Интерком продолжал пищать, и Ибрагимов, лежа на полу, на животе, смотрел на мигающую кнопку аппарата связи. Видимо, когда он падал, интерком отлетел в сторону. Дотянуться до него казалось не так сложно, рука лежала на полу в двадцати сантиметрах от прибора, но это требовало чудовищных усилий, на которое он не решался. Звук вызова его раздражал. Ну разумеется, зачем еще делают звуки вызова, как не для того, чтобы раздражать пользователя? Но усилия, требуемые для прекращения пытки, выглядели страшнее самой пытки, потому он просто лежал на полу и ждал, когда вызов прекратится.

Поскольку смотреть на часы оказалось не меньшим проклятьем, чем выключать интерком, на них он тоже не посматривал – и не знал точно, сколько он провалялся в такой своеобразной случайно позе. Лишь когда подчиненные выбежали из коридора, Ибрагимову стало понятно, что вся эта относительно допустимая ситуация станет совсем невыносимо травматичной.

Брусьев и еще один инженер с «Чумного денька» схватили его за руки и попытались поставить на ноги. Это вызвало нестерпимую боль по всему позвоночнику. На мгновение капитану показалось, что позвоночник сломан. Однако, когда его потащили на территорию крейсера, он вполне успешно сумел пошевелить ногами, перебирая в такт шагов Брусьева, а значит его конечности, да и, что гораздо важнее, позвоночник, в целости.

– Что случилось, Тимур Магомедович? – на ходу поинтересовался инженер.

– Короткое замыкание… У нас, киборгов, такое иногда бывает…

Перед тем как пострадавшего внесли на «Чумной денек», он жестом настойчиво показал оттащить его в сторону от стыковочного шлюза. Там капитана еще раз вырвало. После этого Ибрагимов окончательно расслабился и распорядился отнести его на крейсер. Брусьев довел капитана до каюты. Там, не раздеваясь, он завалился на кровать и погрузился в забытье, которое сложно назвать сном.

Когда сильные удары в дверь вывели его из этого состояния, он почувствовал, что проспал достаточно долго. На удивление это пошло ему на пользу, так как, несмотря на сохраняющуюся вялость тела, он уже не страдал этой жуткой головной болью, и мог быстро принять горизонтальное положение. Да и позвоночник уже не казался подобием сахарной трубочки, по которой пробежало стадо гаргарисков.

Кто-то продолжал молотить в дверь.

– Высшие млекопитающие даже на генетическом уровне памяти знают, что нельзя безнаказанно будить другую особь! – прорычал Ибрагимов, утирая сонливые сопли.

– Товарищ капитан, это очень важно!

Напрягшись, капитан поднялся с кровати и едва доковылял до двери каюты. Дернув пневморучку, он отворил ее и увидел посетителя. Им оказался Мгвама Кафиши, главный специалист по протонному двигателю крейсера, чудесный мастер, способный заставить функционировать такой сложный и опасный аппарат. Его черные кудрявые волосы торчали в разные стороны, говоря о длительной работе без отдыха и обеда, а белки глаз на фоне темной негроидной кожи, казалось, сегодня и вовсе светились от напряжения.

– Товарищ офицер сглазил, – продолжал Кафиши. – Всего пару часов назад товарищ связист упомянул на мостике, что зря мы атомарный марганец в топливо подсыпали, могут быть микротрещины в двигателе, как вот и правда пошли трещины. Сам проверял после торможения нет ли трещин, а сейчас они сами собой появились. Никак и правда сглазил!

– Немов что ли? Ты суеверный?

Кафиши сперва закивал головой в знак подтверждения, потом, одумавшись, закачал головой отрицательно. Впрочем, поняв, что он путается, остановился и вытер пот со лба рукавом спецодежды.

– Станешь тут суеверным ежели у нас двигатель неисправен, – пролепетал он. – Я знаю, обычно от атомарного марганца не бывает больших проблем, проблемы раз на миллион. И мы этот разом на миллион и оказались, кажется. Ну, кто Немова за язык-то тянул, а?

