37. «В этот раз не вышло…»
15 июля Распутина перевезли из его дома к реке и погрузили на пароход «Сухотин». Его провожала большая толпа крестьян, женщины истерически плакали. Рано утром 16 июля пароход прибыл в Тюмень. Распутина перевезли в главную городскую больницу1. Как писал «Петербургский курьер», пока Распутина несли с причала, перед носилками шел священник Кетов, кричавший: «Нет больше Григория! Нет больше Григория!»2
К больнице стекались родные, друзья, репортеры и просто любопытствующие. Пришлось выставить полицейское оцепление, чтобы сдержать толпу. Распутин всегда любил внимание. Как только он почувствовал себя лучше, то сразу попросил Акилину Лаптинскую прочитать ему все газетные статьи о покушении. 17 июля репортеры сфотографировали Распутина в постели. Он подписал несколько фотографий: «Что завтре? Ты наш руководитель, Боже. Сколько в жизни путей тернистых!»3 Доктор Владимиров продолжал лечить Распутина, и именно его усилия спасли жизнь Григория, хотя сам врач весьма скромно оценивал свой труд: «Ничего особенного я не сделал. Такие операции над тюменскими хулиганами мне приходится производить ежегодно десятками»4. В первые дни июля царь отправил к Распутину известного хирурга Романа Вредена. За свои труды Вреден получил тысячу рублей5.
Распутин регулярно отправлял Вырубовой телеграммы для Николая и Александры, в которых сообщал, что с ним все в порядке и он поправляется6. На следующий день после покушения Александра отправила Матрене телеграмму для ее отца: «Мы глубоко опечалены. Мы страдаем с вами, молимся от всего сердца». Вновь императрица написала 15 июля: «Мысли и молитвы с вами. Наше страдание неописуемо, надеемся на Божию милость»7.
Распутин писал Вырубовой, уклончиво намекая на большой заговор против него: «Милый дорогой, ведь она не одна, за ней есть другия. Разсмотрись хорошенько. Один [по смыслу скорее: «они»] от гордости мутят. Не давай повода к распрям». В телеграмме от 19 июля Распутин пишет о своем страхе – он понимает, что это было не последнее покушение на его жизнь: «Здоровье немножко улучшается, вы не фантазируйте, не бойтесь, я не очень испугался; раз не удалось, а другой как велит»8.
Со всех концов страны Распутину приходили письма и телеграммы от поклонников, ему желали скорейшего выздоровления, а также писали о том, что может стоять за попыткой покушения9. Вот типичное письмо от почитательницы из Тифлиса:
«Дорогой, дорогой дядя Гриша!
Я была вдвойне счастлива получить письмецо от вас: во-первых, я узнала, что Господь уберег вас от ножа этой безумной девки, натравленной на вас Илиодором, ныне бессильным в своей ненависти; во-вторых, это означало, что вы не забыли меня и что, хотя и в Тифлисе, тем не менее я не одинока и соединена с вами хотя бы духовно.
Истинно вы пережили чудо из чудес. Как вы выжили, известно только самому Господу. Ваш долг перед Ним воистину безграничен и никогда не сможет быть выплачен. Надеюсь, вы скоро поправитесь ко гневу и ярости ваших врагов и к радости тех, кто любит вас. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что покушение на вашу жизнь было организовано руками Илиодора, и вы должны быть очень осторожны и осмотрительны. Не ходите один и всегда осматривайтесь по сторонам, находясь на улице. Несомненно, ваши враги не оставят вас в покое, но спас вас, когда вы должны были погибнуть, не кто иной, как сам Бог, и теперь, когда вы поправитесь и восстановите свое здоровье, эти убийцы, притаившиеся за углом, вас не испугают».
