78
Вечер четверга 12 августа 2010 года
На вечер у Пии была назначена встреча в банке, и, едва она успела закрыть дверь за собой, Юханссон решил воспользоваться нежданной свободой и нагрянуть без приглашения в гости к Эрике Бреннстрём.
– Прогревай мотор, Макс, – сказал он. – Мне надо прокатиться и поговорить со свидетелем.
– Будет сделано, шеф.
Максу пришлось остаться в машине после того, как Юханссон объяснил ему суть проблемы. Слишком щекотливая ситуация. Разговор требовалось вести с глазу на глаз. Если этот разговор вообще состоится.
– На все может уйти и пять минут, и целый час, – объяснил Юханссон. – В общем, будь поблизости, я позвоню тебе на мобильный.
– Как его зовут? – спросил Макс. – Так, на всякий случай, – добавил он и еле заметно улыбнулся.
– Это она, – ответил Юханссон. – Женщина примерно шестидесяти лет. Ее зовут Эрика Бреннстрём. И она живет на третьем этаже.
– О’кей, – сказал Макс. – Звони, если что.
Юханссон действовал, как его учили. Правда, в последний раз он проделывал подобное более двадцати лет назад. Сначала с большим трудом опустился на корточки. Осторожно приоткрыл щель для почты на двери Эрики Бреннстрём, чтобы лучше слышать.
Кто-то есть в квартире, пришел он к заключению. Внутри играло радио. Вероятно, радиостанция «Любимые мелодии», если судить по музыке, а в паузе между двумя песнями он, кроме того, услышал, как она напевала последние строчки Dancing Queen вместе с группой АББА.
– Тогда так, – пробормотал Юханссон, выпрямился с целью нажать на кнопку звонка, и неожиданно у него потемнело в глазах, а пол закачался под ногами. Он стал заваливаться прямо на дверь, в последний момент отшатнулся от нее и грохнулся на задницу. Ему даже не понадобилось звонить: через десять секунд Эрика Бреннстрём открыла дверь, посмотрела на него и покачала головой, судя по мине вполне довольная увиденным.
– Ты собирался сидеть здесь всю ночь? – спросила она.
– Ты ведь знаешь, – ответил Юханссон. – Сама же норландка.
– Давай поднимайся потихоньку, – сказала она, взяла его за здоровую левую руку и помогла встать.
– Спасибо, – сказал Юханссон.
– Хочешь кофе? – спросила она.
– Не отказался бы от чашечки.
Пять минут спустя они сидели у нее в гостиной и пили кофе. Эрика Бреннстрём сначала молчала и смотрела на него. Не враждебно, скорее с интересом и легким беспокойством. Но, похоже, не за себя, а за него.
– Не думал заняться собой? – спросила она и покачала головой. – Ты еще больше располнел с тех пор, как я видела тебя в прошлый раз.
– Это не так легко, – ответил он. – Не так легко, да будет тебе известно.
– Для столь упорного и настырного человека, как ты? Только не пытайся меня убедить, что такая задача тебе не по зубам. Ты просто ленив. Или тебе наплевать на себя.
– Обещаю взять себя в руки, – сказал Юханссон. – Но у меня тоже есть к тебе несколько вопросов, если позволишь.
– Тогда лучше разобраться с ними, – сказала Эрика Бреннстрём. – Пока соседи не заинтересовались, что здесь происходит. Тебе ведь, насколько я понимаю, не дает покоя заколка, принадлежавшая Жасмин.
– Да, – подтвердил Юханссон.
– Не я нашла ее, а Маргарета. Осенью после ужасного лета, когда убили малышку Жасмин. Она обнаружила ее под своей кроватью, когда мы занимались генеральной уборкой перед переездом. И дала мне, спросив, не принадлежала ли она Каролине или Джессике. Это мои дочери, впрочем, ты уже в курсе. Почему она спросила, не пойму, они же ходили коротко подстриженные, как мальчишки, в то время.
