Падеж № 7

Когда я вернулся в аудиторию 301, где остался Борис, майор Мачихо уже принес папку с личным делом Али Саджади.

– Это Али? – недоверчиво переспросил Борис, разглядывая фотографию.

– Али, – подтвердил майор Мачихо.

– И что эта красавица и умница Каролина Иванова могла найти в таком? Ему бы с этой рожей арбузами на рынке торговать.

Строго говоря, Борис был чрезмерно предвзят к парню и явно шел на поводу у стереотипов. Вид у Али был скорее европейский, чем восточный: голубоглазый, светлокожий, судя по пропорциям, роста выше среднего и крепкого телосложения. Выдавали его восточные корни только черные густые брови, густая шапка черных вьющихся волос и синяя щетина, которая намекала на тот факт, что для соответствия уставному виду бритье этой физиономии необходимо проводить не один, а два раза в день. Я бы не назвал его красавцем, однако и уродом Али отнюдь не был.

– Арбузами не арбузами, но как он без знания языка смог вскружить голову такой даме, как Каролина? – вставил я свои пять копеек.

– Да вот и я говорю, граненый он у них, что ли, – задумчиво добавил Мачихо.

– У него кудрявые черные волосы, – вдруг раздался над нами женский голос. Это была лаборантка Женечка, которая любезно принесла нам чай и печенье.

– И что? – хором воскликнули мы, чувствуя в этом замечании какой-то гнусный подвох мироздания.

– Недооценивать кудрявые черные волосы ни в коем случае нельзя, – загадочно бросила Женечка и удалилась.

Борис пожал плечами.

– Богат? – поинтересовался он у майора Мачихо.

– Обеспеченный, – кивнул майор. – Сын нефтяного короля, хотя и один из младших. Отец обещал лишить наследства, если он только посмеет жениться на старухе.

– На какой еще старухе? – не понял Борис.

– Ну Каролина, по их меркам, – старуха. Тридцать пять лет.

– А-а-а-а, – протянул следователь с какой-то не совсем понятной интонацией, и мы продолжили рассматривать документы молча.

В деле Али Саджади содержалось совсем немного информации.

Пока мы перебирали несколько фотографий со смотров и спортивных состязаний, читали скудную биографию и табель оценок, довольно высоких по всем дисциплинам, студенты принесли нам шашлык и плов из аутентичного кафе, которое держал кто-то из афганской диаспоры.

Мачихо забрал свою порцию и оставил нас, сославшись на то, что ему лучше сейчас быть на жилом этаже, чтобы присматривать за курсантами. На самом деле, ему было неловко есть в присутствии Бориса, хотя любопытство раздирало его.

У Бориса зазвонил телефон, он нервно схватил трубку, но говорить не стал: нажал отбой.

– Слава богу, это не генерал Иванов. Я уже не знаю, что ему отвечать, – проговорил он и прошелся по комнате. Очень хотелось есть, но Борис не подходил к столу, а мне начать без него казалось стремным.

Неожиданно он взорвался:

– Каждый день мне названивает этот генерал! Каждый день на меня давят, как на гайку под прессом. Я же точно знаю, что гибель Каролины была инсценирована, что говорит скорее в пользу того, что девушка жива. Но тогда куда она делась? Друзей, знакомых, родственников мы проверили. Их не так много, кстати. У тех, кто заинтересован в ее пропаже, алиби. Да и ученые, вузовские преподаватели – не та среда, где запросто могут убить или похитить человека, чтобы все настолько шито-крыто. Если она выехала из страны, то как? Ее паспорт нигде не светился. Средства со счетов не списывались. А это все как раз говорит в пользу того, что она мертва или удерживается насильно. Тогда где тело? Ну не в багажнике же она и вправду границу пересекала? Еще эта машина. Кто ее сжег? Зачем? Как получилось, что машина, на которой Каролина уехала из института, и сожженный за городом автомобиль с ее очками оказались одной марки и одного цвета? Как вообще девушка из приличной семьи, не обладающая криминальными навыками и связями, могла так внезапно исчезнуть? Не оставив следов. Это просто невозможно!

– Возможно, представьте себе! – раздался всем нам прекрасно знакомый голос, которого и мне и Борису не хватало. Каждому по своим причинам.

На пороге кафедры стояла Виктория. Эффектное появление, ни дать ни взять.

– Ты как сюда попала? – изумились мы с Борисом. Выглядела она уставшей, но, несмотря на бессонную ночь, довольно эффектной.

