IV
Капсула двигалась со стороны «Ямантау» таким образом, что тюремный корабль закрывал от «Чумного денька» пространство для прицеливания. Она перемещалась быстро. Не успели рулевые подать на маневровые двигатели энергию и задействовать их, чтобы развернуть корабль, как неизвестное судно прибавило ход и yf на полной скорости врезалось в борт «каторжника», резко затормозив на подлете. Удар оказался не таким сильным, но он ощущался находившимися на борту людьми.
– Да кто так пилотирует-то!? – возмутился Ибрагимов.
Впрочем, ответ лежал на поверхности.
Радикалы настроили камеры технического блока – именно туда врезался неопознанный объект. Особых разрушений корпуса не наблюдалось. Только попадавшие на пол зэки, что укрепляли техническую палубу, заваривая переборки и устанавливая датчики. Они, матерясь, поднимались и стряхивали с себя пыль.
Видимо, кинетическая оболочка, которая окутывала «Ямантау» вкупе с двигателями обратной тяги визитеров погасили инерцию. С одной стороны, это хорошо, так как корабль оказался не камикадзе, с другой плохо, потому что выходит, будто это десантный корабль.
Дальняя стена треснула и раскрошилась прямо на глазах у уголовников. Из проема бил яркий красноватый свет. Он высвечивал высокую человеческую фигуру, стоящую в расслабленной позе.
Один из уголовников, с побритой правой половиной головы, украшенный шрамами и тюремными татуировками, вышел вперед, щурясь от свечения. В руках он держал гаечный ключ, которым лихо размахивал, описывая в воздухе хитрые петли и траектории, характерные для уголовного стиля боя гаечными ключами и фомками. Лицо его искривила презренная улыбка.
– Я Сёва. А вы еще че за пацанчики? Это наш корабль, суки…
Несколько секунд фигура стояла неподвижно, а потом сделала несколько шагов вперед, выходя из поля света. Ей оказался двух с половиной метровый бронированный киборг, у которого человеческими были только голова и шея. Лицо его не выражало практически ничего. Весь корпус, состоящий из металлических пластин, приводов и защищенных сервомоторов, выкрашенный в красно-черные цвета, выпрямился и начал переливаться разными цветами интерферентного камуфляжа. Тихо зарычав, он схватил левой рукой голову Сёвы, оторвал его от пола и, сдавив стальной клешней, раздавил как переспелую грушу. Тело безвольно упало на пол, забрызгивая остальных урок артериальной кровью.
В поле света, в проеме, показались еще три фигуры с различными техническими усовершенствованиями.
– Вот это гадюшник… – прорычал противоестественным голосом полуробот-получеловек. – Тензор, присоединиться к бортовому компьютеру, установить местонахождение целей, Катафракт, тащи «гулю», приказываю разрезать все переборки от сюда и до капитанского мостика, Фрадия, тащи винтовку с имплозивными гранатами, Долих, Эльва, зачистить тут все от этих паразитов…
Шесть киборгов-коммандос вышли с корабля и рассредоточились по техническому помещению. Они несли в руках установки и оружие, которые люди обычно крепят на бронетранспортер.
Не все уголовники успели выбежать из отсека в камерный блок, некоторые остались в техническом помещении, урки заварили двери, спасаясь от киборгов. Эти ходячие машины даже не тратили на них патроны – разрывали тела невольников голыми руками и растаптывали их, оставляя кругом месиво из крови, мозгов и раздавленных внутренних органов.
Ибрагимов закрыл рукой экран. Его тело несколько раз судорожно дернулось, но потом он взял себя в руки.
– Доводилось ли вам сражаться с берекадарскими десантниками? – задал он полушепотом риторический вопрос. – Это полуторатонные ходячие танки, щит и меч директ-короля объединенных планет Ребулы. При столкновении с ними нас учили спасаться бегством, но мы закрыты в этом корыте, в этой чертовой пустоте. Бежать некуда.
Несколько секунд капитан молчал, потом повернулся лицом к Солнышкову и его экстремистам.
– Мой дорогой команданте! Вот сейчас настало самое время поразглагольствовать о принципиальном интеллектуальном и моральном превосходстве людей над киборгами и, как вы говорите, «выродками из колоний»…
Треск наполнял стены корабля и отражался эхом в центре управления. Десантники резали переборки, чтобы добраться до капитанского мостика. И их приход в центр сосредоточения управления кораблем становился просто вопросом времени.
●●○○○
Брусьев копался в чертежах судна в тюремном блоке, оборудованном под штаб для борьбы за живучесть «Ямантау», когда сильный удар повалил с ног всю команду. Что именно произошло, стало известно только после того, как из технического помещения начали выбегать обезумевшие от страха зэки. Они пытались что-то бессвязно объяснить, но в целом у офицера появилось представление о том, что там произошло. Он распорядился заварить дверь и укрепить ее тяжелыми стальными балками. Считалось, что это должно задержать группу высадки на какое-то время.
Спустя несколько минут в тюремном блоке появился сам Ибрагимов. На нем не было лица и, казалось, он даже сильнее поседел.
– Товарищ капитан, – произнес Брусьев, – это какая-то группа спецназначения. Мы привариваем балки, чтобы они не смогли взять эту дверь взрывчаткой. Если нам хватит времени, мы их изолируем.
– Не думаю, что они к этому не подготовились…
Ибрагимов подошел вплотную к задраенной переборке и приложил ухо к стене. На той стороне бронированный киборг шел вдоль стены и что-то тащил за собой. Капитан несколько раз ударил кулаком в стену. Противник остановился. Еще через пару секунд послышался легкий удар в перегородку: киборг с той стороны припал к стене и точно также прислушивался к тому, что происходило за преградой.
