Глава 27

Морин Стэнли не стали показывать фотографию, взятую из офиса де Джерси. Полицейская лаборатория увеличила ту часть снимка, где было видно лицо и плечи де Джерси. Фотографию разместили среди других черно-белых снимков мужчин с похожей комплекцией тела и цветом волос. Изображения Вилкокса и Дрисколла офицеры пока не получили.

Старший суперинтендант Роджерс терпеливо ждал, пока Морин разглядывала снимок за снимком. Она не спешила, то хмурилась, то поджимала губы, рассматривая каждую фотографию. Все восемь она разложила перед собой, словно пасьянс. Как только Роджерс решил закончить их сеанс, Морин, казалось, определилась с выбором.

– У меня хорошая память на лица, – сообщила она.

Морин уже пришла в себя после кошмарного похищения и купалась в лучах непрекращающегося интереса прессы к ее персоне.

– Миссис Стэнли, – поторопил Роджерс, – вы узнаете мужчину, который держал вас в заложниках и, как вы утверждаете, был их лидером?

– Да, без всяких сомнений!

– Вы не могли бы показать нам всем, на какой из восьми фотографий изображен этот мужчина?

Морин кивнула, занеся руку над снимками.

– Без всяких сомнений, это он! – с триумфом заявила она и подняла фотографию Джорджа Эриксона, офицера, задействованного в расследовании.

Роджерс закрыл глаза.

Тони Дрисколл подписал бумаги на продажу виллы в Марбелья с агентом по недвижимости – напыщенным блондином с густым загаром, в футболке с низкой горловиной. Вилла переходила к какому-то щеголю из Италии, согласившемуся заплатить наличными. С вычетом доли агента и с продажей всего содержимого виллы эта сделка принесла Дрисколлу сто тридцать тысяч. Он знал, что дом стоил больше, но из-за наличных средств смирился с потерей.

Дрисколл собирался вернуться в Англию, когда ему позвонила жена. Она была в истерике: к ней приходили полицейские.

– Тони, они задавали разные вопросы о той женщине, Сильвии Хьюитт. А потом… Боже мой, Тони, они спросили про похищение королевских регалий. Где ты был в день ограбления и где находишься сейчас. Я сказала, что произошла какая-то ошибка, что ты разбираешься с делами на вилле.

– Лиз, заканчиваем разговор.

– Что значит заканчиваем разговор? Тони, что, черт возьми, происходит? Тони?..

Дрисколл уже бросил трубку. Он отправился на поиски Вилкокса и вскоре обнаружил его на патио.

– У нас проблемы, – тихо сказал Тони, присаживаясь рядом с приятелем на шезлонг. – Копы приходили ко мне домой, задавали вопросы, получили ордер на обыск.

Вилкокс не шевельнулся.

– Слышал, что я тебе сказал? – осведомился Дрисколл.

– Ага. – Вилкокс снял солнцезащитные очки.

– Что думаешь?

Джеймс поднялся, дотянулся до полотенца и повесил его себе на шею.

– Спущусь в гавань и позвоню оттуда Рике. Посмотрим, не добрались ли копы до меня.

– И что потом?

– Тогда и подумаем, что делать дальше.

– Знаю, что сделаю я, приятель. Уберусь отсюда к чертовой матери! Эта тупая корова сказала копам, что я здесь. Сколько времени им понадобится, чтобы приехать за мной? Один звонок в полицию Испании, и нас схватят.

– Что они хотели?

– Спрашивали про Хьюитт, а потом интересовались о дне треклятого ограбления. Не так уж трудно сложить два плюс два. Они, черт их раздери, охотятся на нас.

– Мы не знаем наверняка.

– Скажу тебе вот что, я не собираюсь это выяснять.

– И что будешь делать?

– Перееду, залягу на дно и буду ждать. Так, наверное.

Вилкокс оставался спокоен.

– Не подождешь, пока я позвоню Рике?

– Конечно, но поторопись. Лучше нам разделиться, и поскорее, – сказал Дрисколл и пошел обратно в дом.