– И как ты ответила?
– Отрицательно. И только гораздо позднее я подумала, что это, пожалуй, заколка Жасмин, поскольку та бывала в доме по нескольку раз в неделю. Вдобавок бегала везде, где хотела. Джессика и Каролина были немного лучше воспитаны. Кроме того, мне ведь приходилось убирать после всех. Поэтому я держала их в узде.
– У Маргареты не возникло такой же мысли? О том, что это заколка Жасмин?
– Нет, – сказала Эрика Бреннстрём. – Она никогда об этом не говорила. Очень сильно переживала. И я не видела в этом ничего странного, она ведь просто обожала девочку.
– Конечно, – согласился Юханссон. – Произошедшее с ребенком ее соседей стало шоком для нее.
– Если я правильно тебя поняла, все обстоит гораздо хуже, – сказала Эрика Бреннстрём. – По-твоему, девочку убили в доме Маргареты, – констатировала она. – Пока я с детьми находилась у своих родителей в Хернёсанде, а Маргарета отдыхала в летнем домике на острове Риндё. Так ты думаешь?
– Я не думаю, – ответил Юханссон. – Я почти на сто процентов уверен, что именно там все и произошло. В спальне Маргареты, если тебе интересно.
– Это ведь объясняет и кое-что другое, – сказала Эрика Бреннстрём.
– Что именно? – спросил Юханссон.
– Проводя инвентаризацию, когда мы собирались перевозить ее пожитки – основное ведь было выставлено на продажу, – я обнаружила отсутствие наволочки и простыни. У Маргареты имелось по дюжине тех и других, она получила все от своего мужа, когда они поженились. Из самого изысканного льна. Украшенные вышивкой с ее инициалами МС.
– И что ты тогда подумала?
– Да ничего особенного. Мне и в голову не пришло, что такое могло произойти в собственном доме Маргареты. Это было непостижимо для меня. Я могла предположить, что белье затерялось где-то в прачечной. Или Маргарета забрала один комплект в летний дом.
– Ты не спросила ее? – поинтересовался Юханссон.
– Нет, – ответила Эрика. – Да и не до того было. Маргарете становилось все хуже и хуже. Я по-настоящему беспокоилась за нее. Она как бы жила в прошлом. Но, несмотря на все особенности характера, я любила ее, да будет тебе известно. Она была порядочным и щедрым человеком. И моим детям не на что было жаловаться. Они обожали тетю Маргарету.
– Ну, это я могу понять.
– Тогда, по большому счету, остается только одно дело, – сказала Эрика Бреннстрём.
– О чем ты подумала?
– Стаффан Леандер. Сын сестры мужа Маргареты. Юхан был его дядей, а Маргарета тетей через мужа. Вроде все так.
– Стаффан Леандер Нильссон, – уточнил Юханссон. – Леандер его второе имя. Если быть точным, его фамилия Нильссон.
– Ага, да, – согласилась Эрика. – Стаффан Нильссон, конечно. При знакомстве со мной он, однако, назвался Стаффаном Леандером. Также сказал, что Маргарета его тетка, я об этом и понятия не имела. Думала, все ее родственники умерли.
– Расскажи мне, – попросил Юханссон.
В первый раз Эрика Бреннстрём встретилась со Стаффаном Нильссоном весной 1984 года. Он помогал ей на большом банкете дома у Маргареты, там они и познакомились. В последний раз разговаривали осенью полгода спустя, когда она позвонила ему с целью разобраться по поводу того, как он поступил с ее дочерьми. В промежутке, весной и летом 1984 года, они виделись самое большее раз десять. В двух случаях он заходил забрать ее детей. Сначала, когда он и Маргарета собирались отвести их в Скансен, и потом, когда он с ее дочерьми ездил в зоопарк Кольморден.
– Он был просто очаровашка, да будет тебе известно. Веселый, общительный, доброжелательный. Нисколько не похож на парня, какое-то время числившегося моим мужем.