Вика собрала волосы в тугой хвост, на ее загорелом, посвежевшем от морского воздуха лице почти не было макияжа, зато белоснежная улыбка буквально ослепляла своим недостижимым совершенством. Вика скинула пуховик. Она была в джинсах и легкой шелковой тунике молочного цвета, которая диссонировала с промозглым российским ноябрем и цветом, и фактурой.

– У меня вообще-то корочки эксперта Следственного комитета, – пожала плечами Вика. – Это открывает двери многих КПП.

– Я имею в виду, как ты так быстро из Москвы добралась? – проговорил Борис, рассматривая ее из-под полуприщуренных век.

– Да, представьте себе, пока вы тут вкушаете национальные блюда, проводите обыски с котами и занимаетесь прочими глупостями, можно из Дубая долететь даже с задержкой рейса. А если серьезно, ничего удивительного – со стыковкой повезло, и только.

– А где багаж? – спросил Борис, чувствуя подвох.

– Я без багажа.

– Ты пластику, что ли, сделала? – вдруг с ужасом в голосе воскликнул он, на что Виктория громко расхохоталась.

– Нет, брови выщипала, – ответила она фразой из анекдота.

– Нос какой-то не такой, что ли…

– Не-а, все на месте! – Она игриво схватила себя за нос.

– А что тогда не так? – сдался следователь.

– Волосы просто покрасила! Сыщики, тоже мне! Хорошо?

– А-а-а, – с облегчением выдохнул Борис, рассматривая ее внимательнее. – Как будто Мэрилин Монро вдруг титьки на размер уменьшили. Вроде бы и Мэрилин, но немного не то, понимаешь? – глубокомысленно заключил наконец этот бескорыстный поклонник красоты моей тетки.

– Ясно. – Вика усмехнулась. – Спасибо за лестное сравнение, но я, слава богу, не Мэрилин, а волосы можно перекрасить.

Она скосила глаза на небрежно брошенную в сторону папку с личным делом любовника Каролины.

– Так что, мальчики, не нравится вам Али Саджади? – игриво поинтересовалась наша неМонро.

– Непонятно, что в нем могло понравиться, – произнес Борис.

Виктория пожала плечами и перешла сразу к делу:

– Саша, ничто не насторожило тебя в последнем письме Алибабы?

– Нет, Вика, не насторожило! Давай выкладывай!

Я уже начинал закипать.

– А еще ркист, тоже мне. – Она подошла к столу и моментом проглотила целый кебаб, закусив его несколькими дольками огурцов.

– Ну, если коротко, то Каролины в стране нет, – проговорила Виктория, усаживаясь за общим столом и продолжая ловко поглощать восточные лакомства. – И да, она жива. Она банально сбежала. Причем самым мелодраматическим образом. С любовником. Вернее, к любовнику. А теперь по порядку.

Она отложила себе несколько ложек плова и вдумчиво жевала его, соблюдая торжественную паузу.

– Ужасно нынче Аэрофлот кормил, – вынесла она вердикт и наконец продолжила: – Нам всем казалось, что такие люди, как Каролина Сергеевна Иванова, просто так не исчезают. Успешная, молодая, красивая, любящая дочь, талантливый ученый с мировым именем. Но на самом деле Линка последние годы жила на краю бездны. Это ясно из ее переписки…

– Там одни деловые письма, – вставил Борис.

– Ой, не скажите! – улыбнулась Виктория. – Есть такая книжка Максима Горького «Люди наедине сами с собой». Там есть история про Льва Толстого. Якобы, когда никто не видел, он спрашивал у ящерицы, которая грелась на камне в кустах у дороги: «Хорошо тебе, а?» И, осторожно оглянувшись вокруг, сознался ящерице: «А мне – нехорошо».

– И к чему это? – поморщился Борис.

– К тому, что ящерица – существо бессловесное, поэтому мы не можем достоверно знать, хорошо ли ей было в тот момент, когда с ней разговаривал большой человек мира сего. А вот Каролина – существо, не просто владеющее словом, а я бы даже сказала – очень многословное. И всей своей перепиской в десять с лишним тысяч писем она сообщала: «Мне плохо. Кругом враги, грязные сплетни и гадюшник. Я хочу на ручки». Кстати, о гадюшнике: бывала я в университетах, но такого серпентария, как здесь, еще не встречала. У Лины не было ни одного повода оставаться в городе…

– То есть она сбежала?

