Дальше: Восемь. Двадцать шесть вкусов революции

Семь. Это принесло нам смерть

Quieren que esa muerte que nos han regalado
sea la fuente de nuestro nacimiento.

Они хотят, чтобы смерть,
что они принесли нам в качестве дара,
Стала источником нового рождения.

ХОСЕ ЛЕСАМА ЛИМА

Размышления о Гаване

(Pensamientos en La Habana), 1944

Когда Соединенные Штаты заняли Кубу в 1898 году, это стало развитием тех отношений, которые уже существовали некоторое время. Американские торговые интересы играли важную роль в кубинской экономике, даже когда остров был испанской колонией; как заметил Троллоп во время своего визита в 1859 году:

Торговля в этой стране уходит в иностранные руки — прежде всего руки американцев из Штатов. Скоро Гавана станет такой же американской, как Новый Орлеан.

Отношения начались после Американской революции, когда англичане отрезали Соединенные Штаты от торговли с британскими колониями, и Куба заменила Ямайку в качестве источника тропической продукции. Вскоре американцы принялись активно вкладываться в сахар, стержень кубинской экономики, и стали приобретать и разрабатывать сахарные плантации, а за ними и табачные плантации, скотоводческие ранчо и шахты. Это означало, что американцы — и не только южане — были тесно связаны с рабовладением на Кубе.

Именно американские экономические интересы стимулировали развитие острова. В 1837 году американцы построили первую железную дорогу на Кубе, чтобы соединить производителей сахара в сельской местности с гаванским портом. Куба стала третьей в мире страной с железнодорожным сообщением.

Американцы организовали также пароходное сообщение: не только между Гаваной и Соединенными Штатами, но и между Гаваной, Матансасом и другими городами на северном побережье Кубы. Американцы заправляли и пароходами, и железными дорогами.

В 1851 году Сэмюэль Кеннеди, уроженец Нью-Йорка, запустил телеграф; в Штатах он появился всего пятью годами раньше. И возможно, именно на Кубе изобрели телефон. Антонио Меуччи, итальянец, живший в Гаване, собрал его в 1871 году, за пять лет до Александра Грейама Белла.

К середине XIX века туристы из Штатов вовсю ездили на Кубу, так что американцы старались прибрать к рукам и этот процветающий бизнес, открывая американские гостиницы с такими названиями, как «Американский отель» (American Hotel) и «Гавана-Хаус» (Havana House). Но только после американской оккупации 1898 года Гавана начала, по словам New York Times, «кишеть американцами всех возрастов», желающими увидеть то, что Трамбулл Уайт назвал «нашими новыми владениями».

Американскому гражданину даже не нужен был паспорт, чтобы приехать на Кубу. Кто-то оставался на несколько недель, кто-то на несколько дней, а некоторые — их называли patos de la Florida (в честь каролинской утки, которая прилетает из Флориды на Кубу и гнездится на пальмах) — всего на несколько часов, а потом на кораблях отправлялись обратно.

Гавана всегда отличалась роскошью и высоким уровнем жизни по сравнению с другими латиноамериканскими городами и, однозначно, намного обгоняла другие карибские города. На ее улицах освещение появилось в 1768 году, здесь впервые на Карибах стали издавать газету — Gazeta de La Havana — в 1782 году.

Но к концу XIX века, после ста лет политических восстаний, город пообтрепался, и новые американские туристы видели в нем лишь отсталое захолустье, где можно провернуть выгодную сделку. Земля стоила дешево, и американские агентства недвижимости стали скупать ее, чтобы перепродавать по пугающим, на взгляд кубинцев, ценам. Ведадо, район к западу от центра Гаваны, совсем недавно застроенный роскошными домами и садами для богачей, наводнили американцы, охотящиеся за участками и домами по ценам, каковые они находили поразительно низкими.

Марти правильно предсказал, что американцы с севера будут проявлять «презрение к нам и нашим обычаям». Американцы видели в Гаване гнилые трущобы, которые можно довести до ума с помощью американских нововведений. Кубинцев тоже нужно было «довести до ума», чтобы они выглядели как их северные соседи. Вот что отмечалось в «Путеводителе Терри по Кубе» (Terry’s Guide to Cuba) в 1927 году:

Современный кубинец быстро становится американизированным (americanizado). Тысячи поступают, думают, разговаривают и выглядят как американцы, носят американскую одежду, ездят в амер. машинах, используют амер. мебель и технику; часто отправляют детей в амер. колледжи, какое-то время сами живут в Штатах или собираются пожить и едят много амер. еды.

Конечно, история сыграла злую шутку с американизированными кубинцами. Терри имел в виду только определенный класс местных жителей, в основном населявший Гавану. И после 1959 года, когда Фидель Кастро приступил к попыткам изменить это построенное американцами — не говоря о том, что ими же контролируемое — общество, именно им было что терять, и они уехали первыми. К середине 1970-х годов в Гаване оставалось совсем немного американизированных кубинцев.