– Он пытался переспать с тобой?
– Сначала мне так и показалось. Саму меня подобная перспектива нисколько не интересовала. Он ведь был на десять лет моложе, да я откровенно устала от мужчин к тому времени. Но он отлично ладил с девочками, играл и шутил с ними. Полная противоположность их отцу, как я сказала.
– Тебе не показалось это странным?
– Помнится, я спросила его об этом. Тогда он рассказал, что был единственным ребенком, жил один вместе с матерью. С отцом никогда не встречался. И всегда хотел иметь младших братьев и сестер. Лучше сестренок, с которыми мог бы шалить и играть. Именно этого он желал больше всего.
– Да, выглядит вполне правдоподобно, – сказал Юханссон, хотя сам он рос с тремя братьями и тремя сестрами и мечтал быть единственным ребенком в семье.
– Да, все ведь происходило до так называемых «педофильских дебатов», и чтобы столь приятного и приличного парня маленькие девочки могли интересовать таким образом… Эта мысль просто не укладывалась в голове. Джессике, моей младшей, было только шесть лет в ту пору, а ее старшей сестре – десять. В первые их встречи я постоянно находилась рядом. Мы посетили луна-парк «Грёна Лунд». Потом прокатились в Хагапаркен. Я только радовалась и благодарила Бога за классного парня, желавшего иметь пару маленьких сестренок, но у которого с этим не сложилось.
– Когда ты заподозрила неладное? – спросил Юханссон.
– Не знаю, – ответила Эрика Бреннстрём. – Все ведь оставалось на уровне ощущений. Скажи, разве не странно: такой молодой, красивый и приятный парень – и без девчонки. Я даже спросила его об этом.
– И что он ответил?
– По его словам, подруг у него хватало, но ничего по-настоящему продолжительного не складывалось. Он считал своих ровесниц слишком легкомысленными. Еще не нашел свою единственную. Подозрения у меня появились только после того, как он побывал в зоопарке с моими дочерьми. Слишком уж они изменились. Попробовала расспросить, но ни одна из них не захотела ничего рассказывать. Это произошло приблизительно в конце лета.
– И как ты поступила?
– Я же несколько лет работала в больнице, вот и поговорила с давним другом, товарищем по работе. Педиатром. Он обследовал девочек, но не нашел никаких признаков насилия. Хотя, по его мнению, с девочками случилось что-то не понравившееся им или то, чего они не поняли. Однако изнасилования или чего-то подобного не произошло.
– У тебя, наверное, камень с души упал. Ты беседовала с психотерапевтом об этом деле?
– Мой друг отсоветовал. По его словам, следовало позволить времени залечить рану. Не стоило бередить ее.
– И ты последовала его совету?
– Да. Слишком много всяких придурков я встречала в жизни. К тому же норландка по отношению ко всему этому.
– Разумно, – одобрил Юханссон. – А Стаффан Нильссон? Что произошло с ним?
– Это и странно, – сказала Эрика Бреннстрём. – Он не давал о себе знать целый месяц, хотя раньше обычно звонил по нескольку раз в неделю, поэтому в конце концов я сама набрала его. Спросила напрямую, что он сделал с моими дочерьми во время поездки в Кольморден.
– И как он отреагировал?
– Мои слова якобы стали шоком для него, он клялся, в какой-то момент, по-моему, даже пустил слезу. Он не понимал, о чем я говорю. И был, по его словам, абсолютно невиновен. Во всяком случае, так все звучало. Тогда я сказала ему, что для него, конечно, лучше всего, если это правда. Потребовала больше не встречаться со мной или с девочками, пригрозила в противном случае пойти прямиком в полицию и заявить на него.
– С тех пор вы больше никогда не общались?
– Нет, я больше не встречалась с ним и не разговаривала по телефону.
– Ты рассказала об этом Маргарете?
