Книга: Странная история дочери алхимика
Назад: Глава XVI На портовом складе
Дальше: Глава XVIII Обратно на Парк-Террейс

Глава XVII
Пароход на Темзе

Даже в темноте Мэри видела, что Элис дрожит и пытается согреться, обхватив себя руками за плечи. Она сняла макинтош и набросила его на девочку.
– Вот, надень его и застегнись. В ночной рубашке сейчас слишком холодно. Но как ты попала в Общество Магдалины? Я была уверена, что ты вернешься к своей семье в… как там называется твоя деревня? Кажется, ты не упоминала мне ее названия.
– Вы очень рассердитесь, мисс, если я признаюсь, что солгала вам и миссис Пул? У меня никогда не было семьи в деревне, я выросла в сиротском приюте. Мама отдала меня туда еще во младенчестве. Наверное, у нее не было средств, чтобы обо мне заботиться. Когда я выросла достаточно, чтобы научиться азбуке, меня отправили в благотворительную школу для бедных детей в Спиталфилдсе. Я никогда в жизни не покидала Лондона.
– Но ты так подробно рассказывала, как доила коров и собирала куриные яйца! – Мэри поверить не могла, что Элис – тихая, кроткая Элис – все это время лгала, и особенно – что она лгала миссис Пул. Мэри не была уверена, что у нее самой хватило бы отваги солгать экономке!
Миссис Пул: – Она знает, что я ее давно простила. Элис – хорошая девочка и больше никогда так не поступит.
Элис: – Спасибо, миссис Пул.

 