* * *

С точки зрения американцев Гавана просто «стояла» и ждала их. Как Трамбулл Уайт писал в 1898 году, «увеличение числа американцев на острове само собой исправит то, что является огромным недостатком, с нашей точки зрения, а именно отсутствие настоящего американского общества».

В 1900 году частные американские компании при поддержке правительства США начали тратить миллионы долларов на крупные проекты, которые должны были сделать Гавану более пригодной для американцев. Они мостили и ремонтировали улицы, усовершенствовали водопровод, привезли первые смывные туалеты, построили новые электростанции, протянули электрические провода в жилые дома, обеспечили районы уличным освещением и снабдили городские парки аллеями и фонтанами.

Havana Electric Railway Company (Гаванская компания электрифицированных дорог) со штаб-квартирой в Нью-Йорке построила пятнадцать миль трамвайных дорог, связавших Сентро-Хабана с тем, что считалось пригородом, но позднее стало частью города, — с Ведадо на западе, с Серро и Хесус-дель-Монте к югу от Ведадо, а также с Гуанабакоа (Guanabacoa), знаменитой своими минеральными источниками и лечебными курортами, на востоке.

Именно эта нью-йоркская трамвайная компания сильнее всех прочих изменила облик Гаваны после начала американской оккупации. Внезапно население обширных территорий вокруг Гаваны получило легкий доступ к центру города. Земли хватало с избытком, можно было строить дома с дворами и садами, внутренними туалетами, оснащенными смывом, с горячей и холодной водой, с электричеством. Эти дома были даже не очень дороги, и каждому, кто обладал кое-какими деньгами и не отличался ревностным пристрастием к традициям, огромные удаленные территории могли предложить даже больше, чем Сентро-Хабана и Хабана-Вьеха.

Американцы привозили с собой и новаторские строительные методы, открывая городу новые архитектурные возможности. К началу XX века начал приходить изысканный стиль боз-ар, модный в Париже и Нью-Йорке, за ним ар-деко и другие направления.

К концу 1920-х годов река Альмендарес уже не служила западной границей Гаваны. За новым мостом — сейчас это туннель — лежали приморские районы Мирамар и Мариано, где располагались площадка для гольфа, загородный клуб, ипподром, казино и красивый пляж. Эти новые районы приобрели популярность у американцев, и их до сих пор любят иностранцы.

Туризм уверенно развивался в первой половине XX века. В 1912 году нефтяной промышленник Генри Флаглер продлил «Железную дорогу восточного побережья Флориды» от залива Бискейн до Ки-Уэста. В те времена Ки-Уэст был самым многолюдным городом в Южной Флориде, но Флаглера главным образом интересовала возможность создать базу для торговли с соседней Кубой. Железнодорожное сообщение через Флориду в Ки-Уэст приближало Кубу к Соединенным Штатам как никогда раньше. В Гаване заключались договора и сделки, сюда любили ездить знаменитости, а также моряки, за что спасибо присутствию американского флота в Гуантанамо.

Когда американская оккупация начиналась, в Гаване было зарегистрировано двести публичных домов, и эта давняя коммерческая отрасль кубинской столицы стала резко расти. К началу 1930-х годов в городе работало более семи тысяч проституток. Для многих мужчин поход к проститутке был одним из обязательных элементов поездки в Гавану наряду с музыкой, ромом и сигарами.

Как грибы после дождя появлялись бесчисленные новые бары, кафе и рестораны. В Гаване всегда было множество подобных заведений, но новые были рассчитаны именно на американцев — «Нью-йоркский бар Гарри» (Harry’s New York Bar), «Техас-бар» (Texas Bar), «Чикагский ресторан» (Chicago Restaurant), «Манхэттенское кафе» (Manhattan Café). Там рекламировали «американскую кухню» и иногда «американский сервис», что, вероятно, означало быстрое обслуживание, если сравнивать его с обычным кубинским темпом, который даже сами аборигены подчас находят чересчур медленным. (Кубинцы разучились быть медлительными. Один из лозунгов революции гласил, что упорный труд — это революционный подвиг, и он, а также новый статус тех, кто работал в туристической сфере обслуживания, воспитали трудолюбивых и эффективных работников. Если посмотреть на сегодняшнюю Гавану, то, несмотря на жару, вы не увидите так уж много людей, бездельничающих на работе.)

Магазины стали специализироваться на американских продуктах, лекарствах, мыле, одежде и других товарах. Кубинцы, торговавшие местной продукцией, тоже иногда давали своим лавкам американские названия. Даже на испанском языке продуктовые магазины стали называться английским словом groceries. Люди делали карьеру на представительстве или распространении американских товаров либо на службе в качестве поверенного в американских компаниях.