– Точно.

– Уехала из города, где живут ее родители, друзья, где ее кафедра, соавторы, подожгла машину, кинула всех через… забор и свалила? Может, ты знаешь и где она? – с иронией произнес Борис.

– Может, и знаю. – Вика откинулась на спинку ученической скамьи, возле которой был сооружен наш импровизированный дастархан.

– Чтобы понять это, надо разобраться, кто такая Каролина и что у нее на самом деле есть. Итак, кафедра. Дело ее жизни. Методика, соавторы. Но, как мы все уже прекрасно знаем, кафедра ненавидит Каролину. Коллеги завидуют. На соавторов она банально давит своим начальственным положением. Семья. Родная семья запретила ей общаться с молодым человеком, которого она полюбила. Родители прозвали Али Саджади «репутационной потерей».

– Родителей тоже можно понять – он иностранец, на десять лет ее младше, только начал получать образование, перспектив в России никаких, – перебил Борис.

– Зато в Евросоюзе у него большие перспективы, – встрепенулась Вика. – И вообще, почему ты за нее решаешь? Почему у нас все решают за других? Линке этот Али понравился. И слава богу! Волосы, посмотри, какие… Аж с отливом…

Мы со следователем переглянулись: нечто подобное мы уже сегодня слышали.

– Ну и самое главное – то, что тревожит Линку больше всего: пока она делала карьеру, она осталась одна. У ровесниц-куриц, как она зовет их за глаза, семьи и дети, а у нее – никого. Это ее особенно угнетает… В ее сумочке лежит презерватив для УЗИ. Она проходит обследование, хочет зачать ребенка.

– Почему ты решила, что Каролину это угнетало? – встрял Борис и бесцеремонно добавил с явным намеком: – Далеко не всех угнетает одиночество в тридцать с небольшим!

– Одиночеством надо уметь наслаждаться, – ехидно заявила Виктория. – Это не про Линку.

– А у тебя по-другому разве? – полюбопытствовал Борис. – Со стороны – то же самое.

Виктория достала кусок помидора и слопала его с большим аппетитом, продолжая жевать и рассказывать:

– Вот вы тут все говорите об успехе. Каролина и вправду кажется успешной. Но, как ни странно, ее внутренний раздрай напрямую связан с нашими представлениями об успешности. Успех по-русски – это карьера, деньги, наука, муж, дети, семья, красота. Все и сразу. Русский успех – грандиозен и монументален. Вот в Америке, например, может быть много успехов. Человек известен в профессиональных кругах – успех. У него отличные дети и любящая жена, пекущая самые лучшие имбирные печеньки в округе, – успех. Построил дом, выплатил за него досрочно кредит – успех. И так далее. Американский успех – подбадривающий. Добился одного успеха, добивайся следующего. Русский успех заведомо невозможен. Мало быть профессионалом, жить интересной жизнью, помогать людям, работать. Надо еще обязательно выйти замуж или жениться, родить. Боже мой, посоветовать женщине за тридцать родить – это просто святой долг каждого гражданина нашей страны! – Вика закатила глаза. – Мы как бы подсознательно не любим успешных людей, и если человек добивается чего-то в карьере, ему всегда можно ткнуть: а дети, а муж? Это наш менталитет, такая картина мира, тут ничего не поделаешь. Или ты забиваешь на мнение окружающих, или сходишь с ума, пытаясь достичь идеала.

Виктория взяла с тарелки дольку огурца и невозмутимо продолжила:

– Но Каролина не тот человек, который забивает. Дама она очень амбициозная, перфекционистка, всегда оправдывающая ожидания, добивающаяся своих целей любой ценой. Такой человек наиболее уязвим для общественного мнения. Потому что это мнение для нее важно. И вот, представьте себе, такая перфекционистка оказывается в оппозиции ко всем, чьим мнением дорожит. Да, она сама во многом виновата, что попала в эту ловушку, но что поделаешь. Если попала, то надо как-то выбираться. И вдруг у нее появляется шанс разрубить гордиев узел одним ударом. Она полюбила. Он человек непростой – богатый иностранец, молодой, красавец. Мечта! К тому же ее бывший студент, который обожает ее и восхищается. Кстати, из-за языкового барьера для Али Каролина никакая не заведующая и не ученый, а просто женщина. Красивая, умная, шикарная. Его женщина, которую он готов поддержать в любом ее решении. Он готов сделать все, чтобы она была с ним и счастлива. Даже уехать из родной страны, где для Каролины тоже нет особых перспектив, и поселиться в Европе.