– У нас в школе были девочки из деревни, – объяснила Элис. – Вообще у нас были ученицы двух типов: те, за чье содержание родители платили, пусть и немного, и те, у кого вообще не было родителей, и они жили на пожертвования. Я была из таких – из благотворительных. Но у меня была подруга из платных учениц, за нее платил папа, потому что ее мама умерла, а мачеха ее не любила и не хотела видеть в доме. Мы с ней делили кровать, и по ночам, когда не спалось, она рассказывала мне всякие истории про то, как живут на ферме. Она так сильно скучала по деревне!
– Но зачем ты нам лгала? – все еще не понимала Мэри. Тем временем они уже подошли к реке. Луна отражалась в темной воде Темзы, на которой, среди прочих лодок, стоял пришвартованный «Гесперус». На носу и на корме его горели фонари, так что легко было прочесть название судна, написанное белой краской. Это был маленький речной пароходик, из трубы уже поднимался пар – видно, капитан решил заранее поверить в их платежеспособность.
– Эгей, на борту! – крикнул Холмс. – Мы можем садиться, капитан?
– Да, если докажете, что вам это по карману, – крикнул в ответ грубый голос. Капитан появился на носу корабля, в свете фонаря. Именно так Мэри и представляла себе капитана парохода: лохматый и неопрятный, в свитере грубой вязки, в плоском картузе на макушке. – По фунту за каждого, вот сколько я беру. И если я еще не разучился считать, вас тут девять, а значит, получается ровно девять фунтов.
– Девять фунтов! – воскликнула Мэри. Это была чудовищная сумма!
– Да, я беру ни пенсом меньше, дамочка. И, судя по вам, вы их заплатите, потому что тому джентльмену, похоже, срочно нужна помощь. Что с ним случилось – перепил малость? И кто вы вообще такие – цирковая труппа? Не хотите – не говорите, конечно, дело ваше. Я в чужие дела не лезу. В этом городе кого только не встретишь, а у нас, в порту, и вовсе начинаешь думать, что мир – это очень странное место.
– Я дам вам пять фунтов сейчас, а остальное – когда мы прибудем к Королевскому госпиталю, – сказал Холмс. – Этот человек ранен, нужно как можно скорее доставить его в больницу. Даю вам слово, что по прибытии заплачу все сполна.
– А вы-то сами кто будете, что при вас человек в наручниках, а вокруг столько не очень-то одетых подозрительных женщин? Откуда мне знать, что вы не преступник?
Подозрительных женщин! Впрочем, подумав, Мэри была вынуждена признать, что выглядят они все не слишком респектабельно. Хотя бы Элис была в макинтоше поверх ночной рубашки. А вот у Кэтрин из-под короткого сюртука Холмса торчали голые босые ноги…
– Я – Шерлок Холмс, и я транспортирую преступника в Скотланд-Ярд.
– Мистер Холмс?! А почему это я должен вам верить? Если вы и правда сам Холмс, вы сможете мне рассказать про меня всякое, о чем я вам не рассказывал, – голос капитана звучал крайне скептически. – Ну, мистер Холмс, скажите чего-нибудь эдакое. Что угодно про меня, о чем вам знать неоткуда.
Выражения лица Холмса обычно было трудно прочитать, но сейчас даже при неверном свете фонарей Мэри ясно видела, что он крайне раздражен.