А вот любопытное письмо от Муни Головиной:
«Дорогой, дорогой Григорий Ефимович,
Это мое первое письмо после того ужасного злодейства, которое перевернуло всю душу и заставило еще больше убедиться, что Вы, как солнце освящаете нашу жизнь и разгоняете мрак, что при одной мысли, что Вас могут у нас отнять – мрак этот стал надвигаться со всех сторон и свет померк. Но Вы, благодарение Богу, живы, с нами, и это такое счастье, что надо весь день и всю ночь благодарить Бога и Божью Матерь, которая Вас охраняла и знала, что собираются Вам нанести удар. Конечно, полное счастье невозможно, надо чем-нибудь и нам еще искупить нашу радость – знать, что Вы живы. И потому, хотя мне до слез больно, что Вы мне не верите, но я с радостью готова каждое Ваше слово целовать – только бы оно было от Вас. Я только никак этого не ожидала – я так была возмущена против посмевших поднять на Вас руку, что не могла понять, как вы их можете назвать моими друзьями… Ваши друзья – мои друзья и Ваши враги – мои враги! Вы это знаете. И если есть еще во мне другое чувство, то оно Вам принадлежит, но я Вам даю слово никогда про Вас никому из знающих Ваших врагов не писать ни где Вы, ни как Вы себя чувствуете, ни что делаете. И вообще не упомяну Вашего имени, если это может Вам как-нибудь повредить. Неужели я могла бы Вам, которого я так люблю, принести какой-нибудь вред! Я только и прошу у Бога научить меня, как Вам помочь, чем послужить и доказать все то, что я чувствую! Вы всегда всех [?] и я никому [подчеркнуто двумя чертами] не скажу, что вы у нас!!
Служила сегодня молебен и ношу Ваш портрет в открытом медальоне – одела его накануне злодеяния. Целую Ваши руки и прошу благословения.
Ваша Муня»10.
Что Распутин сказал Муне? В чем он ее обвинил? И кем были те враги, которых он имел в виду? К сожалению, архивы не дают ответов на эти вопросы, но воспоминания Муни дают нам некоторые ключи. Покинув дом Распутина двумя годами ранее, Ольга Лохтина поселилась близ Новой Галилеи, усадьбы Илиодора. Она построила себе небольшой дом на хуторе Морозовском. Распутину и его приближенным было ясно, что Ольга перешла на сторону Илиодора и стала противницей Распутина. После покушения Распутин решил, что Ольга являлась частью заговора и либо помогала, либо поддерживала план его убийства, задуманный Илиодором. В то время Муня собиралась навестить Ольгу. Когда Распутин, его родные и друзья узнали об этом, они решили, что Муня предала Распутина. Муня была в ужасе от этих подозрений и со слезами заверяла Распутина в своей полной невиновности. Она умоляла позволить ей приехать в Тюмень и заботиться о нем, но ей было велено держаться подальше11.
Муня говорила правду. Она не имела никакого отношения к покушению на жизнь Распутина. Но ирония заключалась в том, что спустя два года именно она приведет к дверям его дома человека, который его убьет. В 1914 году Распутин ошибался, не доверяя Муне. Позже он ошибется, доверившись ей.
Давидсон сообщал, что ему удалось проникнуть в камеру Гусевой в Покровском и записать ее историю: «Я уже давно задумала убить его и положить конец тому странному злу и обману, который навел его на Россию под личиною пророка. Он колеблет христианство, сеет соблазн и совращает народ, кощунственно издеваясь над самыми священными чувствами истинно верующих христиан». Гусева говорила о том, как Распутин открыто живет с другими женщинами, как он растлил ее подругу Ксению прямо на ее глазах, как он сгубил «кроткого Илиодора». Давидсону Гусева сказала, что она смертельно больна, жизнь для нее ничего не значит, и поэтому она решила пожертвовать собой. Она пыталась убить Распутина еще год назад – выслеживала его в Ялте, но поклонники не позволили ей приблизиться достаточно. Она бы убила его в Покровском, но рука ее дрогнула, и она не смогла ударить его кинжалом второй раз. «Он не должен жить! Русский народ не потерпит такого бесчестия!» – кричала она12.
Неудавшаяся убийца и ее мотивы породили массу слухов и сплетен. По одной версии, она мстила за двух своих прекрасных дочерей – Анастасию и Наталию, которых Распутин обесчестил в царицынском доме Гусевой13. Говорили, что Хиония является последовательницей Дарьи Смирновой, хлыстовки, «Охтинской богородицы», и именно Смирнова подтолкнула Гусеву к убийству. Ходили слухи, что Гусева напала на Распутина, чтобы проверить его святость: она якобы говорила, что если он – истинный пророк, то не погибнет от ее ножа14.