Ибрагимов не решился вдаваться в рассуждения. Он вышел из каюты и жестом велел технику идти следом за ним. Через несколько минут они оказались в том техническом отсеке, где протонный двигатель расщеплял топливо. Капитан всегда боялся этого помещения из-за огромного количества элементов систем охлаждения, барьеров и автоматических блоков, обеспечивающих безопасность корабля.

Подойдя к стойке диагностики, Мгвама Кафиши запустил протоколы дистанционной аппаратной диагностики. На небольшом экране показалась фотография поверхности отводного элементарно-энергетического канала. На нанокерамических стенках потока действительно виднелись пугающие микротрещины. При активации двигателя освобождающиеся нейтроны могли бы расширить их, а вырывающиеся из поврежденного канала разогнанные частицы действуют не хуже атомного оружия, проводя полную нейтронную очистку корабля. Это означало смерть экипажа и уничтожение всей электроники. Воображения Ибрагимова не хватало для того, чтобы осознать все последствия утечки, но он верил, что если это произойдет, то дела пойдут совсем плохо.

– Что предлагаешь, служивый? – спросил капитан.

– А это, того, думаю надо менять отводной канал, это часов двадцать займет. Но не, никак нельзя лететь так. Ох уж этот Немов – и надо было ему сглазить!

– Менять не опасно?

Опасения имели место: даже не в режиме полета двигатель работал и выделял энергию для поддержания электропитания аппаратуры и бортовых систем на двух кораблях – и на «Чумном деньке» и на «Ямантау».

– Да не, никак не опасно, сложновато будет. Ну а куды иначе?

– Подождем… – резюмировал капитан после некоторых размышлений.

«Химера» была бы сейчас очень кстати, чтобы взять на буксир. Но это только в дешевых романах бывает такая deus ex machina.

Чтобы разобраться в ситуации, Ибрагимов оставил техника в отсеке и направился на мостик. Невезение начало преследовать их с самого начала – с тех самых пор, как с экрана радаров пропала «Химера». Это капитана очень раздражало, местами даже злило. Если что-то могло случиться – оно почему-то случалось. Сперва крейсер Содружества, потом неисправный корабль, наполненный до отказа нервными отморозками, отказ Карины, потенциально катастрофические неполадки с двигателем.

– В этом секторе космоса бывают патрули самых опасных ублюдков системы Ребула, которые ненавидят истиннолюдей только за сам факт нашего существования. Если они высадятся к нам на борт… а этой возможности я не исключаю… тогда можно смело говорить о том, что мы сборище самых прожженных неудачников во всей Вселенной! – выпалил капитан, перешагивая проем в комнату управления.

Не успел он подойти к своей любимой стойке навигации, как шедший ему навстречу связист Михаэль Немов схватил его за плечо и слегка развернул в сторону коридора, давая понять, что им есть о чем поговорить. Капитан последовал за ним. Когда они отошли от центра управления метров на двадцать, только тогда связист набрался смелости начать разговор.

– Товарищ капитан, мне кажется, вы не очень справедливы к Брусьеву. Он был здесь за десять минут до вас, очень расстроенный…

– Ну еще бы, эта нерепродуктивная ходячая мутация нихрена не делает. Есть на что обижаться!

Офицеры прошли дальше по палубе, в сторону кормы, где в это время народу практически не бывает. В этой части корабля и капитан бывал крайне редко, да и сейчас дополнительных доводов чтобы тут не появляться прибавилось из-за нестабильного ядра двигателя.

– Он под давлением хуже работает, мы это давно наблюдаем. Прежний капитан «Миража» его недолюбливал и постоянно заставлял заниматься непрофильной работой, это его угнетало, привело к серьезным выговорам, он запил. Чисто по-человечески его жалко. Да и с Макаровым, Тимур Магомедович, будьте помягче. На «Ямантау» оказалась его сестра. Все над ним подтрунивают на эту тему, хотя это их родовая травма, он тоже очень сильно переживает…

– Ты что, мичман? – оборвал его Ибрагимов. – Ты в мозгоправы записался? У нас и тот и этот корабли разваливаются. Других проблем нет, как думать, как бы не вывести из равновесия Брусьева с Макаровым?