– Ваши инициалы – Дж. М. Вы курите трубку, предпочитаете табак «Старый виргинский», и когда мы подошли, вы как раз его курили. Вы раньше были военным моряком, но получили пулю в плечо и распрощались с морской службой, чтобы заняться речным пароходством. У вас аккуратная и добропорядочная жена, которая вас ругает за пристрастие к спиртному. Если этого достаточно, чтобы доказать, что я – это я, пустите нас наконец на борт, капитан. Мой товарищ, доктор Ватсон, тяжело ранен.
Капитан смотрел на Холмса во все глаза.
– Это же просто волшебство какое-то! Да, меня звать Джордж Мадж, и все остальное тоже верно, особенно про мою старуху, которая и впрямь слишком хороша для такого пьяницы, как я. Как мы с ней любим воскресными вечерами читать эти истории доктора Ватсона! Большая честь для меня принять вас к себе на борт, и ваших товарищей тоже. Загружайтесь скорее, мистер Холмс! Я просто должен рассказать про вас Майку, это мой кочегар. Он в жизни не поверит, что это вы!
Не будь Мэри настолько усталой, она бы расхохоталась. Еще немного, и капитан Мадж попросит у Холмса автограф! Ну и ночка у них выдалась: ужас, трагедия и театр абсурда, все вперемешку. У нее попросту кончились адекватные реакции на происходящее.
Пароходик был совсем маленький, максимум на двадцать пассажиров. При обычных обстоятельствах его, должно быть, нанимали для развлекательных прогулок по реке. Жюстина отнесла Ватсона на корму и уложила на одну из скамеек. Туда же прошел Холмс, ведя Хайда. Беатриче проследовала за ними, Мэри тоже собиралась, но…
– Нет, я сяду на носу, – сказала Кэтрин. – Быть на воде и так достаточно скверно. На носу хотя бы можно дышать свежим воздухом, а не той дрянью, что идет из трубы.
– Не знала, что ты не любишь воду, – сказала Мэри.
– А ты когда-нибудь видела кошку, которая любит воду? – и Кэтрин прошла на нос, обогнув трубу. Мэри не особенно боялась запаха дыма, но для Кэтрин с ее кошачьим нюхом вонь была слабо выносима.
Кэтрин: – Это правда. В Лондоне вообще по большей части ужасно воняет. Кроме разве что рынка Биллингсгейт-Маркет с его мусорными кучами – там превкусно пахнет рыбьими головами…

 

Мэри последовала за ней, чувствуя облегчение от того, что ей не придется сидеть рядом с Хайдом. Она понимала, что рано или поздно придется с ним встретиться лицом к лицу, но пока не была к этому готова. Элис пошла за Мэри. Они втроем уселись лицом вперед, как, наверное, делали и любители речных прогулок, чтобы любоваться красивыми видами. Ренфилд никак не мог определиться, где ему сесть, но наконец предпочел корму, рядом с Холмсом и Хайдом. Мэри была рада, что сумасшедший не подсел к ней – о нем она тоже пока что не хотела думать.
Когда все наконец расселись, Мадж отдал швартовы, и пароходик устремился вдаль от берега на широкую воду, пуская вдоль Темзы густой пар. «А я ведь раньше никогда не бывала на корабле», – подумала Мэри. Еще один пункт в растущем списке вещей, которых она раньше никогда не делала! Деревянная скамья была жесткой, воздух – холодным, пароход с его светильником на носу окружала густая темнота, и он казался большим светлячком, летящим сквозь ночь. Вокруг слышался плеск воды. Под ногами вместо привычной твердой земли было нечто шаткое, качающееся из стороны в сторону, будто девушку несла вперед сама неизвестность.