Велось много разговоров и о сообщниках преступницы. Барон Эдуард фон дер Ропп, прибалтийский немец, католический прелат, заявил журналистам о своей убежденности в том, что Распутин стал жертвой неких личностей, завидующих его быстрому возвышению и известности и раздраженных его нежеланием оказать им помощь. Полицию обвиняли в том, что она заранее знала о нападении, но не сделала ничего, чтобы предотвратить преступление. Другие утверждали, что все это чепуха. Доктор Кульнев, профессор института женской медицины, заявил «Петербургскому курьеру», что основная причина покушения заключается в «сексуальном психозе». По словам врача, Распутина «нельзя было считать нормальным человеком в сексуальном отношении». Хотя подобные случаи сексуальной фрустрации чаще всего встречаются у женщин, мужчины (особенно в районе сорока лет) также подвержены этому состоянию. Кульнев утверждал, что такое заболевание не только тяжело поддается лечению, но еще и делает человека опасным для общества, из-за чего он нуждается в «строгой изоляции». Сексуальные девиации Распутина оскорбили многих женщин, и нападение одной из жертв было лишь вопросом времени. Редактор «Дыма Отечества» Гарязин тут же опроверг это заявление: нападение было делом рук одинокой «истерички», а вовсе не результатом какого-то заговора или действий самого Распутина15.
Гусеву пароходом доставили из Покровского в Тюмень и поместили в городскую тюрьму. В течение года полиция несколько раз допрашивала ее. И постепенно стала вырисовываться более четкая картина преступления. Гусева сообщила полиции, что знала Распутина с 1910 года, когда он приезжал в Царицын к Илиодору. Его распутная жизнь убедила ее в том, что он – ложный пророк. Она пыталась поговорить об этом с Илиодором, но он велел ей не думать об этом. После своего падения Илиодор признался Гусевой, что Распутин на самом деле мошенник и лжепророк. Гусева пошла дальше: в сентябре 1914 года она заявила следователям, что считала Распутина Антихристом. Илиодора она считала святым чудотворцем и утверждала, что никто не приказывал ей убить Распутина. Это была ее собственная идея, и действовала она в одиночку16.
Полиция и врачи сомневались в психическом здоровье Гусевой. И этот вопрос имел большую важность. Врачам Гусева заявила, что привыкла подолгу поститься и упорно молиться. Однажды ей явился дьявол в монашеском одеянии. В другой раз она стала получать тайные послания от иконы, перед которой она молилась. И каждая ее молитва заканчивалась яркими галлюцинациями17. Ее спросили, действительно ли нос у нее провалился от сифилиса, но Гусева это категорически отрицала. Она сказала, что в семье у нее не было этой болезни, но в возрасте тринадцати лет ее поразила некая таинственная болезнь, и нос у нее провалился из-за принимаемых лекарств. Впрочем, Гусева призналась в том, что в семье ее были психические заболевания. Умерший ее брат Симеон сошел с ума. У ее отца и брата были раны на ногах18.
Следователи проверили показания Гусевой. Они выяснили, что Симеон некоторое время находился в психиатрической больнице. Когда же его выпустили, он в разгар зимы ушел в лес без теплой одежды и замерз там насмерть. В беседе с сестрой Гусевой, Пелагеей Заворотковой, выяснилось, что в прошлом Гусева говорила о том, что ее окружают неизвестные «враги». Она отказывалась пить из чужих чашек – только из своей, поскольку была убеждена, что ее хотят отравить. Родственники сообщили, что у Хионии была золотуха, и эта болезнь изуродовала ее лицо. После болезни она уже не была прежней. У Гусевой случались странные припадки, когда она начинала говорить несвязно. После припадков она утверждала, что говорила не она, а сам Сатана19.
В ноябре следователи нашли Ксению – ту самую монахиню, которую в Жировическом монастыре, по словам Гусевой, на ее глазах изнасиловал Распутин. Полное имя монахини было Ксения Гончаренко. Полиции она сообщила, что в течение восемнадцати лет была последовательницей Илиодора. Она призналась, что встречалась с Распутиным и Илиодором в Царицыне в 1909 или 1910 году, но утверждала, что никогда не оставалась с Распутиным наедине и он никогда не вел себя недостойно по отношению к ней – и уж, конечно, ее не насиловал. О Гусевой Ксения сказала, что была знакома с ней, хотя и не близко. Примерно в 1912 году она заметила перемены в поведении Гусевой. Она стала вести себя странно, речь ее часто становилась несвязной, она явно была не в себе20.