– Я капитан Тимур Ибрагимов, это наш корабль, и вы находитесь у меня в гостях. Вы не вытерли ноги, когда вломились!
Десантник прорычал что-то несодержательное своим коллегам, и вот еще двое бежали к перегородке.
От мощного удара в стену капитан отлетел метра на три. В том месте, где он прикладывался ухом, виднелась огромная выпуклость. Должно быть, с той стороны ударили одной из балок, что принесли урки для укрепления корпуса. Теперь противник работал ими как тараном.
Из уха потекла кровь, в голове помутнело. Хватаясь рукой за ушиб, Ибрагимов распрямился и направился в центр управления. На выходе его остановил Брусьев. Не успел последний что-то сказать, как характерный свист заполнил весь тюремный блок. Краска на переборке воспламенилась, стена, разделяющая технический и тюремный отсек, начала искажаться, балки, что подпирали ее, гнуться.
– Как я сразу не догадался, – пробормотал Ибрагимов, – это сингулярная пила. Даже сверхпрочные нанотрубчатые полимеры режет как нож масло.
– Невозможно… невероятно… – Брусьев не мог поверить в происходящее. – Она же весит тонны две – из-за блоков питания и генераторов поля!
Свист повторился. Сомнений не оставалось, коммандос действовали сингулярной пилой.
– Бросайте тюремный блок, – распорядился Ибрагимов, – отходим на склад и в коридоры. У вас есть что-нибудь, что может осложнить им задачу?
– Мобильный генератор кинетического поля. Тут на борту штук шесть таких – на случай массовых беспорядков. Команда не успела их применить, когда начался бунт. Пилой можно резать металл, но ей нельзя резать воду. Кинетические барьеры – та же вода для сингулярной пилы.
Капитан не стал ничего говорить. Он похлопал по плечу Филиппа Брусьева и направился по коридору к лестнице. Света здесь оказалось еще меньше, чем даже полчаса назад. Нащупав в темноте перила, он поднялся по лестнице на верхнюю палубу и там столкнулся с адъютантом.
– Товарищ капитан, мы не могли с вами связаться. Вас срочно вызывают на «Чумной денек». Атомарный марганец повредил не только двигатель, но и энергетическую установку, она работает нестабильно, фиксируем всплески радиации.
– А где Вей-Вей? Где он шляется? Это его работа.
– Вей-Вей в лазарете, бредит, – после небольшой задержки ответил Макаров, – говорит, что видел дьявола. И – да! Я уже знаю, что к нам на борт поднялась группа высадки. Ситуация ухудшается, капитан. Если это ваши действия приводят к таким последствиям, то немедленно прекратите…
Ибрагимов покачал головой. Сумасшествие на «Ямантау», похоже, охватило не только искусственный интеллект. Происходило еще что-то, причем происходило без его участия, что он не мог контролировать. Какое-то одно большое ползучее несчастье, растянутое во времени.
Собравшись, капитан направился к шлюзу стыковки двух кораблей, Макаров последовал за ним. Не прошли они и половину пути, как случилось что-то странное. Словно весь воздух из коридора исчез, и его место занял другой воздух, нехороший, с новыми неприятными запахами, среди которых капитан распознал и запах жженой обмотки силовых кабелей, и запах паленого горючего, хотя признаков горения не ощущалось.
Он повернулся, Макаров исчез. Фактически ему некуда было исчезать: это длинный коридор с гальюном и техническим помещением, переоборудованным под мусоронакопитель.
Ибрагимов свернул в ватерклозет. В квадратном помещении метра три на четыре висел сырой воздух, с одной стороны виднелось проекционное окно, с другой рукомойники, с третьей туалетные кабинки. Но ни следа протечек.
Пытаясь привести себя в чувство, он открыл кран и умыл лицо холодной водой. Запах гари не исчез, наоборот, появились новые запахи – предвестники катастрофы.
Когда же он, принюхиваясь, повернулся, то увидел самого себя, парящего в позе лотоса над полом. Гость сосредоточенно медитировал, закрыв глаза, а лицо рассекал огромный кровоточащий шрам, наспех заштопанный хирургической иглой из походного набора.
– Что за ерунда…
Второй Ибрагимов открыл глаза. Глаз, который находился на линии шрама, казался мертвецки бледным. Это вызывало какую-то суеверную тревогу в самой глубине души капитана, там, где под развалами радикально секулярных воззрений и концепций современного общества таилось чувство суеверного.
– Это опять ты? Ты же видишь, что ты мне не помогаешь! – произнесло его Альтер-эго.
– Лучше держать дистанцию. Не думаю, что мы знакомы. Я бы запомнил, если бы мы встречались раньше…
– Ах, серьезно? Видимо, они опять перещелкнули. В любом случае, я вряд ли буду тебе чем-то полезен. Как ты уже заметил, мы находимся в терминальной стадии, что-то исправить уже нет ни времени, ни возможностей.
Ибрагимов, двигаясь вдоль стенки, обошел своего двойника по часовой стрелке. Они мало чем отличались, даже китель такой же, на груди висела та же самая звезда, непричесанные волосы также торчали пучками в разные стороны, даже правый погон, немного оторвавшийся, точно также слегка сползал в сторону.
– Я знаю, ты злой Ибрагимов, моя темная сущность, – пробормотал капитан.
