Глава XII
История Кэтрин

Пожалуй, респектабельная гостиная доктора Джекилла еще никогда не представляла собой такого дикого зрелища. По крайней мере с тех пор, когда по дому рыскал неприятный мистер Хайд. В свете газовых ламп Кэтрин и Диана увидели четверых мужчин, склонившихся над телом пятого. Труп лежал на полу, на лицо его был накинут платок. Ковер сдвинули, так что тело лежало прямо на паркете перед камином. Понадобилось несколько секунд, чтобы рассмотреть, что двое из четверых мужчин – это Мэри и Беатриче, которые еще не успели снять мужскую одежду. Остальных двоих Кэтрин не знала, но догадалась, что это, должно быть, Холмс и Ватсон. В гостиной царил разгром, мебель валялась вверх ногами, портрет миссис Джекилл на стене покосился.

– Ох, как я рада, что вы пришли! – сказала Мэри. – Мы ужасно волновались. – И тут же, приглядевшись к ним, добавила: – Вы чудовищно перепачкались!

– Мы шли по крышам, – объяснила Кэтрин. – А что с Жюстиной? Где она?

– Наверху, мы положили ее в постель, – ответила Мэри. – Она ужасно расстроена. Мы добрались до дома без приключений, но оказалось, что за домом следят. Когда я открыла входную дверь, этот человек попытался ворваться внутрь. Мы хотели ему помешать – и вы видите результат! Я попробовала ударить его по голове зонтиком, Беатриче старалась отравить его дыханием, но спасла нас Жюстина. Она просто обхватила его руками за шею и… и задушила его, прямо здесь, в гостиной. Он был такой сильный! Выкрутил Беатриче руку – видите следы от его пальцев? Останутся большие темные синяки.

– Я в порядке, – заверила Беатриче. – За углом оказался Чарли – этот мальчик снова и снова доказывает, что он наш ангел-хранитель.

– Уличный бродяжка-хранитель, – скептически поправила Диана.

– Чарли услышал звуки борьбы – это ведь подходящее слово, верно? – и побежал звать на помощь мистера Холмса.

– Я очень рад, что поставил Чарли присмотреть за домом, – вставил Холмс. – Я с утра попросил его предупредить меня, если что-то пойдет не так. – Он повернулся к Кэтрин. – Вы, должно быть, мисс Моро. Этим утром мы слышали о ваших приключениях. Меня зовут Шерлок Холмс, а это мой помощник, доктор Ватсон.

– Вы уверены, что хотите продолжать участвовать в этом расследовании? – спросил Ватсон. – Вы, разумеется, очень отважные молодые дамы, но все же мне кажется, что вы подвергаете себя излишней опасности. Да еще и это… – он указал на труп перед камином. – Просто не знаю, что об этом и думать.

Кэтрин подошла к мертвецу и подняла платок, прикрывавший его лицо. Черты его казались удивительно несоразмерными: маленькие близко посаженные глазки, курносый плоский нос, почти полное отсутствие подбородка с несколькими торчащими жесткими щетинками.

– Я могу вам объяснить, что об этом следует думать, доктор Ватсон. Но сейчас мы с Дианой очень устали и голодны. Если нам дадут куда-нибудь сесть и что-нибудь съесть, думаю, я могла бы вам многое рассказать – хотя это только увеличит число секретов, в которых мы пытаемся разобраться. Но сначала я хочу видеть Жюстину.

– Дайте ей отдохнуть, – сказала миссис Пул. – Она в порядке, все, что ей сейчас нужно, – это тишина и покой. Когда она соберется с силами, она спустится к нам.

Кэтрин нахмурилась. Она вообще не любила, когда ей указывают, что делать, а кроме того, Жюстина была под ее ответственностью. Но ей пришлось согласиться, что миссис Пул, вероятно, права на этот раз. Кэтрин лучше прочих знала, что порой Жюстина просто нуждалась в покое и одиночестве.

– Диана! – тем временем ужаснулась Мэри. – Что у тебя с ногами?!

Все невольно взглянули на босые ноги Дианы. Они были настолько изодраны о камни мостовой, что оставляли на полу кровавые следы.

– Ну и что? – отмахнулась девочка. – Мне просто пришлось выбросить башмаки.

– Покажи ноги мне, – велела Беатриче. Она опустилась на корточки и исследовала кровоточащие стопы, не прикасаясь к ним, а потом настояла, чтобы Диана продемонстрировала ей подошвы. – Глубоких ран нет, только разрывы кожного покрова, но, к сожалению, во многих местах!

– Если вы позволите мне взглянуть, – начал было Ватсон.

– Ну уж нет, только не вы! – огрызнулась Диана. – Я помню, как вы мне пробовали лечить руку. Думала, вы ее подожжете.

– Алкоголь был необходим для дезинфекции раны, – оправдывался Ватсон, потеряв свой уверенный вид. – Уверяю вас, мисс Хайд, у меня и в мыслях не было вам повредить!

– Все в порядке, доктор Ватсон, – заверила его Беатриче. – Я могу позаботиться о ранах Дианы. Мой отец был врачом и прекрасно обучил меня своему искусству. Идем, Диана, я найду на кухне что-нибудь подходящее для припарок.

