Глава двадцать пятая
Сад на пепле
Внутренний дворик замка
Curte ingradita
Замок Бран
13 декабря 1888 года
На следующий день после того, как мы обнаружили потайной ход, мы с Томасом отправили Молдовеану анонимное письмо, указав, где искать труп. На протяжении следующих нескольких дней мы ничего об этом не слышали. Я понятия не имела, послал ли директор кого-нибудь проверить эти сведения, и у меня не было возможности пробраться вниз самой. В почти пустую академию прибывало все больше королевских гвардейцев, твердо намеревавшихся держать нас под надзором.
Я в расстройстве отправила еще одно письмо, и искренне надеялась, что директор отнесется к нему серьезно. Мне невыносимо было думать, что тело несчастной оставят там гнить. Ведь тогда все потенциальные улики будут безвозвратно утрачены! Не говоря уже о том, что оставлять человека в таком состоянии… Я мысленно поклялась, что если так ничего и не услышу нынешним вечером, то собственноручно отволоку директора вниз.
Я тихонько сунула в рот леденец, от души благодарная тому, кто в этом замке сыграл роль святого Николая. Эти конфеты, наряду с обществом Иляны – она всегда заходила ко мне, когда у нее выдавалась свободная минутка, – было самым приятным за всю длинную неделю. Анастасия – уж не знаю, куда там она уехала, – все еще не вернулась. Что-то в тоне ее поспешного письма заставляло меня беспокоиться. Что такого она выяснила про Орден Дракона? Иляна не видела в отъезде Анастасии из замка ничего подозрительного, и мне не хотелось тревожить ее, озвучивая мои страхи.
В середине недели Раду успешно убаюкал Винченцо, пока пичкал нас местным фольклором насчет трупов, которые сжигают, а пепел потом проглатывают. Потом мы все поочередно сыграли ведущую роль в анатомическом театре Перси, удаляли внутренние органы и изучали сопряженные со смертью сложности, пытаясь превзойти соучеников и укрепить свои позиции в пробном курсе.
Во время уроков Перси мы упивались знаниями, которыми нас снабжали. Тончайшие детали убийства и сопутствующие ему признаки. Как читать язык тела, чтобы в точности определить причину смерти. Мне нравились эти уроки, и постепенно я все спокойнее чувствовала себя рядом с трупами, хотя кошмарные видения, связанные с делом Потрошителя, все еще таились на краю моего сознания.
Молдовеану всегда проводил свои уроки с величайшей тщательностью, и хотя мне не нравилось его общество, он был прекрасным преподавателем анатомии и криминалистики. Я заметила, что на его уроках никто не осмеливается открыть рот без разрешения – все боялись мгновенного исключения.
Никто не говорил о Вильгельме и не вспоминал о его безвременной кончине после того, как родственники забрали его тело. Время как будто встало после падения на колени и двинулось дальше, не обращая внимания на ссадины и ушибы.
Мы с Томасом пытались в свободное время пробраться в туннели, но нам мешали королевские гвардейцы. Молдовеану очень серьезно отнесся к комендантскому часу, и в коридорах теперь, по-моему, стояло больше стражников, чем при королевском дворе.
В конце недели я получила письмо. Судя по штемпелю – из Лондона. Новая горничная принесла мне его вместе с известием о том, что Иляна некоторое время будет исполнять другие обязанности. Потеря вечернего общества опечалила меня, но письмо утешило. Я точно знала, кто был отправителем, и не могла дождаться окончания занятий, чтобы наконец-то вскрыть его. Раду все трещал и трещал про какую-то нечестивую ночь. Князь щелкал суставами пальцев. Андрей сидел, уронив голову на грудь. Но зато эта история полностью завладела вниманием близнецов и даже задумчивого Киана. Я ерзала на стуле и не могла дождаться, когда же прозвонят часы во дворе замка.
– Ходят слухи, что этот обычай ведет начало от римлян, – продолжал Раду. – Приносится жертва. Потом животные говорят с нами. То ли на нашем языке, то ли на их – никто точно не знает. – Он сдвинул очки повыше и оглядел класс. – Где этот окаянный мистер Хейл? Он что, ушел с урока?