Невероятно, что в стране, знаменитой собственной табачной продукцией, стали модными американские сигареты. Американские автомобильные компании, особенно Ford, открывали местные дилерские центры. Un Ford стало означать «такси»; впрочем, сегодня такси часто называют un Chevy. К 1930 году машин на душу населения в Гаване стало больше, чем в Нью-Йорке.

Домашним животным в Гаване часто давали — и сейчас дают — американские клички, и базовым командам собак обучают на английском. Гаванцы любят животных, и Гавана — это город кошек и собак, хотя здесь живут бедно и еды часто не хватает. По тому, как животные себя ведут, видно, что здесь их обижают редко. Кошки тощие, но дружелюбные (прямо как люди).

Рождество стали праздновать совершенно по-американски и перенесли его на 25 декабря вместо 6 января, традиционного Дня волхвов. Появился Санта-Клаус. Богатые семьи начали отмечать оба праздника. Последние полвека революция пыталась изгнать Санта-Клауса, но гаванцы продолжают праздновать американское рождество вместе с другими американскими праздниками, например с Днем матери и Днем отца.

В 1921 году Гавана стала одним из первых в мире городов, где появился международный аэропорт. Первые рейсы осуществляла из Ки-Уэста компания Aeromarine Airways. Pan Am начали летать в Гавану в 1928 году, и к 1930-м годам многие авиакомпании стали предлагать рейсы в Гавану из ряда американских городов.

Также среди новинок, принесенных в Гавану Америкой, были одни из первых в мире кинотеатров, где показывали звуковые фильмы. В 1950 году Куба первой из латиноамериканских стран обзавелась телевидением, а в 1958 году стала первой страной с цветным ТВ. Во время революции 1959 года в Гаване работало 138 кинотеатров.

Многочисленные гаванские компании делали бойкий бизнес на глянцевых черно-белых фотографиях голливудских звезд. Гаванцам нравилось украшать ими магазины, рестораны и жилые дома. После революции с той же целью использовали глянцевые снимки с Фиделем и Че — эта традиция жива и сегодня.

Гаванцы всегда любили кинозвезд, и успеху революции немало способствовало то, что ее совершили люди, выглядевшие как кинозвезды. В гаванской литературе постоянно встречаются отсылки к голливудским фильмам. Нет ничего более гаванского, чем «Прощай, Хемингуэй» — мистический роман Леонардо Падуры. Он написан в 2005 году и строится вокруг того факта — по крайней мере, все в Гаване утверждают, что это факт, — что Ава Гарднер плавала в бассейне виллы Хемингуэя голышом. По ходу сюжета происходит убийство, и, естественно, главная улика — это кружевные трусики, которые госпожа Гарднер сбросила перед купанием.

Вдоль бульвара Прадо и Парк-Сентраль выстроились элегантные отели, например «Инглатерра» (Inglaterra) XIX века и «Севилья» (Sevilla) 1908 года, построенные в неомавританском стиле с резными белыми перилами и сказочными бирюзовыми арками. В 1924 году, когда Гавана была по большей части двухэтажной, к отелю добавили десятиэтажное современное крыло с бальным залом на крыше, построенное знаменитой архитектурной фирмой Schultze and Weaver из Нью-Йорка. После того как американская организованная преступность прибрала к рукам гаванский туризм в 1950-е годы, «Севилья», на тот момент «Севилья-Билтмор» (Sevilla Biltmore), принадлежала печально известному Санто Траффиканте-младшему, перебравшемуся в Гавану в 1950 году, чтобы избежать судебного преследования во Флориде.

Когда в 1930 году район Ведадо вошел в состав Гаваны, на береговой линии Ведадо был построен флагманский отель «Националь» (Hotel Nacional). Его проектировала нью-йоркская фирма McKim, Mead and White, на счету которой было много знаменитых построек: в Нью-Йорке, например, кампус Колумбийского университета, первое здание Пенсильванского вокзала, Библиотека Моргана, а также Бостонская публичная библиотека и Национальный музей естественной истории в Вашингтоне. В работе над «Националем» фирма обратилась к неомавританскому стилю, ставшему популярным, когда обеспеченные люди привезли его во Флориду по железной дороге Флаглера. Новый отель Ведадо напоминал успевший прославиться отель «Брейкерс» (Breakers Hotel) в Палм-Бич, перестроенный Schultze and Weaver в 1925 году. «Националь» с его пятьюстами номерами стал самой большой гостиницей Гаваны и первым отелем с видом на океан.