– Да делать вам всем нечего, – пожала плечами Диана. – Они же даже не болят.

Однако она все же последовала вниз по лестнице за Ходячей Отравой, как уже привыкла называть Беатриче. В конце концов, на кухне она все-таки была поближе к еде.

Прошло не меньше часа, когда наконец все смогли снова собраться в гостиной, где на полу все еще лежал труп странного человека, и Кэтрин начала рассказывать историю, которая, возможно, давала ключ к появлению тут этого существа – и к прочим непонятным событиям. Но сперва под руководством миссис Пул Кэтрин и Диана должны были принять горячую ванну («Извольте привести себя в порядок, прежде чем будете садиться на чистую мебель!») и переодеться во что-то более подобающее «молодым дамам», как недавно назвал их доктор Ватсон. Мэри и Беатриче тоже переоделись, и Мэри задумалась, а хватит ли ей платьев на всех, если они продолжат вести подобный образ жизни. Если тенденция бросать по пути или рвать в клочья свою одежду укрепится в их обществе, всем им придется обучаться швейному делу! Наконец все присутствующие были приличествующим образом отмыты и одеты, и им подали ужин – холодное мясо и пудинг. («И предупреждаю вас, я не собираюсь накрывать на стол в одном помещении с мертвецом!») Жюстина пока еще не была готова спуститься к ним, так что миссис Пул отнесла ей ужин наверх. («И мне нет дела до того, насколько она расстроена, ей в любом случае необходимо подкрепиться!»)

Несмотря на то что миссис Пул пришла в ужас от подобного предложения, Холмс вместе с Ватсоном наскоро привели в порядок гостиную, так что ко времени, когда Мэри и остальные закончили ужинать, мебель там стояла на местах, а картины висели ровно. Единственное, что нарушало порядок, – это труп на полу, но ему ради приличия снова прикрыли платком уродливое лицо. Мэри, Диана и Кэтрин уселись на диван, Холмс и Ватсон заняли кресла. Беатриче, как обычно, устроилась на подоконнике, как можно дальше от остальных. А где же сядет Жюстина, если она решит спуститься к ним? Мэри вспомнила, как эта гостиная была меблирована раньше, когда их дом был жилищем уважаемого джентльмена, и невольно вздохнула. Единственный оставшийся ковер был старым и потертым. Мэри утешалась только мыслью, что мистер Холмс, скорее всего, ничего этого не замечает. Он бы обратил внимание на ковер, разве что будь тот ключом к разгадке тайны. А Беатриче в то же время думала: «Как удачно, что в этой гостиной не слишком много мебели! Почему англичане так любят перегружать мебелью свои дома? А стены в домах не должны быть цвета овсянки. Сюда подошел бы голубой цвет – голубой, как море в тихий день, или, может быть, желтый, как солнце…»

Миссис Пул настояла на том, чтобы заварить чай.

– Думаю, никому из вас не повредит чашечка чая, – заявила она, ставя чайник на стол, чтобы Мэри могла налить каждому по чашке, а сама вернулась на кухню.

– Наливайте, если хотите, вам предстоит долгая история, – предупредила Кэтрин. – Боюсь, быстро мне всего не рассказать. И начать я собираюсь с урока анатомии.

Как раз в этот момент к ним присоединилась Жюстина – и стеснительно замерла на пороге. На ней было платье, когда-то принадлежавшее матери Мэри; оно мешком висело на ее хрупких плечах, но притом едва достигало лодыжек. Глаза Жюстины до сих пор были красноватыми.

– Ты в порядке? – спросила Кэтрин. – Экономка сказала, что тебе нужно много отдыхать. Иди сюда, садись на мое место.

– Пожалуйста, не обращайте на меня внимания, – попросила Жюстина, но послушно заняла место Кэтрин на диване. А сама Кэтрин подошла к трупу на полу и склонилась над ним.

По одному тому, как Холмс подался вперед, ясно было, что ему очень интересно, кто такая Жюстина – женщина выше практически любого мужчины. Но он старательно сдерживался.

– Мисс Моро, продолжайте, прошу вас, – сказал он. Всякой истории свое время, похоже, подумал мистер Самообладание. Он хорошо умел ждать.

– Во-первых, – сказала Кэтрин, – это не человек. Жюстина, ты не убивала человека. Ты убила животное. Посмотрите на непропорциональность его тела, на его… – она сдернула платок с головы трупа, – на его шрамы, видите, вот они – здесь, здесь и здесь. Посмотрите на его лицо. Нос больше похож на рыло, глаза и уши слишком маленькие. Жюстина, ты убила свинью. А именно – дикого кабана, хирургическим путем трансформированного в человека.

– Это же невозможно, – возразил Ватсон.

– Маловероятно, но не невозможно, – парировал Холмс. – Вспомните об экспериментах доктора Моро.

– Но я думала, что он умер, – сказала Мэри. – Письмо, которое получил доктор Сьюард, то, которое мы нашли в его кабинете… в нем говорится, что доктор Моро скончался.