Вилкокс воспользовался джипом Дрисколла, чтобы доехать до гавани Пуэрто-Банус. Зайдя в бар, он позвонил Рике. Говорил Джеймс мало, зато выслушал, что полиция не только задавала вопросы о его местонахождении, но и вернулась с ордером на обыск.

– Джеймс, что они искать? Почему ты оставить меня? Где ты? Скажи мне, что ты натворить?

Он прервал разговор и набрал номер бывшей жены Франсуазы. В трубке было слышно, как вдалеке шумят его дети. Вилкокс сказал, что некоторое время его не будет в Англии и мальчикам придется остаться с ней. Франсуаза пришла в ярость. Он повесил трубку и вышел из бара. На виллу Джеймс вернулся в совершенно подавленном состоянии.

Припарковав джип на подъездной аллее, Вилкокс попытался обдумать свой следующий шаг, но тут ему навстречу с чемоданами вышел Дрисколл.

– Я уезжаю, – ровным голосом сказал он.

– Куда отправишься?

– Не знаю, но точно не собираюсь торчать здесь и ждать, когда меня арестуют. Если в тебе осталась хоть толика здравого смысла, ты сделаешь то же самое.

– Ага, и на какие деньги? – фыркнул Вилкокс, хлопая дверцей машины.

– Слушай, я не брошу тебя в такой поганой ситуации, – вздохнул Дрисколл. – На кухонном столе я оставил пятьсот фунтов.

– О, да это огромная сумма. Сколько, думаешь, я протяну?

– Не моя проблема, Джимми, но мы не можем рисковать, оставаясь вместе.

– Да, у тебя же все на мази. Ты только что заработал деньжат на вилле, а мне пяти сотен хватит ненадолго.

– Возьми джип. Все документы в тумбочке прихожей. Потом переезжай к какой-нибудь девице, с которыми ты в последнее время кувыркался. Оставь ключи на столике в коридоре. У агента есть свой комплект, но ты не можешь жить здесь и дальше. Новые владельцы заезжают в конце месяца.

Дрисколл без оглядки пошел прочь.

Шагая по зеленой подъездной аллее, Дрисколл миновал бассейн в виде почки и вышел на недостроенную улочку за ним. Местные власти никак не могли закончить работы по благоустройству вилл еще с тех пор, как он приобрел здесь недвижимость пятнадцать лет назад. В конце неровной дороги он свернул направо и зашагал к небольшим магазинчикам, чтобы оттуда вызвать такси до аэропорта.

Тони еще не определился, как ему поступить. Однако позвонил жене и велел продать дом. Просил не задавать вопросов, а ждать, когда он вновь свяжется с ней. Лиз не находила себе места от беспокойства. Дрисколл мало чем утешил ее, лишь сказал, что не может вернуться в Англию. Он не знал, сколько продлится его отсутствие, поэтому посоветовал жене купить себе жилье и оставить контактный номер у агента по недвижимости, через которого продавал виллу. Тони казался себе подлецом, оставляя перепуганную Лиз в слезах, но если на него велась охота, то прослушивали и телефон. К этому времени полиция знала, что он сейчас в Испании, но куда еще он смог бы уехать без фальшивого паспорта? Они бы в любом случае выследили его.

Под вымышленным именем он арендовал частный самолет, чтобы добраться до Пальма-де-Мальорки. Больше Дрисколлу ничего в голову не пришло, ведь там с него не спросили бы паспорт. Оказавшись на месте, он снял захудалую квартирку с видом на гончарный завод, где он смог наконец расслабиться. Тони казалось, что без Вилкокса он не так уязвим. Он намеревался отсиживаться на острове, пока не стихнет буря, а сто тысяч наличными на некоторое время обеспечили бы ему спокойную жизнь.

Дрисколл сходил за покупками и торопливо вернулся в квартиру. Не одно лето он отдыхал с семьей в Испании и неплохо овладел языком, но речь все еще выдавала в нем англичанина. Тони понимал, что сильно выделяется на фоне местных жителей, поэтому стоило изменить внешность. Дрисколл решил сильно не высовываться, отрастить бороду, загореть и избегать контактов. Он знал, что придется экономить деньги и что его жизнь будет отличаться от того, к чему он привык. День вознаграждений пока не маячил на горизонте, к тому же он мог и не наступить. Дрисколла уже разыскивали копы, а перечитав все английские газеты, он и вовсе струхнул. В основном пресса приходила с опозданием на день, но там ничего не говорилось об ограблении. Это напугало Тони даже больше, чем громкие заголовки. Перед облавой всегда случалось затишье.