Американцы переделывали Гавану по своему образу и подобию. И если американские вкусы склонялись к Джиму Кроу, так тому и быть — все что угодно, лишь бы угодить американцам. Поэт Николас Гильен рассказал, как он наблюдал за тем, как пара пытается снять номер в «Национале». Белому мужчине в сопровождении молодой чернокожей женщины сказали, что в огромном отеле нет ни одного свободного номера. Не помогло и то, что женщина оказалась знаменитой артисткой Жозефиной Бейкер, приехавшей в город на гастроли. Они отправились в другую гостиницу, поменьше и не столь популярную у американцев. Гильен написал: «Отель „Националь“ — это территория янки. В Гаване он выступает представительством Вирджинии или Джорджии, где положение черного — это минимально гуманизированное положение собаки». Затем звучит типично гаванский сарказм: «При всем при этом будем справедливы: необходимо отметить, что ни разу миссис Бейкер не подвергалась риску линчевания, как могло бы быть в Ричмонде или Атланте. Разве это не свидетельство прогресса, которым мы, кубинцы, должны гордиться?»

Горизонт Гаваны теперь украшала не только испанская Эль-Морро, но также башни-близнецы «Националя», а на другой стороне — большой белый купол Капитолия, где сидела законодательная власть борющейся за жизнь Кубинской республики. Строительство здания было завершено в 1929 году при Херардо Мачадо, демократически избранном президенте, который после недолгого флирта с демократией решил, что автократия эффективнее. В итоге его свергли. Хотя Мачадо не оставил после себя демократических институтов, очень большое здание для законодательных органов он все же достроил — оно было даже крупнее вашингтонского Капитолия, копией которого, очевидно, является, несмотря на официальный отказ это признавать. В полу под куполом гаванского Капитолия якобы находится инкрустированный бриллиантами камень, от которого отсчитываются все расстояния между столицей и остальными точками Кубы. Стоимость здания оценивается в 20 миллионов долларов; по некоторым утверждениям, оно разорило национальную казну.

Мачадо намеревался оставить в городе визуальную память о себе и, кроме Капитолия, построил Малекон — бульвар, идущий вдоль атлантической дамбы в Ведадо. Веками приморская часть города была своего рода ничейной землей, и огромные волны хаотично разбивались о скалы и заливали берег. Часть прибрежной зоны служила свалкой в последние годы испанского владычества. Но в 1902 году во время американской оккупации генерал Вуд велел соорудить водоотбойную стену, а затем, когда в Гаване в больших количествах стали появляться автомобили, вдоль моря построили живописное шоссе. При Мачадо в 1930 году шоссе продлили так, что оно стало проходить через всю изогнутую прибрежную линию Ведадо — семимильную полосу от старого города до реки Альмендарес.

Малекон полностью изменил облик Гаваны. До его постройки она располагалась на берегах залива. Как только появился Малекон, гаванцы повернули голову от залива к океану. Гавана стала городом на Атлантике, на проливе, выходившем на Гольфстрим, — тем городом, куда влекло Хемингуэя. Малекон пользуется популярностью и сегодня — тут рыбачат; сюда приходят влюбленные, чтобы прогуляться вдоль берега, прислушиваясь к грохочущему морю, или пообниматься в тени; здесь приятно вечером сыграть на гитаре. Это единственное место в Гаване, куда задувает атлантический бриз в безжалостно жаркий день, здесь наслаждаются прохладой по ночам, здесь прячутся за бесконечными колоннами зданий вдоль бульвара, здесь смотрят на океан, который иногда начинает злиться, и его белые барашки перекатываются и выплескиваются на край дороги. Дух захватывает, когда едешь мимо волн. Как писал Кабрера Инфанте в романе «Три грустных тигра», «я только обращаюсь к тем, кто не летел на кабриолете по Малекону, часов в шесть вечера, 11 августа 1958 года, на ста или ста двадцати: эта привилегированность, это роскошество, эта эйфория…».

Для гаванских детей нет большей радости в жару (а она стоит почти каждый день), чем забежать в волны, что выплескиваются на Малекон. У всех, кто вырос в Гаване, есть детские воспоминания о Малеконе. Карлос Эйр, родом из привилегированной семьи судьи, работавшего в эпоху Батисты, в своих воспоминаниях о детстве «Ожидая снега в Гаване» (Waiting for Snow in Havana) описывает, как отец мчится на машине во время шторма сквозь волны вдоль Малекона.

Можно собрать целую книгу стихов о Малеконе — от «Гаванской ночи» (Noche Habanero) Ибарсабаля до «По Малекону» (En el Malecón) Бернарда Хамбрины, от «По Малекону» (En el Malecón) Агустина Акосты до «Малеконского вечера» (Las Tardes del Malecón) Карпентьера и многие, многие другие.

К романтическому образу бульвара примешивается смутный, но пикантный аромат опасности. Море вздымается, словно играет мускулами, и разбивается о стену, забрызгивая дорогу. Затем волны переваливают через стену и заливают дорогу, пена отмечает точки соприкосновения воды и камня, подчас обнимая колонны зданий на дальней стороне бульвара. Именно тогда в голову закрадывается мысль: насколько все это серьезно?

