Глава 6
Дорогая Петронелла

Дорогая Петронелла,

Привет. Это я, Петронелла. Сейчас, читая это, ты уже наверняка собираешься сменить свой облик с человеческого на настоящий, но – не могла бы ты подождать еще немного? Прочитать это письмо прямо сейчас, пока ты – все еще я? Я хочу кое-что тебе объяснить.

У нас с тобой так много общих воспоминаний. Вся моя жизнь – у тебя в голове. Ну и стыдоба! Но давай не будем об этом, ты и сама знаешь, о чем я. Еще успеешь покраснеть, когда станешь обратно зайгоном. О да, шуточки про оборотней. Строго между нами, девочками.

Если ты, конечно, девочка. Ты же девочка? Зайгоны вообще делятся на мальчиков и девочек, как мы, или вы все одинаковые? Эх, а ведь было бы куда лучше, если бы одинаковые. Это ж сколько места на туалеты можно сэкономить. Ну правда, человечество таких высот могло бы достичь, если бы не пришлось тратиться на двойную канализацию!

Ну да ладно, что-то я растеклась мыслью. Ты же меня знаешь. И ведь на самом деле знаешь, да? Лучше всех на свете. Собственно, мое письмо как раз об этом.

Я пишу, а ты до сих пор в отключке. Забавно на тебя смотреть, потому что чего в жизни обычно вживую никогда не увидишь, так это себя спящую. Слюней ты не пускаешь, слава богу, только похрапываешь немного. Я без конца извиняюсь за нас обеих, и это странновато, но кто же знал, что я храплю так громко!

Сама-знаешь-кто говорит, что вам понадобится больше времени, чтобы прийти в себя, потому что вы оборотни и устроены посложнее нас. И, возможно, ты не сможешь целиком и полностью вспомнить, что произошло, потому что… ну, потому что у тебя вдвое больше воспоминаний, чем у любого из нас: и мои, и твои собственные.

Так что на случай, если ты вдруг совсем забудешь, что произошло за последние несколько часов и что мы друг другу говорили, я все записала. Со своей точки зрения. Которая пока что и твоя тоже.

РЕКАП ПОСЛЕДНИХ СОБЫТИЙ. (Люблю рекапы, а ты? Знаю, что любишь.)

В общем, мы нашли Аткинса мертвым (извини, что припоминаю это, но простить его смерть очень сложно), и Кейт шагом-маршем вошла в комнату, ты же знаешь, она всегда так делает. Наверное, больше всего на свете я хочу быть Кейт. Так вот, Макгиллоп взял меня под локоть, чтобы защитить, но он, к сожалению, не смог сдвинуться с места, потому что до жути боялся, и мне пришлось как бы его тащить, ну а он тем временем все так же защищал мой локоть.

КОНЕЦ РЕКАПА

Мы вошли, и я услышала Кейт:

– Я не вооружена. Равно как и другие двое человек, которые только что вошли сюда. Причинение вреда пришельцам с других планет противоречит нашему кодексу этики, и никакого желания делать это у нас нет. Если не веришь мне на слово, пожалуйста, проверь воспоминания, которые ты скачала из моей головы.

Мы увидели их. Кейт стояла посреди комнаты напротив точной копии себя. Мало того, у этой копии за спиной стоял другой Макгиллоп, а рядом с ним стояла… ты. Или я. Ты/я. Ты обернулась, увидела меня и как-то странно на меня посмотрела, а я так и не поняла, что за выражение лица у тебя было. Зато поняла кое-что другое: многие умеют понимать выражения лиц окружающих людей, но вот выражение своего собственного лица понять невозможно.

Настоящая Кейт оглянулась.

– Петронелла, закрой, пожалуйста, дверь. Сюда никто не должен войти.

Кейт назвала меня Петронеллой! Плохой знак! Ключ она оставила в замке, так что закрыть дверь было нетрудно, но руки у меня так дрожали, что я сто лет с ней провозилась. Макгиллоп пытался мне помочь, но и сам дергался только так, потому мы просто стояли там и тряслись, как тележка с напитками в самолете. Я услышала, как отвечает другая Кейт:

– Верно, я скачала твои воспоминания и знаю также, как местное население в принципе относится к пришельцам из других земель. У вас хватает проблем и с собственным видом, что уж говорить о нашем.