 

Беатриче: – Какой красивый образ, Кэтрин!
Кэтрин: – Спасибо, мне самой нравится. Может, я и пишу «грошовые бульварные романчики», как написал недавно один критик, но символизм мне хорошо дается…

 

Кэтрин, сидевшая рядом с Мэри, коснулась ее руки и наклонилась спросить:
– Ты в порядке?
– Вроде бы да. Хотя я не уверена. Наверно, все же нет. Сегодня я впервые увидела своего умершего и воскресшего отца, понимаешь? – Она ответила совсем тихо, чтобы Элис не услышала. Последнее, чего она хотела, – это чтобы еще и Элис о ней волновалась. – Думаю, скоро я приду в порядок.
Кэтрин сжала ее руку – с ее стороны это был неожиданный жест. Она казалась такой независимой, ни в ком не нуждавшейся – до этого момента.
– Мы все скоро будем в порядке. Адам умер, зверолюди уничтожены, а доктора Ватсона мы везем в госпиталь.
– Да, я знаю, – отозвалась Мэри, желая, чтобы ее голос звучал поубедительнее. Но вся эта темнота, неверное движение реки, словно отражавшее неопределенность ее жизни – жизней их всех… – А как насчет тебя? Прендик…
Кэтрин смотрела вперед, во тьму.
– Как только ты рассказала, что он жив, я знала, что увижу его снова. – Она помолчала с минуту и продолжила: – Он очень изменился. Постарел, волосы стали седыми. У меня так и не было шанса с ним поговорить. И, скорее всего, никогда не будет, наверняка он погиб в пожаре. Хотя если он смог выжить посреди океана, может, и огонь сумеет пережить. Но вот Хайд… в смысле, твой отец… Знаешь, ты должна поговорить с ним. Хотя бы расспросить его о Société des Alchimistes. Если даже тебе ничего от него не нужно, нам всем нужна информация.
– Я очень голодная, – внезапно сказала Элис. – Прошу прощения, мисс. Наверное, не стоило об этом говорить, просто мне пришла мысль, и я ее сразу сказала. Я ведь чуть не умерла там, на складе. От этого очень разыгрался аппетит.
Мэри рассмеялась – тихо, чтобы не нарушать общей тишины. Вряд ли это обидело бы кого-то, но тишина реки казалась такой материальной, что громкие звуки ощущались почти как святотатство. Мэри не могла удержаться: с чего ей вздумалось волноваться о том, что будет завтра и послезавтра, если и сегодня достаточно поводов для беспокойства? Слава богу, что Элис здесь. По крайней мере, у ее проблемы было простое решение.
– Извини, Элис, у меня с собой ничего нет. Но как только мы прибудем домой, миссис Пул тут же… нет, подожди-ка, на самом деле у меня кое-что есть! – Кусок пирога к чаю, который она положила в карман макинтоша – может быть, он все еще там? – Посмотри у себя в кармане – нет, не в этом, в другом. Есть что-нибудь?
Элис вытащила кусок пирога, приплюснутый сверху, как цилиндр.
– Боюсь, это все, что я сейчас могу тебе предложить. Будем радоваться, что он не выпал где-то по дороге!
Элис ела пирог маленькими кусочками, чтобы растянуть удовольствие. С кормы слышался негромкий голос – мистера Холмса, Мэри была в этом уверена. Ему отвечал другой голос, грубый, – должно быть, капитана. О чем они там говорят?
– Простите, что я вам лгала, мисс, – сказала Элис. – Понимаете, директриса нашей школы была не очень добрая… И не очень образованная, не то что вы или миссис Пул. Ей не нравилось, что в школе есть и благотворительные девочки, не только платные, но Совет попечителей заставлял ее нас содержать. Поэтому она всегда говорила, что сироты никому не нужны. Так что, когда меня послали к вам пробоваться на судомойку, я и рассказала миссис Пул, что выросла на ферме. Моя подружка все время говорила о деревне, потому что очень скучала по дому, так что я сама могла кому угодно описать, как доят коров и собирают яйца, и как пахнет свежее сено, когда его укладывают в стога. Я-то сама никогда не видела стога сена. Извините, мисс. Мне было тогда всего десять лет, я была совсем глупая.
– Не нужно извиняться. Я просто рада, что ты невредима и возвращаешься домой. Лучше расскажи мне, как ты оказалась в Обществе Магдалины.
– И зачем ты следила за мной? – добавила Кэтрин. – Из-за этого она и попала в руки к Хайду, – пояснила она Мэри. – Я проникла в кабинет миссис Рэймонд и копалась в ее бумагах, когда туда заявилась эта старая ведьма в компании Хайда. Они начали говорить про девушек – это миссис Рэймонд поставляла Хайду их имена и адреса, чтобы Адам мог их убивать и отрезать части тел. А потом они услышали шум из-за двери – это Элис подслушивала. Так зачем ты туда явилась вслед за мной?
– Я тогда с начала расскажу. Когда мисс Мэри меня уволила, мне было совсем некуда пойти. Я сперва подметала перекресток, но потом меня оттуда прогнал большой мальчишка, который хотел сам там подметать, и отнял метлу, которую я купила на свои деньги. Деньги, которые мне заплатила мисс Мэри, быстро кончались. Я спала в подворотнях, но меня часто гоняла полиция, так что по ночам приходилось просто скитаться по улицам. Скоро у меня не осталось денег даже на еду. И я подумала: к кому можно обратиться сироте, у которой никого на свете нет? Конечно, к Богу, как написано в книжках, которые миссис Пул не одобряла, говоря, что они глупые, но зато они стоят всего по пенни за штуку. Так что я пошла в ближайшую церковь, и там священник спросил меня о состоянии моей души – и не боюсь ли я впасть во грех, коль скоро живу на улицах. Я сказала, что, конечно же, боюсь, хотя сама лучше бросилась бы в Темзу, но это, я так думаю, тоже ведь грех, просто другой. Тогда священник дал мне брошюрку и объяснил, что есть такое Общество святой Магдалины. Я была достаточно умная, и поэтому сказала миссис Рэймонд, что меня обидел джентльмен, потому что она не позволила бы мне остаться, скажи я просто, что очень голодна и мне негде жить. Тогда она дала мне расписаться в толстой книге. Вам я тоже соврала, мисс, – объяснила девочка Кэтрин, – извините меня за это. Я ведь тогда еще не знала, что вы подруга мисс Мэри. Так что я прожила в Обществе больше недели, и мне каждый день давали еду и кров, и я была в общем довольна, хотя и очень скучала. А потом я увидела вас.