Немов уже было открыл рот, чтобы набрать в легкие побольше воздуха и извиниться за то, что лезет не в свое дело, как удар страшной силы потряс «Чумной денек». Воздух коридора пришел в движение. Сперва связист и капитан попадали на пол, а потом сильный ветер начал сдувать их в сторону кормы.

Их готовили в академии на подобный случай, поэтому задавать вопросы не пришлось: тело само вспомнило признаком чего является изменение климата на корабле. Немов зацепился за правую переборку, Ибрагимов повис на одном из протянутых вдоль коридора силовых кабелей. Обычная корабельная гравитация уже, казалось, не работала, хотя характерный треск гравитронов еще различался в порывах ветра. Воздушный поток гнал по коридору мусор и бытовые предметы с огромной силой и был настолько мощным, что изменил традиционное представление о таких понятиях как «верх» и «низ».

Немов что-то крикнул, но его голос утонул в свисте коридорного шторма. Впрочем, и так стало понятно, о чем он хотел сказать. Это разгерметизация. Но дело совсем не в двигателе, это не разрыв отводного канала, это внешне механическое повреждение.

Корабельным протоколам понадобилось около минуты чтобы оценить ущерб корабля, провести замеры и начать блокировку поврежденных секторов. По какой-то причине автоматика сразу не сработала. Когда тяжелый шлюз опустился и закрыл проход к корме, ветер перестал дуть, а гравитация вернулась в состояние штатной нормы. Ибрагимов лежал на полу, не отпуская силовой кабель.

– Это точно Джаханнам… – проворчал он.

Немов поднялся сам, отряхнулся и попытался поднять капитана. Через некоторое время ему это удалось, и они сразу же направились на нос корабля, в центр управления, туда, где капитан должен находиться в случае подобных инцидентов.

Когда Ибрагимов включил интерком, на общей частоте звучала перекличка – обычная процедура при разгерметизации. Мгвама Кафиши отозвался, но сказал, что два его инженера погибли, так как находились в отсеке двигателя во время попадания метеорита. Немного помедлив, капитан запросил информацию о разрушениях.

– Говорит Макаров, – ответил адъютант, – сейчас не можем подсчитать ущерб, но, судя по всему, имеем дело с попаданием метеорита. Он врезался прямо в отсек с двигателем. Основной агрегат и часть вспомогательных оторвало. «Ямантау» тоже поврежден, метеорит зацепил и его. Это какая-то херня, товарищ капитан. Два метеорита за раз – такого даже в дурной фантастике не бывает.

Пол в коридоре дребезжал, и эта вибрация передавалась на стены, потолок, переборки. Имея серьезный летный опыт, можно по характеру звуков определить, что повреждения не выглядят серьезными, поврежден только один отсек, разрушения не передаются на другие сектора и помещения. Однако это критические повреждения. Ну почему каждый раз, когда корабль сталкивается с метеоритом, последний постоянно попадает в двигатель или топливные баки? Подобное происходило сейчас с «Чумным деньком», до этого с «Ямантау», еще раньше – с «Семерафоном Милосердным». Это лучше, конечно, чем если бы метеорит попадал в жилые отсеки или в центр управления, но не намного.

Ибрагимов выглянул в один из ближайших иллюминаторов. «Бутылка» кинетического поля вокруг корабля из-за частого попадания металлических обломков сияла синими всполохами. Вокруг судна болтались в безвоздушном пространстве посторонние объекты. Все то же самое, что и с тюремным кораблем.

●●○○○

Удар метеорита застал Филиппа Брусьева за обедом на технической палубе каторжного судна. Повреждение «Ямантау» оказалось не настолько обширным как на «Чумном деньке», но зато в перспективе оно приводило к более серьезным последствиям. Дело в том, что «Ямантау» хоть ранее и являлся военным кораблем, при перепрофилировании с него сняли всю броню. В доках корпусные блоки заменили на конструкции более легких и недорогостоящих материалов, от этого трещины от проломов ползли быстрее, а корпус разрушался гораздо активнее.