– Нет, конечно. Маргарета умерла бы на месте. Она ведь была, пожалуй, еще более ранимой, чем я.
– Мне кажется, твоя реакция совершенно обычна для нормальных, приличных людей, и, когда речь заходит о человеке, которому они доверяли, подобное кажется совершенно непостижимым.
– Тебя, конечно, интересует, возникли ли у меня какие-то подозрения после трагедии с Жасмин. Вполне пойму, если ты мне не поверишь, но не подумала ничего подобного. Случившееся с Жасмин было просто ужасно. И не имело ничего общего с тем, чему, пожалуй, подверглись мои девочки. Ее убийца в моих глазах выглядел настоящим монстром и никак не походил на Стаффана Нильссона, которого я знала. Он ведь, возможно, обманом заставил их потрогать его пенис или сделал что-то подобное. Но не насиловал и не душил их. Это было немыслимо. Слишком ужасно, чтобы оказаться правдой.
– Я верю тебе. Ты не первая, кто думает таким образом.
– Я не лгу. Я просто-напросто не поняла.
– С Маргаретой Сагерлиед ты общалась после того, как она продала дом и переехала в город? Когда перестала работать у нее. Это ведь произошло весной восемьдесят шестого?
– Она сама дала знать о себе. Полгода спустя, осенью восемьдесят шестого. Попросила меня встретиться с ней. Мы увиделись у нее на квартире в Остермальме, на Риддаргатан, если я правильно помню. Встреча стала для меня шоком. Она полностью изменилась, выглядела словно немного не в себе. Была худая как щепка. Рассказала, что у нее рак. И мне понадобилось немало времени, прежде чем я поняла, о чем она говорит. А именно о сыне сестры Юхана. По-моему, она вбила себе в голову, что он покончил с собой. Потом долго говорила о моих дочерях, просила не беспокоиться за них. По ее словам, она не сомневалась, что с ними ничего плохого не случилось. В общем, ужас.
– Могу себе представить. Тогда она в последний раз дала знать о себе?
«Самое время проверить тебя на честность», – подумал он.
– Пока была жива, да. Потом я прочитала в газетах о ее смерти. Весной восемьдесят девятого, мне кажется, а уже через неделю позвонил ее адвокат и рассказал, что она завещала кучу денег моим дочерям. Пятьсот тысяч крон, полмиллиона. Представляешь, как много это было в то время?
– Да, – сказал Юханссон и улыбнулся. – Представляю на самом деле. Примерно два миллиона в сегодняшних деньгах.
– Для меня, для нас это была просто невероятная сумма. И по завещанию их требовалось использовать на оплату обучения девочек и чтобы помочь им вести достойную и приличную жизнь. Буквально так она написала.
– Так все и получилось?
– Это я готова подтвердить. Ни у одной из них нет ни эре долгов по учебе, хотя обе окончили университет. Карро – физиотерапевт, а Джессика выучилась на экономиста. Обе имеют мужей, ни капельки не похожих на их отца, и прекрасных детей. Кроме того, ее денег с лихвой хватило на кооперативные квартиры, которые они купили, как только собрались переехать из дома. Ничего сверхъестественного, но все равно. Они получили собственную крышу над головой, а разве многим молодым так везет?
– Ты порадовала меня. Приятно слышать, что их жизнь так хорошо сложилась.
«Как тяжко, наверное, пришлось Маргарете Сагерлиед, когда она пыталась искупить зло, содеянное ее племянником», – подумал он.
– У меня тоже есть один вопрос, – сказала Эрика Бреннстрём. – Относительно его самоубийства. Это правда?
– Его мать наложила на себя руки весной восемьдесят шестого, это мне доподлинно известно. На сто процентов. Сам же он вскоре исчез. Его дальнейшая судьба покрыта мраком.
– Ты не обманываешь меня?
– В любом случае нам надо разобраться с одним делом раз и навсегда. Вся ответственность за случившееся с Жасмин лежит исключительно на том, кто ее убил. Ты уж точно ни при чем.