 

Диана: – Я же говорила, это приют Святой Скукотищи! И Святого Убийства, как выяснилось. Ну, убийства все же вносили некоторое разнообразие.
Элис: – Я бы предпочла скучать всю жизнь, чем быть почти что убитой, спасибо большое. Я готова всю жизнь носить платье из колючей шерсти, есть невкусную еду и слушать проповеди, от которых засыпаешь прямо на скамейке, лишь бы меня не пытались отравить до смерти.
Диана: – Элис, у тебя нет никакой любви к приключениям.
Элис: – Совершенно верно, мисс.

 

– На вас тогда еще не было приютского платья, серого и колючего, как на всех нас, – продолжила Элис. – Я впервые увидела вас выходящей из кабинета миссис Рэймонд – я как раз стояла в коридоре на коленях и мыла пол, так что могла как следует вас разглядеть, когда вы шли мимо, а вы меня вовсе не заметили. Сперва я просто подумала, что где-то уже видела это платье, а потом поняла, что видела его на мисс Джекилл, упокой Господи ее душу. Ее лавандовое «чайное» платье, которое я столько раз помогала стирать миссис Первис, прачке. Тогда я подумала, что хочу узнать, как это платье оказалось у чужой женщины. Когда мы все сели за шитье, я вас внимательно разглядывала, а потом за обедом нарочно уселась напротив. А потом спросила сестру Маргарет, можно ли положить вас на ночь вместе со мной, потому что мне по ночам так одиноко – я привыкла спать в одной кровати с другой служанкой. Боюсь, мне снова пришлось соврать. А потом вы встали посреди ночи и вышли, а я пошла следом за вами.
– Это многое объясняет, – сказала Кэтрин, немало позабавленная. Фонарь давал достаточно света, чтобы можно было разглядеть ее улыбку. – Хочу сделать комплимент твоему искусству лгать: ты в нем немало преуспела.
– Ох, как это ужасно, мисс, – вздохнула Элис. – Но тут такое дело, стоит начать, и остановиться уже трудно. Я начала с рассказов о том, как интересно собирать поутру яйца, которые только что снесли курочки, какие они теплые, когда ложатся в ладонь, а потом появились уже и синие васильки в золотых полях, и два старших брата… И то, как я ужасно скучаю по ферме, притом что я никогда бывала от Лондона дальше, чем какая-нибудь лошадка кэбмена!
– Ох, Элис, если бы я только знала! – вздохнула Мэри. – Я не могла тебе платить, но по крайней мере могла предоставить тебе крышу над головой.
– Я боялась признаться во всем миссис Пул, мисс. После того, как я постоянно лгала, что тоскую по деревне…
– Ну что же, когда мы прибудем домой, придется все ей рассказать. А потом ты останешься на Парк-Террейс так долго, как захочешь, пока мы не подыщем тебе нового места.
– Домой, – задумчиво повторила Кэтрин. – Это отлично звучит – домой.
Она не была окончательно уверена, что принимает слово всерьез.
Это действительно звучит отлично, подумала Мэри. Забавно – впервые она подумала, что особняк на Парк-Террейс мог бы стать домом для них всех. Для Дианы и Беатриче, для Кэтрин и Жюстины, а теперь еще и для Элис. Они могли бы жить вместе, больше не испытывая необходимости зарабатывать на жизнь в бродячем цирке или устраивать представления для праздных зевак. Хотя остальные, возможно, еще не обдумывали такую возможность.
Тем временем на корме пароходика происходил совсем другой разговор.