– Ну, знаешь, ты тоже не добрый…
– Тогда откуда эти твои сверхъестественные способности?
Двойник посмотрел по сторонам. Больше демонстрационно, чем действительно в поисках.
– А что не так?
– Ты висишь в воздухе! На борту чертова гравитация, а ты висишь в воздухе!!
– На твоем корабле может и есть гравитация, – невозмутимо парировал второй Ибрагимов, – а на моем гравитоны взорвались от концентрической перегрузки, вызванной разрывом энергетического кольца реактора.
Капитан вжался в проекционное окно, пытаясь держать в фокусе своего зрения всю комнату. Нельзя сказать что его удивило появление своего клона, за годы службы он видел разное, и более невероятные вещи мало чем отличались от менее невероятных. Скорее это какое-то глубокое осознание того, что он – не проекция, не биомеханическая копия, не галлюцинация и не химера. Потрясение от мысли, что перед ним он сам, должно быть, проявилось во всех красках на его лице.
– Не надо таращиться на меня глазами дохлой рыбы, – пробурчал двойник, – технически я – это ты. Просто привыкни к мысли, что твоя версия меня немного глупее, поэтому я отвечу на все твои вопросы. Но времени мало, щелчки могут произойти в любой момент. Если ты поймешь, что меньше всего относится к сути дела, это уже будет достижением.
– …
– Просто спроси первое, что тебя беспокоит.
Ибрагимов решил начать с самого начала, так как всегда предпочитал решать проблемы по мере их поступления, а началось все с исчезновения корабля.
– «Химера». Как она исчезла и где находится сейчас.
– Дело не в «Химере», – сразу же ответил двойник. Словно он все равно планировал проигнорировать первый вопрос и сказать то, что кажется важным самому. – «Химера» это всего лишь следствие более сложных процессов. Квантовые пары связаны не только в границах одного пространства, они проходят сквозь время и пустоту, связывая две точки параллельных вариаций мультиверсума вопреки геометрии Лобаческого. Если мы используем прогрессивные модели квантовой механики, мы можем описать то, что с нами происходит. Умея манипулировать квантовыми парами, находящимися на разных струнах, ты можешь переключать реальности и сращивать их между собой, позволяя развиваться наиболее дружественному будущему. Но если ты принимаешь неверное решение, ведь абсолютно верное решение может быть принято на основании достоверно известного будущего, последствия принимают каскадный эффект, и, в конечном счете, приводят к воронке событий. В этой ситуации коридор принятия решений становится уже с каждым циклом, и каждое последующее решение с большей вероятностью может привести к отрицательному результату.
– То есть «Химера» просто исчезла? Ее никогда не было в этой версии реальности? – переспросил Ибрагимов. – Но тогда кое-что не сходится. Я помню о существовании «Химеры», хотя нахожусь в том же пространственно-временном отрезке, где ее не существовало.
– Мы находимся в точке бифуркации, – продолжал второй Ибрагимов, – это словно два туннеля сошлись в один. Если ты шел по одному из этих туннельных рукавов и попал в точку совмещения, то ты можешь видеть и то, что ты уже прошел, и то, что видишь во втором туннеле, оглядываясь в него. Фактически «Химера» в суперпозиции, она и существовала и не существовала для тебя одновременно.
– Но когда я нахожусь на перекрестке, я могу видеть и вперед…
– Возможно, я и есть твое «вперед». Наш корабль разваливается, потому что мы попали в воронку событий. Вполне вероятно, что я для тебя еще не наступил. Возможно, именно сейчас ты делаешь что-то, что приведет развитие ситуации к кризису и уничтожению кораблей.
●●○○○
Квазар со всего размаху пнул дверь, и она отлетела с громким звоном, отражающимся от стен эхом по всему тюремному блоку. Люди не стали укреплять именно ее, решили оставить отсек чтобы выиграть время на укрепление основного прохода, ведущего на склад и на верхнюю палубу. Когда скомканная дверь перестала звенеть как пустая консервная банка, командир, двухтонная махина, втиснулся в образовавшийся проем и, упершись в одну из сторон косяка руками, а в другую спиной, разорвал переборку, увеличив проход в два раза.
После того как машина смерти вошла в тюремный блок, за ним проследовали еще двое киборгов. Втроем они обошли помещение и, не найдя ничего ценного, собрались у новой баррикады.
Ребула получила независимость во время конфликтов между людьми и каракарцами. Слабеющее Содружество вывело флот из двух систем – Ребулы и Альфы – санкционировав создание на этой звездной территории независимого буферного государства десять лет назад. После ухода людей экономика впала в кризис, города после массированных бомбардировок Третьего каракарского флота лежали в развалинах, и директ-король находился в сложном положении. У ребулийского союза не осталось ни флота, ни добровольцев. Чтобы хоть как-то дать отпор потенциальным противникам, он санкционировал создание на Берекадаре, второй планете системы, центра подготовки специальных десантных сил, способных выполнять тактические задачи. Их основанная роль заключалась в абордажном бое, и десантники проектировались так, чтобы иметь все преимущества в таком бою.
Рейды берекадарских десантных групп проходили относительно успешно: за годы независимости флот Ребулы из трех торговых кораблей, переоборудованных в легкие крейсера, превратился в восемь. И хотя это корабли разных годов постройки, разного класса и степени модернизации, это все же вдвое больше, чем на момент провозглашения независимости.
