28-й до Эры Резины
Улицы, пустынные днями, захватило пиршество. Повсюду грудились обитальцы Треугольника с раздутыми животами, лу`жники валялись вперемешку с торбниками и живцами в пьяном отупении, сытно рыгали и таращили разноцветные глазенки. Кто смог – обжирался до потери сознания и, перемазанный кровью, отдыхал под свалившимся счастьем. Дремали в собственной блевотине, прижимая обглоданные куски мясца.
Было мирно, но Машка сохраняла бдительность. Обойдя очередное тело, тревожно заметила:
– Беда пришла… Из-за тебя.
Тимур не смог проникнуться горем, потому что поспевал кое-как:
– Ну, и что? Наелись досыта. При чем тут я?
– Уничтожено все мясцо.
– Глабы новое нарастят.
– Ты глуп, пришлец. Знаешь, что будет?
– Наверное, все то же…
– Ну, так скоро узнаешь…
– Ма… Салах, а ты противец?
Она резко затормозила:
– Кто назвал тебе этот клич?
Опять прыжок настроения, просто качели бешеные, такой характер даже Треугольнику не выправить.
– Матильд. Что он значит?
Сделав вид, что оглохла, Машка заспешила. Зараза такая.
В животе хлюпала водица, которой Тимур выпил слишком много. Заглушить отвратительные звуки он постарался болтовней:
– Когда начнешь обучение? Старший ведь приказал. Вдруг поручит сложное дело, а я не готов. Не хочу провалить, а то перед Чингизом будет неудобно.
Решительная девица указала на стену глухого брандмауэра:
– Здесь выберешь оружие.
На все пространство красного кирпича приходилась лишь драная дверь, над которой скособочилась вывеска из куска жести с подтеками букв: «Отпущалки».
– Заплатишь, сколько попросит.
Наверняка какой-нибудь подвох. Поправив шлем, Тимур постарался нащупать:
– Подскажешь, что выбрать? Может, последнюю модель махобоя?
– Бери то, с чем сможешь справиться.
– А ты?
– Буду ждать здесь.
– Слово, Салах?
– Да ты совсем обнаглел, пришлец…
Машка окрысилась, но что-то вроде обещания бросила.
Замок давно сгнил, петли рахитично погнулись, обнажив ржавые штыри. Дверь скособочилась, угрожая отвалиться.
Внутри Тимура встретила приличная темень. Чадила горелка, сделанная из артиллерийской гильзы, рядом с ней виднелась одинокая согбенная спина. Взлетала цыганская игла устрашающего размера. Хозяин, занятый штопкой, поздоровался с покупателем:
– Чего надо?
Худую мордочку украшал монокль, какие водятся у природных аристократов, над сморщенным лбом гордо торчал седой хохолок. Лавочник походил на больного попугая, выкинутого на помойку.
– Мне бы оружие… – неуверенно попросил Тимур.
– Нету. Уходи, пришлец.
Такой прием был не в диковинку, а потому, не вдаваясь в уговоры, гость шибанул по двери так, что она распрощалась с изрядным кусом фанеры, подобрал за порогом увесистый обломок кирпича и метко бросил в согбенный хребет. Снаряд обязан был угодить в цель, ему просто некуда было деться, но вдруг отлетел, молниеносно отбитый чем-то резиновым. При этом лавочник не очень шевелился, так и сидя спиной к Тимуру. Не оборачиваясь, предложил:
– А ну, еще…
Выскочив, Тимур подхватил стальную арматуру, услужливо валявшуюся в пыли, и побежал на врага. Замахнулся на безоружную спину и со всей дури ухнул по ней. Удар должен был оставить мокрое место. Но железяка пролетела в пустоте и потащила за собой. Увернувшийся хозяин подставил подножку – Тимур растянулся беспомощно и жалко.
– Ловкий пришлец, попробуй еще раз…
Это было уже откровенное издевательство. В пыли и ярости Тимур совершенно забыл, для чего сюда наведался, и принялся рубить с плеча. Со страшным грохотом арматура крушила невинные вещи, а владелец лавки не прятался и не убегал, но оставался неуязвим. Тимур махал арматуриной из последних сил, а наглец даже не задохнулся и монокль не уронил. Наконец, победитель глаб исчерпал запал.
Хозяин как ни в чем не бывало похлопал его по плечу:
– Ай, молодец.
