую мелодраму с пошлыми приемчиками и спецэффектами? Завкаф. Человек с мировой известностью усвистала по чужим документам за каким-то, уж простите меня, недоученным недовоспитанным сопляком! Только не говорите мне сейчас ничего про густые черные волосы!

Он обращался к Виктории и был, само собой, несправедлив. Да наш местный Шерлок Холмс с дипломом филолога в этот раз профилонила большую часть расследования, явившись лишь под финальную раздачу. Но именно Вика, а не кто-то другой, всего несколько минут назад набрала номер Али и вызвонила Каролину практически с того света.

Однако я заметил, что раздражение на Вику проскакивало у Бориса в последнее время все чаще. Особенно после его женитьбы, как будто это моя тетка была виновата в том, что в его жизни появилась молодая дама, которая теперь ждала от него ребенка.

Виктория, впрочем, нисколько не обиделась. Как выяснилось, радикальное несогласие между ними имелось лишь по одному пункту.

– Ну с какого перепугу он сопляк-то? – запальчиво возразила она. – Что за гендерные и возрастные стереотипы. Посмотри, какой красавец! Это даже если исключить волосы! Спортсмен, весь из себя. И между прочим, парень, может, покультурней тебя будет. Вон он, пишет на своей странице, что поступил в университет в Лондоне, будет учиться на переводчика. Что касается Линки, то, судя по всему, она действительно заняла место, которое оказалось ей не по зубам. Да, она очень талантлива. Но Линка не циник. Не случайно же она пишет про всех этих врагов, и про грязные сплетни, и про свою разочарованность Фейсбуком, где нет настоящего общения, а сплошная ярмарка тщеславия. Ты, Саша, правильно обратил на это внимание. Лина в свои тридцать с лишним инфантильна, она верит в любовь, в возмездие, в справедливость, она действительно «золотая», избалованная девочка, генеральская дочь. Ей пришлось быть жесткой для того, чтобы реализовать свой талант, и она надорвалась. Похоже, ее действительно довели до состояния, когда она просто надела чадар и позволила Али Саджади все разрулить.

– Какого же эффекта она хотела, выезжая из страны по чужим документам? – поинтересовался я.

– Думаю, она хотела исчезнуть тихо: сбросить с хвоста всех этих лишних соавторов, оставить с носом отца, который запретил ей любить того, кого она хотела. А что она теряла? Да ничего. Не исключено, что через несколько дней она спокойно позвонила бы родителям, сообщила, что с ней все в порядке. Отец бы побушевал, но что тут сделаешь? Связей за рубежом у Лины больше, чем в России, как мы выяснили. Проблем с натурализацией не будет. Захочет, откроет свою школу. А не захочет – у Али достаточно денег, чтобы она могла просто жить в свое удовольствие. Рожать детей, готовить борщи, вернее, плов, или что там надо готовить иранскому мужу? Так что дура не дура, а свои пять рублей имеет, как говорится.

– А ты, кстати, чего приехала-то? Я ж тебя официально так и не смог вызвать, – вдруг обратился Борис к Вике. – За подругу, что ли, беспокоилась?

– Не-а, у меня деньги кончились, слишком красиво взялась отдыхать и с непривычки не рассчитала. А что там без денег делать – не в отеле же инклюдироваться?

Вика рассмеялась, и теперь, когда она широко улыбнулась, я понял, что дело все-таки не только в цвете волос. Вика явно что-то сделала с лицом. Я не знаю, как это называется, какие-то уколы ботокса или золотые нити под кожу (для ОАЭ, где можно заказать даже кофе с золотой пенкой, неудивительно). Изменения некардинальные, но выглядела она слегка иначе – складки у носа разгладились, губы как будто стали больше, брови ярче, скулы острее. Они с Каролиной ровесницы, но теперь Виктория казалась моложе. Понятно, почему деньги кончились так быстро. Фанатка красоты и модных бьюти-приемчиков, моя родственница не смогла удержаться. Может быть, вдохновившись примером подруги, решила присмотреть себе молодого черноволосого красавца? Впрочем, об этой стороне путешествия моей тетки на Восток я мог только догадываться.

Она подмигнула мне и весело проговорила:

– Ну что, хватит отдыхать. Пора за работу!