– Ваши инициалы вышиты на носовом платке, заткнутом за отворот куртки. Трубка виднеется в нагрудном кармане – наружу торчит мундштук, к тому же вы сильно пахнете табаком. Куртка спереди слегка обсыпана табаком, что в сочетании с характерным запахом говорит о том, что вы предпочитаете «Старый виргинский». Как вам известно, я написал монографию о разных видах табачного пепла. Ваш загар характерен для человека, проведшего много лет в тропическом климате, а выправка у вас военная, значит, вы служили в армии. Но узлы на ваших швартовах – однозначно морские, и даже если это дело рук вашего помощника, вы, скорее всего, и обучали его. Значит, вы служили на военном корабле, скорее всего, в Южных морях, а потом решили осесть в Лондоне. Логично предположить, что военный моряк выбрал бы в таком случае речное пароходство. Вы слегка неловко действуете левой рукой, будто она когда-то была травмирована, а на цепочке часов у вас висит вместо брелка пуля – несомненно, пуля, которую извлекли из вашего плеча. У вас красный нос и характерные прожилки для человека, который любит выпить, а на одном колене у вас аккуратная заплатка с подвернутыми внутрь краями. Это работа вашей добродетельной и аккуратной супруги, несомненно, трезвенницы. Женщина с таким характером вряд ли будет рада, когда вы проводите вечера в пабе, и, скорее всего, вам об этом не преминет регулярно сообщать.
– Ну, когда вы вот так все объясняете, кажется, что это просто, – согласился Мадж.
– Конечно, что угодно кажется простым, если объяснить. – По голосу можно было подумать, что Холмс раздражен, но Беатриче ясно видела, что ему просто не до Маджа. Он волновался о Ватсоне.
– Приложи ладонь ко лбу доктора Ватсона, – попросила она Жюстину. – Есть ли жар?
– Есть, и очень сильный. Сильнее, чем я бы ожидала, – ответила Жюстина, державшая голову Ватсона на коленях – нежно, как крохотного птенца в гнездышке. Впрочем, она в принципе так относилась к другим людям: когда у вас столько силы, сколько у Жюстины, все остальные кажутся очень хрупкими.
– Этого я и боялась, – сказала Беатриче. – Мистер Холмс, его сильно лихорадит. Будь у меня с собой лекарства, я бы сбила жар и остановила заражение, но у меня нет ничего. Надеюсь только, что в госпитале найдется все необходимое. Состояние медицины в Лондоне неудовлетворительное, судя по тому, что я видела. От одного из крупнейших городов мира ожидаешь большего.
– Я доставлю вас на место быстро, как только смогу, – обещал Мадж. – Я уже сказал Майку, чтоб раскочегарил котел на полную и только потом поднимался сюда, с вами познакомиться. Он до сих пор поверить не может, что это взаправду вы, сэр. Ну и ночка выдалась! Мы тут оказались потому, что группа джентльменов после шумного праздника захотела прокатиться по реке посмотреть, как они выразились, настоящий ночной Лондон. Они высадились и пустились бродить по трущобам, а вернуться собирались через несколько часов. Думаю, они сейчас дрыхнут в каком-нибудь притоне, накурившись опиума, если только их еще не зарезали в темном переулке. Я уже проклинал свою глупость, что согласился их отвезти. Но не будь всего этого, мы бы с вами не встретились. Жизнь – странная штука, верно же? Если я найду на суденышке клочок бумаги, может, дадите мне автограф, а, мистер Холмс?
Холмс заверил, что непременно даст ему хоть десять автографов, если капитан все-таки доставит их в Челси как можно быстрее.
Мадж пошел проверить паровой котел, и наконец они посидели в тишине: детектив, убийца, великанша, Ядовитая девица и человек, которому, возможно, не судьба была пережить эту ночь.
На носу парохода Мэри, Кэтрин и Элис тоже примолкли. О чем же думали наши героини, пока корабль скользил сквозь ночную тьму вверх по реке?