– А почему я тогда постоянно думаю, что мне следовало позвонить в полицию после поездки детей в зоопарк?
– Не терзай себя понапрасну. Они ничего не сделали бы со Стаффаном Нильссоном, если бы ты позвонила и сообщила, что подозреваешь его в педофилии. Возможно, приняли бы тебя за обычную психопатку. Он уж точно ни в чем бы не признался.
– Ты очень порядочный человек, Юханссон. После нашей первой встречи я каждый день думала о произошедшем. О том, могла ли я как-то уберечь Жасмин. Спасти ей жизнь? Смогла бы я как-то помочь вам поймать его? Я не верю в это, но на душе у меня неспокойно. Я и подумать не могла на него. Заподозрить, что все случилось дома у Маргареты. Мне такое и в голову не приходило.
– Я ведь не говорил, что именно он сделал это, – заметил Юханссон.
– Ты порядочный человек. Не захотел меня огорчать. Поэтому именно так и сказал.
– Считай как хочешь, – проворчал Юханссон.
– Да, – сказала Эрика Бреннстрём. – Хотя, насколько я понимаю, тебе доподлинно известно, что именно Стаффан Леандер, или Стаффан Нильссон, убил Жасмин. Я абсолютно уверена в твоей правоте, хотя о том, как ты пришел к такому выводу, понятия не имею. И еще я убеждена, что он жив и ты точно знаешь, где он находится. Он не покончил с собой, его мать сделала это, вероятно, когда до нее дошло, как обстояло дело. Будь у меня сын, сотворивший подобное, я, конечно, тоже наложила бы на себя руки. Потом я прочитала о деле Жасмин в газете и не поверила своим глазам.
– О чем речь? – спросил Юханссон.
– О том, что уже нечего и пытаться наказать его за содеянное. Слишком поздно, он ведь вроде как получил индульгенцию за свой грех. Благодаря какому-то странному закону, непостижимому для простых умов. Надо быть адвокатом, чтобы его понять.
– Да, – подтвердил Юханссон. – Так и есть. Если истек срок давности, преступника нельзя наказать.
– Тогда я хотела попросить тебя. Постарайся, чтобы он получил по заслугам.
– Я обещаю сделать все возможное.
– Спасибо тебе, – сказала Эрика Бреннстрём. – Но хорошему человеку нелегко противостоять злу, и порой приходится становиться столь же злым. Потом, пожалуй, можно жить дальше и оставаться таким, как прежде. Это ты должен понимать, ты же норландец.
– Я не собирался убивать его, если ты это имеешь в виду, – сказал Юханссон.
– И слава богу, я очень на это надеюсь. Ты наверняка придумаешь нечто такое, с чем приличные люди в состоянии жить.
– Все прошло хорошо, шеф? – спросил Макс, когда они возвращались домой в Сёдер.
– Просто замечательно, – ответил Юханссон.
«Несмотря на тему разговора».
– Приятно слышать, – сказал Макс. – Только намекни, если у тебя возникнет нужда в чем-то, что мне по силам сделать.
– Обещаю, – ответил Юханссон.
«Самый простой выход, – подумал он, – позволить Максу или кому-то похожему на него порвать на куски Стаффана Леандера Нильссона. Око за око, зуб за зуб и так далее до его ног в начищенных до блеска ботинках».
– Послушай, Макс, – сказал Юханссон. – Может, остановимся по дороге и съедим по гамбургеру.
– Нет. – Макс покачал головой. – Не стоит этого делать.
– И ты ни капельки не голоден?
– При мысли о том, что Пия просто убьет меня? – усмехнулся Макс. – Нет, это очень плохая идея, шеф. Вы уж меня извините.
– А может, ты приготовишь немного салата, когда мы приедем домой?
– С радостью, – сказал Макс. – Немного салата никому не повредит.