– Но для Каролины-то рубить мосты и уезжать к чертям собачьим – это как? – поинтересовался Борис, и я был сейчас с ним совершенно согласен.

– Страшно, – согласилась Виктория. – Именно поэтому Лина сделала столько лишних телодвижений, запутавших и ее саму, и нас с вами. Уверена, она сама не могла допустить мысли, что все обернется таким матерым детективом. Последняя попытка остаться в привычной для себя среде и при этом выйти из-под жесткого контроля отца – это проект учебного центра с супругами Фроловыми. Именно поэтому Фроловы оказались последними людьми, которых посетила Каролина. Думаю, что даже пятнадцатого ноября, в день своего исчезновения, даже согласовав свой отлет, она все еще сильно сомневалась. Но посещение Фроловых стало последней каплей. Нет, Ирине Михайловне далеко до бесстрастности Будды. Каролине предложили сорок процентов от прибыли будущего учебного заведения. Что такое сорок процентов, когда у тебя еще три соавтора? Это чуть больше десяти процентов на руки. Вместо свободы – новая кабала.

Борис наклонился к столу и налил в стакан томатный сок, заботливо передав его Виктории.

– Хорошо, излагаешь, как всегда, гладко, только это снова литература, а где факты? – поинтересовался следователь. – Мы ведь проверили все возможные пути, по которым она могла покинуть страну. Ничего.

Виктория кивнула и продолжила:

– Думаю, из страны Каролина вылетела не по своему паспорту. Паспорт был поддельный, сирийский или иранский. Выехала она в составе, так сказать, гарема, одетая, как восточная женщина, то есть с закрытым лицом. Думаю, нам нужно искать не ее саму, а человека по имени Амал Эльдин, который въехал в страну с одной женой по имени Надира, а выехал уже с двумя женами: Надирой и Талибой. Летели они из Москвы в Европу. Возможно, в Лондон, но это не точно.

– Почему ты думаешь, что последнее письмо Али к Каролине было шифровкой? – резонно поинтересовался Борис. Ее слова и вправду больше походили на плоды бурной фантазии.

– Потому что, как я уже говорила, фатическая коммуникация – очень скользкая вещь. Тончайший камертон. Она звучит правдоподобно, только если между людьми действительно большая дистанция. Иначе слышится фальшь, как получилось с Фроловой. Только в случае с Ириной Михайловной поздравление с днем рождения служило прощупыванием почвы – стороны хотели понять, насколько выгодно им дальнейшее общение. Это была игра с подтекстом, в случае, если бы они не договорились, они бы просто сослались на то, что поняли письма буквально. Поздравление с днем рождения. Только и всего. А в случае писем Али – это уже самый настоящий шифр, когда обычным словам говорящие назначают другое содержание. Каролина ведь понимала, что ее письма, звонки, все контакты будут проверены, стоит только ей начать осуществлять свой план. Ее отец военный, с большими связями. Это в общем. Ну а в частности – на мысль о шифре меня, конечно, натолкнул седьмой падеж. Саша, что было в письме?

Я открыл почту.

– Падеж один и семь – это дата вылета, я больше чем уверена. И все, кстати, сходится. Каролина исчезает пятнадцатого числа, добирается до Москвы. Это несложно сейчас, если иметь при себе наличку: любая попутка, даже автобус – водители так подзарабатывают – берут пассажиров без билета. И все – чадар, аэропорт, Лондон. Потому что нет седьмого падежа в русском языке.

– Есть такой падеж, – моментально вставил я. – В древнерусском.

Виктория сделала недоверчивое лицо и посмотрела на меня с кривой улыбкой.

– Каролина, по-твоему, идиотка, что ли? – усмехнулась тетка. – Начинающим студентам седьмой падеж вправить?! Нет, конечно. Читать и составлять подобные шифры они с Али научились в совершенстве, когда тот еще толком не владел русским языком.

– Странно, она почистила ящик год назад и не чистила его потом. Хотя могла просто удалить письма, – предположил Борис.