– Да, он мертв, – подтвердила Кэтрин. – Я это точно знаю, потому что самолично его убила.

– Чтобы по-настоящему понять мою историю, – сказала Кэтрин, – вы должны осознать сущность экспериментов моего отца. – Она взглянула вниз, на мертвеца на полу, стиснув перед собой руки, как если бы готовилась к долгому рассказу. Мэри откинулась на спинку дивана. Она заметила, что Диана, сидевшая рядом с ней, снова задрала ноги и положила их на диванную подушку, чего миссис Пул настойчиво просила не делать. Беатриче придвинулась ближе на своем подоконнике. Ватсон налил себе еще одну чашку чая.

– Отец Беатриче был именно тем человеком, кто направил Общество алхимиков на путь биологической трансмутации. Он был последователем шевалье де Ламарка еще в те времена, когда над Ламарком насмехались за его эволюционные теории. Он верил в теорию эволюции задолго до того, как мистер Дарвин сделал себе имя на ее доказательстве. Я уверена, вы знакомы с теорией Ламарка, мистер Холмс.

– С теорией о передаче потомству физических и психических характеристик по наследству – конечно, знаком, – отозвался детектив. – От мужчины, работающего в шахтах, детям передастся мышечная сила. От философа – его аналитический ум.

– От мужчины – или от женщины, – поправила Беатриче. – Да, мой отец был ламаркистом. Он верил, что передача человеческому существу определенных качеств растений сможет благотворно отразиться на грядущих поколениях. Он мог сам направлять эволюцию, создавать лучших, более совершенных и сильных людей. Таким образом он создал и меня. И верил, что, если у меня будет ребенок, он унаследует мою способность питаться солнечным светом и органической материей, а также мои природные защитные механизмы – так он именовал мое ядовитое дыхание. Но мой отец был ботаником, а доктора Моро не интересовали растения – сфера его интересов охватывала различия между человеком и животным.

И снова Мэри почувствовала себя потерянной. Ее занятия с мисс Мюррей не включали в себя теорий Ламарка. Было ужасно неприятно осознавать, что Беатриче и Кэтрин, а иногда и Жюстина, говорят меж собой на незнакомом ей языке. И все, что ей оставалось, – это внимательно слушать и запоминать, хотя с самого начала ее расследование очень сильно продвинулось. Но ведь это именно она, Мэри, видела мертвую Молли Кин на мостовой Уайтчепела, это она вместе с мистером Холмсом допрашивала Ренфилда в лечебнице! Не стоит это забывать.

– Да, – тем временем ответила Кэтрин на слова Беатриче. – Моро интересовала разница между человеком и животным. – Рассказывая свою историю, она расхаживала туда-сюда по гостиной мимо трупа, останавливаясь и оборачиваясь к слушателям, когда ей хотелось подчеркнуть какой-то важный момент. – Что отличает человека от животного? Если можно, как он выяснил, трансформировать животных в людей, то наверняка можно и создать человека более совершенного, свободного от животного начала. Человека без плотских базовых желаний, без примитивных инстинктов. После того как его изгнали из Англии за жестокие эксперименты, он забрал из банка деньги, доставшиеся ему в наследство, и купил корабль. Загрузив трюмы всем, что могло понадобиться для выживания на острове в Южном море, он пустился в путь, прихватив с собой изгнанного из университета студента-медика по имени Джеймс Монтгомери. Джеймс при таких неблагоприятных обстоятельствах захотел стать его учеником. Наконец Моро нашел подходящий остров для своих целей – безлюдный и не обитаемый никакими ценными видами – и начал там свои эксперименты по трансформации животных в людей. В этой области он добился огромного успеха – или же успеха, достаточного, чтобы ввести в заблуждение взрослого наблюдателя, хотя самого его результаты никогда не удовлетворяли.

– Мне трудно поверить в подобное, – сказал Ватсон. – Разве возможно придать животному человеческий разум?

– Живое доказательство перед вами, – ответила Кэтрин и расстегнула воротник платья – одного из старых платьев Мэри, которое она давно не носила, потому что оно ей жало. Но Кэтрин была куда стройнее. Она раскрыла ворот, обнажая шею, и откинула голову, чтобы показать сеть шрамов, покрывавших основание шеи и подбородок. – Как по-вашему, я человек? Я сама не знаю. У меня есть человеческое имя – Кэтрин: мне дал его Монтгомери. В этом имени заключена шутка: Cat значит «кошка». Во мне живет кошка. – Следующим движением она закатала рукава до плеч – руки ее тоже украшал узор шрамов, тоненьких, но вполне различимых в свете ламп, как дорожная карта, прорисованная прямо по телу.

– Моро прожил на острове несколько лет. И вот корабль под руководством Монтгомери, который подвозил ему новых животных, подобрал человека, потерпевшего кораблекрушение. Его нашли на воде в шлюпке вместе с двумя мертвыми моряками. Его звали Эдвард Прендик, и по странному совпадению, какие порой случаются в нашем мире, он оказался ученым – биологом, учившимся у профессора Хаксли. Монтгомери подружился с ним к тому времени, как корабль достиг берегов острова моего отца, и пригласил Прендика посетить их обиталище. Одним из животных, которых Монтгомери привез для экспериментов, была молодая пума.