– Если позволишь заметить: вы вторгаетесь на нашу планету.

– Мои зайгоны-двойники захватывают командование над ЮНИТом прямо сейчас. Вторжение почти завершено.

– Если вы завладеете вооружением, находящимся в этой комнате, вас никто не сможет остановить.

– Соглашусь.

– В таком случае с прискорбием сообщаю, что вынуждена буду остановить вас прямо сейчас. Я присяду, никто не против? – Прямо в центре комнаты стоял стол для совещаний, и Кейт просто выдвинула стул и села. Она улыбнулась своему двойнику и жестом пригласила ее сесть напротив.

Кейт-копия не сдвинулась с места.

– Ты не вооружена. Мы – зайгоны. Мы вооружены с самого рождения. Эта комната принадлежит нам, а значит, и вся планета тоже.

Кейт только пожала плечами.

– Формально планета ваша, это верно. Надеюсь, вам понравится ею править, потому что через пять минут вы все будете мертвы. Присаживайся, пожалуйста.

Кейт-копия нахмурилась, и этот взгляд мне был знаком: она чувствовала, что теряет контроль над ситуацией. Наконец она отодвинула стул и села напротив Кейт. Другой Макгиллоп подошел и встал рядом с ней, а затем подошла ты и встала по другую от нее сторону. Вы были похожи на плакат фильма про семейный бизнес или мафию (или про злобных телеведущих).

Мы с Макгиллопом переглянулись, подумали «Ну ладно» и точно так же встали за спиной настоящей Кейт. Было очень страшно, но одновременно как-то по-дурацки. Два киноплаката глядят друг на друга.

Я посмотрела на тебя, размышляя, как ты себя чувствуешь, и тут же встретила твой взгляд. Вышло забавно, потому что мы одновременно издали один и тот же хрип. И обе потянулись за ингаляторами, но ингалятор был только один и, конечно, он был у меня. Надеюсь, вид у меня был не слишком злорадный, но боюсь, что все-таки слишком.

Кейт снова заговорила:

– Если ты заглянешь в воспоминания, которые у меня забрала, то узнаешь, что это место охраняется особым образом. Вооружение в этой комнате не может оказаться в ваших руках, иначе мы утратим власть над планетой. Осгуд?

Настал мой выход, чему я была не то чтобы очень рада.

– В случае инопланетного вторжения содержимое этой комнаты признается крайне опасным и самоуничтожается через… – У меня как будто язык отсох. Я просто не могла произнести это вслух!

Кейт вытащила телефон и нажала кнопку. На стене зажглись большие красные цифры. Я их увидела, но от страха даже не смогла прочитать. Цифры просто танцевали передо мной, будто у меня глаза подпрыгивали вверх-вниз.

– Пять минут, – договорила Кейт.

Кейт-копия тоже достала телефон и уставилась на него. Нам почти пришел конец, но я почему-то не могла отделаться от мысли: откуда у нее вообще телефон? Зайгоны и телефоны копируют? Выходит, телефон тоже сделан из зайгона? Активная голограмма, подумала я. «Молодец, теория хороша, – сказала я самой себе раздраженно. – Но сейчас это неважно».

– Здесь хранится очень мощное и продвинутое оборудование, в семи галактиках лучше почти и не сыщешь, – возразила Кейт-копия. – Ваша взрывчатка его едва поцарапает… ох!

– Именно, – сказала Кейт. – Как вижу, ты вспомнила, что в шести метрах под нами заложена ядерная боеголовка. Удобно сидится?

– Ты готова уничтожить весь Лондон?

– Чтобы спасти весь мир? Да.

– Ты блефуешь.

– Уверена? Где-то в твоей памяти есть человек по имени Бригадир Алистер Гордон Летбридж-Стюарт. – Я не видела лица Кейт, но знала, что она улыбается той самой улыбкой. – Я – его дочь.

Кейт-копия сощурилась и откинулась на спинку стула, будто на ежегодной аттестации. Она побарабанила пальцами по столу. А затем улыбнулась.

– Я тоже, – сказала она.

Бред, подумала я. Все это нелепо и совершенно бессмысленно.

– В таком случае, боюсь, мы в тупике, – сказала Кейт.

– Ненадолго, – ответила Кейт-копия.

Они убьют всех, подумала я. Погибнут миллионы. И мы тоже!

