43. Религиозные лики Распутина
ХЛЫСТ. Именно так, по словам Тэффи, назвал Распутина Розанов, увидев его пляску и кружение. Возможно, он действительно так сказал, но если Распутин и был хлыстом, то вовсе не в том смысле, какой вкладывали в это слово Тэффи и большинство русских. Розанов сказал это с изумлением.
О том вечере у Филиппова он написал 17 апреля. Розанов описал, как все сидели и слушали французского актера Дезари, который пел и играл на гитаре. Все были глубоко тронуты, но более всех Распутин. Он воскликнул: «Дайте бумаги!» А потом стал диктовать соседу записку для француза: «Твой талант утешил нас всех… Твой талант – от Бога, но ты этого не понимаешь, и он тебя к Богу не приведет». Все закричали: «Гриша, танцуй!» И он начал плясать «русскую, – с художеством, как я не видал ни у кого, ни в одном театре […] Он был глубоко свободен, не смотрел никому в глаза». К Распутину присоединилась тихая, скромная молодая женщина в черном, они начали плясать вместе. Все хлопали и подбадривали их. Она улыбалась. Измайлов шепнул Розанову, что ночью она ему отдастся и что это будет «трагедия». Розанов подумал: «Э, какие трагедии… Кто смеет судить, когда она хочет и он хочет».
«Гриша – гениальный мужик, – записал Розанов через два дня. – Он нисколько не хлыст». Теперь уже не хлыст. Розанов видел в Распутине современного Илью Муромца, древнего богатыря, мифического героя, в котором огромная физическая сила и храбрость сочетались с глубокой духовностью. Этот защитник земель русских позже был канонизирован Церковью. Распутин был воплощением Древней Руси, допетровской России, которой неизвестны были европейские идеи, привычки, техника. Эту новую Россию, созданную Петром Первым в начале XVIII века, Розанов называл «штунда» от немецкого слова Stunde: «час» – абсолютная дисциплина, самоконтроль, ранний подъем, работа целый день, чистые полы, воспитанные дети, все чисто, аккуратно, скучно и мертво. Воплощением «штунды» была русская бюрократия и граф Сергей Витте.
«В сущности, Русь разделяется и заключает внутренне в себе борьбу между:
– Витте
– и старцем Гришею, полным художества, интереса и мудрости, но безграмотным.
Витте совсем тупой человек, но гениально и бурно делает. Не может не делать. Нельзя остановить. Спит и видит во сне дела.
Гриша гениален и живописен. Но воловодится с девицами и чужими женами, ничего “совершить” не хочет и не может, полон “памятью о Божественном”, понимает зорьки, понимает пляс, понимает красоту мира – сам красив.
Но гений Витте не достает ему и до колена. Гриша – вся Русь»1.
Как пишет один историк, Розанов был, пожалуй, первым «Распутиным русской литературы, ее enfant terrible». Как и поэт Николай Клюев, он был единственным великим писателем Серебряного века, который пошел против общественного мнения и принял Распутина. Анна Ахматова чувствовала, что они родственные души. О знаменитом петербургском кафе «Бродячая собака» она писала так: «И я не поручусь, что там, в углу, не поблескивают очки Розанова и не клубится борода Распутина»2.
После ужина у Филиппова Розанов постоянно думал о Распутине. Он возвращался к нему снова и снова. В конце апреля он написал отцу Павлу Флоренскому, богослову и человеку энциклопедических знаний: «Григория Расп[утина] два раза видел […] Удивительное впечатление, и “все ясно”. Никакого хлыста, полная темнота, но вполне гениальный мужик, и, конечно, при дворе гораздо интереснее говорить с ним, чем с вылощенным камергером. Он мне во всех отношениях понравился»3.