Вилкокс забрал с виллы все, что мог продать: постельное белье, столовые приборы и одежду, оставленную Тони. Он загрузил вещи в джип, понимая, что машину придется продать в первую очередь, поскольку та значилась на имя Дрисколла. Джеймс не мог определиться, где ему укрыться, в то время как проблема требовала незамедлительного решения. Последовав совету напарника, он подумывал переехать к одной из девушек, с которыми познакомился в первый же вечер своего пребывания в Испании. Шэрон была официанткой в коктейльном баре у причала. Кроме того, он мог обратиться к Даниэлле, массажистке, работавшей в загородном клубе «Марбелья». Она сама положила на него глаз, и тем же вечером он организовал их свидание.

Сперва Вилкокс подъехал к вилле Шэрон, расположенной на холмах, но в последнюю минуту передумал, поскольку официантка жила вместе с двумя другими девушками, а это представляло угрозу его безопасности. Джеймс развернул машину и поехал к Даниэлле. К вечеру он продал джип компании по аренде автомобилей, подписав документы от лица Энтони Дрисколла, и за наличные купил старенькую «судзуки». Вилкокс подъехал к небольшой квартире Даниэллы на окраине района Новая Андалусия. Хотя девушка и не знала, как отнестись к своему гостю, но в итоге не устояла перед его обаянием и умением убеждать. Она предупредила Джеймса, что если он станет пудрить ей мозги, то будет иметь дело с ее братьями. Тем вряд ли понравилось бы, что она жила с каким-то мужчиной.

Вилкокс знал, насколько зыбкая под ним почва. Он сразу же отдал Даниэлле плату за жилье, чтобы показать серьезность намерений, и в тот же вечер познакомился с ее семьей. Джеймс умолчал, что оставил в Англии шестерых детей и разгневанную любовницу. Он придумал легенду о том, как с первого взгляда влюбился в Даниэллу и хотел начать с ней жизнь с чистого листа, пообещав на следующий же день поискать работу. Брат Даниэллы предложил ему место главного мастера в элитном многоквартирном доме курортного района: когда клиенты уезжали с отдыха, он бы занимался покраской, ремонтом и уборкой. Вилкокс привык к совершенно другому, но, по крайней мере, так он чувствовал себя в относительной безопасности.

Ни он, ни Дрисколл не пытались связаться с де Джерси, следуя правилам минувших дней. Однако оба следили за новостями.

СМИ отчего-то молчали, что действовало Вилкоксу на нервы. Он решил в ближайшее время не звонить бывшей жене или Рике. Мальчики были с матерью, а его любовница вряд ли осталась бы надолго одна.

Кристина безумно переживала, но предательство мужа так сильно ранило ее, что она считала своим долгом сделать то, что задумала. Однако, встретившись лицом к лицу со старшим суперинтендантом Роджерсом и тремя старшими следователями, она покраснела и расплакалась. Ей предложили чай или кофе, но она отказалась и попросила воды. Кристина совсем поникла, когда Роджерс вкрадчиво заговорил, пытаясь вывести ее на нужную ему тему. Интуитивно он понимал, что получил долгожданный шанс продвинуть следствие вперед. Кристина дала разрешение записать беседу на пленку.

– Зачем вы пришли сюда сегодня? – спросил ее Роджерс.

– Мне кажется, я обязана озвучить свои подозрения насчет причастности одного человека к краже королевских регалий и смерти Сильвии Хьюитт, – ответила Кристина ровным, лишенным эмоций голосом.

Роджерс взглянул на своих офицеров.

– Миссис де Джерси, кого вы имеете в виду? Мы много раз обращались к гражданам с просьбами о содействии.

– Я говорю о Филипе Симмонсе.

Кристина не могла поднять глаз.

– Вы знаете, кто он такой?

