Нет кого? Падеж № 2
Вот это проляпсус. Моя жизнь опускалась на дно, как вода, которую налили в бутылку к маслу: медленно, зато верно и в соответствии с законами природы. Вика уехала наслаждаться жизнью к морю. Работодатель чудил. Зарплату еще не выдали. А сам я был одинок и несчастен. Я всю ночь провертелся, соображая, как бы выкрутить компромисс. Почему бы мне все-таки не помочь Каролине? Авторские гонорары я верну. А пользоваться методикой я и так не собирался. Во всяком случае, не собирался наживаться на ней. В общем, проснулся я, так ничего и не решив.
Тем утром Филюша сделал мне самый большой из всех своих подарков: столкнул в унитаз телефон, который я случайно оставил в ванной на стиральной машине.
Чуть не убил гада. На самом деле убил бы, но, сделав свое грязное дело, кот спрятался в шахте и не выходил ни под каким предлогом. Если мне кто-то скажет, что котик просто играл и не ведал, что творит, я плюну ему в лицо, потому что субъект, заметающий следы преступления, знает, что он виноват. Скрывать и скрываться – означает понимать, что ты сделал что-то не то. На этом в свое время погорел Чикатило: слишком хорошо прятал трупы, чтобы его признали невменяемым.
Мой домашний шахтер проигнорировал все мои посулы и до самого моего ухода из своего забоя не показывался, из чего я сделал вывод, что свою вину он признает полностью.
Злой, не успевший позавтракать и без телефона я явился на работу в самом мрачном настроении. Телефон восстановлению не подлежал, а это был последний айфон, который я купил после одного большого и жирного дела с Викой. Теперь же с моей преподавательской зарплаты мне светил разве что простенький андроид и то, если месяц буду сидеть на одном «Дошираке».
В это утро на кафедре царило настроение, прямо противоположное моему собственному. Каролина уткнулась в какие-то бумаги. Ольга готовилась к занятиям, стараясь особенно не отсвечивать. Зато зажигал «старый эшелон».
Анна Владимировна и Зарина Андреевна рассказывали Валентине Петровне и лаборантке Женечке, как вчера они в ресторане встретили настоящего кальянщика из Ирана. Судя по накалу эмоций, событие это потрясло женщин.
– Он заходит, в одной руке кальян, в другой – угли… На ломаном русском начинает: «Хараший кальян, восточный кальян для красывый девушка! Я – восточный чилавэк. Делать вкюсно-вкюсно!» – рассказывала Анна Владимировна, едва сдерживая смех. – Мы смотрим – ну красавец: волосы черные, кудрявые, гелем зачесаны и аж переливаются, глаза как угли… Пригляделись, батюшки! А это наш Хосейн со второго курса.
– Тот, который весной уровень С-один сдал? – уточнила Женечка.
– Ага, на уровень носителя немного недотянул, – кивнула Анна Владимировна, смеясь.
– Так вот, – подхватила Зарина Андреевна.
Глаза Попеску снова оживились, как в тот день, когда я искал для нее под столом сережку, превратившись из бесцветных рыбьих в живые и даже яркие глаза теплокровного млекопитающего. Видимо, рассказы о красавцах студентах интересовали ее куда больше самого процесса преподавания.
Зарина Андреевна игриво продолжала:
– Хосейн тоже нас узнал, выпрямился, кальян поставил, и молвила золотая рыбка на чистом русском языке: «Добрый вечер, уважаемые преподаватели! Не желаете кальян покурить? Для вас сегодня за счет заведения…»
– И что, вы кальян курили? – недоверчиво скривилась Валентина Петровна.
– А почему бы нет? – округлила глаза Анна Владимировна. – Мы прогрессивные девочки…
Я не особо вслушивался, однако одно обстоятельство меня все-таки заинтересовало. Эльвира Руслановна сидела за своим столом, и я повернулся к ней:
– Разве наши студенты могут подрабатывать? Они же в казармах живут? – шепотом поинтересовался я.
– Это же Хосейн, – так же шепотом ответила она. – Он женился на русской девушке и переехал в город. Так здесь негласно живет и работает уже довольно большая иранская община. Как и афганская. Впрочем, для них тут всегда находится работа. Генерал разрешает в особых случаях.
Заметив, что я бездельничаю и уже начал развлекаться тем, что слушаю чужие разговоры, Каролина моментально сообразила, как пристроить меня к делу.
– Саша, позвоните, пожалуйста, вот по этому телефону, я просила внешнюю рецензию на нашу методику, узнайте, готова ли.