Розанов какое-то время изучал Распутина. В очерке для книги «Апокалиптическая секта (хлысты и скопцы)»4, опубликованной в 1914 году, Розанов, описывая недавнее общение с Распутиным, назвал его основателем новой религии. Глядя на Распутина, сидящего за столом в окружении своих преданных последователей, Розанов вспоминал цадиков, праведников у хасидов. Цадик – это не раввин, но глубоко духовный человек, имеющий преданных сторонников. Это тот редкий человек, имеющий особую связь с Божеством, молитвы которого чрезвычайно сильны и эффективны. От цадика исходит святость. Последователи его подбирают крошки с его тарелки, полагая их святыми. Некоторые даже собирают обрывки его одежды, чтобы благодать снизошла на дом. Люди обращаются к цадикам за исцелением или духовным советом, а также с более светскими просьбами, всегда принося с собой «искупление души» – какую-то сумму денег5.
Наблюдая за Распутиным, Розанов уверился в том, что является свидетелем мистического рождения святости: «Мы, собственно, имеем возникновение момента святости. Но этого мало, – начало момента, с которого начинается религия. […] Суть «религии», таинственное «электричество», из коего она рождается и которое она манифестирует собою, и есть именно святое: и в “хасидах”, “цадиках” […] и вот в этом “петербургском чудодее” мы, собственно, имеем “на ладонь положенное” начало религии и всех религий…»
Распутин был истинно «религиозной личностью», в отличие от большинства русских священников. Как и в великих пророках, в нем проявились «признаки» близости к Богу (его молитвы, его исцеления), и это, как пишет Розанов, в сочетании с явным неприятием «европейского типа религии» и ужасало окружающих. Даже в вопросе о любовницах Распутина Розанов видит параллели с ветхозаветными пророками. Разве Авраам не спал с Агарью, рабыней Сары? Разве его внук Иаков не имел одновременно двух жен – Рахиль и Лию? Разве не занимался он сексом и не имел детей от их служанок? Розанов пишет, что все это совершенно «невообразимо» для русского ума.
В Распутине воплотилось эпохальное реформирование русской религии:
«Можно объективно заметить в Сибирском Страннике, заметить “научно” и не проникая в корни дела, – это что он поворачивает все “благочестие Руси”, искони, но безотчетно и недоказуемо державшееся на корне аскетизма, “воздержания”, “некасания к женщине” и вообще разобщения полов, – к типу или, вернее, к музыке азиатской мудрости (Авраам, Исаак, Давид и его “псалмы”, Соломон и “Песнь песней”, Магомет), – не только не разобщающей полы, но в высшей степени их соединяющей. […]
Но это “исцелился” – личная сторона дела. Но есть еще “история”… В истории Странник явно совершает переворот, показывая нам свою и азиатскую веру, где “все другое”… Потому что его “нравы” перешагнули через край “нашего”. […] Серьезность вовлекаемых “в вихрь” лиц, увлекаемых “в трубу”, – необыкновенна: “тяга” не оставляет ни малейшего сомнения в том, что мы не стоим перед явлением “маленьким и смешным”, что перед глазами России происходит не “анекдот”, а история страшной серьезности…»6
Конечно, Розанов, характеризуя Распутина, заходит слишком далеко, но его мнение разделял еще один человек. Прочитав «Апокалиптические секты», архиерей Александр Устинский из Новгорода написал автору письмо: «В своей книге вы совершенно правильно и точно поняли и определили миссию Григ. Распутина. Это действительно искренний протест против односторонности нашего аскетического видения и живой голос в пользу древних библейских отношений между полами. Я совершенно согласен с вашими взглядами. Как прекрасны последние три страницы вашей книги! Да поможет вам Бог бороться и победить!»7
Императрица тоже видела в Распутине ветхозаветного пророка. Лили Ден она говорила: «Бог наш не выбрал в ученики высокопоставленных членов еврейского общества»8. Элита еврейского народа осуждала и преследовала Иисуса.
Но подобные взгляды были крайне редкими. Возмущенный иеромонах Серапион из Ново-Нямецкого монастыря в Тирасполе (Херсонская губерния) написал Розанову 4 марта 1914 года, чтобы сказать, что считает его книгу «просто скотской». Рассуждая о религии, Розанов не знает самого главного – и он ничего не знает о Распутине. Серапион отсылает Розанова к Феофану и Михаилу Новоселову.
