62. «Ваня приехал»
Не желая уступать Милюкову, Владимир Пуришкевич выступал перед Думой 2 декабря 1916 года. Он произнес самую яростную речь, направленную против Распутина.
«Позволю себе сказать здесь, с этой трибуны Государственной думы, что все зло исходит от этих темных сил, […] возглавляемых Гришкой Распутиным. […] Я обращаюсь к Совету министров. Если у министров долг выше карьеры – а я думаю, что в данный момент долг выше карьеры, – если вы действительно объединенный кабинет, то идите к царю и скажите, что дальше так быть нельзя. Это не бойкот власти, господа, это долг ваш перед государем. […] Ступайте туда, в царскую Ставку, киньтесь в ноги государю и просите царя позволить раскрыть глаза на ужасную действительность, просите избавить Россию от Распутина и распутинцев – больших и малых. […] Верьте мне, господа, я знаю, что вы думаете так же, как и я, я это чувствую, что моими словами говорит вам здесь вся Россия без различия партий. […] Да не будет Гришка Распутин руководителем русской внутренней, общественной жизни!»1
Зал взорвался аплодисментами и криками «Браво!». На галерее за заседанием Думы наблюдал князь Феликс Юсупов. Один из свидетелей утверждал, что во время речи он побледнел и задрожал, словно его охватили «неконтролируемые чувства»2.
Неудивительно, что подобную речь произнес именно Пуришкевич. Он давно уже славился своей экстравагантностью. Потомок богатых помещиков из Бессарабии, он начал общественную жизнь в качестве члена специальной комиссии министерства внутренних дел при Вячеславе фон Плеве в первые годы века. Он продолжал служить в Думе, хотя главным образом для того, чтобы иметь возможность оскорблять этот институт и мешать его деятельности. Архиреакционер, Пуришкевич выступал против русского парламента в принципе. Он нападал на депутатов, даже на председателя. Излюбленная его тактика заключалась в том, чтобы корчить рожи своим противникам. Шульгин замечал, что Пуришкевич имел обыкновение «нервно дергаться», и от этого подергивания звенела «браслетка, которую он всегда носил на руке3. Однажды он появился с гвоздикой в ширинке брюк. Его выходки были настолько дикими, что несколько раз его попросту изгоняли из Думы. Маклаков называл его «смутьяном». После начала войны он стал поставлять медикаменты в русскую армию на Румынском и Южном фронтах, работая преимущественно через Красный Крест4. В июне 1914 года репортер спросил у Распутина, что он думает о Пуришкевиче. «Пуришкевич искренен, – ответил Распутин, – работает он правдиво, только вот одно у него, что вредит, – язык его. Потому и сказано: “Язык мой – зло мое”»5. Редактор его воспоминаний оказался менее благосклонным к Пуришкевичу, назвав его «клоуном, карьера которого одновременно и подозрительна, и комично-отвратительна»6.
Пуришкевич был основателем Союза русского народа и еще одной крайне правой антисемитской организации, Союза Михаила Архангела. В июне 1914 года газета «Петербургский курьер» напечатала статью, в которой говорилось, что Пуришкевич как председатель союза решил сделать Распутина почетным членом, когда тот сказал, что собирается пожертвовать несколько тысяч рублей на его деятельность. Статья была провокационной, она вывела Пуришкевича из себя, и он назвал ее «клеветой». Распутин сказал репортеру, что Пуришкевич возненавидел его, когда он выступил в защиту евреев – например, когда добился для евреев разрешения участвовать в Нижегородской ярмарке. «Он не может простить мне того, что я помог многим бедным евреям в Сибири, – сказал Распутин, – и не пытается этого скрыть»7.
Распутин узнал о выступлении Пуришкевича в тот же день. Судя по тому, что он написал императору, речь его особо не встревожила: «Пуришкевич ругался дерзко, но не больно. Мой покой остался не нарушен. Бог укрепит вас. Ваша победа и ваш корабль. Никто не имеет власти на него сесть»8. Но Распутин не сказал всего, что думал, он явно пытался сохранить перед царем хорошую мину. Но в то же время он писал коменданту дворца Воейкову о том, что ему нужны союзники:
«Вот, дорогой, без привычки даже каша, и та не сладка, а не только Пуришкевич с бранными устами, теперь таких ос расплодились миллионы. Так вот и поверь, как касается душа, а надо быть сплоченными друзьями, хоть маленькой кружок, да единомышленники, а их много да разбросаны, сила не возьмет, в них злоба, а в нас дух правды, посмотри на Аннушкино лицо, для тебя она лучшее успокоение. Григорий Новый»9.