Ной беспокойно заерзал и поднял руку. Раду прошел мимо него, глядя то на других учеников, то в свои записи.
– Мистер Хейл здесь, профессор, – протянул Николае. – Возможно, завеса между мирами истончилась настолько, что вы начинаете путать реальности.
Раду строго посмотрел на принца.
– Сегодня ночью вам всем лучше запереться в своих комнатах и не выходить. Смерть восстанет и будет выискивать тех, у кого хватит глупости бродить без укрытия. Духи поселятся в тех, кого не сожрут. Даже князья станут дичью.
Остаток урока прошел в том же духе. Наконец бой часов освободил нас из фольклорной хватки Раду. Я задержалась немного в коридоре у кабинета, но Томас заспорил с Раду о происхождении этого праздника, и это было так же увлекательно, как ожидать, что в ближайшие несколько дней из земли прорастет трава. Письмо в кармане чуть не прожгло мне дыру в юбке. Мне нужно его прочитать, или я тут сгорю на месте! Томас кивнул мне, и я зашагала прочь.
Мне удалось выскользнуть наружу и устроиться в уголке обнесенного стенами внутреннего двора замка. У меня было немного времени до начала следующего урока. Это было единственное место, где мне не грозили любопытные взгляды студентов и профессоров, нежеланного множества мужчин. Стражники патрулировали крышу, но не трудились навещать внутренний двор.
Уютно устроившись, я повела плечами, избавляясь от напряжения.
Посреди мощеных ярусов двора красовался колодец, в который бросали монетки, чтобы загадать желание. Еще один кусочек красоты посреди сурового мира зимы. Кто-то пытался вырезать его капитель в виде коринфской колонны, но получилось подобие архитектурного украшения из листьев аканта, что украшало внешнюю стену колодца. Я натянула капюшон плаща, стараясь сохранить как можно больше тепла. На брусчатку опускались хлопья снега. Я повадилась носить с собой плащ на уроки: вдруг Молдовеану или Раду взбредет в голову устроить урок под открытым небом?
Я потрогала конверт и улыбнулась. Из предыдущей переписки я знала, что тетя Амелия и Лиза навестили моего отца и подготовили дом к наступающему празднику. Со всеми этими переживаниями из-за убийства в поезде, уроков, похода в дом пропавшей женщины, загадочной смерти Вильгельма и той молодой женщины под моргом я чуть не позабыла про Рождество.
Мы с Томасом решили, что останемся на время коротких двухдневных каникул в Бухаресте – у его семьи там был дом, – но мне оказалось нелегко смириться с мыслью о том, что я не повидаюсь с родственниками. Я всегда встречала Рождество вместе с отцом. Время шло, а я никак не могла сообразить, что же мне делать. Поездка в Лондон подействовала бы освежающе, но невозможно съездить туда, не пропуская уроков. Я не могла позволить себе отстать от других, особенно если я надеялась переиграть соучеников и получить место в академии. Но все же в глубине души мне хотелось наплевать на академию и вернуться домой насовсем. При этой мысли у меня заныло внутри: мои соученики были талантливы, и я не могла не волноваться из-за того, кто займет эти два вакантных места. Я отогнала страх и заставила себя снова сосредоточиться на письме кузины.
Лиза уже упоминала прежде, что они с тетей Амелией, скорее всего, останутся у нас на зиму, чтобы составить компанию отцу в нашем большом пустом доме на Белгрейв-сквер. У меня сжалось сердце. Отец с трудом перенес произошедшее. Он терзался виной за убийства, совершенные Потрошителем. В разгар убийств полиция обнаружила его в курильне опиума в Ист-Энде и решительно посоветовала отдохнуть в нашем загородном поместье. Он в тот момент лишь недавно вернулся в Лондон и во время поисков настойки опиума наткнулся на мисс Келли. Она заявила, что знает человека, который может добыть ему лауданум, и отец добровольно последовал за ней к тому проклятому дому на Миллерс-корт.
Когда он расстался с мисс Мэри Джейн Келли, та была жива. Отец понятия не имел, что тем вечером за ним кто-то следил. А Джек-потрошитель шел за ним, наблюдал, ожидал возможности нанести удар.