Что? Что значит «мы тоже»? Почему я подумала об этом? Нет, погодите-ка, я об этом не думала! Мысль просто сама возникла у меня в голове. Но откуда?

Разумеется, именно тогда я и посмотрела на тебя. А ты взглянула на меня в ответ сквозь свои забавные большие очки. Интересно, где ты их взяла. Или они тоже из зайгона сделаны?

Я же сказала – активная голограмма.

А, так это ты сказала?

Конечно, я.

Значит, мы все еще связаны? Психически?

Да, я снова открыла канал.

А ты так можешь?

Обычно нет. Сейчас все по-другому.

Почему?

Потому что я придумала как. Твой мозг удивителен, Петронелла. Я никогда не была внутри такого огромного разума.

Серьезно? Он тебе нравится?

Да я его просто обожаю. Но как ты-то с ним справляешься? Столько мыслей! За ними поспевать – все равно что гоняться за целым табуном пони.

А я люблю пони.

Знаю. Так что, вернемся к концу света?

Да-да, точно, извини.

Кейт-копия снова заговорила:

– Приказ, конечно, можно отозвать. Одного твоего слова достаточно, чтобы отменить детонацию.

Я посмотрела на отсчет на стене, и ты тоже. Божечки, нам всего три минуты осталось!

– Верно.

– И система настроена на твой образец голоса.

– Мой и только мой.

– Уже нет, – сказала Кейт-копия. – Отменить детонацию! – крикнула она.

– Контр-приказ!

– Отменить детонацию!

– Контр-приказ!

Кейт-копия уставилась на саму себя. Она покачала головой.

– Мы должны прийти к взаимному согласию, чтобы выжить.

– Именно. Вам нужно всего лишь сдаться.

– Никогда!

– В таком случае по взаимному согласию мы можем только умереть.

Они обе вскочили и уставились друг на друга. Я не знала человека упрямее Кейт – она никогда никому не уступала. Это упрямство не раз спасало множество жизней, но сейчас Кейт сошлась лицом к лицу с самой собой. Неудержимая сила встретилась с несокрушимой преградой, подумала я, а потом поняла, что эта мысль пришла от тебя.

Ты снова смотрела на меня. «Думаешь, у него есть план?» – спросила ты.

У кого?

А сама как думаешь?

Доктор даже попасть сюда не может.

Ты покачала головой. Скажи Доктору, что есть стена, которую он не сможет перелезть…

…И в следующий раз вы встретитесь по другую ее сторону, да, знаю. Но как ему это удастся?

Посмотри, что у меня за спиной.

Я посмотрела, но увидела позади тебя лишь прислоненную к стене картину. Нет, погоди-ка, не просто картину. Это было «Падение Галлифрея» из Национальной Галереи. Именно ее мы совсем недавно показывали Доктору.

Но как она сюда попала? Ее нельзя перемещать, только если по личному приказу Кейт Летбридж-Стюарт.

Или по приказу Доктора, напомнила мне ты.

Но когда Доктор успел приказать это?

Ты посмотрела на копию Макгиллопа, и я заметила, что он тоже смотрит на меня.

Мы скопировали твоего коллегу Макгиллопа, объяснила ты, и теперь у нас есть и его воспоминания тоже. Мы отправим тебе графт памяти о том, что случилось несколько часов назад.

Макгиллоп-копия смотрел и смотрел на меня. Я как раз хотела спросить, что это за графт такой, когда…

Я снова оказалась в Национальной галерее. Мы показывали Доктору и Кларе картину, и все было в точности так же, вот только я стояла немного в другом месте и во рту у меня был странный привкус. Я ощущала легкое похмелье (минуточку, я же не пью), но все равно надеялась поскорее увидеть тем вечером Ангуса и Фердинанда – хотя понятия не имела, кто такие эти Ангус и Фердинанд. И тут я поняла: я была Макгиллопом! Стояла прямо внутри его памяти. Вот что значил этот графт – отпечаток воспоминаний. Я стала Макгиллопом, и господи, насколько все изменилось! Даже цвета, и запахи, и ощущение того, как я стою ногами на полу, – все было по-другому. Когда я смотрела на Доктора, он воспринимался уже не как Доктор, а почему-то как Хмырь-в-бабочке. Клара теперь звалась Коротышка-Важная-Шишка. Когда заговорила Кейт, она превратилась в Несмеяну. Потом мне вдруг стало очень грустно, и я подумала (с ирландским акцентом): «Эх, а она ведь с него глаз не сводит». Я сначала не поняла, кто с кого не сводит глаз, и только потом до меня дошло, что я смотрю на себя. И да, та я таращилась на Доктора. И боже мой, в мыслях Макгиллопа меня почему-то звали Принцессой.