3 декабря телефон в доме Пуришкевича звонил не переставая. Друзья и знакомые спешили поздравить его с успехом. И одним из них был князь Юсупов. Он спросил, могут ли они встретиться, чтобы лично обсудить кое-что о Распутине и его роли при дворе. Делать же это по телефону «неловко». Юсупов встретился с Пуришкевичем в девять утра на следующий день, и говорили они больше двух часов. Феликс сказал Пуришкевичу, что одни лишь его слова не решат проблему Распутина, что нужно действовать. «Но что можно сделать?» – спросил Пуришкевич. Юсупов пристально посмотрел на него: «Избавиться от него». Когда Пуришкевич усомнился, что удастся найти людей для такой работы, Юсупов решительно ответил: «Все уже сделано! Один из этих людей стоит перед вами»10.
Идея убить Распутина принадлежала Юсупову11. Эта мысль поселилась в его разуме в конце октября. Судя по его мемуарам (документу весьма ненадежному, о чем мы еще поговорим), сначала он обсудил необходимость убийства Распутина со своей женой, Ириной, и она «полностью с ним согласилась». Затем он рассказывал о своих планах разным «влиятельным людям», но оказалось, что ни один из них не обладает должной смелостью. Среди этих людей был председатель Думы Родзянко, женатый на родственнице матери Феликса. Родзянко сказал ему: «Да, выход один: убить негодяя. Но в России нет на то ни одного смельчака. Не будь я так стар, я бы сам его прикончил». И этого для Юсупова было достаточно. Он начал «сознательно готовиться к хладнокровному убийству»12.
3 ноября Василий Маклаков произнес в Думе страстную речь против правительства: «Либо мы, либо они: вместе наша жизнь невозможна». И этот мощный рефрен привел заговор в действие13. Вскоре после выступления Маклакова посетил Юсупов. Цель его вызвала у Маклакова отвращение. «Вы думаете, я содержу убийц?» Маклаков объяснил Юсупову, что Распутин даже полезен для Думы: его влияние подрывает режим и ведет к его неизбежному падению и рождению демократической России. Кроме того, если Распутин будет убит, Александра найдет на его место другого. Юсупов эту идею отверг. Он сказал Маклакову, что он просто не представляет себе «сверхъестественной силы» Распутина. «Я занимаюсь оккультизмом давно и могу вас уверить, что такие люди, как Распутин, с такой магнетической силой, являются раз в несколько столетий. <…> Никто Распутина не может заменить, поэтому устранение Распутина будет иметь хорошие последствия. Если Распутин будет убит, Императрицу придется через несколько же дней посадить в дом для душевнобольных; Ее душевная жизнь поддерживается только Распутиным; она вся рассыплется, когда его уберут, а если императрица будет сидеть в больнице и не сможет влиять на Государя, то по своему характеру Он будет очень недурным конституционным Государем». По мнению Юсупова, убийство было единственным выходом.
Но была одна проблема: по своему статусу он не мог сделать это сам, поскольку это было бы равносильно революционному акту. Он собирался нанять кого-то, кто сделает это за него. Маклаков предостерег, что любой, кто согласится убить Распутина за деньги, с легкостью может продать Юсупова за большую сумму. Нет, это слишком рискованно. На этом разговор и закончился14.
Юсупов начал искать людей. Сначала он переговорил с капитаном Сергеем Сухотиным, крепким офицером из лейб-гвардейского полка. Они были ровесниками – обоим было по двадцать девять лет. Возможно, они познакомились и сблизились, когда Сухотин лечился от полученных ран в санитарном поезде в Царском Селе, организованном Юсуповыми. Насколько было известно Юсупову, Сухотин разделял его мнение о Распутине. Он сразу же согласился. Великий князь Дмитрий Павлович в это время находился в Ставке, поэтому Феликсу пришлось ждать, чтобы обсудить это с ним. Поговорить им удалось в середине ноября. Дмитрий сказал Юсупову, что тоже думал об убийстве Распутина и готов присоединиться к заговору15.
