Глава тридцать первая
Нагорье Арати, крепость Стромгард
Несмотря на прощальную резкость предводительницы Орды, Андуин был полон надежд. Он верил ей… по рассказам Генна, силы Легиона наступали со всех сторон. Если солдаты Орды, удерживавшие хребет, были захвачены врасплох (как сообщил Бейн, а Бейну Андуин доверял), логично было предположить, что, оставаясь на месте, они только обрекли бы себя на гибель, а Альянсу ничем бы не помогли.
Похоже, всей правды об этом ему не узнать никогда. Но, если сегодня все пройдет хорошо и в будущем подобные встречи войдут в обычай, возможно, это принесет ответы на многие вопросы – и не только ему.
Вышедший навстречу оруженосец подхватил Верного под уздцы, и король соскользнул с седла.
– Вернулся целым, – заметил Генн.
– Какое разочарование! – пошутил в ответ Андуин.
– Значит, встреча прошла благополучно, – сказал Туралион.
Андуин принял серьезный вид и повернулся к паладину. Для юного короля тот был героем – не меньшим, чем Фаол. Туралион любил женщину, сумевшую удержаться на тонкой грани меж Бездной и Светом, и Андуин только что встречался с ее сестрой.
– Да, благополучно, – ответил он и, не откладывая дела в долгий ящик, обратился к Генну: – Я спросил ее об отце. Она ответила, что спасти его не имела никакой возможности. И я ей верю.
– Еще бы она ответила что-то другое! Андуин… – Генн гневно сдвинул брови и покачал головой. – Порой ты наивен просто сверх всякой меры. Боюсь, однажды что-нибудь из тебя эту наивность вышибет…
– Я не наивен. Я… просто чувствую: она не лгала.
По-видимому, Генна это ни в чем не убедило, однако Туралион кивнул:
– Понимаю.
Шагнув к ним, Андуин хлопнул обоих по плечам.
– Ну что ж, начнем. Людям не терпится повидаться с родными.
– Я прикажу жрецам приготовиться и занять места у грифонов, – сказал Туралион.
«И пусть они потребуются только для благословений», – подумал Андуин, но вслух этого говорить не стал.
– Спасибо, Туралион.
Выступив вперед, он оглядел девятнадцать человек, замерших в ожидании. Какая радость, какое нетерпение на лицах! Что ж, король их вполне понимал.
– Пора, – объявил он. – Пусть же сегодняшний день станет днем перемен. Днем надежды на будущее, в котором воссоединение с любимыми станет не историческим событием, а делом самым обычным. Будьте спокойны: с вас не спускают глаз и в обиду вас не дадут.
Все они уже получили благословение двух жрецов, но третье получат от самого короля. Андуин поднял руки и призвал на собравшихся Свет. Люди прикрыли глаза, их лица озарились мягкими улыбками, и Андуин ощутил покой, снизошедший на всех вокруг, включая его самого.
– Да пребудет с вами Свет, – сказал он.
Архиепископ Фаол поклонился, приложив ладонь к небьющемуся сердцу. Калия, просидевшая с Андуином до самого утра, отвлекая его от тревожных мыслей рассказами о прошлом, лучезарно улыбнулась. Для них обоих этот момент значил не меньше, чем для активных участников.
Андуин подал знак Туралиону. Тот склонил голову и махнул рукой Генну Седогриву. Главный советник Андуина не прекращал хмуриться с момента прибытия в крепость, однако согласно кивнул и заорал, отдавая приказы.
Обветшавшие створки колоссальных ворот дрогнули и с жутким скрипом распахнулись. Андуину вспомнился разговор с Туралионом. Да, сегодня всем им предстоит бой «не за владения и богатства, но за умы и сердца грядущих поколений»…
На миг группа людей замерла без движения. Затем одна из них, Филия, протолкалась сквозь толпу и храбро, расправив плечи, стиснув зубы, решительно топоча сапожками по зеленой траве, устремилась вперед.
Это словно бы послужило сигналом для остальных. Все прочие тоже зашевелились и – кто быстрее, кто медленнее – двинулись в путь. Бежать было запрещено, дабы никто не принял излишнюю поспешность за угрозу. Выйдя за ворота, люди пошли навстречу небольшой группе, появившейся из-за Стены Торадина.
Негромкий гомон заглушил сердечный, странно гулкий смех. Смеялся архиепископ Фаол. Миг – и глаза Андуина наполнились жгучими слезами радости.