Здесь Кэтрин остановилась, налила себе чашку чая и щедро разбавила ее молоком.

– Это была ты, да? – спросила Диана. – Ты, Женщина-кошка?

Кэтрин отхлебнула чая.

– Да, я была той пумой. Когда корабль причалил, Монтгомери начал процесс по трансформации меня в человеческую женщину. Сперва хирургически, потом – когда мой мозг был достаточно подготовлен – путем гипноза и образования. Индоктринации. И в том же самом помещении, где я сидела в клетке в процессе трансформации, они с Прендиком пили чай и обсуждали свои научные цели и средства.

– Поверить не могу, – снова перебил Ватсон. – Даже не знаю, ненавидеть ли этого человека за жестокость или восхищаться его способностями…

– Они обсуждали науку, историю, политику. Моро много лет был единственным собеседником Монтгомери. Думаю, для того стало облегчением поговорить с кем-то, не зараженным общей меланхолией от постоянного пребывания среди зверолюдей. А я внимательно слушала их разговоры, по мере того как росла моя способность понимать человеческую речь, и в итоге я большему научилась от этих бесед, чем от дальнейших занятий с Моро. Например, я познакомилась с историей Общества Алхимиков. Моро пригласил Прендика присоединиться к ним и излагал ему устои и цели Общества, рассказывал про работу, которую на протяжении веков вели его члены.

Прендика все это несколько напугало, но больше увлекло. День за днем он слушал мои крики боли, потому что на начальной стадии трансформации Моро не использовал анестезии. Он говорил, что это усложнит процедуру, что боль – необходимая часть процесса. Прендик порой приходил понаблюдать за мной в клетке, за моим долгим и мучительным преображением в человека. Это он заметил первые проблески осознания и разума в моих глазах. И он был там в день, когда я совершила побег.

– Как тебе это удалось? – спросила Мэри. Что за странную историю ей сейчас приходилось выслушивать! Всего несколько дней назад она бы не поверила во что-то подобное… А впрочем, была ли эта история страннее, чем превращение ее отца в Хайда?

– К тому времени я почти полностью исцелилась. Сам Моро, который редко бывал удовлетворен результатами своих трудов, называл меня своим шедевром. Все его предыдущие попытки создать звероженщин были неудачными. До меня ему никогда не удавалось добиться такого аккуратного строения пальцев рук, контуров лица. Немногочисленные звероженщины нашего острова были несчастными уродливыми тварями. Но корабль, доставивший меня, привез и набор немецких хирургических инструментов. С их помощью – а также с помощью своего исключительного терпения и отточенной техники – мой отец и создал меня. Это заняло многие месяцы.

– Техника у него действительно отточенная, – заметил Холмс. – Я бы не смог на вид отличить вас от обычной человеческой женщины.

Кэтрин с негромким рычанием оскалила зубы. Моро, конечно, уменьшил их длину и остроту, но у Кэтрин по-прежнему оставались заметные клыки. Когда она держала губы сомкнутыми, их почти не было заметно – но сейчас стало очевидно, что их укус может быть смертелен.

Холмс улыбнулся.

– Извините, я думал сделать вам комплимент.

– Спасибо за комплимент, мистер Холмс, – отозвалась Кэтрин. – А я просто хотела вам показать, что не вполне являюсь человеком. Например, я за секунду могла бы перегрызть вам горло.

Холмс отвесил ей уважительный поклон.

– Моро хотел скорее приступить к моему обучению, чтобы сделать из меня совершенную англичанку. Из разговоров ученых я уже знала про остров и про остальных зверолюдей. Также я знала, что Монтгомери имеет власть над ними, потому что у него есть ружья, или громовые палки, как называли их зверолюди. На этой стадии меня уже не держали в клетке. Я была больше человеком, чем животным, и поэтому меня просто посадили на цепь. Однажды после полудня, когда Моро и Монтгомери оба наслаждались послеобеденным сном, я смогла вырвать из стены стальные скобы. А когда Моро пошел искать меня, окликая, как потерявшуюся кошку: «Кэтрин, сюда, ко мне, Кэтрин, где ты?» – я выскочила из укрытия и задушила его цепями, которые все еще свисали с наручников на моих запястьях. Монтгомери нашел меня стоящей над телом Моро, простертым на земле и смотревшим в небо невидящими глазами. На губах у меня была кровь. Может быть, во мне оставалось больше животного, чем я сама осознавала.

Мне было больно, я еще не до конца выздоровела. Монтгомери забрал меня обратно в дом. Ему следовало меня убить, но он не мог себя заставить это сделать. Он всегда симпатизировал зверолюдям. В конце концов, они были его единственной компанией на острове, кроме самого Моро. Так что он, вместо убийства, снял с меня кандалы и вылечил мои раны. А Прендик вплотную занялся моим образованием. Я уже достаточно знала английский, чтобы понимать их речь, но он научил меня также говорить с хорошим английским произношением, а еще читать и понимать прочитанное. В шкафу было всего несколько книг – Дарвин и эссе Хаксли. Пособия по хирургии казались мне скучными. Кроме того, в моем распоряжении были «Закат и падение Римской империи», несколько сборников поэзии – и книга ваших приключений, мистер Холмс. Так что, как видите, я знаю о вас довольно давно, хотя и явно отстаю от литературной жизни. Я-то думала, вы погибли в Рейхенбахском водопаде. А еще Прендик обучил меня основам латыни – тому, что он сам помнил со школьных времен.