Четвертым участником заговора была мать Юсупова, Зинаида, которая в то время находилась в Крыму. Поскольку они не доверяли почте, письма передавал брат Сухотина. Для вящей безопасности заговорщики разработали кодовые имена: император был «Дядей», императрица – «Тетей» или «Валиде», Родзянко – «Медведевым», Протопопов – «l’Interieur». Распутина в письмах называли то «Понтиным», то «книгой», то «управляющим». По письмам Зинаиды понятно, что она не просто поддерживала заговор, но и поощряла его. 1 декабря она писала Феликсу: «Скажи дяде Мише [Родзянко], что ничего нельзя сделать до тех пор, пока “книга” не будет уничтожена, а Валиде приведена к смирению. […] Это необходимо». 3 декабря она снова писала Феликсу, что убийство Распутина «необходимо, и крайне срочно»16.
20 ноября возбужденный Юсупов писал Ирине в Крым:
«Я ужасно занят разработкой плана об уничтожении Р[аспутина]. Это теперь прямо необходимо, а то все будет кончено. […] Ты должна тоже в том участвовать. Дмитрий Павлович обо всем знает и помогает. Все это произойдет в середине декабря. […] Как я ни хочу тебя поскорее видеть, но лучше если бы ты раньше не приезжала, т. к. комнаты будут готовы 15-го декабря, и то не все, а наверху все расстроено, т. ч. тебе негде будет остановиться. Ни слова никому о том, что я пишу, т. е. о наших занятиях. […] Скажи моей матери, прочитай мое письмо»17.
Шокированная Ирина отвечала: «Спасибо за твое безумное письмо. Я не поняла и половины из него, но понимаю, что ты готовишься к какому-то дикому поступку. Пожалуйста, будь осторожен и не вмешивайся в дурное дело». Поначалу Ирина вообще не поняла, о чем писал ей Феликс, но потом написала: «Я только что поняла, что означают эти слова и кто эти люди. Это самое меньшее, что я могу написать. Словом, будь осторожен!»18
На встрече с Пуришкевичем 4 декабря Юсупов завербовал пятого участника заговора. Услышав выступление, Феликс был твердо уверен, что Пуришкевич к ним присоединится, и он хотел завербовать политика. В мемуарах он писал, что считал очень «важным, чтобы в этом историческом событии приняли участие представители всех классов». Дмитрий был представителем правящей семьи, сам Феликс и его мать – аристократами, Сухотин – офицером, а Пуришкевич – политиком. Именно политик окончательно дополнил картину. Удивительно, но он не счел нужным пригласить ни представителя крестьянства – самого большого класса России, – ни кого-нибудь из растущего среднего и рабочего класса19.
Юсупов пригласил Пуришкевича в свой дворец на Мойке к восьми часам. Здесь он познакомился с лейтенантом Сухотиным и Дмитрием, и они стали обсуждать планы убийства. Все согласились, что лучше всего воспользоваться ядом, поскольку выстрелы могут услышать, что вызовет подозрения. Пуришкевич предложил пригласить доктора Станислава Лазоверта, польского врача, который два года служил у него на фронте. Медицинские знания могут пригодиться при выборе яда. Кроме того, Лазоверт – смелый человек: он был трижды ранен и удостоен нескольких наград20. Обсуждение преступления началось в середине декабря. Еще до завершения встречи все четверо согласились с одним: они никогда и никому не расскажут о своем участии в убийстве Распутина. Торжественная клятва просуществовала всего несколько дней21.
Убийцы Распутина были уверены в том, что готовятся свершить благородное, патриотическое деяние, но у них имелись и другие мотивы. Пуришкевичем двигало безумное честолюбие и тщеславие. Он хотел доказать всем, что он – человек действия. Мотивы Юсупова были более сложными, чем те, о которых он говорил Маклакову. Немаловажную роль играло желание угодить своей властной матери. Кроме того, он хотел обрести какой-то смысл своей бесцельной жизни. Участие в убийстве Распутина дало ему цель и выход энергии – всю осень он занимался лишь переделкой семейного дворца на Мойке. Участие в заговоре Дмитрия можно отчасти объяснить желанием угодить Элле. Она была для него второй матерью, и только после продолжительного разговора с ней Дмитрий согласился с тем, что убийство – это правильный поступок22. Тщеславие было движущей силой Пуришкевича и Юсупова. Они хотели войти в историю, сыграв свою роль в спасении России. Никто из убийц не понимал, что они воспринимали Распутина и его роль в жизни России точно так же, как Александра: они видели его так же, как и она, только с противоположным знаком. Все верили, что Распутин вершит судьбу России – ради ее спасения или уничтожения. Юсупов и его сообщники упрощали спасение России точно так же, как и императрица.