Сам Квазар без особого энтузиазма относился к службе в десанте, и не очень переживал по поводу того, что ничего не имеет кроме дурацкого оперативного прозвища и размалеванного красным экзоскелета. Да и убивать людей и каракарцев он стремился не из маниакальной тяги хоть кому-нибудь отомстить за ребулийские погромы, как это было у некоторых его товарищей. Просто захватить корабль, да не просто корабль – звездный крейсер – отличная пауза в том могильно скучном патрулировании, в котором они находились последние несколько месяцев.
Или благодаря провидению, или стечению обстоятельств, или той незаурядной интуиции, одной из немногих вещей, что остались у Квазара от его человеческого прошлого, десантники изменили маршрут патрулирования и натолкнулись на дрейфующие корабли истиннолюдей.
Они находились на территории Содружества, но фактически Содружество ее не контролировало. В темном космосе нет никаких интересов, и границы в нем весьма и весьма условны.
Размышления командира прервал Катафракт, киборг в полной комплектации, отвечающий за тяжелые вооружения. Он принес сингулярную пилу и начал калибровку, от которой агрегат занимательно гудел и шипел.
– Эльва, какой на этот раз возьмешь трофей? – поинтересовался командир.
– Не называй меня Эльвой!
– Как тебя еще называть? Ты же родом с Эльвы, провинциалка! Я бывал у вас там по службе. Очень холодная планета, практически всегда покрыта снегом. Да и дыра это редкостная, эксклав. Не то, что в центральной системе. Я родился на Кронксе, самая неблагополучная планета во всей системе Ребулы, но и та на порядке лучше вашей. И знаешь, закаты. Самое лучшее, что есть на планете Кронкс – это закаты…
Эльва отпустила бронебойную винтовку на пол и сама присела рядом, ожидая когда Катафракт настроит резак.
– Есть у меня одна теория, – задумчиво произнесла комбатантка. – Эволюция отражается в количестве пальцев. Самые жалкие формы жизни имеют два пальца. Крабья клешня, например. У земноводных три пальца, у пресмыкающихся четыре и один рудиментальный, у людей пять, а у нас шесть. Выходит это мы вершина эволюции, да?
– И ты серьезно об этой херне думаешь? – ответил ей Долих.
– Тебе кажется, это не занимательно?
– Нет, я на эту тему думать не хочу. Я просто мочу этих людей из своей сорокамиллиметровой винтовки. Они бегут – я стреляю. Кишки летят в разные стороны, красота. Командир приказывает, я выполняю. И не подвожу под это всякие тупые теории про количество пальцев и тому подобное.
Эльва рассмеялась.
– Долих, ты тупица!
– Зато в этом году я замочил паразитов вдвое больше тебя. Вот, у меня и нарезки на стволе есть. Может, к отпуску пару лишних деньков накинут?
●●○○○
Двойник Ибрагимова выпрямился в полный рост, но все также продолжал висеть в воздухе. Чтобы не терять своего положения, он одной рукой касался потолка, другую руку держал в кармане кителя. Самому Тимуру Ибрагимову это казалось весьма импозантным.
– И что же это за артефакт на самом деле? Какая-то вещь? Предмет? Ты же сам сказал, что для манипуляций с мультиверсумом необходима уникальная связь, технология, которой у нас, простых киборгов, никогда не было.
– Что бы это ни было, оно на борту, – ответил клон, – во всяком случае, оно было на борту. После взрыва реактора и попадания в гравитационный вихрь я утратил половину команды, еще треть погибла из-за разгерметизации верхней палубы «Ямантау». Сейчас у меня нет ни людей, которые могли бы сохранить корабль на плаву, ни ресурсов для починки корабля, не говоря уже о поиске предмета. «Мираж» утрачивает структурную целостность, сигнал не проходит, связи нет. Это все не остановить…
Ибрагимов ухмыльнулся игре названий.
– У нас другие проблемы.
– В деталях что-то может отличаться, но причина у всего этого одна и та же. Возможно, ее порождаем мы – ты и я. Если это так, можешь покончить с собой. Мне уже поздно, с минуты на минуту корабль и так развалится. А так ты сможешь хотя бы спасти корабль и команду. Тебе есть чем закончить жизнь? Ты принес Его? Если нет, то возьми мой!
Таинственный гость оттолкнулся от потолка, потом от стены и приблизился к раковинам. Он взял прислоненный к стене каракарский ритуальный меч. Ибрагимов мог поклясться, что его там не было, когда он вошел в уборную. Двойник передал клинок капитану.
Меч выглядел как точная копия того, что висел в каюте. Точно такая же ручка из звездных алмазов, стальное вечно острое лезвие, ножны из композитных полимеров и шелковая перевязь золотой нити. Ибрагимов взял меч, это самое материальное из всего того, чего он касался, войдя в уборную.
– Слушай, злой Ибрагимов, ты думаешь это Джаханнам? – наконец спросил капитан то, что его по-настоящему волновало.
– Джаханнам? Хе-хе. Я об этом так не думал. Но если это так, представляю, какая у тебя нарисовывается перспективка. Тогда выходит что я Даджал, и склоняю тебя к самоубийству. Есть над чем подумать пока ты принимаешь окончательное решение.
– А что, тут могут быть правильные ответы?
– Почему бы и нет? – ответил вопросом на вопрос его Альтер-эго. – В этой дурной ситуации необходимо понять главное: ты не можешь контролировать все варианты событий, и вынужден просто выбрать какую-то тактику. Тебе может показаться, что ты все контролируешь, что ты король горы. Но это плохая гора. Она очень зыбкая, и образовалась благодаря чужой неподконтрольной воли. Она может в одночасье рассыпаться и похоронить всех нас. В каждой из наших версий. Может твой раскрашенный друг знает что происходит? По крайней мере, во всей этой картине только он выглядит подозрительно. Жаль, что я не понял это сразу. Может быть, это он играет на шайтанских струнах, а мы пляшем под его музыку, пока не падаем замертво?