Столкновения в космосе с посторонними объектами, особенно на высоких скоростях, считались редкостью. Если не посещать скопления астероидов, места боевых действий, где все окружающее пространство завалено космическим мусором, и не подлетать близко к заминированным планетам, то шанс столкнуться с космическими предметами уверенно стремился к нулю. Это не относилось к боевым кораблям, которым приходилось и посещать пояса астероидов и вступать в боевые столкновения с кораблями противника. По этой причине отдельная служба борьбы за живучесть находилась только на военных кораблях, у гражданских судов для содержания такой службы не было ни убедительных причин, ни лишнего финансирования.

Сама служба борьбы за живучесть на боевых кораблях просто необходима. Каждый раз при повреждении корпуса под угрозой оказываются системы в поврежденных отсеках: низкая температура, близкая к абсолютному нулю, электроника, отвечающая за поддержание тепла и чистоты воздуха, системы залпового огня – без всего этого корабль становится нефункциональным. То есть «тонет»: разрушается настолько, что не может поддерживать функциональность системы жизнеобеспечения. В таких случаях служба борьбы за живучесть обеспечивает укрепление корпуса, по которому ползут трещины, настраивает дублирующие системы в обход поврежденных и старается другими путями обеспечить поддержание корабля «на плаву».

Брусьев являлся начальником именно такой службы, и попадание в «Чумной денек» метеорита именно тот случай, когда начинается его прямая работа. К счастью, Ибрагимов не стал рисковать командой, и отправил на «Ямантау» только одного Брусьева, чтобы тот руководил работами, которые должны проводить зэки. У зэков не имелось нужного опыта борьбы за живучесть, поэтому капитан предписал Филиппу в кротчайшие сроки обучить их этому. К своему стыду начальник данное распоряжение манкировал, и признавал это. После второго попадания метеорита сложилась ситуация, когда жалеть об этом оказалось поздно.

Тяжело вздохнув, он отставил в сторону тарелку с протеиновыми бутербродами, взял в руки кружку с чаем, на которой изображен парусник, и отправился в жилые секторы верхней палубы тюремного судна, чтобы найти там своих новых подчиненных.

Уголовники, как он и ожидал, сидели либо за импровизированным столиком, сделанным из катушки нагревателя, либо валялись на кроватях охранников, приспособив их по воровской традиции под свои нары. Когда Брусьев вошел, некоторые сонно проводили его взглядом, другие начали перешептываться и подшучивать.

Офицер прошел прямо к центральному столу, за которым собрался цвет воровской малины. Урки играли в карты и не обращали особого внимания на Брусьева. Похоже, даже удар метеорита по корпусу не очень их озадачивал.

– Ребята, надо поработать, – произнес он.

Уголовники продолжали играть в карты, как ни в чем не бывало.

– Эй, ребята…

Из-за стола резко вскочил один из уголовников, классом поменьше Хряча, вынул из штанов заточку и искусно повертел ею перед самым носом Брусьева.

– Ты че ваше такое? – презрительно бросил он. – Не видишь пацаны реально устали, отдыхают. Ща сам у меня пойдешь работать.

Брусьев пытался обойти его, но уголовник загородил своим телом проход к столу, и на попытку Брусьева сделать шаг вправо шагнул в ту же сторону.

– Надо корабль спасать…

– Иди и спасай, петушок…

Брусьев глянул через плечо уголовника, Хряча среди зэков не было, на его почетном месте сидела Ольга, сестра Макарова. Она располагалась лицом к нему и смотрела, чем закончится концерт. Видимо, осталась за старшего.

– Макарова, – обратился Брусьев напрямую, – надо балки тащить с нижней палубы на корму, корпус разрушается!

– Ну и че не таскаешь, ты, солдатня? – оборвал его зэк с заточкой. – Че, пля, мы должны жопу рвать? Те платят, ты иди и напрягайся.

