Глава двадцатая
Храм света Пустоты

– Спи, родная, засыпай,

Баю-баю-баю-бай,

Лордерон стихает к ночи,

Азерот смыкает очи,

И ты тоже засыпай,

Баю-баю-баю-бай, – негромко пела Калия, качая младенца.

Придет день, и эта бесценная кроха унаследует трон Лордерона…

Нет. Нет, Лордерона на свете больше не существовало. Остался только Подгород, населенный мертвецами. Корона отца сломана, обагрена кровью, канула в бездны времени, и Калии не надеть ее никогда. И этой дремлющей, засыпающей малышке – тоже. От одной мысли об этом сделалось больно. На самую нежную, самую розовую щечку в мире упала одинокая слеза.

Девочка, полноправная наследница лордеронского трона, моргнула и надула губки. Калия подняла сверток и поцеловала дочь, губами убрав соленую слезинку с ее щеки.

Дочь засмеялась, а ее мать вновь запела старую-старую колыбельную и подняла взгляд на подошедшего мужа. Тот поцеловал жену в лоб, положил руку ей на плечо, нежно сжал пальцы…

…острые когти глубоко впились в тело, и…

Калия вскрикнула, вздрогнула и села в постели, хватая губами воздух. Сердце забилось так, точно вот-вот вырвется из груди. Казалось, ужас и боль, причиненная вцепившейся в плечо рукой мертвеца, будут длиться вечно. Но в следующий миг Калия моргнула, и ужас отступил, скрылся в глубинах памяти.

Прикрыв лицо ладонями, Калия почувствовала, что ее щеки мокры от слез, и попыталась унять дрожь.

Все это – только воспоминания. Все это не реально.

Однако некогда было реальностью.

Соскользнув с кровати, Калия накинула жреческое одеяние и босиком отправилась к Саа’ра.

Обычно в Храме света Пустоты кто-нибудь да был в любой час дня и ночи. Одни приходили, другие уходили, а те, кто назвал его своим домом, знали о ночных кошмарах Калии и дали ей понять: если ей нужна компания или беседа, они рядом. Но говорить не хотелось ни с кем – только с Саа’ра.

Наару, как всегда, ждал ее. Высокая кристаллическая фигура, окруженная пурпурным сиянием, источающая еле слышную несмолкающую музыку, нависла над Калией. Порой Саа’ра говорил словами, слышными всем, а иногда – как сейчас – его голос звучал прямо в голове и в сердце.

«Дорогая! Как жаль, что этот сон потревожил тебя снова».

Калия кивнула, опустилась на пол у его ног и неловко сцепила пальцы на груди.

– Я все надеюсь, что когда-нибудь это кончится.

«Кончится, – заверил ее наару. – Как только ты будешь готова к этому».

– Да, ты говорил. Но почему я не готова к их концу уже сейчас? – сказала Калия и негромко рассмеялась, услышав раздражение в собственном голосе.

«Прежде, чем тебе будет дарован покой, ты должна кое-что сделать. Кое-что понять и принять. Помочь тем, кто нуждается в помощи. То, что нужно для исцеления, непременно приходит, но порой его трудно узнать. Бывает, самые важные и прекрасные дары мы получаем в обертке из боли и крови».

– Как-то не слишком обнадеживает, – заметила Калия.

«Возможно, тебе станет лучше, когда ты осознаешь, что во всем случившемся с тобой сокрыт великий дар».

Калия прикрыла глаза.

– Прости меня, но такое трудно себе представить.

Преображение любимого брата, гибель отца и множества жителей Лордерона… бегство, страх… потеря мужа и дочери. Все, все потеряно…

«Нет. Не все. Все, что мы делаем, все, в чем участвуем, может пойти нам на пользу. Ведь каждая исцеленная тобой лихорадка, каждая сращенная тобой кость, каждая жизнь, ставшая лучше благодаря тебе… все это, и вся полученная от этого радость – такая же часть твоей души, как и твоя боль. Чти же и то и другое, дитя Света. Я бы сказал: верь, что цель есть… но это ты уже знаешь. Ты видела плоды своих трудов. Не забывай о них и не преуменьшай их. Пробуй их. Смакуй. Они принадлежат тебе не меньше, чем любому другому».