●●○○○
Сингулярная пила скрипела при резке аварийных ворот, разделявших склад и тюремный блок. Если первая дверь развалилась как трухлявый пень от удара кувалды, то в этой инструмент вяз, и прочный металлический сплав больше напоминал жидкую слегка желтоватую сметану, которую невозможно разрезать.
Понаблюдав какое-то время за усилиями Катафракта, Долих отошел от ворот и приблизился к командиру и Эльве.
– Плохо идет, – произнес он задумчиво, – похоже, с той стороны поставили кинетические барьеры, они пропускают усилие только в одну сторону. КПД у барьеров высокое, поэтому от реальных усилий полезный эффект всего в несколько процентов. Мы так тут часов десять можем провозиться, прежде чем попадем в следующее помещение.
– Продолжайте резать! – распорядился командир. – И оружие проверьте. Они там наверняка организовали оборону. Эльва, подтяни привод правой ноги, барахлит при шаге, даже этот недоумок Тензор заметил.
Квазар вернулся к первой двери. Он уже хотел направиться к десантному кораблю, чтобы проверить, как там хакер проникает в бортовые системы корабля, но его остановил стук в винтеляционном канале, идущий прямо надо головой, под самым потолком, аккурат над искореженным проходом между отсеками.
Схватив винтовку за ствол, командир размахнулся и со всего размаху залепил прикладом в основание трубы. Когда она оторвалась от стены и упала на пол, из нее выкатился человек. Обычная высокая для истиннолюдей особь в рваных брюках от каторжной робы, покрытая татуировками микросхем и штрих-кодов. В руках зэк держал емкость синего цвета, на которой что-то написано древними латинскими буквами.
Киборг даже не стал задавать вопросов. Он размахнулся металлической ногой, но когда наступил туда, где еще секунду назад стоял каторжник, промазал. Человек оказался гораздо быстрее и ловчее, чем неповоротливая металлическая болванка экзоскелета.
– Ну что, тварь, потанцуем? – поинтересовался урка.
Квазар оторвал ногу от пола, где прежним ударом проделал глубокую вмятину, и попытался ей пнуть уголовника, но попал в стену, оставив углубление и там. От злости он зарычал и осклабился. В условиях тесноты все преимущества бронирования перестают быть преимуществами: киборг стал неповоротливой удобной мишенью.
Квазар замахнулся винтовкой, но удар пришелся не по человеку, а по энергетическому каналу. Свет в техническом помещении пропал. Автоматически включившиеся наплечные фонари киборга не компенсировали центрального освещения.
На звук ударов из десантной капсулы спешили еще две машины смерти. Определив это по звуку, человек, прячущийся в тени, открыл емкость и, выскочив на свет, плеснул содержимое прямо в лицо Квазара. Активная плазма зашипела, как только коснулась экзоскелета. Броня начала пениться и трещать, но фатальный урон химикат причинил не ей, а остаточным органическим частям киборга – лицу и шее. Квазар упал на колени и повалился вбок, будучи уже мертвым.
Уголовник закричал. Часть плазмы отлетела от металлической конструкции и попала на руку, плечо и грудь. Страдая от ожогов, он упал на пол. Что было сил, человек дополз до отводного канала, находящегося на уровне пола, и скрылся в нем как раз до того, как подчиненные обнаружили мертвое тело в красной броне.
Поняв, что происходит, они начали ломать прикладами уже упавший на пол отрезок воздуховода, а также ту часть, что еще висела под потолком, а потом принялись за отводной канал. Но уголовника уже и след простыл: из пустой трубы доносились только звуки с другого конца корабля. Человек плотного телосложения с трудом протиснулся бы в такое отверстие, не говоря уже про тяжело бронированного киборга, поэтому приходилось только слушать крики тех, кто укреплял кинетические барьеры с той стороны баррикад.
●●○○○
Ибрагимов отвернулся лицом к умывальнику, вид парящей в воздухе точной его копии не способствовал внутренней концентрации. И как он сразу не догадался? Ведь это же так близко. Случайный человек, появляющийся на борту корабля, где все подчиненно традиционным и понятным правилам, удачно сочетается с нарушением этих правил. Не надо быть экспертом в формальной и алгебраической логике, чтобы сделать соответствующие выводы. Возможно, не очень понятен механизм изменения реальности, но связь тут есть, и эта связь становилась для него все более очевидна.
– До недавнего времени мне очень нравились игры с отрицательной суммой. Но сегодня я насытился ими сполна, – пробормотал капитан, – ты же видел его татуировки, злой Ибрагимов?
– Конечно, – ответил тот. – Правда, я допускаю, что у твоего объекта и моего татуировки могут выглядеть по-разному.
– Я никогда не видел татуировок в виде штрих-кода… это не тюремные татуировки… это… возможно, ключ. Если в камере есть сенсорный замок, то он может покидать камеру и возвращаться в нее, не вызывая подозрений. И физический ключ для этого не нужен…
Позади раздался сдавленный смех.