После встречи 4 декабря Юсупов вернулся к Маклакову, чтобы узнать, не изменил ли он свое мнение. Маклаков уже был готов обсуждать убийство, но сказал Юсупову, что в декабре он уезжает в Москву и принять участие в заговоре не сможет. Маклаков предложил подстроить Распутину автомобильную аварию, но Юсупов ответил, что они выбрали яд. Тело должны были найти – иначе Александра никогда не признает, что Распутина больше нет. Маклаков еще несколько раз встречался с Юсуповым, чтобы обсудить детали. На последней встрече Маклаков дал Юсупову двухфунтовую «резиновую палку», сказав, что она может пригодиться, и, по утверждению Юсупова, коробочку с кристаллами цианистого калия – сам Маклаков впоследствии это отрицал23.
Вечером 7 декабря пятеро заговорщиков собрались на квартире у Пуришкевича возле Варшавского вокзала. Юсупов показал цианистый калий, полученный от Маклакова. Было решено убить Распутина, угостив его отравленными пирожными и вином. Когда он будет мертв, Сухотин, загримированный под Распутина, вместе с Дмитрием и Лазовертом в качестве шофера отправится на Варшавский вокзал, и жена Пуришкевича сожжет одежду Распутина в топке паровоза. Затем, бросив машину у вокзала, заговорщики на такси вернутся во дворец Дмитрия на Невском проспекте, а оттуда на машине Дмитрия – в дом Юсупова. Тело Распутина, закутанное, «словно мумия», отвезут в пустынное место на реке, привяжут к ногам груз и бросят в прорубь. Пуришкевич обещал купить на Александровском рынке цепи и грузы. Все согласились с предложенным планом и около полуночи разошлись. Утром 12 декабря Пуришкевич купил на рынке все необходимое, и после обеда заговорщики на двух машинах несколько часов ездили вдоль реки, выискивая подходящее место, чтобы выбросить тело. Они нашли только две подходящие проруби – более удобная находилась за пределами города на Малой Невке у Большого Петровского моста. Ночью 13 декабря заговорщики собрались в последний раз. Убийство было назначено на 29 декабря24.
В Думе Пуришкевич наткнулся на Шульгина и сказал ему: «Послушайте, Шульгин. Вы уезжаете, но я хочу, чтобы вы знали… Запомните 16 декабря…» Шульгин изумленно посмотрел на него. «Я вам скажу… Вам можно… шестнадцатого мы его убьем», – пробормотал Пуришкевич, Шульгин попытался его отговорить, сказав, что убийство – это «противно». Он пытался объяснить, что убийство бессмысленно, что оно ничего не изменит. Пуришкевич его не слушал. Нервы его были на пределе. Он сказал, что знает: все истории о Распутине и императрице – это ложь, но это не имеет значения. «Так сидеть нельзя. Все равно. Мы идем к концу. Хуже не будет. Убью его, как собаку»25. 6 декабря Пуришкевич побывал у историка Сергея Платонова и в завуалированной форме рассказал ему и его жене, что должно произойти26. Вскоре в кабинет Маклакова пришла некая журналистка М. И. Бекер. Она сказала, что Пуришкевич, поссорившись с журналистами в Думе, объявил, что 17 декабря он вместе с князем Юсуповым и великим князем Дмитрием Павловичем собирается убить Распутина. Все подумали, что это шутка, и Маклаков заверил в этом журналистку. Но потом он позвонил Юсупову и сообщил ему о болтовне Пуришкевича. Юсупов пришел в ужас. Он пожаловался, что заговорщики все свалили на него27. В начале декабря Пуришкевич организовал встречу с неким Сэмюэлем Хором, руководителем британской разведывательной миссии в Петрограде. В кабинете Хора Пуришкевич откровенно сказал ему, что «он и его друзья намерены ликвидировать дело Распутина», и посвятил англичанина в детали своего плана. Впрочем, Хор ему не поверил. Он уже не раз слышал об убийстве Распутина, а поведение Пуришкевича убедило его в том, что это всего лишь пустые разговоры28. Пуришкевич просто не мог держать рот на замке. Желая сообщить всему миру, что убийцей Распутина будет именно он, он продолжал рассказывать об этом даже в ночь убийства, и это решило судьбу заговорщиков.