Очень серьезно. Слово «ураган» происходит из языка таино, и, чтобы изобразить его, таино рисовали спирали. Гавана — страна ураганов. Самым разрушительным ураганом из когда-либо зафиксированных — возможно, прилетали и похуже, но запись о них делалась только спиралями таино — стала «Санта-Тереса» 15 октября 1768 года. В то время не было средств для измерения силы ветра, но целые кварталы превратились в груду камней, а внутренняя гавань, считавшаяся безопасной, пала жертвой яростного моря, которое, отступая, уносило с собой стоявшие на якоре суда. В 2005 году другой октябрьский шторм, ураган «Уилма», прошел через Малекон и погрузил значительную часть города на метр-полтора в морскую воду. Пришлось эвакуировать 130 тысяч человек, огромные куски набережной Малекон были оторваны и смыты, немного ухудшив вид с моря на и так полуразрушенный Ведадо, но, главное, никто не погиб. Малекон без труда отремонтировали, а повреждения старых зданий оказались не очень-то существенными, поскольку они и без того обветшали.

* * *

«Сухой закон» — конституционный запрет на алкогольную продукцию, действовавший в Соединенных Штатах с 1920 по 1933 год — подарил Гаване новые возможности. Именно алкоголь изначально привлек организованную преступность в Гавану. Кубинские заведения, обслуживавшие американцев, теперь предлагали им напитки, которые гости не могли позволить себе дома. Президенту Мачадо, наверное, было отрадно наблюдать, как официант подает Калвину Кулиджу дайкири на глазах прессы во время визита американского президента в 1928 году. Пресса, со своей стороны, оценила, насколько искусно Кулидж сумел отвлечь внимание Мачадо и отослать официанта с его напитком.

Но большинство американцев не только не отказывались от предложенной выпивки — они специально приезжали в Гавану пить. Даже без мафиози дела у гаванских баров шли блестяще. Пожалуй, самым известным был «У Неряхи Джо» (Sloppy Joe’s) возле «Севильи-Билтмора», располагавшийся в большом помещении с длинной стойкой из красного дерева и множеством высоких и темных деревянных столов и зеркал. У заведения был девиз: «Первый причал, где можно промочить горло».

Именно в этом баре Кэрол Рид снял ту сцену «Нашего человека в Гаване», где британская разведка вербует продавца пылесосов. Такое вполне могло здесь произойти. Как ни крути, все должно было выглядеть именно так в этом большом баре, заполненном почти исключительно иностранцами.

Испанец Хосе Абеаль-и-Отеро, известный своим американским клиентам как Неряха Джо, открыл бар, когда вступил в силу «сухой закон». По словам Абеаля, выпускавшего буклеты с историей бара в 1930-е годы, он впервые запустил свой бизнес в бакалейной лавке в 1918 году. Магазинчик выглядел непрезентабельно, и клиенты-американцы прозвали его «У Неряхи Джо». Еще есть версия, что название бара возникло после какого-то негативного отзыва.

Здесь готовили фирменный сэндвич с аналогичным названием «Sloppy Joe’s», который идеально символизировал Гавану того времени. Он представлял собой традиционное кубинское блюдо пикадильо, поданное на булочке для гамбургеров в американском стиле.

Ниже приведен рецепт этого сэндвича от бармена. Поскольку сперва вам надо приготовить пикадильо, то вот и его рецепт, который рассказали мне более тридцати лет назад в другом, не менее знаменитом гаванском баре — «Ла-Бодегита-дель-Медио» (La Bodeguita del Medio).

Порубите мясо (говядину) и замаринуйте его с солью и соком лайма или уксусом. Приготовьте софрито из мелко порубленного чеснока и лука, зажаренного с фаршем. Это надо делать медленно.

А теперь — «Sloppy Joe’s»:

Зажарьте пикадильо в масле: добавьте черный перец, лук, чеснок, кумин, лавровый лист и томатный соус, приправьте соусом демиглас. Посолите по вкусу и, когда будет готово, добавьте зеленые оливки. Подержите на среднем огне 5 минут до готовности. Подавайте на булочке для гамбургеров.

Точно так же («Слоппи Джо») называли популярный в 1930-е годы коктейль. Его подавали в высоком стакане с колотым льдом и соломинкой. Главным в напитке было высокое содержание алкоголя относительно фруктового сока. Вот ингредиенты, согласно брошюре бара:

60 мл ананасового сока

30 мл коньяка

30 мл портвейна

¼ чайной ложки апельсинового кюрасао

¼ чайной ложки гранатового сиропа

Бар «У Неряхи Джо» славился коктейлями, которые были в Гаване в большой моде. Здесь с гордостью предлагали восемьдесят видов коктейлей, включая «Американскую девушку» и «Мэри Пикфорд»; последний готовился из ананасового сока, рома и гранатового сиропа, своего рода упрощенный «Слоппи Джо».