– Это объясняет то, что происходит на корабле, – продолжал капитан, – но не объясняет то, что происходит вне корабля. То есть его мобильностью можно объяснить, почему открылись замки на камерах с экстремистами, можно объяснить и неисправность компьютера Исрафил, можно объяснить и выход из строя «синего ящика», который мы принесли с «Чумного денька». Вот только череда событий заключается в сочетании объективных и субъективных факторов. Он же не мог притянуть два метеорита и этих ублюдков в придачу. Да и двигатель не мог повредить, он же всегда находился на борту «Ямантау». Или нет?
– Что с ним что-то не так, очевидно с первого взгляда…
– Да-да, народная мудрость говорит в таких случаях: «бешеной собаке зубы не смотрят».
– Мой дорогой капитан, ответы на эти вопросы ты должен найти сам, – произнес хрипло двойник. – На корабле заканчивается воздух. Так или иначе, все подходит к концу. Возможно, у тебя еще остались какие-то вопросы, но даже из Джаханнама должна вести какая-то тайная тропа, по которой праведники, попавшие в него по ошибке, нашли бы выход. Решай центральные проблемы с упорством гаргариска, и не отвлекайся на вторичные заботы. Определи, что является причиной. У таких подозрительных закономерностей причина всегда одна. Это потребует от тебя высшей концентрации, так как перехлест реальностей не является законченным и совершенным, разрывы струн всегда оставляют свои следы…
Капитан включил кран. Струйка темной грязной воды падала вертикально вниз, разбиваясь о дно раковины, как и положено при действующей корабельной гравитации.
– Но ведь если все проблемы сходятся в одной точке, и если мне удастся сломать этот магнит, который притягивает все несчастья вселенной, как я смогу обратить то, что уже произошло?
Двойник молчал.
Когда Ибрагимов повернулся, перед ним стояли Макаров и Феликс Джемисон, его старший помощник, которому на смену и присылали Вей-Вея. Капитан удивленно уставился на него, соображая с чего бы начать. Поняв, что что-то не так, старпом посмотрел на Макарова. Макаров пожал плечами и взглянул на Ибрагимова. Несколько секунд все трое молчали.
– Ты почему здесь? – пробормотал вопросительно капитан. – Ты должен быть на «Химере»…
– На «Химере»? – переспросил Джемисон.
– На какой еще «Химере»? – вторил ему Макаров.
– Ну «Химера»! Крейсер #319. Вылетел вместе с нами из Аверса и исчез на полпути до контрольной точки. Мы обменялись частью экипажа в рамках инициативы по укреплению боевого товарищества. Вместо тебя нам прислали азиата-бездельника Вей-Вея, который постоянно пресмыкается и лебезит, а иногда в свободное от работы время видит дьявола в собственной тени…
Макаров и Джемисон снова переглянулись.
– Не было никакой «Химеры», Тимур Магомедович, – участливо произнес последний. – И никакого Вайвая тоже не было. Это спасательная операция, санкционированная разведкой, мы тут одни…
– Может все дело в радиации? – добавил Макаров. – Есть опасность разрыва энергетического кольца реактора. Может ощущаются утечки? Вы, как киборг, на них реагируете?
Чтобы успокоить капитана, старпом попытался положить руку ему на плечо, но тот отбросил ее в сторону, развернулся, поднял лежавший на раковине каракарский ритуальный меч и направился в сторону центра управления. Подчиненные направились следом.
– Тимур Магомедович, с вами точно все в порядке? – выкрикнул вслед адъютант. – Я слышал, вы с кем-то разговаривали в уборной.
Ибрагимов отмахнулся:
– Сам с собой разговаривал…
Именно сейчас такой ответ казался ему и максимально честным, и в высшей степени ненормальным.
●●○○○
Ближайший час капитан потратил на то, чтобы оценить степень изменений. Он поднялся на борт «Чумного денька» и проверил личный состав команды. «Химеру» словно что-то стерло из реальности: с корабля исчезли все без исключения люди из ее команды и наоборот, все, кого отправили по обмену на этот крейсер, сейчас находились на борту и пережили все то, что пережил сам Ибрагимов. Во всем остальном события ничем не отличались от тех, что помнил сам капитан.
Единственное, что он не мог понять – как тело молчаливого уголовника оказалось на второй палубе, хотя его оставили запертым с киборгами-коммандос в задней части тюремного корабля на нижней палубе. Даже если и допустить, что нанесенные на тело татуировки выполняют функцию кода доступа, кинетические барьеры никто не в силах преодолеть. Во всяком случае, напрямую.
Когда урку обнаружили солдаты, они сразу вызвали капитана. Трогать его не решились: левая рука и половина корпуса обожжены активной плазмой. Казалось очевидным, что он откуда-то полз, но точку выхода найти не удалось.
Вопреки ожиданиям он еще не умер, но бредил и что-то неразборчиво бормотал, постоянно проваливаясь в ту темноту своего сознания.
Аккуратно погрузив тело на носилки, военные отнесли его в центр управления, где и так собрались все, кто не укреплял кинетические барьеры на нижней палубе – военные, радикалы, техники. Уголовников уже почти не осталось: та дюжина человек, что уцелела в бойне в техническом помещении, сейчас заваривала аварийные ворота и устанавливала кинетические установки под руководством Брусьева.
Бортовой врач Иоландо Рохес, специально приглашенный с «Чумного денька», вколол уголовнику какие-то препараты, и его состояние стабилизировалось. Хоть он и перестал бредить, в сознание все равно пока что не приходил. По этой причине допрос откладывался, и приходилось решать наиболее актуальные вопросы, по сравнению с которыми возиться с бессознательным подозреваемым казалось делом явно второстепенным.