– Отойди… хуже будет… я лютый…
– Да, знаю. – Дядечка печально вздохнул, подобрал горелку и зажег прятавшиеся где-то светильники. Конурка осветилась дрожанием оранжевых язычков, с дымком и чадом. Открылись следы лихой атаки: переломанные коробки, искореженные трубы и разбросанные жестяные банки. Скорее всего лавка когда-то служила котельной.
– Извините, – пробормотал Тимур и отшвырнул железку.
– С пришлецами бывает… Месреза одолел, глаб отпустил, Салаху устоял, такому герою – зачем оружие?
Отчего-то Тимур смутился, захотелось все бросить, пусть Машка издевается и даже отпустит к чертям своим махобоем. Но сдержался и проговорил:
– У меня тут дело намечается…
– Чем платить будешь?
Предложения евро или колбасы лавочник решительно отверг, причем монокль его не шелохнулся, как врос в переносицу:
– Еды теперь сколько хочешь. Может, что-то нужное?
Выбор невелик, пришлось расстаться со швейцарским ножиком. Лавочник принял складное чудо с трепетом, как реликвию, поднес к свету, рассмотрел и остался доволен.
– Не знаете, где найти Закройщика? – доверительно понизив голос, спросил Тимур.
Монокль, не отрываясь, любовался лезвиями:
– Где-нибудь, может рядом. Но ты его не узнаешь. Иди, выбирай там…
На дальней стене обнаружился занавес резинового полотна, а за ним – гигантское пустое пространство неведомого цеха, такое большое, что контуры труб и металлических емкостей лишь угадывались. Переплетения конструкций уходят в темень безграничную, из которой эха не дождаться. Маленькая фигурка человечка в кожаной куртке и летном шлеме пугливо двигалась в безграничной пустоте к единственному светлому пятну – одинокому шкафу старомодного фасона, на который падал свет из недостижимого потолка.
Под жалобный скрип приоткрылась стеклянная дверца, оклеенная жухлыми газетами. Полки ломились под залежами всего, чем бить, махать, резать, колоть, подсекать, валить, кромсать и зашибать насмерть. Тимур попробовал палицу с остриями, примерился к копью, утыканному гвоздями, взялся за резиновую трубку с отточенными шестеренками. Все было не то. И тут в уголке приметилась игрушка из дворового детства: мячик цельной резины, каким играли в хоккей летом, швыряли в стену или друг в друга. Мячик черен, тяжеловат, но в ладони улегся приятно, взлетел и послушно вернулся в руку. Тимур отправил его на пробу в дальнюю стену. Комок резины выбил глубокую дырку и отпрыгнул прямо в пальцы, как верная собака к хозяину.
Лавочник, кажется, забыл про покупателя, опять принялся за штопку, латая изношенную галошу.
– Ничего не взял? – спросил, даже не обернувшись.
Тимур придерживал находку за спиной:
– Да так, мелочь…
– Хвастай, пришлец.
– Вот это глянулось…
Резиновый мячик блеснул лакировкой. Игла замерла, лавочник уставился в изумлении, словно пытаясь спросить: «И где же выдают такие замечательные штучки, и почему я их не заметил?»
– В дальнем углу пылился, еле раскопал. А остальное назад сложил, там порядок, – успокоил покупатель.
Лавочник кивнул, может, в благодарность за усердие:
– А совладаешь?
– Хотите проверить? – заинтересовался Тимур с надеждой на мщение.
Но хозяин отказался:
– Думал, молников больше нет, не попадались давно. Уверен, что годится?
Мячик пронесся стремительно, пригибая огоньки коптилок, пробил стальную трубу и вернулся. Закрывшись локтями, лавочник таращился на бойкую резину:
– Повеселил, пришлец лютый, спасибо…
– Спасибо за покупку, – механически ответил Тимур.
– Что?! – Хозяин уставился на него с остервенением, за которым следует беспощадная драка, когда оскорбление смывают чужой кровью.
Игриво прочистив горло, Тимур рявкнул:
– Говорю, спасибо, что продали оружие…
– А ведь показалось, что ты презренный мозак…
– Нет, я не он…
– И почему молник достался тебе?
– У вас с этим какая-то проблема?
Ответом лавочник не удостоил, выставил спину и принялся за галошу.