 

Диана: – Вот теперь это правда похоже на грошовый ужастик! И кстати, откуда ты знаешь, о чем говорили на корме парохода, если ты сама сидела на носу?
Кэтрин: – Потому что я спрашивала Беатриче, а у нее, в отличие от тебя, превосходная память.
Беатриче: – Диана, пожалуйста, не перебивай. Мне так хочется узнать, о чем мы все тогда думали. Я отлично помню, что думала я сама…

 

Беатриче вглядывалась в лицо раненого, горевшего в лихорадке. Достаточно ли хорошо она продезинфицировала рану? Есть жар, значит, есть инфекция. Успеют ли ее вовремя остановить? Она вспоминала отцовский сад в Италии. Растения, за которыми она сама ухаживала, могли бы справиться с инфекцией, но растут ли им подобные в Англии? Она подумала об итальянском солнце, о холмах вокруг Падуи, покрытых виноградниками, о фиговых и оливковых садах. Как отличался от ее родины этот город, где постоянно мокро и холодно! Сможет ли она когда-нибудь в жизни согреться? Некогда она стремилась к любви и радости, но теперь все это прошло. Больше она не ждала от жизни ни того, ни другого. Все, чего она теперь могла желать, – это свобода. Если удастся обрести свободу, ей этого будет достаточно.
Кэтрин вспоминала о другом корабле, который увозил ее с острова, где началась ее вторая, человеческая жизнь. Она притворялась англичанкой, хотя ни разу в жизни не видела ни одной англичанки, пыталась просчитать, как нужно себя вести, чего от нее ждут, а что в ее поведении может напугать капитана и его команду. Она выучилась довольно быстро: не нужно лазать по такелажу, нужно есть еду вилкой, ложкой и ножом, нужно притворяться, что от солнца ей делается дурно, и соглашаться пересесть в тень. Кэтрин надеялась, что все странности ее поведения окружающие спишут на утрату памяти вследствие травмы от кораблекрушения и необходимости выживать на необитаемом острове. А потом было долгое путешествие в Англию под опекой сэра Джеффри Тиббетта, когда она носила белые льняные платья, которые покровитель купил для нее в Лиме, и раскрывала зонтик, чтобы спрятать лицо от солнечных лучей. Тиббетт был наполовину влюблен в нее, хотя и отказывался себе в этом признаться. Но Кэтрин не удивилась, что когда он представил ее своей жене на ступенях особняка на Керзон-стрит, та приветствовала ее довольно хмуро и сказала «Заходите, пожалуйста» с таким выражением, будто имела в виду нечто противоположное. Потом – жизнь на улицах Лондона, жизнь бродячей кошки, вынужденной питаться отбросами. Придется ли ей теперь вернуться к подобному состоянию? Или ее ожидает новая жизнь, вместе с другими… чудовищами, потому что новые ее подруги тоже были чудовищами, каждая на свой лад?
Мэри размышляла о человеке в наручниках, сидевшем на корме корабля. Этот низенький хромой человечек с кривой ухмылкой на лице – неужели он и правда высокий, почтенный доктор Джекилл? Ее отец, который усаживал Мэри на стул в лаборатории и показывал ей, как пламя бунзеновской горелки вспыхивает разными цветами под действием химикалий. Хайд пока никак не пытался заявить ей об их родстве, если не считать осторожного кивка, который мог означать что угодно, будто он боялся зайти слишком далеко или быть отвергнутым. «И я непременно отвергла бы его, – думала она. – Я могла бы простить ему, что он меня предал, но то, как он предал маму, – никогда». Диана, может, и готова была признать его своим отцом – но не Мэри.
Жюстина, будь она кем угодно, кроме Жюстины, думала бы сейчас о событиях этого долгого дня. О том, как ее похитили зверолюди, как притащили к чудовищному мужчине, который любил ее так долго и такой больной и жестокой любовью. О своем спасении, совершившемся благодаря Холмсу, Ватсону и новым подругам. Но Жюстина была самой собой, и поэтому размышляла, найдется ли для измученной души Адама местечко в царствии небесном, обретет ли он когда-нибудь мир – или хотя бы забвение. А еще она, вероятно, вспоминала какие-то цитаты из Гете…

 

Жюстина: – Верно, я думала именно об этом. Вспоминала идею души Гете. Она напоминает солнце, которое каждую ночь кажется умирающим, но на самом деле оно просто уходит освещать иные области, а с пришествием нового дня возвращается на небосклон. Ночью мы не видим солнца, но это не значит, что оно перестает существовать. Так же и с человеческой душой. Вера знает, что душа вечна, видим мы ее или нет, – как вечен сам Бог.
Диана: – Ладно, неважно. Давайте вернемся к рассказу. Сейчас будет интересная часть.

 

Далеко от них, на улицах города, Диана и ее спутник выполняли важную задачу. Они рассказывали начальнику пожарной бригады, что видели большой пожар и решили доложить о нем, пока весь квартал не выгорел.

 

Диана: – Видишь, у тебя отлично получается писать с моей точки зрения, когда нужно.
Кэтрин: – Когда без этого никак не обойтись!

 