Распорядившись перенести тело пострадавшего в лазарет, капитан с Макаровым прошли вперед. Миновав стыковочный шлюз, они разделились. Ибрагимов отправился в свой кабинет, прежде всего, он хотел избавиться от своего меча, который получил от «злого Ибрагимова». Ну и, конечно же, ему казалось необходимым взять из сейфа капитанские коды. Ситуация осложнялась, и кроме уничтожения «Ямантау» вместе с берекадарским десантом он не видел никаких реальных альтернатив. Уничтожение корабля Содружества – действие, расходящееся с Экспедиционным уставом. За такое Золотую звезду не дают. Но другого варианта пока не наблюдалось: для активации боеголовки нужны коды, равно как и для санкции действий, расходящихся с уставом.
Макаров же направился напрямую в контрольную башню, чтобы еще раз проверить отладили связисты коммуникативную линию или нет. Шансов на это почти не оставалось, но он не терял надежды.
По дороге к своему кабинету Ибрагимов вызвал Макарова по интеркому.
– Слушай, мы так и не поговорили как следует, – начал издалека капитан, вспоминая разговор с Немовым. – Ну, ты понимаешь, о твоей сестре…
– Нет у меня никакой сестры!
– Да это понятно… Слушай, не только у тебя в семье есть уродцы. Давай будем поддерживать друг друга как инвалиды. У тебя есть занимательная сестрица, у меня тоже припадочные. Ничего такого в этом нет, это не твоя вина и не моя.
– Тимур Магомедович, у меня никакой сестры нет. Я понятно излагаю? Кто это существо я не знаю, и говорить на эту тему тоже не хочу. Надо мной и так вся команда смеется. Что вы хотите, чтобы я сделал? Поплакался вам в китель, что со мной в родстве состоит последнее отродье во Вселенной? Зачем? У меня свой путь в жизни, у этой… тоже свой путь. Мы как две струны на гитаре: не пересекаемся. Мне эта тема не интересна. Не понимаю, почему у всех такой неподдельный интерес к этой зэчке! Я прямо и окончательно заявляю: нет у меня никакой сестры, и не было никогда…
Голос адъютанта казался скорее уставшим, чем раздраженным. Видимо, он много думал над ситуацией и уже растерял всю злость и презрение к той, кто назвалась его сестрой. Однако вскоре его голос изменился, Ибрагимов почувствовал это когда прошел в каюту и уселся за письменный стол.
– Ты уже на капитанском мостике?
– Да, я уже давно здесь. Тут бардак полный. Связи все нет, и похоже, что радиация повышается.
– Иду к тебе, – решил капитан. – А насчет сестры не переживай. У всех у нас есть родственник, за которого стыдно.
– Тимур Магомедович, да о ком вы говорите постоянно? Я единственный ребенок в семье!
– Ты должно быть шутишь?
– С чего это вдруг?
Подозревая недоброе, Ибрагимов развернулся в своем капитанском кресле к сейфу, что стоял справа от стола, но не поворотом вправо, а большим кругом, через спину, мимо стоящего слева аквариума с пятью плавающими кверху брюхом рыбками и комода. Судорожно нащупывая ключи во внутреннем кармане кителя, он оторвал глаза от пола и уставился на комод. Каравелла в бутылке стояла не тронутая, на стекле не виднелось ни трещин, ни сколов, словно она и не падала на пол, когда Вей-Вей сообщил об исчезновении «Химеры».
Нащупав ключи, Ибрагимов быстро вынул их из-за пазухи и начал нервно один за другим пихать в замок сейфа. Третий ключ подошел. Внутри находились только личные дела команды, бутылка коньяка и конверт с кодами. Быстро перебирая синие папки, он нашел дело Макарова. Этой папки тут находиться не следовало, так как адъютант не числился штатной единицей на крейсере. Просто после доносов Джемисона командующий Эльзарским флотом адмирал Джон Пратчетт обязал Ибрагимова хоть как-то оформить пребывание адъютанта на борту «Чумного денька». Частью этого оформления стало заведенное личное дело, в котором кроме персональных данных ничего больше не содержалось. Только сухая фактология.
Ибрагимов пролистал несколько страниц с данными об образовании и местах службы и нашел наконец-то строки семейного положения. Отец погиб, мать пенсионерка, жена в разводе, детей нет, других родственников нет.
Капитан снова отвел взгляд на каравеллу в бутылки, потом поднял их на прикрепленный кронштейнами к стене каракарский ритуальный меч. Он поднес к нему второй, полученный от своего двойника. Это не такой же меч – это тот же самый меч. После взрыва дредноута во время инцидента в туманности навершие и крестовина несколько повредились пламенем. Сейчас он видел, что это повреждение идентично на обоих предметах. Значит Альтер-эго прав, речь действительно идет о переключении реальности, разных версиях произошедшего. Осталось только найти артефакт.
Он взял в руки интерком, но не сразу решился кому-то позвонить. Несколко минут он мял прибор в руке, и только потом нажал кнопку.
– Джемисон, ты еще на «Ямантау»?
– Да, Тимур Магомедович, у шлюза стыковки.
– Там у шлюза охрана из четырех солдат. Направь двоих из них на нижнюю палубу к Брусьеву. Пусть найдут уголовницу. Ее прозвище – «Свинорезка», а вообще зовут Ольгой. Доставьте ее на «Чумной денек», прямо на капитанский мостик. Это очень срочно.