Каролина протянула мне листок, на котором ее строгим аккуратным почерком было выведено: «РУДН, кафедра методики преподавания русского языка, лаборант Кирочка». Почему всех лаборантов зовут уменьшительно-ласкательными именами, как будто они комнатные собачки?
Мысленно поблагодарив Филюшу, я сознался, что остался без телефона. На нашей кафедре телефон имелся, но в целях безопасности, читай экономии, с него нельзя было звонить на городской номер. Я оглянулся, надеясь, что кто-нибудь даст позвонить, но Ольга сделала вид, что слишком увлечена подготовкой к уроку, а Эльвира Руслановна и вовсе демонстративно отвернулась. Это, конечно, был демарш. С тех пор, как заведующая объявила о своем решении включить меня в соавторы, наши отношения и с Ольгой, и с Эльвирой Руслановной заметно натянулись и потрескивали от натуги.
– Возьмите мой, – процедила Каролина, глядя с нехорошим прищуром в спину Эльвиры Руслановны.
Заведующая протянула телефон, предварительно сняв его с блокировки, но тут же забеспокоилась и снова протянула руку, требуя телефон назад.
– Погодите-ка, Саша, я выведу для вас на клавиатуру.
Неужели кто-то еще думает, что если у человека айфон, то он не в состоянии позвонить с «Самсунга»?
– Да я в курсе… – начал было я, но она уже обогнула стол и оказалась рядом со мной.
– Отдайте.
Я покорно вернул телефон, и больше мои услуги не понадобились.
– Я сама, – коротко бросила Каролина, вернулась на свое место и действительно сама начала звонить. – Да, да, уже отправили? На прошлой неделе? Боже мой, как хорошо!
Она радостно поблагодарила лаборанта Кирочку и тут же спровадила меня в канцелярию, заметив, что до начала занятия осталось еще добрых двадцать минут.
Приходить заранее и готовить к занятию материалы и аппаратуру, чтобы не тратить на это ни секунды времени урока, – это тоже нововведение Каролины, которым на кафедре, кроме самой Каролины, были недовольны все. Ольга воспринимала ранние приходы как неизбежное зло, Эльвира Руслановна – как самодурство, которому она хитро потакала, придумав себе утреннюю обязанность – заходить каждое утро в методический отдел, чего она, конечно же, не делала, а Каролина ее, конечно же, не проверяла. «Старый эшелон» просто саботировал нововведение и по этому поводу регулярно получал выговоры и рапорты, которые складировались в учебном отделе и, по-моему, через какое-то время отправлялись в ведомство майора Корзинкина. Но ни на один рапорт ни разу не среагировали, на моей памяти во всяком случае.
Возвращаясь из канцелярии с письмом, на котором стоял свежий сегодняшний штемпель получения – 15 ноября, 8:02, я еще на лестнице услышал рявкающий голос майора Мачихо, раздававшийся с нашего этажа.
– Вы что, арабский шейх? – надрывался Мачихо.
– Нет. Пачиму шейх? Нет шейх… – бормотал кто-то из студентов.
– А кто вы?
– Я – Хан, – ответил студент.
Это был Захарулла из моей группы.
– Кто? – ушел в фальцет майор.
– Захарулла Хан, товарищ майор.
Поднявшись на пролет, я увидел картину: майор Мачихо загородил путь длинному тощему Захарулле и пугал его грозными ястребиными бровями. Курсант, в свою очередь, только нервно подергивал губами и хлопал глазами. Разобравшись, что Захарулла не шутит и не издевается, а Хан – его настоящая фамилия, майор продолжал воспитательную работу по заранее намеченному плану:
– Если вы не шейх, то почему идете на урок так медленно?
Могучим ростом наш начальник по воспитательной работе не отличался, зато был весь крепкий, наливной, как августовская груша, и все особенности его физической формы с заплывшими от сидячей работы боками подчеркивала плотная ткань форменного пиджака, который был ему тесноват. Несмотря на неспортивный вид, энергии в майоре Мачихо хватило бы и на пятерых. Каждое утро он делал обход по этажам с такой немереной прытью, будто получил тайное задание как минимум форматнуть вселенную. Маленькие глазки майора, такие же, как и бока, по-поросячьи заплывшие, цеплялись за все подряд.
– Я иду, – отвечал Захарулла, втягивая голову в плечи.
– Вот именно – идете. А надо что делать? Что надо делать? – повторил майор и, не дождавшись от студента ничего вразумительного, кроме удивления, проговорил: – Надо бежать! Надо лететь на занятие, чтобы и преподаватели, и командующий состав видели, что вы торопитесь!