Сердце исполнилось покоя, боль в груди унялась. Заметив, как стиснуты ее кулаки, Калия разжала пальцы и увидела крохотные красные полумесяцы там, где ногти впились в ладони. Глубоко вздохнув, она снова закрыла глаза.

На этот раз ей не привиделось ни ужасов бегства, ни, что еще тяжелее перенести, дочери за игрой. Увидела она лишь тьму – нежную, обволакивающую. Тьма милосердно смягчала то, что трудно было выдержать при ярком свете. Тьма служила убежищем для диких зверей, даровала уединение тем, кому на время хочется создать мир только для двоих.

Казалось, сердечность и теплота Саа’ра коснулись щеки, будто птичье перо.

«Теперь спи, отважная душа. Всем битвам, всем ужасам конец. Только мир и покой».

– Спасибо, – склонив голову, ответила Калия.

Шлепая по полу босыми пятками, она направилась к себе.

– Калия…

Прохладная, неестественно мягкая ладонь на плече заставила остановиться. Это была Элинор, одна из жриц-Отрекшихся.

Больше всего на свете Калии хотелось спать. Однако она поклялась всегда быть с теми, кто нуждается в ней, а Элинор выглядела встревоженной. Ее мерцающие глаза бегали из стороны в сторону, голос звучал еле слышно.

– Что случилось, Элинор? Беда?

Элинор покачала головой:

– Нет. Наоборот. Похоже, впервые за долгое-долгое время происходит нечто хорошее. Можем мы поговорить наедине?

– Конечно, – ответила Калия.

Она отвела Элинор в свой крохотный альков и усадила на кровать. Как только они остались одни, Элинор не пришлось упрашивать говорить: слова посыпались с ее иссохших губ с такой быстротой, что Калия не раз была вынуждена переспрашивать.

Чем дальше она слушала, тем сильнее округлялись ее глаза. Вспомнились слова наару: «Прежде, чем тебе будет дарован покой, ты должна кое-что сделать. Кое-что понять и принять. Помочь нуждающимся в твоей помощи. То, что нужно для исцеления, непременно приходит, но порой его трудно узнать».

На глаза навернулись слезы, и Калия крепко обняла подругу. Впервые со дня падения Лордерона сердце ее исполнилось надежды. Теперь у нее действительно появилась цель.

Исцеление шло к ней само.

В Азероте имелось множество мест, которых Сильвана Ветрокрылая предпочла бы не посещать никогда. Галливиксова резиденция под омерзительным названием «Дворец удовольствий» значилась в их списке не первой, но недалеко от начала.

Когда-то Азшара была прекрасной землей – страной просторов, осенних красок и океанских берегов. Однако при Гарроше сюда явились примкнувшие к Орде гоблины и, в полном соответствии со своим фирменным отсутствием вкуса, изуродовали эти места до неузнаваемости. «Дворец», где сейчас, рядом с Джастором Галливиксом, утопала в чрезмерно мягком кресле Сильвана, был вытесан из целой горы. Ее лицевой склон в буквальном смысле превратился в «лицо»: на разоренную землю внизу отвратительно щурилась гротескная физиономия самого Галливикса.

Сам дворец, на взгляд Сильваны, был еще безобразнее. Снаружи имелась просторная зеленая лужайка с дорожкой для какой-то игры с маленьким белым мячом, колоссальный бассейн с подогревом воды, а также множество барменов и официанток, в данный момент торчавших без дела – кроме тех, что обслуживали Галливикса.

Внутри также было не лучше. Столы ломились от яств, большей части которых никогда не суждено было быть съеденными, и колоссальных бочек, расставленных для красоты. Наверху находилась спальня принца. Сильвана слышала, будто он спит на грудах монет, но вовсе не спешила проверять правдивость этих слухов.

Галливикс был очень рад ее появлению и то и дело предлагал ей выпить. Сильвана всякий раз отвечала отказом. Пока он ублажал собственное нутро, она рассказала о встрече на Громовом Утесе – конечно же, умолчав о завуалированной угрозе в адрес Бейна. К чему сообщать Галливиксу более необходимого?

– Я уверена, их старания исцелить мир не повредят твоим стараниям в добыче азерита, – закончила она.

Галливикс захохотал, тряся необъятным брюхом, и отхлебнул какого-то пенистого фруктового пойла.