Когда зверолюди обнаружили, что Моро мертв, они были на грани бунта. Монтгомери они никогда толком не боялись – и всегда страшно ненавидели своих хозяев. Прендик пытался их убедить, что Моро на самом деле жив, просто теперь пребывает в нетелесной форме – наблюдает за ними с неба. Свинолюди, которые разработали себе некое подобие религии, ему поверили. Остальные все еще боялись громовых палок. Монтгомери был куда менее осторожен. Он стал вести с ними торговлю, покупая овощи и фрукты с их примитивных сельских угодий, и даже порой допускал их в наше имение под предлогом «ярмарочных дней». В обмен на товары он давал им бисквиты и мясные консервы.

Они с Прендиком часто обсуждали, как бы выбраться с острова. У Моро была хорошая лодка, стоявшая на якоре в естественной гавани неподалеку от нашего дома. Но для управления лодкой нужна команда, а без Моро, который умел вселять в сердца зверолюдей ужас, никто из них не согласился бы взойти на борт. Они были созданы из сухопутных животных и ужасно боялись океана. Единственной альтернативой было дожидаться корабля, доставлявшего на остров продукты и прочее необходимое: он приходил раз в полгода. Но через полгода корабль не пришел. Прошло еще достаточно времени, а корабля все не было. Думаю, это и подкосило Монтгомери окончательно.

Итак, мы оказались заперты на острове без надежды его покинуть, в состоянии своего рода перемирия со зверолюдьми. Но однажды перемирие было нарушено. Это случилось в один из ярмарочных дней. Монтгомери тогда сильно напился. Мы с Прендиком об этом не знали, занятые очередным обсуждением способов выбраться с острова. Сможем ли мы управлять лодкой всего лишь втроем? Ведь Прендик высказал намерение забрать меня с собой в Англию. Он давно уже не воспринимал меня как звероженщину и говорил, что мое убийство Моро вполне можно оправдать. Он называл мои действия самообороной.

А тем временем за стенами дома, внутри ограды, Монтгомери играл в азартные игры со зверолюдьми. У них существовали простейшие игры на удачу, в том числе и кости: они бросали кубики с разным числом пятнышек на гранях на землю и считали общую сумму, и делали ставки на результаты. Монтгомери вступил с ними в игру, проиграл, а потом еще раз, и еще. Он поставил на кон бочку виски и проиграл ее целиком.

Той ночью мы с Прендиком проснулись от звука выстрелов. Стреляли за оградой, а это означало, что Монтгомери находится снаружи – и что он в опасности. Мы бросились ему на помощь, схватив ружья. Внизу, на пляже, мы увидели огонь и тени зверолюдей, танцевавших вокруг костра, – людей-волков и людей-обезьян, похожих на фигуры из кошмарного сна.

Монтгомери танцевал с ними вместе, порой стреляя из ружья в воздух. Он был совершенно пьян и так же звероподобен, как любой из них.

«Что это они жгут?» – спросила я, потому что на пляже совсем не было деревьев. «Лодку!» – вскричал Прендик, указывая на нашу гавань. Наша лодка теперь напоминала черный скелет, дочиста обклеванный птицами.

Мы побежали к гавани, желая их остановить, но было слишком поздно. Наша лодка, наш путь к спасению превратились в уголь и золу.

Монтгомери расхохотался при виде нас – и это был смех сумасшедшего. «Теперь нам никогда не выбраться! – кричал он. – Мы все вместе подохнем на этом богом забытом острове!»

Что нам оставалось делать? Мы развернулись, желая вернуться за ограду, и увидели, что дом наш тоже объят пламенем. Кто-то из зверолюдей отследил, что мы покинули стены и побежали на поиски Монтгомери, и поджег тростниковую крышу нашего жилища. Я хотела броситься туда, тушить пожар, но Прендик остановил меня. «Нет! – сказал он. – Вспомни о патронах!» Я сразу поняла, что он имел в виду. Силой взрыва нас швырнуло на землю.

Утро застало нас в отчаянном положении. Ни дома, ни запасов, ни оборудования, ни способа покинуть остров. На берегу чернели обгорелые останки нашей лодки и гнило тело Монтгомери, которого задушил кто-то из зверолюдей.

С того дня мы жили как дикари. Все, что хоть как-то могло пригодиться, мы с Прендиком стащили с пепелища дома в пещеру на берегу. Когда кончились пули к нашим ружьям, мы охотились так – вернее, это я охотилась, Прендик не умел этого делать без оружия. Но я сама была оружием. А зверолюди тем временем начали убивать друг друга. Или же, – спокойно добавила Кэтрин, – я убивала кого-то из них. К концу года, проведенного нами на острове, никого из них не осталось в живых. Да, конечно, мы их ели. А что еще можно есть на острове, где растут одни кокосы и по пляжу ползают крабы?