Мачихо заметил меня и кивнул в мою сторону.
– Вот и ваш преподаватель тоже так думает.
Я всегда терпеть не мог солдафонские замашки, но перед Мачихо почему-то всякий раз пасовал и соглашался, какую бы ерунду тот ни отпускал. Вот и сейчас я кивнул и многозначительно глянул на Захаруллу. Само собой, что из речи Мачихо курсант понял в лучшем случае предлоги, однако сориентировавшись по моей реакции, пробормотал «хорошо».
– Кто у вас в группе сегодня болеет? – продолжал пытать бедного Захаруллу майор.
До темы болезней мы еще не дошли, поэтому я перевел вопрос на понятный для наших студентов русский.
– Захарулла, кого сегодня нет в группе?
Длинная физиономия Захаруллы озарилась светом понимания.
– Кого нет – падеж номер два, – бодро отрапортовал он. – Сегодня есть висе, товарищ майор! Падеж номер один – товарищ преподаватель! Курсант Захарулла Хан, товарищи – множественное число – майор и преподаватель!
То ли майор не ожидал такого количества грамматической информации от курсанта Хана, то ли неожиданный энтузиазм студента сбил его с толку, как бы то ни было, но глазки воспитателя неожиданно вынырнули на поверхность.
– Молодец, курсант, можете идти! – рявкнул Мачихо, стараясь бодростью интонации прикрыть удивление.
Услышав заветные слова, Захарулла шустро скрылся с глаз беспокойного начальства, а майор Мачихо обрушил свою утреннюю тягу к установлению миропорядка на меня:
– Здравствуйте, Александр Сергеевич. Доложите обстановку!
– Все в порядке, – ответил я, не зная толком, как принято докладывать.
– Происшествий нет? – снисходительно подсказал мне Мачихо.
Я секунду поколебался, но, помня о том, что Каролина просила не давать пока ходу ни истории с курением марихуаны, ни истории с преследованием Ольги, ответил «никак нет» и даже попытался ударить одну о другую несуществующие шпоры. Майор взглянул на меня с плохо скрываемой жалостью и строго продолжил расспросы:
– Как это вы их так учите, что они только вас понимают, а меня и товарища генерала – не понимают? Что это за падеж номер один, номер два? Что за шифровки? Зачем это?
Глядя в глаза Мачихо, которые вновь выглядывали в мир лишь через узенькие щелочки в толстой майорской шкуре, я попробовал ответить так же лаконично и четко, как это только что сделал Захарулла.
– Товарищ майор, курсанты скоро будут понимать всех. Просто пока у них запас слов и конструкций ограниченный. Преподаватели говорят с ними только в рамках знакомого набора слов, поэтому они нас и понимают. Такая методика. Скоро заговорят нормально. А номера – это падежи. Именительный – номер один, родительный – номер два, дательный – три, винительный – четыре… По номерам легче запоминать.
Майор сделал умный вид, кивнул и наконец удовлетворился.
– Сегодня после занятий, ровно в четырнадцать тридцать, всем преподавателям общий сбор в актовом зале – инструктаж по технике безопасности. На кафедре передайте. А ко мне вызовите, пожалуйста, Мохаммада. Он же у вас в группе?
– У меня, – насторожился я. – А что он сделал?
– Ничего пока не сделал. Но он авторитет у остальных. Неформальный лидер. Мохаммад хоть и не из богатой семьи, зато его отец преподаватель в университете, дядя – политик. В общем, известные в Кабуле люди, уважаемые. А вы не знали?
Майор посмотрел на меня с деланым удивлением, мол, как же я мог не знать информацию, которая приходит непосредственно в отдел к Мачихо. Ай-яй-яй!
– Не знал. Виноват, – бодро сознался я. – Спасибо, всем все передам!
Майор тут же закрепил свое доминирующее положение долгим серьезным взглядом, как бы говорившим: «Ну и что с тебя взять, штафирка штатская, элементарную разведку провести не можешь», и прошествовал дальше по коридору, играя тугими складками жировых отложений.
– Так-так! – широко улыбнулась Каролина, когда я вернулся с письмом.
Она вскрыла конверт, пробежалась глазами по тексту и удовлетворенно откинулась на спинку своего кресла.
– Отлично! – выдохнула она, и по самодовольной расслабленной улыбке стало ясно, что рецензия оправдала самые смелые ожидания автора.
Впрочем, обсуждать успехи сейчас не было времени. Услышав про инструктаж после лекций, заведующая театрально закатила глаза.