Принцесса? С чего бы Макгиллопу называть меня так? Я быстро пролистала его воспоминания – фу! – и меня там оказались просто тонны. И везде я звалась Принцессой! Он что, не в курсе, что я против конституционной монархии? (Ну, не считая принца Гарри.) Однако нельзя не признать, что он имел в виду Принцессу не в обидном смысле, а в хорошем. Даже в очень хорошем. Я не знала, куда себя деть. Покраснела бы, будь при мне мое собственное лицо. Это что же, выходит, я ему нравлюсь? Стоило мне задаться этим вопросом, как я обнаружила, что смотрю на собственную пятую точку.

Нет, нет, нет! Макгиллоп, не надо, убери это. Зрелище все не кончалось, и честно, это было очень неловко.

Хмырь-в-бабочке как раз закончил читать письмо королевы.

– Что случилось? – Быстрый взгляд на Доктора, и вжик – обратно к моей заднице.

– Проще показать. – Взгляд на Несмеяну, и вжик – снова задница. Возьми себя в руки, Макгиллоп! Получается, все эти годы он видел во мне секс-объект, стоило мне повернуться спиной (причем, судя по всему, именно в эти минуты)?

К счастью, у меня зазвонил телефон – то есть у Макгиллопа.

– Посмотри на номер и убедись, что разговариваешь именно со мной, – послышался знакомый голос.

Если верить экрану, на проводе был сам Доктор. Но как такое возможно? Я – то есть Макгиллоп – посмотрел на Хмыря-в-бабочке, который как раз шел следом за Несмеяной прочь из комнаты. За ними двинулась и Принцесса. Вжик – задница! Макгиллоп, чтоб тебя! Что у меня там такого интересного, по-твоему?

– Но этого не может быть, сэр, – сказал Макгиллоп. – Он ведь прямо здесь.

– Да, я помню, что я там, – ответил Доктор по телефону. – Я ведь путешественник во времени, подумай головой. Сейчас я в ТАРДИС, и мне нужно, чтобы ты немедленно отправил картину «Падение Галлифрея» прямо в Черный Архив. Категория срочности – «Буйвол-1». И никому об этом не рассказывай.

– Вас понял, сэр.

– Даже мне не рассказывай. Ясно?

– Но зачем все это нужно, сэр?

– Затем, что от этого зависит будущее планеты Земля, – ответил Доктор и повесил трубку. Макгиллоп посмотрел в коридор, по которому мы шли, и вжик…

Я снова была в Черном Архиве. Посмотрела на счетчик – меня не было меньше секунды (ну не в смысле совсем не было, в общем, ты понимаешь, о чем я).

– Вам просто нужно покинуть планету, – сказала настоящая Кейт.

– Ладно. Мы уйдем. Но оборудование заберем с собой, – ответила Кейт-копия.

– Чтобы разбомбить нас из космоса?

– Чтобы вы не разбомбили нас, когда мы будем улетать.

– Мы и не собираемся.

– Вы уже так делали. С чего нам доверять вам?

– Это вы к нам вторглись. С чего нам доверять вам?

– Значит, у нас проблема.

– Причем взаимная.

– Но останется она с нами ненадолго.

– Боюсь, ровно на сто девятнадцать секунд.

– Боюсь, что так, – ответила Кейт-копия с печальнейшей улыбкой.

Я посмотрела на тебя.

Значит, это Доктор велел перенести картину сюда.

Ты думаешь о том же, о чем и я?

Всегда. Если Доктор нашел способ проникнуть в эту картину…

Помнишь, ты так и не успела закончить эту мысль? Раздался оглушительный треск стекла, и передняя часть картины просто взорвалась. Воздух вдруг наполнился странным визгливым гулом, который даже просто слышать было страшно, а затем – глухим грохотом, таким низким, что его можно было почувствовать нутром. А затем, как луч фонарика, из картины вырвалась вращающаяся синяя воронка. Вихрясь и гудя, она наполнила комнату. Я заслонила глаза от яркого света и посмотрела на нее. И увидела, как на фоне калейдоскопа синих фигур из картины навстречу нам выходят трое мужчин.