– Думаю, что да, – сказала она и закашлялась. Офицеры терпеливо смотрели на нее. Кристина сделала глоток воды, все еще глядя в пол. – Я считаю, что это мой муж.

Она наконец посмотрела на Роджерса. И затараторила о том, как узнала его по описанию в телевизионной передаче, однако сперва отказывалась верить в это.

– Извините, что прерываю вас, миссис де Джерси, но до этой передачи были ли у вас причины полагать, что ваш муж и есть Филип Симмонс?

– Нет, вряд ли. Он просто переживал из-за потери денег и…

– Когда вы узнали его по описанию, что вы сделали?

– Простите?

– Он был дома? Вы задали ему какие-то вопросы?

– Да.

– Значит, вы обвинили мужа в том, что он тот самый человек, которого разыскивает полиция?

– Да.

– Вы спросили его, является ли он Филипом Симмонсом?

– Да.

– И что он сказал?

– Сказал, что не является.

– Значит, он отрицал?

– Да, вначале, пока не…

Напряжение в комнате было почти осязаемым, и Кристина замешкалась:

– Пока я не нашла бриллиант.

Роджерс недоверчиво откинулся на спинку стула:

– Миссис де Джерси, вы заявляете, что нашли украденные драгоценности?

Кристина сцепила ладони в замок:

– Лишь один камень. Он лежал в его сапоге.

Она рассказала, как нашла Кохинур, и добавила, что теперь ее подозрения насчет него подтвердились. Кристина сообщила офицерам, что устроила мужу допрос, но он ответил, что камень – всего лишь подделка. Однако после она разбила им зеркало туалетного столика, доказав его подлинность.

– И что ваш муж сделал тогда?

– Я спросила его напрямую, причастен ли он к ограблению.

Роджерс и офицеры подались вперед.

– И что он сказал?

Кристина помедлила.

– Сказал, что да.

От повисшей в комнате тишины закладывало уши. Именно этого подтверждения давно ждали полицейские.

– Когда он сказал это мне… – проговорила Кристина, – я не знала, что и ответить. Я была в шоковом состоянии. Потом он сделал мне чая и…

Со слезами на глазах Кристина рассказала, как муж опоил ее снотворным, а проснувшись, она обнаружила, что ночью он улетел на вертолете. Миссис де Джерси разревелась, и Роджерс объявил перерыв.

Когда допрос возобновился, Кристина в очередной раз отвечала о Сильвии Хьюитт, стараясь припомнить ночь, когда та умерла.

– Вы знали, что Сильвия Хьюитт умерла от смеси морфина и кетамина? – тихо спросил Роджерс.

– Я не знала, как именно она умерла. Мне казалось, она покончила с собой. То же самое я сказала вам, когда вы приезжали ко мне домой.

– Кетамин – это сильный лошадиный транквилизатор. Ветеринары часто используют его, чтобы усыпить некрупных животных.

– Этого я не знала, – проговорила Кристина, глядя на офицера потухшим взглядом.

– У вашего мужа мог быть доступ к этому веществу?

– Полагаю, что да… Он же руководил конным двором. Возможно, вам стоит спросить мистера Флеминга. Я не знаю.

– Вы сказали, что мистер де Джерси дал вам снотворного в ночь своего отъезда.

Кристина посмотрела на офицера, шокированная таким предположением.

– Не подозреваете ли вы, что он хотел заставить замолчать и вас? Вы же сами сказали, что той же ночью он уехал.

– Верно, но в пузырьке остались таблетки. Если бы он решил убить меня, то использовал бы все, – повышенным голосом проговорила Кристина.

– Значит, вы не считаете, что муж мог причинить вам вред?

– Конечно нет!

Роджерс замолчал, потом приблизился к Кристине:

– Миссис де Джерси, когда мы приехали к вам домой, вы ничего подобного нам не рассказали. Ни слова о том, что нашли бриллиант, ни слова о разговоре с мужем и его признании своей вины. Это выглядит очень подозрительным.

Весь следующий час Кристина находилась под сильным давлением: ей пришлось не раз повторить о том, как она вывела мужа на разговор. Когда ее обвинили в содействии побегу Эдварда, она разозлилась и вскочила со стула.