– Приду, конечно. Куда ж я денусь от этого идиотизма? – проворчала она, положила письмо обратно в конверт и кинула конверт в открытую сумку, которая стояла рядом на стуле.
– Ну что, народ, считайте, все! – обратилась Каролина к Ольге и Эльвире Руслановне. – Теперь полный комплект документов собран!
Кажется, я был единственным, кто не до конца понимал всю важность момента, и Каролина объяснила мне персонально. Оказывается, получение этой рецензии равносильно тому, что теперь можно начинать внедрять методику как эксклюзивную авторскую систему. Это было признание научного сообщества.
– Я думала о собственной школе… – Каролина оглянулась и поправилась: – Мы все думали. Вместе… Еще до вашего прихода на кафедру.
Ольга и Эльвира Руслановна стояли, сложив руки на груди, и смотрели откровенно враждебно. Сердце мое опустилось куда-то очень низко. О таких перспективах я услышал впервые. Каролину, кажется, нимало не волновало, в какую ситуацию она загоняет своих соавторов. Она подмигнула и пропела на какой-то восточный попсовый мотив, который постоянно играл в столовой, когда наши ученики обедали: «Школа, школа, ро́дная школа, ай-яй-яй-яй!» Ольга натянуто улыбнулась, Эльвира Руслановна молча отошла в сторону, а я подумал о том, что план открытия школы придает идее Каролины включить меня в состав авторов совершенно другой вес. Это уже не просто кафедральные интриги. Это даже не бизнес-идея. Признанная авторская методика, в сущности, готовый стартовый капитал для бизнеса.
Вес звездного предложения Каролины резко изменился. Теперь его можно было бы сравнить с весом нейтронной звезды. Как мне смутно помнится из школьного курса астрономии, булавочная головка этого вещества весит чуть ли не с нашу Землю.
На самом деле насчет нейтронной звезды я, конечно, загнул – мало какой бизнес в России не может приносить космические прибыли, однако какой-никакой достаток собственная школа все же предполагает. И что же получается? Если Каролина включит меня в состав авторов методики, чтобы сохранить право голоса на кафедре, то я автоматически становлюсь и совладельцем будущей школы? Дело пошло на новый виток, и, судя по всему, Виктория советовала правильно: надо успеть соскочить, пока этот летательный аппарат не вошел в штопор.
На инструктаж Каролина вопреки обещанию не явилась. Майор Мачихо злорадно поставил напротив ее фамилии жирный минус и громко объявил, что два таких минуса без уважительной причины, и тринадцатую зарплату долой.
Народ в зале перешептывался. Волновала их, само собой, не Каролина, а жестокость наказания. Два минуса за год – это слишком. Тринадцатая зарплата в нашем учреждении – это та еще морковка для осла. Поскольку все висящие концы госфинансирования надо тратить истекающим годом, то размер тринадцатой бывает значительно больше зарплаты обыкновенной, и педсостав начинал строить на нее планы уже с сентября. Зал был полон: согнали преподавателей со всех кафедр, и майор Мачихо около минуты просто стоял и наслаждался тревожно-возмущенным человеческим гулом.
– Куликова Анна Владимировна! – пошел дальше по списку майор. – Куликова Анна Владимировна…
– Простите, задержалась. – Анна Владимировна впорхнула в зал и примостилась у самого входа.
Наконец после почти часового чтения по бумажке о видах отравляющих веществ и способах наложить повязку на переломы в случае землетрясения, наводнения, тайфуна и цунами наш старший воспитатель исчерпал запас красноречия и, пообещав вести сии душеполезные проповеди каждый месяц, словно надувной пупс для плавания, в три касания упрыгал с трибуны.
– Она ж была? – пожала плечами Ольга, когда мы наконец всей толпой вернулись на кафедру. – Каролина же вот только была…
– Видела ее, – вспомнила Эльвира Руслановна. – Мы пару вместе закончили… Прошли на кафедру…
Анна Владимировна перебила:
– Я как раз после занятий, перед собранием, побежала в службу кадров и видела, что Каролина Сергеевна шла к проходной.
– Проигнорировала собрание? – удивилась Ольга. – Что-то она чудит в последнее время.
Оказалось, что сумка Каролины была на месте, сапоги тоже стояли под ее столом. Значит, заведующая накинула пальто и вышла ненадолго.
– Наверное, что-то срочное, – предположила Эльвира Руслановна.
– Завтра узнаем.
– А сейчас – по домам!
Последнее предложение моментально объединило старый и новый эшелоны. Мы закрыли кафедру, оставили ключ дежурному и отправились по домам.