И в этот миг мне показалось, что я даже немного прослезилась – ты, наверное, решишь, что это глупость несусветная (или не решишь, ведь ты – это все-таки я). Но, видишь ли, я поняла, что это значит. Сложно объяснить, но я просто знала, уже с того самого мгновения я точно знала, что теперь все будет хорошо. Будто внезапно настало Рождество и сам Санта-Клаус спустился на крышу. И еще я знала, что теперь я уже не самый ценный кадр ЮНИТа.

Доктор вернулся!

Помнишь это, Петронелла? Наверное, дальше станет посложнее из-за того, что Доктор с нами сделал. Но надеюсь, ты помнишь, как эти трое вышли из картины и просто шагнули в комнату. Я сразу поняла, что все они – Доктор. Я, конечно, всю жизнь его изучала, но поняла не поэтому – просто это сразу было видно, не знаю как. Доктор, Доктор и Доктор!

Один был тот, которого мы встретили сегодня, бестолковый и умильный, с бабочкой и беспокойными руками. Другой – тот, что в тугом (!!) костюме и в конверсах. Моя мама как-то увидела его фотку и сказала мне, что вдула бы ему (что было довольно мерзко, правда?). А вот третьего я никогда в жизни не видела. Неизвестное таинственное воплощение! Все равно что найти секретную коллекционную карточку, о которой больше никто не знает. На других двоих он был совсем не похож. Постарше и весь такой морщинистый. Когда он смотрел на меня, казалось, он одновременно величественный и хрупкий. И все же это был Доктор – сомневаться не приходилось. На груди у него был патронташ. Я решила, что смастерить такой будет сложно, поэтому придется пройтись по антикварным лавкам.

– Привет, – сказали они хором.

– Я – Доктор.

– Я – Доктор.

– Я – Доктор.

Честно, я просто слышала, как аплодируют мои татуировки (прости за них, кстати).

– Извините за беспорядок, – сказал старик.

– И за показуху тоже, – раздался голос. Я оглянулась и увидела, что Коротышка-Важная-Шишка Клара Освальд тоже выбирается из картины.

– Кейт Летбридж-Стюарт, во имя всего святого, что ты творишь, позволь спросить? – сказал Доктор-Бабочка. (Он обратился не к той Кейт, но, наверное, когда тебя в одной комнате аж три штуки сразу, на этот счет уже не заморачиваешься.)

– Есть особый протокол на случай, если сюда проникнут… – начала настоящая Кейт.

– Знаю я все про ваш дурацкий протокол, – перебил Доктор-Конверс. – Просто не думал, что кому-то хватит глупости его запустить.

– Остановить обратный отсчет могу только я, ты ничего не сможешь сделать.

Доктора посмотрели на цифры на стене. У нас было чуть больше минуты. Я прочитала об этом человеке все и знала, что он всегда тянет до последней секунды, просто театральности ради.

– А я вам скажу, что мы можем сделать, – сказал Доктор-Конверс. – Мы можем убедить вас обеих его остановить.

– Даже ради вас троих – ни за что, – сказала Кейт.

– Ты убьешь миллионы людей! – рявкнул Доктор-Старик.

– Чтобы спасти миллиарды, – ответила Кейт. – Сколько раз тебе доводилось делать такой расчет?

– Если бы только вы вообще не додумались собрать эту идиотскую опасную коллекцию…

– Это неважно! – крикнула Кейт. – Повторяю, сколько раз тебе доводилось делать такой расчет?

Доктора переглянулись, и в их глазах я увидела что-то страшное.

– Однажды поступив так, ты уже не сможешь с этим жить, – сказал Доктор-Конверс. (При этих словах я заметила, как на него смотрит Доктор-Старик, и взгляд у него был такой грустный, что я чуть не бросилась его обнимать.)

– Что ж, – ответила Кейт, – удачно, что мне и не придется. Сколько раз, Доктор?