В Царицын были отправлены агенты, которым предстояло выяснить детали жизни Гусевой и, в частности, ее связи с Илиодором. Агенты узнали, что Гусева была у Илиодора за несколько недель до начала охоты на Распутина. Они подтвердили, что сначала Гусева отправилась в Ялту, затем в Петербург, а оттуда в Покровское, где и дожидалась Распутина. За проделанную работу Николай наградил исправника Скатова орденом святой Анны 2-й степени21. После расследования, которое длилось целый год, Гусева была признана невменяемой, и обвинений ей не предъявили. Было установлено, что в момент нападения Гусева находилась в «состоянии безумия, вызванного растущим нервным возбуждением религиозно-политического характера». Ее поместили в томскую психиатрическую больницу, где она должна была оставаться, пока ее состояние не позволит ей выйти на свободу22. Решение не предъявлять Гусевой обвинения было сочтено попыткой скрыть истину. Пошли слухи о том, что Распутин или кто-то из его влиятельных друзей хотели что-то скрыть и боялись, что это может выйти на свет во время публичного суда. Отправив Гусеву в психиатрическую больницу, все удалось скрыть23.
В июле 1916 года начальник томской больницы сообщал, что, хотя Гусева не проявляет более симптомов психического заболевания, у нее явно выражены признаки «истерической деградации и симптомы истерической природы». Со времени прибытия в больницу она постоянно дралась с другими пациентками, выбрасывала вещи из своей комнаты, ругалась и сквернословила. Иногда ее приходилось помещать под особое наблюдение. Она постоянно заигрывала с пациентами-мужчинами, пыталась изображать из себя светскую даму и даже организовывала танцы. Она ходила с застывшей на лице улыбкой и любила рассказывать о своем преступлении всем, кто соглашался слушать. Себя она называла «героиней всея Руси» и говорила, что, если ее выпустят, она не будет пытаться убить Распутина: он выжил – значит, такова Божья воля. В официальном медицинском заключении утверждалось, что Хиония Гусева страдает lues cerebri, то есть сифилисом мозга24.
Распутина допрашивали четырежды: 30 июня, 6 и 22 июля и 9 августа. С самого начала Распутин утверждал, что нападение было организовано Илиодором. Он был убежден, что именно Илиодор отправил Гусеву убить его. Мотивом могло послужить то, что Распутин отговорил Илиодора от очередного похода по Волге с армией своих сторонников. Кроме того, Распутин возражал против того, чтобы царь дал Илиодору деньги на выпуск газеты «Гром и молния»25. Оглядываясь назад, Распутин понял, что его предупреждали. За две недели до отъезда из Петербурга он получил анонимное письмо из Харькова, где говорилось, что дни его сочтены. Распутин не узнал почерка и просто порвал письмо, более о нем не вспоминая26.
С самого начала много говорилось о роли Илиодора в покушении на Распутина. Журналисты сообщали, что незадолго до отъезда из Петербурга Распутина посетили два сторонника Илиодора – женщина с лицом, закрытым платком, и мужчина с накладной бородой. Они не застали Распутина дома, но оставили для него письмо, которое Распутина напугало и побудило покинуть город немедленно. Когда он садился на поезд, на вокзале появились два таинственных человека, которые последовали за ним в Сибирь27.
Находясь в больнице в Тюмени, Распутин получил анонимное письмо, отправленное из Петербурга 2 июля: «Я вышел победителем из этой борьбы, а не ты, Григорий! Твой гипноз рассеялся, как дым перед лицом солнца. Говорю тебе, что ты умрешь несмотря ни на что. Я – твой мститель! Узник»29. Распутин передал письмо полиции, сообщив, что узнал почерк Илиодора. Записку изучали два графолога. Рассмотрев письмо и документы, действительно написанные Илиодором, они сделали следующий вывод: характерный нажим пера при написании определенных букв не оставляет сомнений в том, что автором письма является именно он. В мае «Биржевые ведомости» опубликовали письмо Илиодора к Распутину, в котором тот называет Распутина еретиком и угрожает загнать его, как волка30.