– Я не знала! Не знала! Не знала! – закричала Кристина и разрыдалась. – Я и подумать не могла, что он бросит меня, – всхлипывала она.

Труди Грейнджер отозвала Роджерса в сторону и сказала, что Кристине следует отдохнуть.

Главный суперинтендант Роджерс понимал, в каком потрясении находилась эта несчастная, однако его радовали успехи по делу об ограблении. Ему вспомнились слова: «Фурия в аду – ничто в сравнении с брошенной женщиной». Это оказалось истиной, принеся расследованию самые большие на тот момент результаты. Проверяя показания Кристины, Роджерс записывал напоминания для следующих вопросов.

Они сделали перерыв на обед, чтобы вся команда могла переварить полученную информацию. Полиция беспокоилась, что упустила крупную рыбу, поскольку от Интерпола не приходило вестей. О местоположении других украденных драгоценностей Кристина ничего не знала. В неведении она пребывала и о том, что во время допроса офицеры получили ордер на обыск поместья, и в особняке уже полным ходом шла полномасштабная операция. Целая армия полицейских наводнила особняк и конюшни, к полному недоумению нового владельца. Не менее тщательно проверили дома Тони Дрисколла и Джеймса Вилкокса.

Вечером в интервью прессе полиция заявила, что может назвать имя самого разыскиваемого мужчины Великобритании – Эдвард де Джерси, известный также как Филип Симмонс. Были выданы ордеры на арест Джеймса Вилкокса и Энтони Дрисколла. Полиция сообщила, что, возможно, оба находились в данный момент в Испании.

На следующий день Кристина в сопровождении своего адвоката явилась на очередную длительную встречу с полицией. Ей задавали подробные вопросы о поездках де Джерси за границу. Когда офицеры узнали о путешествии в Монако, то вновь просмотрели дело о «Принцессе Гортензии», владельцем которой являлся Поль Дьюлэй. Ювелир уже несколько недель находился под наблюдением. Пока полиция располагала лишь информацией о том, что яхта принадлежала ему, а также его объяснениями в связи со «сбросом груза», свидетелем чего стали подростки.

Поля Дьюлэя арестовала французская полиция. Вначале ювелир настаивал, что встал на якорь у берегов Брайтона по вполне невинной причине. Однако теперь офицеры вооружились данными о том, что второго мая де Джерси прибыл на ипподром Брайтона во второй половине дня, как раз после того, как свидетели видели сброс ящика. Полиция надавила на Дьюлэя, но в отсутствие адвоката он отказался отвечать на дальнейшие вопросы.

Ювелирная лавка и дом Поля Дьюлэя снова подверглись обыску. В итоге под напором допросов француз раскололся. Его адвокаты согласились на сделку в случае, если он предоставит информацию. Тогда он признался в своем участии в ограблении. Дьюлэй привел полицейских в небольшую бухту и указал на ловушку для лобстеров, покачивавшуюся на воде. В течение нескольких минут офицеры получили доступ к ящику, прикрепленному к буйкам. Бухту заполонили зеваки и репортеры, наблюдая, как за ценным грузом отправляются катера.

Ящик привезли на берег и отправили в местный полицейский участок, где его и вскрыли. Внутри обнаружились украденные драгоценности, за исключением великолепного бриллианта Кохинур.

Дьюлэя допрашивали сутки напролет, и в конце концов он выдал подробности о продаже бриллианта, в результате чего полиция вышла на покупателя из Японии. Сначала он отказывался отвечать на вопросы, но затем, при условии, что к нему не применят мер, признался, что передал Дьюлэю огромную сумму в качестве предоплаты за бриллиант, однако камень так и не получил. Дьюлэя снова допросили в присутствии офицеров британской полиции, и он признался, что передал де Джерси полмиллиона долларов в Париже, а вторую часть оставил себе.

В полиции обеспокоились, что к этому времени целостность камня могла пострадать. Офицеры допрашивали Дьюлэя, пока тот окончательно не раскололся. Полицейские не верили своим ушам: ювелир спрятал камень в своем саду, среди камней водопада.