Доктора снова переглянулись. Я знала, что они ответят. Ни разу! Вот чего они не хотели ей рассказывать. Может быть, не хотели выглядеть лучше нее или осуждать, но я знала: если быть Доктором что и значит в этом мире, так это точно…

– Один, – ответил Доктор.

У меня как будто земля ушла из-под ног. Что он сказал?

– Один раз, – повторил он. Теперь уже Бабочка. Я хотела, чтобы он замолчал, потому что его слова не могли – ни за что, никогда – оказаться правдой. – Однажды, давным-давно я совершил в точности то же, что ты хочешь совершить сейчас, и сказал себе, что поступил верно. – Перестань, замолчи, хотела закричать я, заткнись, заткнись, заткнись! – Именно это превратило меня в человека, которым я стал. И теперь я уже даже не уверен, кто этот человек.

– Ты говоришь себе, что цель оправдывает средства. Всегда, каждую минуту убеждаешь себя в этом, – подал голос Доктор-Конверс. Он расплывался – у меня слезились глаза. – Но это ложь. В тот день я поступил неправильно. Просто неправильно.

Я утерла глаза рукавом. В паре метров от Конверса я видела Доктора-Старика. Он оперся о стену и отвернулся от остальных. Внезапно он показался мне таким слабым, и я задумалась, уж не плачет ли он сам. На моих глазах он сполз в кресло и схватился за голову. Помнишь, я сказала, что по нему было сразу видно, прямо чувствовалось, что он Доктор? Странно, но внезапно это чувство исчезло.

– Вот в чем суть, – сказал Доктор-Бабочка. – Я поступил неверно и поэтому заставлю вас выбрать правильный путь. – Внезапно он снова ожил, будто все, что он только что сказал, не имело никакого значения. – Сколько времени у нас есть, Доктор?

– Примерно секунд сорок, Доктор, – сказал Доктор-Конверс. – Начнем прямо сейчас или выпьем сначала чайку?

– Да ладно уж, Доктор, давай сразу, только посмакуем момент, надо же как-то время скоротать.

Я посмотрела на часы. У них было не сорок секунд, а только тридцать. Они что, намеренно лгали, чтобы вышло подраматичнее?

– Что мы имеем, Доктор? – спросил Бабочка.

– Несравненную гениальность, отвертки разных размеров и, конечно же, лампы.

– Ах да, амнезийные лампы. С этим можно работать, правда, Доктор?

– Ну еще бы, Доктор!

Постарайся, постарайся вспомнить этот момент, Петронелла. Совершенно синхронно, будто они репетировали это, Доктора подтащили каждый по стулу к краю стола, уселись, по очереди положили ноги на стол, откинулись на спинки и улыбнулись всем нам. Часы на стене все тикали, отсчитывая время, а они намеренно тратили его, просто чтобы порисоваться. Как же это было по-Докторски. Я почти и забыла, что они нам только что говорили.

Две Кейт по другую сторону стола смотрели друг на друга – каждая как будто бы ждала, что другая что-то сделает по этому поводу, но обе понятия не имели что.

– Итак! – объявил Бабочка. – Позвольте вам поведать, что сейчас произойдет.

Кейт шагнула вперед, будто хотела возразить, но не нашла слов.

– В любую секунду вы остановите этот отсчет. Обе и вместе! – заявил Конверс.

Кейт-копия тоже шагнула вперед и тоже не нашлась, что сказать.

– А затем вы договоритесь о самом идеальном мирном соглашении в истории.

– С предосторожностями со всех сторон, всё совершенно справедливо для каждого.

– А секрет идеальных переговоров в том, чтобы…

– …не знать, на чьей ты стороне!

Они отбросили стулья и запрыгнули на стол. Повертели отвертки в руках, а затем направили их на лампы.

Кейт изумленно переглянулись.

– В ближайшие несколько часов…

– …пока мы не решим выпустить вас отсюда…

– …никто в этой комнате не вспомнит…

– …человек он…

– …или зайгон!

Отвертки хором зажужжали, и Доктора расхохотались.

Странно получилось: ничего как будто бы и не произошло. Лампы только сверкнули чуть ярче, перед глазами все слегка затуманилось, и вот мы уже стояли, где и были. Я даже подумала, уж не пошло ли что не так. Но когда я посмотрела на тебя, то поняла, что не помню, кто из нас кто. (Странно писать это сейчас и вспоминать о том, что я забыла.) Одна из нас была человеком, другая зайгоном, но я не знала, кто есть кто, и по твоим глазам видела, что и ты тоже не знаешь. А потом мы одновременно посмотрели на таймер на стене – в тот самый миг, когда он дошел до нуля.