«Ты вел за собой Армию Света, Туралион, – воспрянув духом, подумал Андуин. – Сейчас в бой идет армия надежды».
Старушка Эмма никак не могла понять, вправду ли все это наяву, или же ей просто чудится? Наконец, шагая по мягкой траве куда быстрее обычного, она решила, что ломота в суставах – достаточное доказательство реальности происходящего. Конечно, ходить, таская воду от колодца до своего маленького опрятного домика, ей приходилось немало, причем – каждый день, и потому с выносливостью у Эммы все было в порядке. А вот с быстротой – нет. Хотелось бы ей, как Филия, пуститься к центру поля чуть ли не бегом, да только возраст не пускал. Ну, ничего. Джем, Джек и Джейк пробыли нежитью столько времени, что должны были успеть набраться терпения – уж как-нибудь подождут встречи пару лишних минут.
Одна беда: сама она от нетерпения совсем извелась.
Тут кто-то поравнялся с ней и пошел рядом. В руках он нес прекрасно сработанный шлем, а представился Озриком Штрангом.
– А я – Эмма Фелстоун, – назвалась в ответ Эмма. – Ну и тяжел же он с виду!
Озрик, широкоплечий, мускулистый, рыжеволосый и рыжебородый силач, рассмеялся:
– Достаточно тяжел, чтоб делать свое дело. Я выковал его для… для того, с кем сегодня собираюсь увидеться. Томас мне был как брат. Когда мы с ним служили в городской страже – он в Лордероне, я в Штормграде, – то все спорили, кто лучше делает доспехи. Я-то думал, в тот жуткий день он сгинул навсегда. А когда узнал о нем, решил: если его мозги выдержали превращение в Отрекшегося, то надо бы помочь ему по возможности и дальше сохранять их в целости! – Озрик указал на шлем и улыбнулся Эмме. – А ты с кем идешь встретиться?
– С моими мальчиками, – ответила Эмма, невольно заулыбавшись ему в ответ. – Со всеми троими. Они были в Лордероне в тот день, когда…
Закончить фразу оказалось выше ее сил.
Во взгляде Озрика отразилось глубочайшее сочувствие.
– Я… как жаль, что ты потеряла их! Счастье, что все они примкнули к Совету: теперь ты сможешь увидеть их снова.
– Я тоже так этому рада, – согласилась Эмма. – Но ведь тебе, наверное, не до меня? Нужно и о своих делах подумать, не так ли?
– Ничего подобного, – ответил бронник, пристраивая шлем на сгиб локтя и предлагая освободившуюся руку Эмме. – Идти здесь не так-то легко. Обопрись на меня.
«Какой славный парень, – подумала Эмма, с благодарностью принимая предложение. – Совсем как мои».
Место встречи – в точности на полпути от крепости Стромгард до Стены Торадина – было готово. По краям поля были установлены два стола – один для подарков Орды Альянсу, другой для даров Альянса Орде. Подойдя к столу Альянса, Озрик положил на него шлем и снова присоединился к Эмме. Жрица, что проводила с ними беседы, любезно улыбнулась собравшимся из-под капюшона, а затем попросила всех выстроиться в длинную шеренгу, лицом к участникам со стороны Орды.
С утра было прохладно и сыро, небо хмурилось, однако тучи мало-помалу начали расступаться, и над головами засияло солнце. Пока все становились по местам, Эмма с нетерпением высматривала сыновей. На душе было малость тревожно: что, если она не сумеет узнать их? Да, она уже встречалась с архиепископом Фаолом, но к тому, насколько скверно выглядели некоторые из Отрекшихся, была никак не готова.
Принять их за живых было бы невозможно – особенно при беспощадном солнечном свете. Из-под серо-зеленой кожи торчали кости, глаза светились зловещим огоньком, спины горбились, ноги шаркали по земле на каждом шагу.
«Ну так что с того? – подумала Эмма. – Моя кожа тоже сплошь в морщинах, я тоже порой горблюсь да ноги по земле волоку».
Воцарилось долгое молчание. Наконец вперед выступил архиепископ Фаол.
– Те, кто желает уйти сейчас же, могут уйти, – странным, однако приятным голосом объявил он.
Вначале никто не сдвинулся с места, но затем четверо или пятеро из людей – те, чьи лица от потрясения и ужаса посерели, почти как у Отрекшихся – развернулись и поспешили назад, к крепости. Один из отвергнутых что-то крикнул им вслед. В его непривычно гулком голосе слышалась целая бездна печали. Остальные столкнувшиеся с отказом минуту постояли, повернулись и, понурив головы, отправились в долгий путь к Стене Торадина.