Для убедительности он даже толкнул Брусьева. Не сильно, но достаточно, чтобы показать кто тут главный.

– Прошу по-человечески, Ольга!

– О, солдатня, а у тя ниче такие пуговицы…

Брусьев выглядел невысоким полным человеком, поэтому казалось, что он не представляет опасности. От этого было тем более удивительно, когда он схватил зэка с заточкой за ноздрю и рывком поставил на колени. Урка заорал, когда на голову ему полился горячий чай из той самой кружки с каравеллой, которую Брусьев принес с собой. Урки подскакивали со своих кроватей и стояли как вкопанные, не решаясь подойти ближе.

Когда вопли стихли, Брусьев сделал три шага вперед, подходя ближе к уголовнице и ее свите. Она оторвала зад от пола и сделала шаг назад.

– Слыш, хорош балаганить как конченая сявка, – произнес тихо Брусьев, – резво засунула долбан себе в ноздрю и завалила вести себя как петушья подстилка. Твои канканты тут не канают. Сидите тут на просто так, касму из себя лепите, шпигаетесь и крутите Сидора. Че, решили на шару побазарить? Типа лоха накнокали? Типа Брусьева прикупили с ходу и теперь понт рвете? Навроде реальным пацанам западло вкалывать? Харэ! Я не следак из чижовки и не вохр, все в одной лодке плывем! Так что гонки закончили, взяли в крабы подымалки, попрятали майло и шнурков своих согнали балки таскать. Теперь я тут положняком хожу, и базар держу тоже я. Остальным ша, курвы сучьи! А кто пятки будет вострить, духариться или мотать, тому буду корпус укреплять, вставлением этой кружки в зад, и вращать по два раза против часовой. Вдуплили? Такое пять-шесть будет, резво юбку всем надену, козлы. Будете по кичам и парашам прятаться как шохи конченые. Валандиться и малину всю захезать – ша! Совсем охерели, понятия все перепутали, вихлявки? И кто мне кайф после этого сорвет, порешу нахер и – в шлюз…

Зэки стояли, застыв в подозрительных позах. Некоторые осторожно исподтишка переглядывались, другие делали медленные шажки назад к стенке. Так продолжалось секунд пятнадцать. После Ольга, находящаяся в самом центре внимания, села на пол, посмотрела по сторонам на испуганных сокамерников.

– Ты так бы сразу и сказал, а то мы базар недогнали, – пробормотала уголовница, а потом повернулась к своим: – Ну че встали суки… Слышали че товарищ начальник сказал, хорош ботать… Яман по ходу, веселка закончилась…

Уголовники, расслабившись, начали продвигаться к выходу из помещения. Обещанные ректальные кары возымели свое действие, дальше мотивировать их на самоорганизацию и спасательную работу оказалось совсем просто.

●●○○○

●●○○○

В этот момент Макаров проснулся в холодном поту. До этого момента ему казалось, что в этом мире ничего не может вывести его из себя. Разве что кроме его сестры и бифштекса с кровью. Оказалось, что есть еще глубины его сознания, потревоженные последними событиями, которые открывают всю бесконечную пустоту, и в ней таились нереализованные возможности ухудшения ситуации.

Тайные посещения воскресной школы не прошли даром. То, что нельзя выразить естественным языком, получало выражение в виде языка библейского.

В комнате не хватало воздуха. Словно та Судьба, в которую верят каракарцы, играет на адских струнах, порождая бесконечные кошмары, с которым ему пришлось столкнуться за последние дни. Но эта мелодия звучала так, что нельзя оторваться.

●●○○○

Он с самого начала знал, что перед лицом совести не должно быть никаких сделок и компромиссов, но все равно тогда, на Процеоне-II подкупил начальника. Сомнительное удовольствие давать взятку только за то чтобы из теплой и уютной камеры отправиться на далекие рудники, где придется сутками работать в скафандре, не имея возможности даже смахнуть со лба пот.

Однако обстоятельства оказались благосклонны. Замки сорваны. Но это даже не половина работы. Предстояло еще закончить все, что изначально задумывалось. В этот план не входил Ибрагимов со всей своей солдатней, но если это случилось, то по-другому и быть не могло. Приходилось действовать по обстоятельствам.