В XIX веке на Кубе были особо популярны напитки со льдом, который имелся в достатке лишь у немногих жарких регионов, прежде всего на Кубе и в Новом Орлеане. Его доставляли с севера: глыбы заготавливали в северной части штата Нью-Йорк и в Новой Англии, хранили их в изолированных льдохранилищах, а затем отправляли из Нью-Йорка и Бостона прямиком в Гавану.

Лед впервые появился в Гаване в 1806 году, и в «Сесилии Вальдес» белые плантаторы в жаркий полдень потягивают напитки со льдом. В 1871 году Сэмюэль Хазард поразился, насколько легко в Гаване добыть лед. Уличные тележки, торговавшие снежными конусами из ледяной стружки с большим выбором сиропов, были распространены в Сентро-Хабана с XIX века до 1959 года, когда революция упразднила частный бизнес.

«Куба либре» стал одним из первых знаменитых кубинских коктейлей со льдом. Американские солдаты, «Мужественные всадники», привезли с собой кока-колу и вскоре стали разбавлять ею ром; они часто поднимали тосты в честь «свободной Кубы», за которую якобы сражались. Вскоре рецепт приобрел гаванскую специфику, в него стали добавлять немного лаймового сока и иногда каплю биттера и подавать в высоком стакане со льдом.

Еще один знаменитый гаванский бар «Эль-Флоридита» (El Floridita) основал в 1912 году Константино «Константе» Рибалаигуа, небольшой человечек, имевший славу великого бармена, доведшего дайкири до совершенства — отчасти благодаря тому, что добавил в его формулу ликер мараскин. Как и «Куба либре», дайкири изобрели в восточной Кубе, но улучшили в Гаване. Дайкири — это название шахтерского городка на востоке острова. Считается, что американский горный инженер по имени Дженнингс Кокс состряпал первую версию коктейля — много рома, лаймовый сок, сахар и лед, — когда у него кончился джин. Другие утверждают, что это был не инженер Кокс, а американский солдат Уильям Шефтер, который создал этот коктейль в Сантьяго, добавив лед в местный напиток из лайма и рома. Как бы то ни было, лед — ключевой компонент любого американского коктейля.

Изначально в «Эль-Флоридите» были огромные открытые дверные проемы, чтобы впускать внутрь воздух, и большие, шумные потолочные вентиляторы. Толпа гостей просачивалась даже на улицу. Хемингуэй мог выйти из своей гостиницы, пройтись мимо магазинов на Калле-Обиспо, обслуживавших в основном американцев, а затем охладиться с помощью коктейля со льдом в «Эль-Флоридите». Хорошая была жизнь.

* * *

Бодегита — это маленькая бодега, бакалейный магазинчик, где, как правило, есть бар. Анхель Мартинес открыл такой в 1942 году. Его собирались назвать «Каса Мартинес» (Casa Martínez), но народ окрестил его «Ла-Бодегита-дель-Медио» — небольшая бодега через полквартала. В 1951 году Мартинес взял себе в партнеры Сепи Доброньи, венгра, кем только не работавшего — от пилота до ювелирного дизайнера, — и «Ла-Бодегиту» переоборудовали в бар и ресторан. Концепция, как и должно быть в Гаване, представляла собой трущобный шик. Здесь такие кинозвезды, как Эррол Флинн, могли выпить и дешево отужинать крестьянской пищей в одном из небольших, очаровательно цветастых номеров, слушая качественно исполняемую музыку: болеро и крестьянские песни, так называемые гуахиры. Гостям предлагалось расписаться на стенах.

Одним из крестьянских блюд, подаваемых в «Ла-Бодегите», было ахиако. Хотя оно занимает ключевое место в гаванской кухне, родом оно из сельской местности, с сахарных плантаций, где корнеплоды служили рабам дешевым источником питательных веществ. Альфонсо Эрнандес-Ката, первый великий кубинский мастер рассказов, в начале XX века написал историю, в которой ветеран в разговоре со своими детьми вспоминает случай времен Войны за независимость. Прежде чем приступить к рассказу, он велит им поесть ахиако. Так в текст привносится мотив кубинизма.

Ахиако считается квинтэссенцией кубинской кухни, поскольку включает в себя такие местные корнеплоды, как юкка (англичане называют ее кассавой), батат (белый сладкий картофель) и маланга (клубень, напоминающий таро), африканские растения, например ямс и плантан (овощной банан), а также европейские сорта мяса. Одна из надписей на голубых стенах «Ла-Бодегиты» гласит: YO MI APETITO SOLO APLACA EN LA MESA EN QUE BRILLA UN BUEN AJIACO — «Мой аппетит пробудит лишь тот стол, где красуется хорошее ахиако».