Спрятав личное дело Макарова в сейф, и положив меч на комод, Ибрагимов направился в центр управления крейсером. Что-то совсем не складывалось: разукрашенный зэк уже практически при смерти, а реальность продолжала меняться и без его ведома. Сама мысль о том, что окружающая реальность нестабильна, уже сама по себе чудовищна. Она ужасна своим свойством делать ненадежным то, что всегда ощущалось как самое надежное. Будущее, настоящее, прошлое – все приходило в движение. Прошлое и настоящее становились такими же непредсказуемыми, как и будущее.
На тактических курсах его учили, что для планирования необходимо обеспечить базис, последовательно установить достоверность и точность всех элементов настоящего: диспозицию, положение войск противника, различные условия окружающей среды. Сейчас же приходилось оперировать категориями разной степени ненадежности. Это как идти по болоту, где каждая кочка имеет свою степень устойчивости, и ни одна не может выдержать полный человеческий вес.
Свинорезку доставили к дверному проему, ведущему на капитанский мостик, раньше, чем к нему подошел неторопливой походкой Ибрагимов. Он рассмотрел ее профиль, анфас. Ни малейшего фамильного сходства, бросавшегося в глаза при первом их контакте, он не нашел, хотя мог поклясться чем угодно, что видел это сходство. Вроде тот же нос, и лоб, и губы, и глаза, но в сумме ни малейшего намека на какое бы то ни было родство с Макаровым.
Озадаченный, капитан распорядился вернуть уголовницу к барьерам, а сам поднялся на капитанский мостик. Там уже стоял Макаров, он разглядывал мелкомасштабную навигационную карту, спроецированную на голографическом стенде, пытаясь проткнуть отдельные звезды авторучкой.
– Без изменений?
– Да все нормально, капитан.
– А что с нашим малолетним гостем? – Ибрагимов кивнул в сторону Руслана.
– Боится. Тут все нервные, пытаются разобраться в ситуации, кричат, суетятся. Вот ребенок и переживает. Говорят, просился обратно на «Ямантау», но Михаэль сказал, что там опасно. А он до сих пор не верит и рвется на «каторжник». Сейчас вот в угол забился, и ни с кем не общается. Не знает никто, что с ним делать.
Ибрагимов обогнул навигационную стойку и приблизился к Руслану. Тот сидел в эмбриональной позе, обхватив руками колени и опустив голову. Рядом валялись микросхемы, обрезки кабеля и компас, который дал ему Брусьев. Этакий талисман, совершенно бесполезный в космосе. Ребенок что-то мастерил из полученных предметов, но потом бросил.
Капитан опустился на пол и подсел рядом. Как обращаться с девятилетним ребенком он или не помнил, или не хотел помнить – что делать в такой ситуации он представлял себе очень смутно.
– Хочешь обратно на тот корабль?
– Да, – прошептал Руслан.
– Там опасно очень.
– Дяденька, можно я пойду обратно на тот корабль?
– Там враг, борт разрушается, еще там есть злые люди, которые могут тоже что угодно сделать и… есть угрозы другого порядка.
Ибрагимов поднял с пола микросхему, она показалась ему очень знакомой. Напрягая память, он вспомнил, что это рекомбинатор, часть аппаратного обеспечения для бортовых компьютеров класса «синий ящик». Возможно, это лишняя деталь, иначе как бы она оказалась в руках у ребенка? Он повертел ее в руках, придумывая какую-нибудь небылицу, которая лучше бы подстегивала фантазию ребенка. В конце концов, если объективные угрозы не являются для него аргументом, то почему бы не заставить его придумать себе угрозу, с которой нельзя не считаться?
– Понимаешь, Руслан, – Ибрагимов попытался изобразить тревогу в голосе, – на кораблях такого типа как тот, на котором летел ты, не очень качественная защита реактора. Иногда, приземляясь на дальних шахтерских планетах, он неделями может стоять в доках. Иногда на борт проникают гаргариски, привлеченные излучением. Они откладывают там свои яйца. Бывает, в трюмах вырастают огромные твари. Слепые правда: от излучения и темноты. Хочешь, чтобы тебя одна из этих тварей сожрала?
– А на вашем корабле таких нету?
– Нету. Всех вычистили. Если будем где на планету приземлятся, может тоже заведутся. Но сейчас все чисто, будь уверен!
Руслан не стал отрывать рук и головы от колен. Он весь затрясся. Больше ребенок не проронил ни слова, и Ибрагимов понял это вполне определенно. Он поднялся с пола и направился в свой кабинет. Уже у выхода капитан отдал микросхему рекомбинатора Макарову.
– Разберись, кто дал ему это.
Адъютант еле заметно кивнул головой.
Когда капитан уже подходил к своему кабинету, позвонил интерком. Звонил один из солдат, конвоировавших уголовницу-псевдосестру. Он сообщил, что экстремисты явились к шлюзу стыковки, расстреляли охрану и взяли в заложники Джемисона. Подоспевшие бойцы успели оттеснить их обратно в центр управления, где те забаррикадировались и озвучили ряд странных требований.
Конечно же, Ибрагимов догадывался, что у них есть какой-то план с самого начала, но до конца не осознавал возможность захвата заложников в такое сложное для всех время. Распорядившись не вступать в переговоры, он направился на «Ямантау».
Уже у шлюза он услышал звук сингулярной пилы. Берекадарский спецназ уже ворвался на склад и теперь резал аварийные ворота, разделявшие склад и коридор, ведущий прямо к лестнице на верхнюю палубу. Оставалось часа три или четыре, прежде чем тюремный корабль окажется под их контролем. Обратный отчет медленно стремился к обнулению.