– Вы, мальчишки, наверняка сами что-то подожгли! – буркнул начальник бригады, хмуро глядя на них. – Надо бы вас обоих арестовать. Что вы вообще делали ночью в доках?
– Нет, сэр, мы ничего не поджигали, – сказала Диана. – Мы просто шли за джентльменом, ожидая, что он даст нам пару медяков. Он на вид был такой богатый, вот мы и подумали, что он направляется в один из этих, как их, очагов порока, как их зовет моя матушка. А раз так, может, он не поскупится для нас на пенни-другой. Но он вместо того вошел на портовой склад, а там его ждал другой джентльмен, а потом они начали друг на друга ужасно кричать и ссориться. «Я тебя убью, Прендик!» – крикнул тот, другой, а потом треснул его, а этот Прендик дал ему сдачи, и они стали кружить друг напротив друга, как борцы, и устроили хорошую драку! Но они нечаянно задели лампу, та опрокинулась, и скоро вся комната была в огне. Прямо как на картине про ад в «Библии для детей». Вот так все и случилось, сэр.
– И как вы могли все это рассмотреть, если не входили внутрь?
– Сэр, мы смотрели через окошко. Не хотелось упустить такое зрелище. А потом этот Прендик с криком выбежал наружу, а другой парень так и остался там лежать, и раньше, чем вы скажете «Джек Робинсон», весь дом уже загорелся, прямо до второго этажа! Так что мы сразу побежали вам сказать, и может, у вас найдется пара медяков для таких хороших граждан, как мы, а, сэр?
– Черта с два! Знаю я, зачем вы на самом деле шли за джентльменом! Хотели обчистить ему карманы. И если бы вы успели это сделать, самое место вам было бы в тюрьме. Ладно, Дженсен, собирай людей, мы выезжаем. В доках пожар, хотя вряд ли мы успеем его погасить. Эти старые склады горят быстро, как карточные домики. А вы двое выметайтесь отсюда! Однажды вы оба будете болтаться в петле, помяните мое слово, и я скажу, что поделом.
Диана и Чарли еще помедлили, глядя, как собираются пожарные, запрягают в свою повозку лошадей, как блестят металлические шлемы пожарных в свете фонарей. А потом побежали обратно в Сохо. Дорога заняла бы у них немало часов, не попадись им по пути телега с капустой, ехавшая, по мнению Дианы, на рынок в Ковент-Гарден. И в этом она не ошиблась.

 

Диана: – Я вообще никогда не ошибаюсь.

 

Конечно, она не озаботилась тем, чтобы попросить возницу их подвезти. А просто подбежала к телеге сзади, вспрыгнула на нее и закопалась поглубже в кочаны, чтобы остаться незамеченной. Чарли последовал ее примеру, и хотя он плюхнулся рядом довольно шумно, возница ничего не заметил все равно и даже головы не повернул. А если бы и повернул – что бы он смог разглядеть в таком слабом свете? Одежда ребят быстро пропиталась запахом капусты, но они к тому времени так устали и перепачкались, что не обратили на это внимания.
Они спрыгнули с телеги возле самого Ковент-Гардена. Рынок еще не открылся, но торговцы уже раскладывали на прилавках свой товар: перезимовавшие репки и лук, ранний салат и горошек, клубнику из парников, перец и баклажаны, привезенные на кораблях из стран с теплым климатом. Когда ребята шли через рынок, прокладывая себе путь в лабиринте прилавков, над Лондоном взошло бледно-золотое солнце. Завели свой речитатив цветочницы: «Цветы на продажу! Живые цветочки, красивые цветочки, только что из деревни!»
Узкие улицы остались позади, и оказавшись наконец в знакомых местах, в Сохо, Чарли неожиданно признался:
– Диана, ты умеешь врать лучше всех на свете.
– А то, – самодовольно сказала Диана и вытащила из кармана яблоко. – Воровать я тоже неплохо умею. Скажи я пожарнику, что мы – ученики воскресной школы на прогулке, в жизни бы он нам не поверил. Люди вообще легче верят в плохое, чем в хорошее. – Она откусила от яблока и предложила Чарли: – И ты кусай, если хочешь. Только не слишком много откусывай, а то я отниму его обратно.
Солнце высоко стояло в небе, когда они двое добрались наконец до Парк-Террейс. Диана позвонила в дверь. Миссис Пул открыла им со словами:
– А, это вы заявились! Ну и видок у вас обоих! Чем вы занимались – трубы чистили? Быстро заходите, я вам соберу что-нибудь позавтракать. И объясните мне, где мисс Мэри, потому что от нее ни слуху ни духу со вчерашнего вечера. Я ужасно волнуюсь и только надеюсь, что с бедными девушками все в порядке, со всеми ними до единой!
Назад: Глава XVI На портовом складе
Дальше: Глава XVIII Обратно на Парк-Террейс