Когда офицеры британской полиции добрались до того места, то увидели русалку, из протянутой руки которой лился ручеек. Возле ее хвоста, уходящего под воду, находилась каменистая горка. Там, ярко сверкая среди прочих камней, лежал Кохинур. Вокруг знаменитого бриллианта рассыпались преломленные радужные блики.

Когда в Англии стихла радость по поводу возвращения сокровищ, журналисты возвели грабителей в ранг героев. Имя Эдварда де Джерси не сходило с уст большинства людей. Отряды полиции то и дело отправлялись в напрасные погони. Через две недели все еще не последовало арестов, кроме задержания Пола Дьюлэя. Он рассказал все что мог, но, как выяснилось, знал он не так много. Ювелир никогда не встречал Дрисколла или Вилкокса, как и других участников ограбления, но когда ему показали фотографию Эдварда де Джерси – он признал в нем Филипа Симмонса. Дьюлэй оставался во французской тюрьме, пока его не привезли на суд в Англию.

Назвав де Джерси главным руководителем ограбления, Дьюлэй вернулся в свою камеру. Он не раскрыл, что много лет назад встречался с Энтони Дрисколлом. Полиция все еще пребывала в неведении, что Дьюлэй вместе с де Джерси и его командой стояли за кражей золотых слитков. Ювелир попросил бумагу и ручку, чтобы написать несколько строк жене. Потом он разорвал свою рубашку и повесился в камере. В записке он просил прощения у Ульрики и детей. Своим поступком Дьюлэй нанес серьезный удар полиции, поскольку его собирались использовать в качестве свидетеля обвинения.

Старший суперинтендант Роджерс настаивал, что не бросит поиски подозреваемых в ограблении. Он обещал, что в течение нескольких месяцев арестует всех виновников. Однако Эдварда де Джерси и след простыл. Это представляло собой огромную проблему. Де Джерси имел при себе основательную сумму наличных, полученных не только от Дьюлэя, но и от продажи поместья. Человека, находившегося в бегах без гроша за пазухой, было куда проще выследить, в отличие от того, кто располагал целым состоянием. У де Джерси хватало средств, чтобы приобрести новые документы. Если бы он пожелал, то вполне мог сделать себе новое лицо. Даже при содействии ФБР и Интерпола у полиции Великобритании не возникало зацепок. Подобно Вилкоксу и Дрисколлу, де Джерси как сквозь землю провалился.

Заметно поредевшая команда детективов решила сосредоточить свои поиски в Испании, надеясь поймать Вилкокса и Дрисколла. Имея на руках фотографии подозреваемых и объявив существенную награду за любую информацию, они выдвинулись в путь.

После многочисленных допросов у Кристины случился нервный срыв, и два дня она пролежала в частной клинике. Ее отец приехал в Англию, чтобы позаботиться о внучках. Наконец Кристине разрешили уехать с дочерьми в Швецию, власти которой согласились установить за ними слежку на случай, если де Джерси выйдет на связь.

Кристина провела на родине почти неделю, прежде чем направиться в банк. Там у нее оставался личный счет, на котором лежали деньги, доставшиеся от матери, а также кое-что из мелких украшений, хранившихся в депозитной ячейке. Решив остаться в Швеции, Кристина хотела продать драгоценности. После короткого разговора банковский служащий отвел ее в хранилище. Ячейку она открыла без лишних свидетелей и нашла там адресованное ей письмо. По почерку на конверте Кристина сразу же поняла, что это послание от мужа. Трясущимися руками она разорвала конверт и прочла письмо.

Держа письмо дрожащими руками, Кристина снова и снова перечитывала его. Слезы струились по ее щекам и капали на бумагу, размывая буквы. Ключи были прикреплены к небольшой карточке с адресом, а рядом находился толстый конверт с банковскими картами и счетами на имя Кристины Олефсон, ее девичью фамилию. Там лежало полтора миллиона фунтов. Дом стоил три четверти миллиона.