– Вы их… ели? – в ужасе переспросила Мэри. – Но как вы могли…

История заворожила ее, да и остальных тоже, судя по выражениям их лиц в свете газовых ламп. Холмс наклонился вперед, переплетя пальцы тем особым способом, который Мэри уже начала различать. Это означало, что он прокручивает в своем мозгу какую-то мысль, рассматривая ее под разными ракурсами. Даже Диана как-то притихла. Но все равно история оказалась настолько ужасной! Мэри даже не знала, что в ней перевешивает – сострадание к мучениям Кэтрин или ужас перед жестокостью Моро. Несчастные зверолюди, обреченные умирать на далеком острове…

– А почему бы нам было не есть их? – отозвалась Кэтрин. – Потому что они – люди? Для меня они оставались обезьянами и волками. Будь я по-прежнему пумой, они были бы моими естественными врагами и добычей. А вот у Прендика начались проблемы, насколько я помню, не столько с желудком, сколько с головой. В один прекрасный день он собрал остатки корабельной древесины и сколотил из них кое-какой плот. Из обрывков своей одежды он соорудил парус и отплыл в открытое море. Я увидела его с холма над нашей пещерой – он был уже слишком далеко от берега, чтобы имело смысл плыть за ним следом, его нес в океан могучий прилив. С тех пор я больше никогда его не видела. Думаю, он погиб где-то в пучине вод.

– Нет, он не мог погибнуть, – возразила Мэри. – Помните фамилию, которая упоминалась в письме доктору Сьюарду? Я уверена, эта фамилия – Прендик. Дайте-ка мне проверить… Я сейчас вернусь.

В маленькой гостиной она открыла ящик стола матери и вытащила наружу портфель. Да, вот и нужное письмо. Она вытащила его из портфеля и вернулась с ним в гостиную. Там тем временем Жюстина что-то вполголоса обсуждала с Кэтрин, а Беатриче рассказывала о трансмутации внимательно слушавшему доктору Ватсону. Когда вошла Мэри, все мгновенно замолчали и повернулись к ней. У Кэтрин было очень странное выражение лица, которое Мэри никак не могла прочитать.

– Да, все верно, как я и думала. Слушайте: «Полагаю, вы планируете отправиться вместе с мистером Прендиком? Бедняга, я надеюсь, что еще придет день, когда он снова сможет в полной мере участвовать в научном сообществе. Не могу передать словами, как я скорблю об утрате Моро. Вы с Прендиком принадлежите к молодому поколению и не представляете, как много значит для нас, старых чудаков, как, возможно, вы нас между собой называете, возрождение нашего Société из забвения прошлого и его переориентация на биологические исследования, на материю самой жизни!» Наверняка это тот самый Прендик, как вы думаете?

Кэтрин приоткрыла было рот, а потом снова его закрыла. Как будто не могла продолжать.

– Все в порядке, – сказала Жюстина. – Она просто не ожидала таких новостей.

– Да, я не ожидала, – наконец подала голос Кэтрин. – Не могу понять, как ему удалось выжить…

Она вспомнила, как смотрела вниз с вершины холма на ненадежный плот Прендика, уплывающий в открытый океан, пока он не потерялся в голубой дали черной точкой. А Кэтрин осталась на острове совершенно одна, и единственными живыми существами здесь были зверолюди. Больше всего ей тогда хотелось просто лечь на землю и умереть… а потом она приняла решение выжить. Еще не знала, как именно, но знала, что найдет способ.

А через неделю пришел корабль со снабжением. Оказалось, что предыдущего капитана уволили за жестокое обращение с матросами и наняли нового. В процессе всех этих изменений корабль пропустил плановую доставку на остров. Когда я увидела корабль, я сложила сигнальный костер из всего дерева, которое смогла найти, в том числе – из остатков досок, из которых Прендик связал свой плот. Это была последняя древесина от лодки Моро. Когда меня заметили с корабля, причалили и приняли меня на борт, я назвалась капитану англичанкой, спасшейся с судна, потерпевшего крушение у этих берегов. Я объявила, что ничего не знаю ни о докторе Моро, ни о его хозяйстве и что остров я застала уже совершенно пустым и необитаемым. Я притворилась, что утратила память и помню только, что я из Лондона. Так как я говорила на хорошем английском, выдававшем во мне женщину из приличного общества, – такому выговору научил меня Прендик, – мне легко поверили. Решили, что свою странную одежду я, наверное, взяла с трупа кого-то из моряков, а темный цвет кожи обосновали долгим ожиданием на побережье, под палящим солнцем. Ну а шрамы объяснялись кораблекрушением.