Но тут он был не прав. Чистить ящик прямо перед побегом бесполезно, надо чистить и браузер, а это не так просто. Если учесть, что Каролина не стала заводить второй аккаунт, то уровень ее технической подготовки довольно высок. Во всяком случае, о таких тонкостях информационной безопасности она была осведомлена, видимо, знала, что тайный ящик тоже можно отыскать. Что-что, а уровень паранойи в семье генерала Иванова, как и во всем Институте связи, зашкаливал. Каролина понимала, что в случае необходимости письма за последние пару месяцев можно восстановить, и даже не заморачивалась.

– Ну кто ж ее знает? Может, она каждый год ящик чистила. На Новый год. Итальянцы старую мебель выкидывают, а Лина – письма. Я не знаю, да это и не суть важно, – проговорила Виктория, но Борис уже не слушал ее.

– Проверьте по имени Амал Эльдин, – попросил он кого-то на том конце телефонной линии. – Начиная с шестнадцатого числа и… Сегодня у нас восемнадцатое. Вот по сей час и проверяйте.

– Но это невозможно – прилететь в Россию одним составом, а вылететь другим, – снова возразил я.

– Возможно, – кивнул Борис. – Беженцы так и делают. Прилетают одной авиакомпанией, улетают другой. Риск есть, но вполне реальная схема. Вопрос, как Каролина, будучи далека от этой среды, всю эту схему просчитала и подготовила.

– Ну во-первых, не так уж и далека, как мы все могли заметить, – проговорила Виктория с улыбкой. – А во-вторых, она ничего не считала и не подготавливала. Она просто сказала: «Али, дорогой, сделай хорошо». Разве не видите, что план абсолютно в контексте тех миграционных волн с Востока на Запад, которые сейчас происходят. И Али, как настоящий восточный муж, к тому же обеспеченный муж, все сделал. Линка же просто напялила чадар и поехала. Хорошо быть восточной женщиной!

Возникал вопрос, кто же тогда сжег машину? Пока подтверждений Викиному довольно связному, надо заметить, но фантастическому рассказу не было. Ни авиакомпания, ни пограничники по поводу вылета Амал Эльдина не звонили. Пока Борис соображал, под каким соусом выправить постановление об изъятии записей с видеокамер в Домодедове и Шереметьеве, Виктория предложила собственные услуги в поиске.

– Я тебе сейчас гораздо легче доказульку найду, – демонстративно зевнула тетка. – Дай-ка комп, у меня все севшее.

Недолго думая, она открыла Фейсбук, и на наших с Борисом изумленных глазах набрала латиницей Ali Sadgadi.

Нехитрый поиск по аватарке очень быстро дал искомого товарища. Парень был зарегистрирован в городе Кэтфорд, недалеко от Лондона.

Вика многозначительно глянула на нас и, не откладывая в долгий ящик, отправила в фейсбучном месенджере голосовой звонок мистеру Али.

– Это двадцать первый век, детки, мир стал тесен, как коммуналка, – сказала она таким тоном, как будто это не ее пару лет назад со скандалом заставили зарегистрироваться в социальных сетях для очередного расследования. Али ответил не сразу. Сначала он появился в Сети, потом исчез, потом зеленый глаз значка в Сети загорелся снова, и наконец низкий мужской голос ответил:

– Салам.

– Али, добрый день! – сказала Виктория по-русски, но Али упорно делал вид, что не знает этого языка.

Тогда Виктория перешла на английский и, к изумлению всех, просто попросила к телефону Каролину, представившись ее подругой.

На том конце повисла пауза. Недолгое замешательство, сопение, щелчки, топот ног, и вдруг вдалеке послышался приглушенный, но так хорошо знакомый мне голос нашей заведующей:

– Кто?! Виктория?! О господи, я так и знала!

– Потому что невозможно усидеть на двух стульях, Лина, – проговорила Виктория, улыбаясь. – Кое-что треснет! Даже с твоими шикарными формами!

– Да пошла ты! – с досадой, но без злости в голосе проговорила Каролина и тут же добавила уже другим, извиняющимся тоном: – Вика, я знаю, это звучит глупо, но все пошло вообще не так, как должно было. Я сама в шоке. Можешь пока не говорить, что знаешь про меня и Али?

В ответ Виктория удивленно подняла брови:

– Как ты себе это представляешь? Тебя тут с фонарями ищут…

Мессенджер молчал, но мы слышали ее дыхание, Каролина как будто набирала воздуха, чтобы что-то сказать, но Вика опередила ее:

– Позвони родителям. Твой папаня вынес мозг половине города.

Каролина булькнула в трубку что-то вроде «мг», и все смолкло окончательно.