После обеда он в плановом порядке посетил своего доктора Ульрику Стенхольм. Как обычно осмотрев, ощупав его и постучав молоточком по суставам, она сначала передала привет от его физиотерапевта, которая была довольна им, а потом от кардиолога. И тот, наоборот, не испытывал восторга по поводу отношения Юханссона к своему здоровью.

– Я также, к сожалению, не вижу особого повода для радости, – сказала Ульрика Стенхольм с обеспокоенной миной и наклонила голову набок. – Твое состояние могло быть значительно лучше. Как твои дела, Ларс?

– Почему ты спрашиваешь меня, ты же врач, а не я. Как у тебя самой дела, кстати?

– Ну, меня же, естественно, одолевает любопытство и относительно другого тоже, – сказала она и закрутила своей длинной худой шеей. – С Жасмин.

– Там все просто замечательно, – ответил Юханссон. – Я нашел того, кто это сделал.

– Ты шутишь надо мной?

– Такими вещами не шутят.

– И кто он? Он жив?

– Да, здравствует и поныне.

– Ничего себе, ты просто меня шокировал, – призналась она.

«Да, ты действительно выглядишь ошарашенной. Никакого любопытства, скорее напугана», – подумал Юханссон.

– Просто прекрасно, что мы смогли разобраться с этим делом, – произнес он уклончиво.

– Но я не понимаю. Как же твои коллеги двадцать пять лет назад?.. Тогда ведь масса полицейских занимались расследованием, и не один год. И все впустую. А через четверть века ты всего за месяц нашел человека, убившего ее.

– Отчасти это твоя заслуга, – признался Юханссон. – И спасибо тебе за это.

«Опять же, тебе сильно повезло, что не коротышка Бекстрём попал в твое отделение, – подумал он. – Хотя с чего бы у такого нарыва на заднице полиции мог образоваться тромб в мозгу?»

– Ты должен назвать его имя, – сказала Ульрика Стенхольм. – Это же ужасная история.

– Именно с этим есть небольшая проблема, – признался Юханссон. – По делу ведь истек срок давности, и чисто в правовом смысле уже ничего нельзя сделать. В связи с этим, пожалуй, не лучший вариант, если я начну рассказывать всем и каждому, как его зовут. Я полагаю также, что данный разговор, как и все наши прочие на сей счет, останется между нами.

– Ты можешь быть совершенно спокоен, Ларс. Я никому не сказала ни слова. Боже, но это ведь ужасно. Однако, наверное, есть какой-то способ? Тем более у такого человека, как ты. Его же все равно надо как-то наказать?

– Вся надежда на Бога, – ответил Юханссон. – Относительно мирского правосудия, боюсь, мы уже безнадежно опоздали.

– Но что-то ты, наверное, сумеешь сделать?

– Я размышляю над этим, – признался Юханссон.

«Я услышал тебя и ищу выход из ситуации. Хотя, конечно, ты не должна надеяться на многое».

«Лучше всего, если бы Ульрика Стенхольм держала язык за зубами, – подумал Юханссон, когда возвращался в машине домой. – Она же выглядела просто напуганной».

– Как все прошло у дяденьки доктора? – спросила Матильда, как только он вернулся на диван в своем кабинете.

– У тетеньки доктора, – проворчал Юханссон. – Стенхольм – женщина. Да, спасибо, просто замечательно. Она очень довольна мной.

– Не лги мне, – покачала головой Матидьда. – Знаешь, ты прямо как большой ребенок.

– Двойной эспрессо, – сказал Юханссон. – С теплым молоком. И маленький бутерброд с ветчиной пришелся бы очень кстати.

– О нем можешь забыть, – сказала Матильда. – Ты получишь кофе. При одном условии.

– И каком же? – поинтересовался Юханссон.

– Возьмешь себя в руки и начнешь заботиться о себе.

– Обещаю, – сказал Юханссон.

«Матильда – хорошая девочка, – подумал он и посмотрел ей вслед, когда она отправилась за кофе для него. – Хотя все ее татуировки и прочая дребедень просто дьявольщина какая-то. Однако при такой-то мамаше надо еще радоваться, что она не зашла гораздо дальше».