Возможно, Томас прав: вернуться обратно в Лондон – не такая уж плохая идея. Мы могли бы присмотреть за отцом, да и дядя был бы только рад увидеть нас снова. И все же… отъезд из академии стал бы проигрышем, а я потратила слишком много сил, чтобы теперь бежать. Я презирала директора школы, но я хотела получить место в академии. Я даже представить себе не могла, что стану делать, если ни я, ни Томас не получим места.
Новая мысль заставила мое сердце забиться быстрее. А вдруг на исходе этих четырех недель в академию примут лишь одного из нас? От одной лишь мысли о том, что нам с Томасом придется расстаться, у меня перехватило дыхание.
Не тратя больше ни секунды на печальные мысли, я вскрыла письмо кузины; мне не терпелось насладиться каждой подробностью ее послания.
«Милая моя кузина!
Позволь мне высказаться начистоту. Поскольку я прочитала все романы безмерно талантливой Джейн Остин и поскольку я на три месяца старше тебя, я безусловно располагаю куда большими познаниями в вопросе романтических отношений. Я не считаю себя поэтессой, но мне доводилось флиртовать (совершенно бесстыдно, осмелюсь сказать) с одним интригующим молодым иллюзионистом – и артистом, демонстрирующим умение освобождаться от цепей, – он выступает в странствующем цирке, и… ну… я расскажу тебе об этом подробнее в другой раз.
Как бы то ни было, однажды днем мы сидели у пруда и обсуждали романтические отношения, и он сказал, что любовь подобна саду. Не закатывай глаза, кузина! Тебе это не идет. (Ты же знаешь, что я тебя обожаю!)
Совет его был следующим: цветам, чтобы расти, требуется множество воды и солнца. Любовь тоже нуждается во внимании и заботе, или она зачахнет. Когда любовь уходит, она становится хрупкой, как засохший лист. Если поднять его, то обнаружишь лишь, что от твоего некогда бережного прикосновения он рассыпался прахом и порыв ветра унес его навеки.
Не отворачивайся от любви, способной пересечь границу между жизнью и смертью, кузина. Подобно Данте, отважно спускавшемуся во тьму, мистер Томас Крессуэлл ради тебя спустится в любой круг ада. Ты – его сердце. Да, это жутковатый способ сказать, что вы дополняете друг друга – но я не утверждаю, что сама по себе ты неполноценна.
В отличие от моей матери я считаю, что женщины способны стоять на собственных ногах, ни на кого не опираясь. Ведь правда же, стоит иметь в женах ту, на которую можно положиться? Впрочем, об этом мы поговорим в другой раз. Если же вернуться к твоему ненаглядному мистеру Крессуэллу…
В такой любви есть нечто могущественное, нечто заслуживающее того, чтобы холить и лелеять ее, даже если ее угли мерцают опасно близко к тьме. Я умоляю тебя поговорить с ним. А потом написать мне и в подробностях изложить каждую восхитительную деталь. Ты же знаешь, как я обожаю возвышенные истории любви!
Не позволяй своему цветущему саду обратиться во прах, кузина. Никто не пожелает бродить по последствиям своих упущений вместо того, чтобы любоваться цветущими розами.
Твоя Лиза.
P. S. Ты так и не надумала приехать в Лондон на праздники? Без тебя тут скучно. Честное слово, если Виктория или Регина снова попытаются командовать нами на каком-нибудь званом чаепитии, я сброшусь с башни Тауэра! Во всяком случае, тогда мама уже не сможет кудахтать надо мной и требовать, чтобы я готовилась, готовилась, готовилась к своему дебютному балу. Как будто общество меня забракует, если я начну тур вальса с правой ноги, а не с левой!
Если моего будущего мужа может устрашить такая чепуха, то им и вовсе не стоит обзаводиться. Это же будет такой тупица, которого мне следует избегать любой ценой. Представляешь, что было бы, если бы я сказала это маме? Я подожду твоего возвращения, чтобы мы могли вместе насладиться ее цветом лица. Предвкушаю это с нетерпением.