«Первый обладал информацией из первых рук (он даже открыл ее царю, но alas! – безумие уже воцарилось во дворце) о том, что этот распущенный странник много раз целовал женщин, и не только верхние губы, но и нижние тоже. Он распространяет свою “священную энергию” через свой член. Два года назад Новоселов опубликовал письма бывших “духовных” дочерей этого “старца”, где во всех деталях описаны все его похождения в банях; но, к несчастью для русской церкви, брошюра была конфискована в типографии. И если вы действительно любите церковь, ваш долг защищать ее от всех мошенников, чтобы такие “святые люди” никогда не являлись ее частью».
На письме Серапиона Розанов написал: «Разве Давид и особенно Соломон не делали с женщинами того же, что Серапион приписывает Распутину? […] Распутин фактически нарушает аскетизм. И неважно (для Серапиона), что он распущенный, – то, что его возмущает, является тем же самым, о чем он молится»9.
Поэт Николай Клюев пошел еще дальше Розанова. Он не только восхвалял Распутина, но и сам хотел быть им. Клюев, как и Сергей Есенин, относился к числу так называемых «крестьянских поэтов». У него были связи с хлыстами и скопцами. Он любил ходить в крестьянской одежде, сознательно подчеркивал сельский говор, написал странную автобиографическую книгу, в которой рассказал о своей жизни «от крестьянской хижины до дворца» – почти как у Распутина. Клюев никогда не встречался с Распутиным, хотя давал понять, что такие встречи были. Современники отмечали их сходство – от крестьянских корней и связей (реальных или вымышленных) с тайными сектами до явной театральности и фантастического умения сочетания эротики и религии10. Сравнения эти не всегда были в пользу Распутина. «Клюев – это неудавшийся Распутин», – говорил поэт Михаил Кузмин. Писатель Алексей Ремизов замечал: «По распутинской дороге хочет Клюев пробраться к царю». Но цели этой ему так и не удалось достичь11.
Клюев был не единственным литератором, утверждавшим, что у него есть связи с Распутиным, хотя делал он это ярче всех. Поскольку Распутин целиком и полностью занимал воображение публики, каждый уважающий себя писатель должен был показать свою причастность к этой всемогущей личности. Анна Ахматова, к примеру, утверждала, что однажды видела Распутина в поезде, едущем из Петербурга в Царское Село: «Он был похож на нарядного деревенского старосту, близко поставленные глаза гипнотизера проникали сквозь череп. Кто-то сказал: «Нарядился из-за Сашенькиных именин»12. Лиля Брик, муза поэта Владимира Маяковского, также говорила, что видела Распутина в поезде на Царское Село. Он сел рядом с ней и начал задавать личные вопросы – так она писала в своих воспоминаниях: «Кто ты такая? есть ли муж? где живешь? что делаешь? Ты ко мне приходи обязательно, чайку попьем». Брик страшно хотелось пойти, но муж ей не позволил13. Возможно, и Ахматова, и Брик говорят правду. Впрочем, обе они умели хорошо сочинять.
Хлыст, странник, старец, богатырь, пророк, цадик – и юродивый. «Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе – пишет апостол Павел в Первом послании к Коринфянам (4:10–13). – Мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии. Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся, и трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне». Юродивым – этим культурно-религиозным фигурам, унаследованным от Византии – нет религиозных эквивалентов на Западе. Юродивые сознательно маскировались под маской безумия и абсолютного аскетизма. Они жили как изгои, шокировали окружающих безумным, богохульным поведением, призванным провоцировать нападки, порой даже физические. Так юродивые подражали Христу, смиряли свою гордыню и в то же время заставляли своих мучителей признавать собственные духовные недостатки, проявляющиеся через преследование Божьих людей. Босые, в рванье, а то и голые, юродивые говорили загадками. Язык их был темен и непонятен. Они пророчествовали, оскорбляли церковные службы, жили с проститутками, были склонны к сексуальным отклонениям, испражнялись публично и клеймили гордыню и суету14.