Капитан взял меня с собой и привез сперва в порт Кальяо, а потом и в столицу Перу, где ему нужно было выгрузить багаж. Там, в Лиме, я какое-то время играла среди английского населения роль cause célèbre – еще бы, англичанка, которая сумела выжить на необитаемом острове! Мне предоставили удобные апартаменты в доме английского предпринимателя, который приехал в Перу по торговым делам по окончании недавней войны. А еще меня приглашали на балы и званые вечера. Можете представить, каково мне было впервые столкнуться с необходимостью одеться в женскую одежду! На острове – а потом и на борту корабля – я носила то, что попадалось под руку, а попадалась мне исключительно мужская одежда. А в Перу в первый раз в жизни мне выдали сорочку, и корсет, и нижнюю юбку. Я сперва представить не могла, что с этими тряпками нужно делать. К счастью, мне помогла одеться горничная – иначе, уверяю вас, я бы в жизни не разобралась в назначении всех этих пуговок и оборок!

Для меня объявили подписку и собрали достаточно денег, чтобы оплатить мне дорогу до Лондона. Мой покровитель-промышленник, сэр Джеффри Тиббетт, как раз собирался вернуться в Англию и предложил мне свое покровительство, в том числе и на время пути. Он говорил, что по прибытии я смогу остановиться у него в доме, вместе с его семьей, и с помощью гипнотизера постепенно восстановлю память о собственном семействе и родном доме. До сих пор не знаю, что бы смог извлечь из моих воспоминаний гипнотизер! После долгого морского путешествия, которое мы с сэром Джеффри скрашивали бесконечными играми в криббидж и триктрак, я несколько месяцев прожила в особняке Тиббиттов в Мейфэйре. Они считали, что я постепенно восстанавливаюсь от потрясений. Я же старалась разузнать как можно больше об Англии, посещала публичные лекции, читала романы, стихи и сборники рассказов.

Сэр Джеффри привязался ко мне. Он утверждал, что, если мне не удастся разыскать свою семью, он желает удочерить меня. Но его жена вовсе не была мне рада. Это была остроносая женщина со спиной прямой, как доска, и главной амбицией ее жизни было проникнуть в местные сливки общества. Странная девушка с необитаемого острова в Южном море никак не способствовала осуществлению ее жизненных планов.

Невзлюбила меня и ее комнатная собачка. Это был всего лишь пекинес, к тому же ужасно перекормленный, так что напоминал фигурой диванный валик; но все равно это существо оставалось собакой. И отлично чувствовало, что я на самом деле кошка. Однажды я сидела в гостиной и читала, а пекинес никак не хотел оставить меня в покое. Все рычал на меня и пытался кусать за пальцы ног. Наконец он меня совершенно доконал, я больше не могла это выносить. Леди Тиббетт услышала его визг и вбежала в комнату как раз вовремя, чтобы увидеть трупик собачки, свисавший у меня изо рта. Так закончился мой последний день в доме Тиббеттов.

Какое-то время я прожила на улицах, добывала еду как умела. На самом деле в Лондоне не так уж плохо с охотой, по крайней мере для кошки. Но в один прекрасный день я увидела на стене объявление о прибытии «Волшебного цирка чудес Лоренцо», который давал представления в Бэттерси-парке. Я явилась к Лоренцо, директору этого заведения, и предложила свои услуги в качестве артистки. «Зачем бы вы мне могли пригодиться? – сперва удивился он. – У меня уже есть Саша, мальчик-собака». «Зато у вас нет женщины-кошки, – возразила я и немного порычала и помурлыкала для него. Услышав это, он меня нанял в ту же секунду. Большую часть года мы совершали туры по стране, давая представления в провинции, но каждое лето непременно приезжали в Лондон, на Южный берег, чтобы провести там не меньше месяца. Именно там вы меня и обнаружили…

– Тебя и Жюстину, – добавила Мэри. – Она уже работала в цирке, когда ты присоединилась к труппе?

– Нет. Это я и привела ее в цирк, – Кэтрин бросила взгляд на Жюстину. – Но свою историю она расскажет вам сама…

Однако Жюстина не собиралась ничего рассказывать. Она откинулась на спинку дивана и выглядела еще бледнее, чем раньше. Она напомнила Мэри белую лилию… сразу после того, как на нее дохнула Беатриче.

– Вы что, забыли? – спросила Жюстина слабым голосом. – Тут на полу лежит мертвый человек.

– Мертвая свинья, – поправила ее Кэтрин. – Хотя я представить не могу, кто бы мог создавать зверолюдей тут, в Лондоне? Кому известны методы доктора Моро? Разве что… – Она на миг замялась – но явно не хотела продолжать. Интересно, что она собиралась сказать и передумала, заинтересовалась Мэри. Но Кэтрин переключила свое внимание на свиночеловека. – Нужно поскорее от него избавиться.

– Может быть, просто позвать полицию и попросить забрать тело? – спросила Мэри. – В конце концов, мы действовали в целях самообороны.

– Тогда придется объяснять, каким образом Жюстине удалось его задушить. То есть объяснять слишком многое о Жюстине… и обо всех нас.

– Соглашусь с мисс Моро, – сказал Холмс. – Это не дело полиции. Я предлагаю отнести труп в парк, по пути перепачкав его одежду, и положить рядом с ним его шляпу. Когда полиция его обнаружит, покойника непременно примут за нищего. И не обратят особого внимания на смерть еще одного лондонского попрошайки.