Вот рецепт из «Ла-Бодегиты»:

В жаропрочной посуде залейте водой соленую говядину, полоски свинины, говядины и бекона. Доведите до кипения и добавьте два-три очень спелых плода плантана, маланги, кассавы, чайота, баклажана, початок сладкой кукурузы, тыкву сорта «сквош» и, при желании, несколько картофелин. Варите в течение часа. Разотрите специи в ступке, добавьте шафран и смешайте с небольшим количеством рагу из кастрюли. Добавьте все это в кастрюлю. Приправьте небольшим количеством лаймового сока и поварите еще пятнадцать минут.

Напитком, принесшим известность «Ла-Бодегите», стал мохито. Этот коктейль, прославленный Анхелем Мартинесом, сегодня ассоциируется с Гаваной, но происхождение его туманно и теряется в веках. Если дайкири разливают в стаканы, наполненные колотым льдом, то в мохито кладут всего несколько кубиков, что заставляет предположить, что этот напиток старше.

Для меня мохито — это тот самый вкус Гаваны. Я приезжаю, смакую первый мохито и осознаю, что я в Гаване. Частично это так оттого, что раньше мохито больше нигде не встречались. Сейчас этот коктейль повсюду — в Нью-Йорке, Париже и Токио. Но ни один из этих самозванцев не похож на вкус истинного мохито, ведь их готовят с фатальной ошибкой — используют неправильный сорт мяты. Для мохито нужен тропический сорт перечной мяты, растущий на Кубе и называемый yerba buena. Признаюсь — мои чувства к мохито, вероятно, чрезмерны; однажды в 1980-е годы правительственный чиновник, бывший моим куратором, так меня и прозвал — Мохито.

Вот рецепт из «Ла-Бодегиты»:

Смешайте ½ чайной ложки сахара и сок половины лайма в хайболе. Добавьте листья перечной мяты и разотрите их, чтобы они дали сок. Положите два кубика льда и 45 мл рома Havana Club Light Dry. Долейте до конца содовой водой и перемешайте.

Хотя в вышеприведенном рецепте советуют брать гранулированный сахар, я замечал, что в «Ла-Бодегите» используют тростниковый сироп; смешивать с ним напитки намного лучше. В некоторых барах Гаваны также добавляют немного биттера «ангостура», что тоже очень хорошо.

* * *

Когда Батиста добивался власти (и в первый раз в 1940 году, и особенно во второй раз, после переворота в 1952 году), он понимал, что чем больше будет проектов, в которых он участвует, и чем они будут масштабнее, тем больше денег он может украсть, поэтому он предложил государственные деньги, налоговые льготы и субсидии для строительных проектов, которые привлекли американских инвесторов. В их числе были крупные криминальные боссы, такие как Санто Траффиканте и Меер Лански.

В 1946 году в отеле «Националь» прошло нечто вроде саммита королей преступного мира. Счастливчик Лучано, которому приписывают создание организованной преступности в Соединенных Штатах, был депортирован и пытался обустроиться в Гаване. Однако его собирались выгнать обратно на родную Сицилию, а цель встречи заключалась в том, чтобы назначить руководителя игрового синдиката, контролировавшего многие гаванские казино. Приехали многочисленные члены нью-йоркских криминальных кланов, а также Джо и Рокко Фишетти из чикагской организации Аль Капоне в сопровождении певца Фрэнка Синатры. В итоге Меера Лански, которого Лучано знал с детских лет, проведенных в Нижнем Ист-Сайде Нью-Йорка, официально провозгласили боссом кубинского гэмблинга.

И азартные игры, и отчисления от игровой индустрии государству — это старые добрые гаванские традиции. В «Сесилии Вальдес» Вильяверде говорит, что в начале XIX века «игорные дома на Кубе платили правительству налог, который шел якобы на благотворительные цели».

* * *

В 1950-е годы вокруг улицы Калле-23 возле Прадо и Ведадо открылись сотни баров и ночных клубов. Это и сегодня оживленный райончик. Его называют Ла-Рампа, поскольку он построен на невысоком холме. Также ночные клубы стали открываться за пределами Ведадо. «Сан-Суси» (Sans Souci), расположенный сразу за городом, создавал иллюзию деревенского поместья, где можно гулять по садам и танцевать на открытом воздухе под знаменитые бэнды. Там выступали артисты из разных стран от Эдит Пиаф до Гарри Белафонте, от Марлен Дитрих до Сары Воан, а также кубинские звезды, такие как Бенни Мор, великий исполнитель болеро. Управлял казино Меер Лански.