Целую и обнимаю. Л.»
– Вы будете сильно против, если я тоже тут присяду?
Заслышав этот американский акцент, я подняла голову, удивляясь тому, что кто-то из моих соучеников заговорил со мной. Они в основном общались между собою и после злосчастной попытки Томаса помочь мне, поговорив с Раду о моей психике, признавали мою роль в пробном курсе лишь при крайней необходимости. Они не видели во мне угрозу и не считали меня достойной их внимания.
Ной улыбнулся. Его лицо словно было вырезано из прекраснейшего эбенового дерева, глубокого, насыщенного и притягательного цвета. Я покачала головой.
– Ничуть. Этот двор достаточно велик, чтобы вместить нас обоих.
Его карие глаза заискрились.
– Чистая правда. – Он посмотрел на снег – тот к этому моменту пошел сильнее, одеялом укрывая камни и статуи. Потом он обвел взглядом замок. В одном из окон показался Молдовеану, идущий по коридору, и Ной напрягся. – Я ошибаюсь или наш директор скверный человек?
Я расхохоталась.
– Я бы сказала, что он вообще кошмарен!
– Ну, со скальпелем он обращается весьма неплохо. Нельзя же требовать от человека всего сразу, правда? – Ной поднял воротник пальто и смахнул крупинки льда, успевшие добавиться к падающему снегу. Они со стуком рассыпались по земле – звук получился почти убаюкивающий, отлично сочетающийся с серым небом. – Кстати, я – мистер Ной Хейл. Хотя вам это уже известно с занятий. Но я подумал, что надо бы представиться как следует.
Я кивнула.
– Вы из Америки?
– Да. Я вырос в Чикаго. Вы там бывали?
– Нет, но надеюсь когда-нибудь побывать.
– Что вы думаете про этот урок Раду? – спросил Ной, внезапно меняя тему беседы. – Про ритуалы, которые якобы происходят нынешней ночью. Вы верите, что все крестьяне будут совершать жертвоприношения и думать, что этой ночью животные заговорят по-человечески?
Я повела плечом и помедлила, подбирая нужные слова.
– Мне не кажется, что этот урок был более странным, чем истории о вампирах и волколаках.
Ной искоса взглянул на меня.
– Как такая молодая женщина, как вы, оказалась замешана во все это, – он махнул в сторону замка, – дело с трупами?
– Либо это, либо вышивка и сплетни, – сказала я шутливым тоном. – Честно говоря, я думаю, что у меня все было точно так же, как и у всякого, кто явился сюда изучать криминалистику. Я хотела понять смерть и болезнь. Я хотела помочь людям обрести покой в трудные времена. Я верю, что у каждого есть свой, особый дар, который он может предложить этому миру. Так получилось, что мой дар – разгадывать смерть.
– Вы вовсе не плохи, мисс Уодсворт, что бы там ни говорили остальные. – Сказав это, Ной смутился, но я не возражала против подобной прямоты. Я находила ее освежающей, как горный воздух.
Тут раздался бой часов, печальное напоминание о том, что миг легкомыслия миновал. Я встала, пряча письмо Лизы в карман платья, и стряхнула снег, нападавший на лиф платья там, где плащ чуть расходился.
– Вам нравятся занятия? Сегодня у нас снова вскрытие.
– Это хорошо. – Ной встал и потер руки в кожаных перчатках. – Сегодня все мы получим по образцу. Некоторые уже бьются об заклад, у кого получится лучше.
– В самом деле? – Я приподняла бровь. – Что ж, тогда я заранее прошу прощения за то, что займу первое место.
– Вы, несомненно, можете попытаться занять первое место, – сказал Ной. – Но вам придется состязаться за него со мной.
– Ну что ж, пусть победит сильнейший.
– Мне нравятся сильные противники.
Ной взял мою руку в перчатке и пожал ее. Я поймала себя на том, что молодой человек хватает меня за руку, а я ни капли не чувствую себя оскорбленной. Ведь с его стороны это был знак уважения, знак того, что Ной считает меня равной себе. Я просияла. Мы направились в замок.
Именно ради этого я жила. Ради того, чтобы изучать смерть.