– Пф! – фыркнула Диана. – А из вас, мистер, получился бы отличный преступник.

– Да, меня порой это тоже заботит, – согласился с ней Ватсон. – Холмс, давайте мы с вами займемся выносом тела?

– Я могу вынести тело, – предложила Жюстина. – Это будет мое покаяние.

– Покаяние! – хмыкнула Кэтрин. – Что за дурацкая идея!

Но переубедить Жюстину было невозможно. И хотя Холмс и Ватсон шли рядом с ней, она в одиночку унесла труп свиночеловека в Риджентс-парк.

Мэри шла следом, отчасти из чувства долга – в конце концов, свиночеловека убили в ее собственной гостиной, – а отчасти чтобы убедиться, что его точно положат в достаточном отдалении от дома 11 по Парк-Террейс и никто не сможет связать этого покойника с резиденцией семейства Джекилл.

«Может быть, у меня тоже развивается преступное мышление? Как у Хайда? – невольно задумалась она. – Или… как у мистера Холмса?» Последняя версия казалась куда более утешительной.

Когда наконец труп свиночеловека унесли достаточно далеко, за розовые клумбы, Холмс и Ватсон как следует поваляли его по влажной земле. А потом усадили покойника под дерево в центре парка, неподалеку от пруда, где можно было ожидать встретить нищего, уснувшего прямо на клумбе прохладной, но вовсе не ледяной весенней ночью. Когда они возвращались домой – впереди Жюстина и Ватсон, а Холмс и Мэри позади, – детектив сказал ей:

– Ваша тайна открывается нам быстрее, чем я мог ожидать, мисс Джекилл. И вдобавок к удовольствию от удачного хода расследования я испытываю… хм… удовольствие иного рода – радость от контакта с другим острым и логическим умом. Это всегда чрезвычайно приятно. – Он замолчал и какое-то время шагал в тишине. Сказал ли он все, что имел в виду, до последнего слова?

Но впереди уже показался дом 11 по Парк-Террейс.

– Я слушаю вас, мистер Холмс, – сказала Мэри.

– Так что я собирался сказать… А, верно. Мисс Джекилл, мы с Ватсоном в любом случае собирались посетить вас этим вечером, чтобы сообщить о важном факте, который мы обнаружили в процессе исследования. Четверо из убитых девушек, каждая в свое время, состояли в приюте Общества Магдалины.

Мэри была уверена, что сначала, пока они шли по темному парку, детектив собирался сказать нечто совсем другое. Но…

– Жюстина! Ты в порядке? Ты ужасно выглядишь, – воскликнула Кэтрин, ожидавшая их в прихожей. За ее спиной маячили Диана и Беатриче. Жюстина покачнулась, схватилась за дверной косяк – и упала прямо на пороге.

– Боже мой, – сказала Мэри, бросилась вперед и склонилась над Жюстиной. – Думаю, это обычный обморок. Диана, беги к миссис Пул, пусть она принесет свою sal volatile. Обязательно нужно привести Жюстину в чувство прямо здесь, не думаю, что нам хватит сил отнести ее наверх.

– А чего сразу я? – огрызнулась Диана.

– Потому что ты сейчас ближе всех к задней лестнице – и потому что Кэтрин мне нужна здесь, возле больной, – ответила Мэри. – Ступай, быстро!

– Приподнимите ей голову, – сказала Беатриче. – Это обеспечит снабжение легких воздухом. Можешь это сделать, Кэтрин? К сожалению, я сама не могу к ней прикасаться!

– Позвольте мне, – предложил Ватсон. Он опустился на колени рядом с Жюстиной, послушал ее дыхание и проверил пульс. – Да, ваша подруга потеряла сознание, но угрозы ее жизни нет. Похоже, она просто переволновалась. Я бы прописал ей достаточную дозу хорошего сна.

Вскоре вернулась Диана, таща за собой полуобморочную миссис Пул с бутылкой нюхательной соли. Доктор поводил флаконом под носом Жюстины – и она наконец застонала и открыла глаза.

– Не стоило ей спускаться, – сказала миссис Пул. – Давайте, милая моя, вставайте. Пойдем обратно в кроватку.

– Мистер Холмс, так о чем вы говорили сразу перед тем, как Жюстина упала в обморок? – спросила Мэри. На краткий миг она захотела помочь остальным отвести Жюстину наверх – но ведь Холмс сказал что-то важное, об убитых девушках…

– Сейчас это не имеет особого значения, – ответил детектив с улыбкой. – Позаботьтесь о своей подруге. А завтра мы вернемся и как следует все обговорим.

– Да, вы правы, – огорченно отозвалась Мэри. Кэтрин тем временем уже уводила Жюстину, поддерживая ее под локоть, а Мэри и впрямь нужно было подхватить ее с другой стороны, коль скоро Диана была слишком низкорослой, а миссис Пул – слишком пожилой и недостаточно сильной, чтобы выдержать вес великанши. А Беатриче, разумеется, – слишком ядовитой. Да, в самом деле, жизнь Мэри на настоящий момент нельзя было назвать скучной и обыденной…