Команданте медленно отошел от проекционного стола и неторопливо приблизился к Брайтману.

– Бери Калисандидаса и осмотрите каждый сантиметр корабля. Не хватало еще, чтобы наш бравый капитан все испортил, – прошептал он, стоя спиной к чернокожему специецисту. – Зэки могут защищать то, что нам необходимо. Когда найдете его – действуйте по обстоятельствам. Если надо – убейте всех.

Брайтман кашлянул, подтверждая приказ. Как только Солнышков отошел от серверов, в которых копался радикал, последний выпрямился и неторопливой походкой вышел из центра управления.

Он нашел Калисандидаса возле гальюнов, вместе они направились в тюремный блок, где принялись обыскивать камеры и технические помещения.

В общем зале дул ветер. Видимо, в переборках сохранялись бреши, воздух просачивался сквозь них и через разгерметизированные отсеки уходил в космос. Это навело Брайтмана на мысль, что нужный им человек может прятаться в воздуховодах. Он приказал Калисандидасу лезть в воздухоотвод, а сам продолжил осматривать камеры.

Часть камер оказалась открытой, Ибрагимов выпустил почти всех уголовников, хотя они и числились из разных колоний и не очень ладили между собой. Спасение корабля стоило того, чтобы зэки сами решили свою проблему – проблему плавучести – это так называлось. Однако несколько камер продолжали оставаться закрытыми: часть из них содержала совершенно невменяемых урок, часть просто пустовала. Брайтмана же волновало не спасение корабля, поэтому он подбирал перфо-ключи ко всем камерам, чтобы найти пропажу.

Когда дверь одной из камер вздрогнула и открылась с характерным для пневматических дверей шипением, в нос ударил трупный запах. Брайтман отер рукавом робы нос и глаза. На полу, среди исписанных каким-то металлическим предметом параллельных линий лежало тело зэка, украшенного татуировками, лицом вниз. Находясь в противоестественной позе, оно вызывало подозрения в насильственной кончине.

Специецист поднес к уху передатчик, который взял на капитанском мостике.

– Андрей, тут какое-то тело, мертвое. Средний возраст, лысый, татуировки по всему телу, из зэков. Это и есть наш выродок?

– Продолжай искать, – донеслось из интеркома.

Что-то казалось не так. Разглядывая узоры в виде микросхем и штрих-кодов, нанесенных на спину, Брайтман подошел ближе. Он зажал нос рукавом чтобы не вдыхать запах разложения. В другой руке он сжимал автомат. Татуировки казались слишком яркими для тех, что обычно видел Брайтман.

Экстремист отложил в сторону оружие, а той рукой, что зажимал нос, провел по нательным рисункам. Линии контактов и транзисторов потекли, они оказались нарисованы маркером, причем не самого хорошего качества.

В этот момент перед самым ухом что-то свистнуло, а потом резануло горло и дышать стало нечем. Брайтман схватился за кадык, на шее затянулась гитарная струна. Он попытался схватить кого-то, кто стягивал удавку, начал размахивать руками, но удавалось схватить только воздух. Ноги его уже не слушались и подкосились. Экстремист упал на колени. Убийца навалился на него сверху, окончательно лишая возможности сопротивляться. В конечном счете, у Брайтмана остались перед удушьем только несколько секунд разглядеть свои посиневшие руки, упертые в пол. Он не мог ни закричать, ни сопротивляться. Потом в глазах потемнело, блеснули последние вспышки.

Тело рухнуло как спальный мешок, который обычно дают зэкам застилать нары.

Только спустя минут пятнадцать труп Брайтмана нашел Калисандидас. Сразу поняв в чем дело, он повернулся спиной к камере и оглядел тюремный блок, в котором гулял ветер. Медленно, аккуратно перешагивая через обломки палубы и провода, торчащие из пола, он направился в коридор. Оглядываясь, боевик прошел полпути, дальше начинался темный коридор и лестница на верхнюю палубу.