Позже тем днем Кристина сидела на сосновом полу своего нового дома и смотрела на растущие в саду деревья. Эдвард все продумал, как делал и всегда за время их брака. Муж любил ее, а она не доверилась ему. Наверное, де Джерси знал, что так и будет. Чувство вины затмило боль, которую Кристина носила в себе не одну неделю. Но слез не осталось: их пролилось достаточно. Она встала и прижалась щекой к холодной оконной раме. На запотевшем стекле Кристина нарисовала сердце, написала внутри их с Эдвардом имена и перечеркнула стрелой. Она вышла из комнаты. Ее сердце плакало. Кристина не сомневалась, что их совместная жизнь подошла к финалу. Она слишком сильно любила Эдварда, и это чувство ослепило ее. Пусть бы они остались без единого пенни, Кристину это не волновало, но из-за денег де Джерси поставил под угрозу счастье их семьи.

Кристина решила сохранить в тайне то, что оставил ей муж. Она не спросила у банковского служащего, когда или как Эдвард получил доступ к ячейке. Она предпочла не знать этого. Кристина позвала отца переехать к ним с дочерьми: тогда все выглядело так, будто бы дом купил он или хотя бы часть дома. Она понимала, что полиция все еще следит за ней в надежде выйти на де Джерси. Но, обнаружив в ячейке ключи от дома и деньги, она поняла, что Эдвард не станет искать с ней встречи.

Кристина записала дочерей в американскую школу Стокгольма и взялась обустраивать свое новое жилище.

Май выдался на редкость холодным, но Флэш-Рояль находился в превосходной физической форме, собираясь выступить на дерби восьмого июня. Мощный жеребец стал степеннее, потеряв былую спесь, граничащую с агрессией. За его шерстью столь аккуратно ухаживали, что теперь она напоминала черную лакированную кожу. На тренировках он превосходил лучших лошадей на целый фарлонг.

Когда началась подготовка к сезону гладких скачек, Микки Роулэнд убедился, что, несмотря на смену начальства, он все равно примет участие в главной скачке своей жизни. Этот пункт де Джерси внес в договор, за что Роулэнд мог простить своему бывшему боссу внезапный отъезд и долг по зарплате.

Новый хозяин не афишировал мастерство Флэш-Рояля. Посторонним запрещалось присутствовать на его тренировках. С легкостью выиграв два испытательных заезда, этот скакун стал главным фаворитом дерби. Интерес к нему еще больше подогревался тем, что прежде конь принадлежал Эдварду де Джерси. Самому разыскиваемому человеку Великобритании предстояло увидеть, как у него заберут приз его мечты.

Старший суперинтендант Роджерс считал невероятным, что полиция до сих пор не обнаружила Дрисколла и Вилкокса и не получила на них никаких доносов от граждан, несмотря на обещание крупного вознаграждения. Поиски местонахождения Памелы, как и многое другое, тоже не приносили результатов, пока не раздался звонок из полиции Плимута. Офицеры сообщили о том, что в неблагополучном районе, известном как Форт, пострадала при пожаре в своей квартире женщина. Очевидно, она заснула с сигаретой и бутылкой спиртного в руках. Соседи увидели шедший из-под двери дым и попытались взломать ее. Не справившись, они вызвали пожарную бригаду. Памела Кенуорти-Райт была найдена в тяжелом состоянии на своей кровати, она сильно обгорела и надышалась дыма. Когда медики хотели забрать ее в больницу, она устроила истерику, а потом впала в кому. Рядом с кроватью пострадавшей полицейские нашли большую жестяную коробку с тремя тысячами фунтов наличными и различными предметами, которые показались подозрительными. Там лежала рубашка с монограммой лорда Вестбрука, а также золотой перстень с печаткой и его фамильным гербом.

Роджерс с двумя офицерами сели на поезд до Плимута, а на вокзале их встретила патрульная машина. Через пятнадцать минут после их прибытия в больницу Памела скончалась. Это был удар ниже пояса, поскольку допросить ее не успели, а ведь не оставалось никаких сомнений в причастности этой женщины к ограблению. Уже позже Морин признала в ней «придворную даму».

Офицеры долго проверяли вещи Памелы, но не нашли новых зацепок. Она подошла к делу скрупулезно, как и наказывал де Джерси, за исключением того, что сохранила у себя кольцо Вестбрука, которое лорд оставил ей вместе с деньгами.