Там же в пригороде, сразу за Марианао (Marianao), стояла «Тропикана» (Tropicana) с ее яркой архитектурой 1940-х годов, особенно примечательная «Хрустальными арками» Макса Борхеса — огромными бетонными арками со стеклянными стенами. «Тропикана» — единственный из знаменитых ночных клубов той эпохи, который сохранился и работал все эти годы при революционном правительстве. Клуб выглядит немного обветшалым и совершенно неуместным в революционной Гаване — кубинцы туда не ходят, — но его архитектура до сих пор поражает и, конечно, несмотря на официальную позицию революционного правительства, не одобряющего торговлю телом, женщины здесь и сейчас прекрасны и почти неодеты.

Грэм Грин, описывая свои поездки в Гавану в автобиографии «Пути спасения», вероятно, выразил то, о чем думали другие мужчины, только с куда большей прямотой:

Мне нравилась louche [двусмысленная] атмосфера города Батисты, и я всегда бывал там слишком недолго, чтобы разглядеть печальную политическую подоплеку деспотизма, арестов и пыток. Я ездил туда… из-за ресторана «Флоридита», знаменитого своими «дайкири» и крабами по-мавритански, из-за борделей, рулетки в каждом отеле, игральных машин, извергающих водопады серебряных долларов, из-за кабаре «Шанхай», где за доллар двадцать пять центов можно было посмотреть фантастически непристойное представление, а в перерывах — самые порнографические из порнофильмов.

^{За кулисами «Тропиканы», июль 1982 г. Фотография Мэгги Стебер}

Он описывает, как они с другом проводят вечер в «Шанхае»: смотрят, как персонаж по имени «Супермен» занимается сексом с мулаткой, — но жалуются, что выступление Супермена было «невзрачным, как у верного мужа». Потом они идут просадить немного денег в рулетку, ужинают в «Эль-Флоридите», курят чуть-чуть марихуаны и смотрят лесбийское шоу в «Блу-Мун». Вслед за этим водитель достает им дозу кокаина по невероятно низкой цене в газетном киоске. Выясняется, что дилер их обманул, вместо кокаина — просто белый порошок. После этого вечера Грин решил перенести действие своей шпионской комедии, которая позже будет названа «Наш человек в Гаване», из Европы в кубинскую столицу. «И как-то раз меня осенило, что именно в этом удивительном городе, где предавались любым порокам и торговали всем, чем угодно, и должна разыграться моя комедия». Как бы то ни было (вероятно, и хорошо, и плохо), но все это закончилось вместе с революцией.

В конце 1950-х годов Гавана увидела начало того, что в других прибрежных городах стало стеной высоченных бетонных отелей. В 1955 году Меер Лански принялся воплощать в жизнь свою мечту и строить один из самых роскошных прибрежных отелей на Карибах — «Хабана Ривьера» (Habana Riviera) в Ведадо. Лански воздвиг его на собственные деньги, средства инвесторов из Лас-Вегаса и 6 миллионов государственных займов от своего приятеля Батисты. Отель в двадцать один этаж проектировал Игорь Полевицки, который оказал наибольшее влияние на высотную застройку береговой линии Майами благодаря таким зданиям, как «Шелборн-отель» 1940 года. В число выдающихся достоинств отеля «Хабана Ривьера» входило то, что это было первое здание в Гаване с центральным кондиционированием воздуха; даже сейчас в городе это редкость.

«Гавана Хилтон» (Havana Hilton), открывшийся в 1958 году, представлял собой тридцатиэтажное здание на краю Ла-Рампы в Ведадо, которое, как утверждали владельцы, было заметно из любого места в городе. В отеле было 630 номеров, большой плавательный бассейн, казино и бар на крыше, откуда, как утверждает старая шутка, открывается лучший вид на Гавану, поскольку самого «Хилтона» из него не видно.

Хотя противников революции это раздражает, можно утверждать — и постоянно утверждается, — что революция спасла Гавану. Она не позволила ей превратиться в Майами-Бич или пуэрто-риканский Сан-Хуан. Благодаря ей Малекону не суждено было отделиться от остального города высокими отелями. Она спасла Гавану от Жозепа Льюиса Серта и его учеников из Гарварда, поклонников Ле Корбюзье, предлагавших городским властям провести модернизацию Гаваны. Старые здания Хабана-Вьеха должны были уступить место бетону и стеклу, узкие улицы — стать широкими и мощеными для удобства дорожного движения, а старинные испанские «пласа» — превратиться в парковки. В разработанной Сертом планировке предполагалось население в 4 миллиона человек — вдвое больше, чем живет в Гаване сегодня.

Кастро видел, как другие латиноамериканские города, например Сан-Доминго, Мехико и Каракас, наводняются мигрантами из сельской местности в поисках возможностей, которых зачастую не было в деревне. Он издал законы, по которым в революционной Кубе кубинец, желавший переехать в столицу, обязан был подать заявление и представить продуманный план успешной жизни здесь. Гавана — не для всех кубинцев.

Назад: Шесть. Чудовище

Дальше: Восемь. Двадцать шесть вкусов революции