Илиодор же настаивал на том, что не имеет никакого отношения к покушению – правда, в своих книгах он позже опроверг эти заявления. В «Безумном монахе» он писал, что знал Гусеву много лет, был очень близок с ней и даже называл ее своей «духовной дочерью». Она пришла к нему в Новую Галилею и рассказала о плане убийства «дьявола Гришки». Гусева просила благословения Илиодора. «Я соединил свою волю с ее волею, – писал Илиодор. – Ты должна следовать за Распутиным, куда бы он ни пошел, и убить его». Илиодор утверждал, что до отъезда Гусевой он дал ей нож31.
В небольшой книге, опубликованной в Нью-Йорке в 1943 году, Илиодор изложил другую версию. Группа его поклонниц приехала в Новую Галилею и однажды вечером решила казнить Распутина, поскольку он стал причиной падения Илиодора. Они выбрали трех самых красивых женщин: двух молодых вдов – Марию Заверткину и Пелагею Завороткову (сестру Гусевой) – и девушку Надежду Перфильеву, которая стала женой Илиодора. Женщины поблагодарили за такую «честь» и поклялись выполнить поручение максимально эффективно, не щадя собственной жизни. Они решили сшить богато украшенные белые шелковые платья и явиться в таком виде к Распутину, чтобы привлечь его внимание, а потом убить. Через несколько дней они еще раз собрались, уже в новых платьях, и повторили клятву убить Распутина. В их честь был устроен настоящий пир. На пиру поднялась Хиония Гусева и спросила, почему нужно жертвовать самыми красивыми среди них? Не лучше ли будет послать ее, безобразную, бедную и никому не нужную? Гусева повернулась к Илиодору: «Я одна должна казнить Распутина! Позволь мне сделать это! Отче, благослови меня ради спасения России заколоть Распутина, как древний пророк заколол ложных пророков». Илиодор дал Гусевой благословение32.
Конечно же, эта история – чистый вымысел. Гусева и без того была готова убить Распутина, но Илиодор сыграл в этом заговоре гораздо более важную роль, чем простое благословение орудия убийства.
В начале 1914 года полиция допросила бывшего ученика Илиодора, казака Ивана Синицына. Синицын рассказал о планах Илиодора по осуществлению террористических актов против государства. Некая Мария Кистанова прислала ему две тысячи рублей под видом благотворительного взноса. Эти деньги были направлены на приобретение большого количества взрывчатки. Синицын сообщил также о предполагаемом покушении на Распутина. Он передал полиции два письма Илиодора к Гусевой и ее сестре и еще одно – к другой своей поклоннице. В этих письмах Илиодор упоминал о плане «выполнить первую работу, крестить Гришку» – на языке скопцов это означало «оскопить». Три женщины должны были без колебаний выполнить его план. Еще одна ученица Илиодора также сообщила о его планах убить Распутина. Ученики собрали 150 рублей и передали их Гусевой33. Двадцативосьмилетний крестьянин из Тамбовской губернии, Иван Немков, подтвердил информацию о деньгах. 26 октября 1914 года он сообщил следователям о том, что местный полицейский, действуя по указаниям Илиодора, помогал собирать эти деньги для Гусевой. Немков утверждал, что последователям Илиодора было прекрасно известно, что деньги эти пойдут на убийство Распутина. Полиция перехватила письмо Илиодора к Гусевой и ее сестре Пелагее, в котором он хвалил их за «старания» и велел хранить верность своей «задаче».
15 февраля 1914 года информатор Синицын сообщил полиции, что боится за свою жизнь. Он был убежден, что Илиодор и его сторонники пытаются убить его за сотрудничество с властями. Вскоре после этого он умер, отравившись рыбой34. В апреле журналисты сообщали, что тот же самый Синицын помогал Илиодору бежать на Дон, но потом продал его полиции35. Действительно ли Синицына убил Илиодор? Учитывая то, что нам известно о злобной натуре Илиодора, такую возможность исключать нельзя.
25 октября 1914 года главный следователь Тюменского уезда выпустил документ, в котором говорилось, что, основываясь на собранных в ходе расследования покушения на Распутина доказательствах, есть веские основания подозревать Илиодора в подстрекательстве к совершению убийства. Хотя он не принимал непосредственного участия в планировании покушения, именно он убедил Гусеву убить Распутина, когда та находилась у него дома 18 мая того же года. Главный следователь приказал задержать Илиодора и отдать его под суд36. Впрочем, он не знал, что к тому времени Илиодор уже находился вне досягаемости полиции.