Прекратив всяческое общение с людьми и погрузившись в одиночество, Памела сильно запила, то и дело читая новости о продвижении полиции в поимке грабителей. Но и к этому она потеряла всякий интерес, употребляя все больше алкоголя и меньше еды. Судьба этой бедолаги закончилась трагической смертью, однако напоследок Памела появилась на первых полосах: в газетах опубликовали ее фотографию, сделанную много лет назад во время гастролей спектакля «Школа злословия». На снимках, взятых из старого альбома, она выглядела прекрасно, поэтому, к ее счастью, никто не увидел покрасневшее, опухшее от спиртного лицо и морковно-рыжие волосы. Она умерла не хуже леди Тизл, и даже давно утраченные друзья Памелы, которые знали ее по актерской карьере, выступили с надгробной речью о таланте, чудесном нраве и прекрасном чувстве юмора этой женщины. Ей бы это определенно понравилось.

Находясь в Испании, Вилкокс хорошо загорел и отрастил длинные волосы и бороду. Он все так же работал на братьев Даниэллы, выполняя в квартирах работы маляра. Одним из плюсов его ныне скромного образа жизни было то, что он обуздал свое пристрастие к кокаину.

Как-то раз в обеденный перерыв брат Даниэллы взял в руки испанскую газету.

– Здесь пишут о коне того человека, который якобы организовал кражу королевских драгоценностей, – сказал тот, тыча пальцем в газету и демонстрируя фотографию. – Скакуна зовут Флэш-Рояль.

Позже, когда парень ушел, Вилкокс взял газету и прочитал статью о Флэш-Рояле. Перевернув лист, он увидел очередной снимок Эдварда де Джерси, снова крупным планом, и длиннющую статью о краже драгоценностей. Джеймс пристально смотрел на невозмутимое лицо Полковника и вдруг подумал, что тот мог запросто заявиться на дерби и посмотреть, как бежит его конь. Возникли ли у полицейских такие же мысли? Вилкокс не устоял и притронулся пальцами к лицу де Джерси, тихо молясь, чтобы этого не произошло.

Дрисколл переключал каналы британского спутникового телевидения. Наконец он остановился на том, где обсуждали предстоящее дерби. Сперва Тони не придал этому значения, поскольку никогда не был азартным человеком. Когда он работал в букмекерских конторах Ронни Джерси, старик советовал ему держать деньги при себе – пусть тратятся игроки. Дрисколл беспрекословно следовал его совету. Передача сосредоточилась вокруг коня по кличке Флэш-Рояль, некогда принадлежавшего Эдварду де Джерси, и Тони сконцентрировал все внимание на экране. Обычно он запрещал себе думать о де Джерси, но, услышав его имя сейчас, погрузился в воспоминания. Затаившись в Испании, Дрисколл редко покидал квартиру из страха быть узнанным. Он отрастил бороду, чтобы скрыть большую часть лица, и сильно похудел – от нервов, а также благодаря свежим овощам и фруктам, которые покупал на рынке. Боли в желудке и несварение, с которыми Дрисколл жил многие годы, почти сошли на нет. Он вернулся в хорошую физическую форму благодаря ночным пробежкам, во время которых собирал газеты, оставленные на пляже туристами. Последние пару дней Тони сидел как на иголках: он появлялся в прессе так же часто, как и Вилкокс. Дрисколл посылал небесам безмолвные молитвы, чтобы ради него и Джимми, ради «трех мушкетеров» де Джерси не объявился.

К концу мая Кристина поняла, что скоро разгорится шумиха вокруг дерби, а ведь эти бега станут для нее особенными. На этот раз она не собиралась делать ставок, но ради мужа надеялась, что Флэш-Рояль победит. Подобно Вилкоксу, Кристина гадала, рискнет ли муж объявиться, чтобы взглянуть на заезд своего жеребца. Она молилась, чтобы де Джерси не делал этого, но знала, каким сильным будет искушение. Муж обожал скачки, а особенно боготворил соревнования в дерби. Это было связано с его давно умершим отцом, хотя Кристина толком не знала всей истории. Она лишь надеялась, что Эдвард не придет.