– Отменить детонацию! – крикнули обе Кейт хором.

Сама понимаешь, какими странными выдались следующие несколько часов. Наверняка обрывками ты помнишь это. Доктора ходили вокруг, как надсмотрщики, а мы вшестером сидели за столом, и ох, это были всем переговорам переговоры. Доктор был, конечно же, прав: когда тебе велят поделить что-то надвое, а ты не знаешь, какая из двух половин в итоге тебе достанется, и впрямь особенно стараешься поделить все по справедливости. Доктор знал, что мы жестоки лишь потому, что эгоистичны и испуганы, – и он использовал этот страх и эгоизм, чтобы заставить нас проявить друг к другу участие.

Временами я видела, как Доктор задерживается у полок и прикарманивает что-то, или жужжит отверткой, или вынимает из приборов батарейки. Я задумалась, надолго ли Черный Архив останется такой проблемой, как сейчас.

Другой Доктор, старик, так и остался в кресле. Он всего раз посмотрел на меня, и клянусь, в глазах его были слезы. Которым Доктором он был? Каким по счету?

Мы с тобой отошли поболтать в перерыве, и, думаю, именно об этом я на самом деле хочу сейчас поговорить. Я болтала о том, голографические ли у меня ботинки, если я зайгон, и если да, то как мне их чистить, и что делать, если в боулинге я случайно заберу не те. Ты рассмеялась, и смех перерос в жуткий хрип. Я потянулась за ингалятором и протянула его тебе. И мы обе замерли. Потому что это значило, что я человек, а ты зайгон, и секрет оказался раскрыт. Я испугалась, что в этот же миг все разрушится. Но ты только улыбнулась, прижала палец к губам и взяла у меня ингалятор. Забавно было спасти мир вместе вот так – с помощью нелепой мелочи.

– Ты, по-моему, грустишь, – сказала я несколько минут спустя. – По крайней мере, мне кажется, это мое грустное лицо. Грустное же?

– Мне нравится быть тобой, – сказала ты и пожала плечами, как я делаю, когда притворяюсь, что со мной все нормально, хотя на самом деле нет. – Но теперь, похоже, с этим пора заканчивать.

И именно тогда я поняла нечто очень важное. Нет, Петронелла! Мы с тобой не одинаковые!

Ты пошевелилась и что-то пробормотала. Наверняка ты скоро проснешься, так что, наверное, лучше мне поспешить и дописать письмо побыстрее. Как только мы изобрели-таки мирный договор – на это ушло десять часов, кстати, – Доктора снова перенастроили лампы и вернули нам память. На этот раз нас всех вырубило, и боюсь (без обид), что люди оправились быстрее зайгонов. Поэтому я и сижу тут, рядом с тобой, и пишу это.

Сегодня я многому научилась. Петронелла. Доктор – мой герой и был им всегда, но глупо и неверно ожидать, что он будет героем каждый день – потому что это не так. Ровно так же я никогда не смогу быть с Макгиллопом, потому что он считает меня принцессой, и это тоже не так. Я никогда не понимала, зачем люди хотят, чтобы их считали другими и любили именно за это, – ведь так в конце концов любой станет разочарованием. Но если мы не герои и не принцессы, можно постараться получше распорядиться тем, что мы имеем. Верно?

Я сказала, что мы с тобой не одинаковые. И вот почему. Всю свою жизнь я хотела быть кем-нибудь другим, только не собой. Я хотела быть Кейт, или Сарой Джейн Смит, или Эми Понд, да кем угодно. Но ты – оборотень, ты была множеством разных людей, – и ты захотела быть мной. А значит, из тебя Петронелла Осгуд куда лучше, чем из меня.

Мне кажется, я хотела бы стать лучшей версией себя. Если уж Доктор не может быть героем всегда, значит, нам понадобится побольше новых героев, правда?

Дорогая Петронелла, если тебе нравится быть мной – почему бы и нет? Останься. Прошу, останься мной, будь моим другом и научи меня, если сможешь, как быть тобой.

С любовью,

Петронелла Осгуд (ну, одна из них)