– Не-не-не, – заверил он, небрежно взмахнув зеленой ручищей. – Пусть проводят свои церемонийки, сколько хотят. Моя операция достигла такого размаха, что ей уже не повредить. Главное, им это будет в радость, так я говорю?!

– Пока что твоя операция не приносит мне особой пользы, – напомнила Сильвана, оставив его замечание без ответа.

– Спокойствие, – заверил Галливикс. – Об этом мои парни…

– Позаботятся. Да, я помню.

– Нет, серьезно! Я собрал в одном местечке в Танарисе лучшие из известных мне умов. Дал им солидную порцию этой золотой жижи. И велел шевелить мозгами вовсю.

Галливикс сделал еще глоток и облизнулся.

– И?

– И они трудятся, не покладая рук, – ответил Галливикс, вильнув взглядом.

– Над чем именно трудятся?

– Я… э-э… я сказал: можете делать все, что захотите. Но ты же знаешь этих ученых! Они такое выдумывают, что нам с тобой и не вообразить. Лучший способ иметь с ними дело!

– Галливикс, мне нужно оружие.

Опустошив бокал, Галливикс помахал рукой, требуя принести новый.

– Конечно, конечно, они и оружие сделают.

– Я хочу, чтобы они сосредоточились на оружии. Иначе отправлю туда всех Отрекшихся, эльфов крови, тауренов, троллей, пандаренов и орков, каких сумею собрать, и возьму твою «операцию» под собственный контроль. Понятно?

Торговый принц уныло кивнул. Вне всякого сомнения, он понимал, что все сделанное оружие достанется людям Сильваны, однако рассчитывал, что его ученые смогут создать и другие вещи, которые он с неплохой выгодой продаст на сторону.

От мрачных мыслей Галливикса отвлек хобгоблин, ввалившийся в зал и пролопотавший нечто, понятное только его боссу.

– Ну конечно же, идиот! – рявкнул в ответ Галливикс. – Немедля проводи защитника Гнилостеня к нам!

Пожалуй, вмешательство хобгоблина принесло Сильване не меньшее облегчение, чем Галливиксу. Войдя, Натанос едва заметно кивнул хозяину и поклонился королеве.

– Прости за вторжение, госпожа, – сказал он, – но я подумал, что эти новости лучше доставить тебе без отлагательства.

Опустившись перед Сильваной на колено, он подал ей свиток, скрепленный печатью синего воска с оттиском львиной головы.

– Ого! А я эту печать знаю! – воскликнул Галливикс, поднося к губам банановый коктейль.

Сильвана, знавшая эту печать не хуже него, повернулась к гоблину и пронзила его холодным взглядом.

– Оставь нас, – велела она.

Гоблин ненадолго замешкался. Не сводя с него взгляда, Сильвана приподняла белую бровь. Галливикс скривился и с трудом поднялся с кресла.

– Как угодно, – сказал он. – Не стесняйтесь. Захочешь присоединиться ко мне, покончив с этим малым – я в ванне.

Шевельнув бровями, он тяжко заковылял прочь и крикнул на ходу:

– Эй, зайка-киска, принеси-ка мне ананасовый пунш!

– Сию минуту, босс, – пискнула в ответ гоблинша-официантка.

Натанос проводил торгового принца взглядом. Его красные глаза сверкнули злым огоньком.

– Я его убью, – сказал он.

– О, нет. Этого удовольствия я не уступлю никому, – возразила Сильвана, поднявшись на ноги и вновь взглянув на свиток в его руке. – Итак, это от Варианова птенца? И вручено тебе в Подгороде?

– Да, – с непроницаемым выражением на лице подтвердил Натанос. – Получено из рук в руки от архиепископа Фаола. Теперь он – Отрекшийся.

Услышав это, Сильвана издала короткий, лающий смешок:

– Как странны пути его любимого Света!

– Уж это точно.

Сломав печать, Сильвана развернула пергамент.

Сильвана просто окаменела. О, да: что такое потеря близких и гибель любимых, она понимала лучше всякого другого. Артас лишил ее всего – друзей, семьи, любимого Кель’Таласа. Всей ее жизни. Всей способности к истинной заботе и к истинным чувствам – любым, кроме ненависти да злобы.