«Вот бедняги», – подумала Эмма.
– Кто-либо еще? – спросил Фаол.
Больше желающих уйти не нашлось.
– Отлично! Пусть те, чье имя я назову, подходят ко мне. Вас сведут с родными и близкими, а затем можете вместе свободно гулять по полю.
Развернув пергаментный свиток, он начал читать:
– Эмма Фелстоун!
Сердце в груди Эммы так и екнуло!
– Это что ж, – дрожащим голосом спросила она Озрика, – настало мне время встретиться с ними? После стольких лет?
– Да, если пожелаешь, – заверила ее жрица. – А если не хочешь, можешь вернуться в крепость.
Эмма замотала головой:
– О, нет. Нет-нет. Уж я не расстрою своих мальчиков, как те, другие!
Озрик ободряюще потрепал ее по руке. Отпустив его локоть, Эмма расправила плечи и без посторонней помощи подошла к Фаолу.
– Джем, Джек и Джейк Фелстоуны! – провозгласил архиепископ.
Трое рослых Отрекшихся выступили из строя и неуверенно двинулись вперед. Эмма глядела на них во все глаза. Какими большими и ладными парнями были они при жизни! Какими сильными и смелыми! Как гордились службой Лордерону! Теперь от них остались только кожа да кости, да колтуны жидких волос. Да и понять, что у них такое на лицах, удалось не сразу.
Ее сыновья, когда-то веселые, смелые, выглядели… напуганными.
«Выходит, здесь, передо мной, им страшнее, чем на поле боя?» – сообразила Эмма.
Разом забыв обо всех различиях между собою и сыновьями, она широко улыбнулась, несмотря на слезы, хлынувшие из глаз.
– Мальчики мои! – сказала она. – Ох, мальчики мои!
– Мама! – откликнулся Джек, шаткой походкой устремляясь к ней.
– Мы так по тебе скучали! – подхватил Джем.
Обуреваемый чувствами, Джейк молча склонил голову, и трое Отрекшихся обняли мать.
«Благодарю тебя, – мысленно сказала Калия Свету, глядя на плачущую слезами радости мать воссоединенного семейства. – Благодарю тебя за это».
Фаол выкликал новые и новые имена. Калия слушала, не в силах сдержать улыбки. Названные – одни неуверенно, другие с радостью – выходили вперед. Кое-кто просто качал головой и, не сумев сделать последний шаг, молча разворачивался и уходил. Их родные из Отрекшихся, минутку постояв в одиночестве, тоже разворачивались и шли обратно, к стене. Калия молилась за всех – и за отказавшихся, и за отвергнутых. Всем им было мучительно больно. Все они нуждались в благословении Света.
Но таких оказалось на удивление мало. Большинство воссоединившихся поначалу держались с опаской – неловко, неестественно, однако это было не страшно.
– Филия Финталлас! – провозгласил архиепископ.
Стоявшая в первом ряду, Филия давно заметила отца, Парквела, и, едва услышав свое имя, бросилась к нему с криком:
– Папа!
Эти двое ни в понуканиях, ни в посредниках не нуждались. Они поспешили друг к другу, едва не столкнувшись, остановились и улыбнулись – да так, что и у Калии сделалось тепло на душе.
– Это и правда… ты, – сказала Филия. Как много ей удалось вложить в одно-единственное слово!
После первых нескольких встреч дело пошло куда более гладко и быстро. Не все «знакомства заново» оказались равно легки и радостны, но мало-помалу разговорились все. Отрекшиеся и люди начали разговоры. Кто мог бы поверить, что такое возможно? И все же один человек – один король – смог.
А если возможно это, значит, возможно и большее. То, что непременно случилось бы, если бы не горе, принесенное в мир Артасом.
«Значит, надежда на новое начало есть? – подумала Калия. – Для всех и каждого?»
Тут к ней подошел Фаол.
– Эти глаза видели столько боли. Какая радость, что после всего случившегося они способны узреть и это!
– Как ты думаешь, последуют ли за первой встречей новые? – спросила Калия.
– Надеюсь, да, но это целиком зависит от Сильваны. Быть может, даже она обнаружит, что у нее, как и у этих людей, есть сердце.
– Что ж, остается надеяться, – сказала Калия.
– Именно, – согласился Фаол. – Надежда умирает последней.