Ключевым элементом заговора была Ирина. Распутин давно хотел познакомиться с красавицей-женой Юсупова. Именно она и должна была заманить его в дом Юсуповых. 9 декабря Феликс, измученный до полной бессонницы, писал ей: «Вся моя голова прямо разрывается на части от всяких мыслей, планов и т. д.». Чтобы план сработал, Ирине обязательно нужно приехать в Петроград в середине декабря: «План, про который я тебе пишу, разработан детально, уже ¾ сделано, остался финальный аккорд, и для этого ждут твоего приезда. Это единственный и верный способ еще спасти положение, которое почти безвыходно. Конечно, ни слова никому. Маланья тоже участвует. Ты тоже будешь служить приманкой. Понимаешь? Поэтому, чем раньше ты приедешь, тем лучше»29.
«Маланья» – это, скорее всего, Марианна Дерфельден (урожденная Пистолькорс), сводная сестра и, возможно, любовница великого князя Дмитрия. Феликс явно упомянул ее, чтобы убедить Ирину присоединиться к заговору. Но Ирина план мужа не одобрила. Она отказалась приехать, пыталась отговорить Феликса и уговаривала его приехать к ней в Крым. 3 декабря она писала ему: «Я не могу жить без тебя. Приезжай ко мне»30. Но Феликс уже все решил. Он остался в столице.
Теперь Феликсу нужно было связаться с самим Распутиным. Они не встречались с января 1915 года, поэтому за помощью он обратился к Муне Головиной. Рассказал ли он Муне, почему просит ее помочь ему? Это интересный вопрос. Скорее всего, он не был с ней честен, поскольку она ни за что не согласилась бы сделать то, что ему было нужно. Муня и ее мать были верными поклонницами Распутина. Они верили в него. И нет никаких оснований полагать, что Муня могла бы способствовать его убийству. Поэтому Юсупову нужно было ее обмануть. Он сказал, что болен, что его мучает необъяснимая усталость и боль в груди и ему нужна помощь Распутина31. По словам Муни, Юсупов просил организовать им встречу, и такая встреча состоялась 30 ноября на ее квартире на Зимней канавке. После этой встречи Муня организовала и вторую, а потом проводила Феликса на квартиру Распутина32. Они были очень осторожны, и им удалось скрыть свои визиты от глаз агентов охранки33. Распутин пообещал излечить Феликса, и тот стал посещать его квартиру.
Именно здесь, в небольшом кабинете Распутина на Гороховой, состоялся первый сеанс «лечения», Распутин велел Юсупову лечь на диван, а потом начал производить «месмерические пассы» над его грудью, шеей и головой, тихо бормоча молитву. Позже Феликс писал, что почувствовал «огромную гипнотическую силу» Распутина.
«Я чувствовал, как эта сила охватывает меня и разливается теплотой по всему моему телу. Вместе с тем я весь был точно в оцепенении, тело мое онемело. Я попытался говорить, но язык мне не повиновался, и я медленно погружался в сон, как будто под влиянием сильного наркотического средства. Лишь одни глаза Распутина светились передо мною каким-то фосфорическим светом, увеличиваясь и сливаясь в один яркий круг. Этот круг то удалялся от меня, то приближался, и, когда он приближался, мне казалось, что я начинаю различать и видеть глаза Распутина, но в эту самую минуту они снова исчезали в светящемся кругу, который постепенно отодвигался. […] Только мысль моя еще была свободна, и я сознавал, что постепенно подчиняюсь власти этого загадочного и страшного человека. Но вскоре я почувствовал, что во мне, помимо моей воли, сама собой пробуждается моя собственная внутренняя сила, которая противодействует гипнозу. Она нарастала во мне, закрывая все мое существо невидимой броней. В сознании моем смутно всплывала мысль о том, что между мною и Распутиным происходит напряженная борьба и что в этой борьбе я могу оказать ему сопротивление, потому что моя душевная сила, сталкиваясь с силой Распутина, не дает ему возможности всецело овладеть мною»34.
Феликс стал проводить много времени с Муней и Распутиным. Он писал Ирине, что они «прямо влюбились в меня». Муня называла Феликса «своим дружочком», а Распутин начал называть его «Маленьким», Юсупов очаровал мужика, которому нравилось унижать аристократов. Распутин стал приглашать Феликса к цыганам35. Юсупов сказал, что хотел бы пригласить Распутина к себе и познакомить с женой. Договорились, что такая встреча произойдет вечером 16 декабря. Утром 26 декабря Юсупов позвонил Пуришкевичу и произнес условленную фразу: «Ваня приехал»36. Заговор вступил в действие.