К тому же, она пыталась воссоединиться с близкими. Приняла предложение старшей сестры созвать всех родных, оставленных Артасом Менетилом в живых, и вернуть себе Шпили Ветрокрылых, очистив родовое гнездо от поселившихся там темных тварей. А, может, и самим, вернувшись назад, к временам, когда ни в ком из них не было мрака, очиститься от собственной тьмы.

Однако попытка оказалась тщетной. В юности они были солнцем и лунами. Умница Аллерия в нимбе сверкающих золотых локонов, смешливый юный Лират… Сильвана была Большой Луной, а младшая из трех сестер, Вериса – Луной Маленькой…

Вериса склонилась, сломалась под гнетом тоски о погибшем любимом. Смерть настигла ее мужа, Ронина, в Тераморе. Он оказался одной из множества жертв мана-бомбы Гарроша Адского Крика, и это разбило, уничтожило Верису. Сокрушило столь основательно, что та ненадолго (но как же прекрасно было это ушедшее время!) превратилась в подобие своей темной сестры, вместе с нею затеяла заговор… Вериса была так близка к тому, чтоб присоединиться к Сильване в Подгороде! Так близка к тому, чтоб разделить с Сильваной посмертие!

Но в последнюю минуту любовь к детям превозмогла скорбь Маленькой Луны по погибшему мужу. Поэтому Вериса осталась с Альянсом. А Аллерия, так долго считавшаяся пропавшей, а затем чудом вернувшаяся, приняла, впустила в сердце непроглядную тьму самой Бездны. Да, эта тьма даровала ей немалые силы, но изменила ее внешность не меньше, чем душу. А уж что могут творить подобные силы – об этом Сильвана знала достаточно: казалось, отпечатки холодных пальцев на лице сестры видны воочию…

Что же до собственного мрака и тьмы – их Сильвана прекрасно знала и без дальнейших самокопаний.

План короля-мальчишки был глуп. Он еще верит в то, что люди способны меняться! О да, безусловно, могут. Аллерия, Сильвана и Вериса – лучшее тому свидетельство.

Вот только их перемены – отнюдь не к лучшему. По крайней мере, с точки зрения Андуина.

Впрочем, отчего она так злится? Неужели щенок сумел зацепить ее за душу так, как не удавалось Волку?

Покачав головой, Сильвана продолжила чтение.

– Да он еще глупее, чем я думала, если полагает, будто я не вижу эту западню насквозь, – сказала Сильвана, сминая письмо в комок. – Что скажешь об архиепископе Фаоле, передавшем это письмо?

– Действительно, Отрекшийся. Мне кажется абсолютно искренним, хотя на предложение присягнуть на верность Орде ответил отказом. Сказал, что предпочитает служить Свету, а не королям и королевам.

– Ха! – без всякого веселья воскликнула Сильвана. – Я превратила его в Отрекшегося ради его же свободы воли, и вот она, благодарность! Впрочем, неважно. Насколько я понимаю, ты считаешь его безвредным.

– Он очень силен, Темная Госпожа. Но – не враг. Кстати, еще он принес письмо к главе Совета Покинутых.

Сильвана насторожилась.

– Ринн уже знает об этом совете? Я вижу, королевские шпионы трудятся, не покладая рук.

Ринн… Как долго это слово означало Вариана и никого другого! Странно.

– Возможно. Однако не стоит забывать: многие из нас свободно посещают Храм света Пустоты. Кроме этого, в присланном ей письме о совете не говорилось ни слова. Дело в другом. Как оказалось, до самого недавнего времени Элси сама принадлежала к числу Отрекшихся, имеющих живых родственников. Ее муж, Уилл Бентон, служил и Вариану, и Андуину Риннам.

– Элси?

– Так звал Вельсинду Уилл, и она решила вновь взять себе это имя, – пояснил Натанос.

В знак нового рождения, в знак отречения от прежней жизни и единства друг с другом большинство Отрекшихся взяли себе новые имена и фамилии. Как ни странно, услышав, что Вельсинда отказалась от нового имени, Сильвана почувствовала болезненный укол в груди. Имя «Вельсинда» звучало внушительно, гордо. А «Элси»… пожалуй, это имя вполне подходило той, кем эта женщина была при жизни. Простое, ничем не выдающееся… и очень человеческое.