Юродивый – это двойственная фигура. Некоторые из них действительно были святыми, другие – мошенниками. Хотя некоторые древнерусские юродивые были канонизированы после смерти, после правления Петра Великого юродивые и юродство были официально запрещены. Государство начало арестовывать юродивых, изгонять и пытать их, а некоторых даже приговаривали к смерти. Но юродство выжило, особенно в простом народе. Юродивые жили в больших монастырях и святых местах, где в молодости часто бывал Распутин. Надо сказать, что они произвели на него глубокое впечатление.
Александра была уверена, что Распутин – юродивый, и доказательство этого она нашла в книге иеромонаха Алексия (Кузнецова) «Юродство и столпничество. Религиозно-психологическое исследование», опубликованное в 1913 году. Александра тщательно изучила эту книгу, подчеркивая цветными карандашами то, что произвело на нее наиболее глубокое впечатление, – в частности рассуждения автора о том, как юродство некоторых святых проявлялось через сексуальное распутство. Императрица дарила экземпляры этой книги другим, и они сразу же понимали, что именно им следует почерпнуть из нее. Современники называли автора «распутинцем» и считали книгу неудачной (эту точку зрения некоторые историки разделяют и сегодня). Тем не менее текст ее стал диссертацией Алексия, и в 2000 году она была переиздана в Троице-Сергиевом монастыре, самом почитаемом монастыре России15. Это показывает, как Александра изо всех сил пыталась объяснить действия Распутина имеющимися прецедентами. Когда ей говорили о том, что он постоянно целует женщин, она отвечала, что «в былые времена все целовали друг друга. Почитайте апостолов – они целовали всех в знак приветствия»16.
Вопрос о том, был ли Распутин юродивым, очень сложен, как, впрочем, и любой вопрос, с ним связанный. Александра и князь Жевахов считали его юродивым, хотя они были исключением среди современников. Сегодня лишь некоторые ученые разделяют эту точку зрения и относят Распутина к числу современных юродивых или хоты бы признают, что он действовал в рамках этой древней традиции17. Большинство современников Распутина видели в его юродстве всего лишь мошенничество и игру. «В Распутине, конечно, настоящего «юродства» никогда не было, – замечала Зинаида Гиппиус, – но юродствовал он постоянно, и с большой сметкой: соображал, где сколько положить»18.
Отчасти такие разногласия объясняются тем, что юродивый по определению был фигурой парадоксальной и загадочной. Очень важен тот факт, что Распутин опирался на разнообразные религиозные источники и традиции. Он не учился в семинарии, не изучал религию, никогда не интересовался чистотой доктрины. Он был знаком с разными формами религиозной жизни и черпал изо всех. Распутина вполне можно назвать экуменистом. Против его юродства говорит тот факт, что Распутин всегда любил удобства и комфорт. К моменту приезда в Петербург он позабыл об аскетической жизни. У него был дом, он заботился о жене и детях, он хорошо одевался – не в драную рубаху, которая считалась обязательным символом юродивого, но в рубашки из тонкого шелка, собственноручно сшитые императрицей. Он посещал проституток, у него были любовницы, и все это делалось не из желания шокировать окружающих, но из откровенного желания секса.
В конце концов, одно не вызывает сомнения: вера Распутина в Бога. Всю жизнь Распутин оставался глубоко верующим человеком. Его дочь Матрена вспоминала:
«Он часто беседовал с нами о Боге. Он говорил, что Бог – это утешение в жизни, но что нужно уметь молиться для того, чтобы получить это утешение. Чтобы молитва могла дойти до Бога, нужно во время молитвы всецело отдаваться вере в Бога и гнать от себя все другие мысли. Он говорил, что молиться не каждый может и что это трудно Он часто постился и заставлял поститься нас. В посты он ел одни сухари и строго соблюдал их. Он говорил, что посты установлены вовсе не для здоровья, как говорят учёные люди, а для спасения души»19.