Собравшись, Калисандидас перезарядил оружие и ступил в темноту. Однако стоило ему добраться до лестницы и повернуться к ней лицом, как кто-то резко приблизился сзади. Одна рука уперлась в затылок, другая плотно обхватила рот так, что невозможно было закричать. Экстремист хотел размахнуться винтовкой, но та рука, что уперлась в затылок, начала толкать его по часовой стрелке, другая, что прикрывала рот, приподняла голову и подхватила это круговое движение. Неизвестный свернул голову экстремисту за доли секунды.

●●○○○

Когда Брайтман перестал отзываться на вызов, команданте собрал своих людей и направился с ними к тюремному блоку. По дороге они нашли тело Калисандидаса, рядом валялось испорченное оружие. Убийцу, похоже, оно не интересовало, как и вообще безопасность. Солнышков отправил Альвадо и еще двух сторонников дальше, к камерам, а сам остался в компании с Мио Катойти и трупом своего бывшего камрада.

Минут через десять, когда команданте уже начал беспокоиться, послышался вызов интеркома. Судя по звуку, это приемник, который он дал Брайтману.

– Говорит Альвадо, – послышался искаженный голос Сельмы, – мы нашли Брайтмана. Тут… он весь синий, на шее странгуляционные полосы, его душили. Тут его кинетическая винтовка, у нее свернут генератор ускорения массы.

– Меня интересует эта тварь! Неужели он такой хитрый и сильный, как какой-нибудь гаргариск?

– Когда капитан вернулся на крейсер, выродок, скорее всего, пошел следом за ним. В любом случае, в камерном блоке никого нет, только пара психов, Брайтман и еще один покойник, Хряч, главарь зэков. Наверное, он специально ходил проведать заключенного. Ну и преставился.

Раздражаясь пуще обычного, команданте и Катойти оттащили тело Калисандидаса в тюремный блок, где свалили все три трупа в одну кучу. Потом Лурри принес из корабельного склада канистру с активной плазмой и сжег ею все три тела, а потом и пневморучку с замком сразу после того, как радикалы закрыли дверь в камеру, на стенах которой нарисованы эти злосчастные узоры.

Когда радикалы вернулись в центр управления, там их поджидали Ибрагимов и Макаров, они ожесточенно спорили, но стихли, когда боевики вернулись.

– Солнышков, – произнес с завидным пафосом капитан, – а где Вей-Вей? Я его уже больше суток не видел. А ты видел? Или кто-нибудь из твоих?

Специецисты переглянулись.

– Я слышала, он у зэков, – неуверенно ответила Альвадо, стоящая позади команданте, – хотя может это не он, а тот ваш офицер, что должен был спасать наше корыто.

Ибрагимов бесцельно обошел по кругу проекционный стол, а потом прислонился к навигационной панели перед проектором и почесал затылок, вспоминая, когда видел своего непутевого старпома в последний раз.

– Да уж, красна изба дураками, как говорит народная мудрость, – пробормотал он.

– Немного не так, – поправил его команданте, – там про пироги речь идет…

– Где?

– В народной мудрости.

– Да, ты прав. Так и есть. Конечно. Красны дураки пирогами…

Прямо перед Ибрагимовым на проекционном столе, где пульсировали две синие точки, появился третий объект. Он скользнул по краю проекционного поля, а потом, скрывшись на секунды за краем, вынырнул снова. Он двигался довольно быстро, и летел целенаправленно к «Ямантау».

Проектор не отображал сопутствующей информации. Наверное, этот класс кораблей не описан в базах данных бортового компьютера, поэтому и не определялся. Сигнатуры можно сопоставить и распознать, но для этого нужны высшие компьютерные функции искусственного интеллекта, а он фактически мертв: «синий ящик» не переливался разноцветными огоньками, а основные экраны оскорбительно пустовали.

– В нашем пространстве появился еще один объект, – констатировал Макаров. – Надо прицелиться и послать запрос.

– Иди и делай, – ответил ему Ибрагимов, – гостей нам еще не хватало!