Оставив эти мысли, Сильвана задумалась над другой информацией, принесенной ее защитником. Если Андуин только что потерял преданного слугу… Выходит, его предложение продиктовано не стратегическими, а личными мотивами! Тогда серьезной угрозы оно в себе не несет. И тем не менее…

– Очевидно, Вельсинда тоже служила семье короля, – сказала Сильвана, не удостаивая Верховную Правительницу этого нового непристойного имени.

– Да, – подтвердил Натанос. – Работала на дворцовых кухнях. И была очень огорчена новостью о смерти мужа. Полагая, что далеко не одна она сохранила теплые воспоминания о родных и близких, предложение встречи приняла с одобрением.

Вновь вспомнив собственную попытку воссоединения с живыми во всех подробностях, Сильвана покачала головой. Зачем будить призраки прошлого? Уж лучше пусть покоятся в мире.

– Это перемирие – ошибка и не принесет моему народу ничего, кроме страданий. Они не могут быть людьми, и соблазн воссоединения с любимыми приведет только к недовольству тем, кто они есть на самом деле. Возжелав невозможного, они выродятся в убитые горем пустышки. Я не желаю подвергать их подобным страданиям.

– Ты можешь использовать это к собственной выгоде, – заметил Натанос. – По словам Вельсинды, многие Отрекшиеся хотели бы, чтоб следующая их смерть была Последней. Они не хотят продолжать существование. И чаще всего, можно сказать, в один голос ссылаются на тоску по тем, кого любили при жизни.

Сильвана медленно повернулась к защитнику, обдумывая его слова.

– Если ты дашь согласие на этот опыт – на встречу с живыми родными и близкими – и представишь его как нечто, великодушно дарованное тобой подданным, возможно, они с большей охотой примут твое решение искать способы сохранить народ Отрекшихся от исчезновения.

– Но позволять им общаться с живыми – это братание с врагом, – сказала Сильвана.

– Возможно. Но, если и так, ведь это всего на один день. Дадим им эту надежду, возможность встретиться с теми, кого они не рассчитывали увидеть больше никогда. И…

– И власть над их счастьем – по крайней мере, в этом отношении – окажется в моих руках, – закончила Сильвана. – Либо они возненавидят живых, что укрепит их преданность Темной Госпоже. Так или иначе, я остаюсь в выигрыше.

Натанос кивнул:

– В самом худшем случае они убедятся, что ты прислушиваешься к их заботам. Я твердо уверен: Совет Покинутых совершенно безвреден. Они – не из непримиримых предателей. Дай им этот шанс – для пробы. Если пойдет на пользу, то при желании можно и повторить.

– Хорошие доводы, – сказала Сильвана, расправив смятое письмо и перечитав его снова. – Вот только моим лучникам будет нелегко сдержать руку, когда перед ними так много людей.

– Они не нарушат твоего приказа, королева, – заверил Натанос.

Это была сущая правда. Без приказа Сильваны темные следопыты не выпустят ни единой стрелы. А к войне с Альянсом Сильвана была не готова – по крайней мере, по столь пустяковому поводу.

– Ради блага Отрекшихся я приму это предложение, – решила она. – Возвращайся в Подгород. Сообщи Вельсинде Бентон, что королева отнеслась к ее желанию благосклонно и вскоре встретится с ней, дабы обсудить эту встречу более подробно. Пусть начнет составлять список членов Совета, имеющих живых родственников в Штормграде. Пусть узнает имена этих родственников и все остальное. Я передам этот список Андуину с тем, чтобы он смог отыскать их и выяснить, захотят ли они участвовать в этом.

– Но принять участие хотят не только члены Совета, – сказал Натанос. – Многие из собравшихся на чествовании павших поддерживают их.

Сильвана отрицательно покачала головой:

– Нет. Количество должно быть невелико, чтоб я могла контролировать положение. Только члены Совета, и более никого.

– Как будет угодно королеве. Прости мою вольность, но я полагаю, что ты приняла мудрое решение. Судя по всему, что я видел, это положит конец всем роптаниям недовольных.

– Да – так или иначе, – холодно улыбнулась Сильвана. – Вдобавок, это проложит нам путь к взятию Штормграда. Прежде я полагала, что взять его можно только с бою. Но если юный король доверяет нам, однажды мы сможем войти в его величественные врата, и нам будут только рады.

Мысли Сильваны вновь обратились к этому изумительному веществу – к азериту. Чего только с ним не добиться! Чего только не создать!

Чего только не уничтожить…