Солнце припекало. Августовская жара вдали от Моря оказалась поистине невыносимой. Санделло с радостью ехал бы ночами, но не через здешние дикие и негостеприимные места. Старый мечник пересёк несколько древних полузаросших трактов, что когда-то вели от границ Мордора на юг и восток, в покорённые страны. Давно заброшенные, дороги эти служили лишь мрачным напоминанием о былой мощи Барад-Дура. Широкие, замощённые тщательно пригнанными друг к другу плитами, они стойко сопротивлялись натиску времени. И пусть в щелях уже поднялась трава, ехать по такой дороге было бы одно удовольствие – если бы не перекрывали их заслонами кое-где мордорские орки.

Не желая рисковать, Санделло свернул с дороги.

Вокруг на целые лиги тянулись мелкие, невысокие, но очень и очень крутобокие холмы. Покрытые густым кустарником, они выглядели непроходимыми, а усеянные черными колючками ветви и вовсе отбивали всякую охоту лезть в глубину зарослей.

Санделло долго петлял по лабиринту межхолмий, выискивая ему одному ведомые приметы, пока взгляд его не упёрся в увитый плющом серый камень, намертво вросший в землю. Трёхгранную пирамиду, всю в выбоинах, сколах и трещинах, испещряли неведомые письмена.

– Здравствуй, Камень Пути, – с облегчением вздохнув, прошептал Санделло. – Ну, теперь и тропа должна сыскаться…

Горбун спешился, не торопясь поднялся к Камню, бережно коснулся ладонями шершавой поверхности.

– Тут мы шли с тобой, Олмер, – негромко произнёс он, впервые, наверное, за долгие годы назвав своего господина по имени. – Мы шли вместе… и у Камня Пути ты увидел Знак…

Горбун умолк, прижавшись лбом к камню.

– Подскажи…

Но Камень молчал. Молчали и окрестный лес, и земля, и небо. Нахмурившись, Санделло отступил на шаг, вновь потянувшись к бережно хранимому мечу Эола.

Чёрный клинок равнодушно коснулся изрезанной письменами поверхности. Железо и камень… Казалось, друг до друга им нет никакого дела. Остриё меча медленно ползло по прихотливым извивам рун. Не тенгвар, не керта – а совершенно неведомые знаки. Олмер знал их… и унёс это знание с собой.

А ведь тогда он долго стоял у Камня, водя пальцем по чертам загадочных письмён; что открылось ему? И на что, собственно говоря, рассчитывает здесь он, Санделло?

Горбун разочарованно вздохнул, убирая меч Олмера. Нет, Камень не станет с ним говорить… Однако едва Санделло выпрямился, – над ухом коротко свистнула стрела. Оголовок звякнул о Камень – рванулся сноп искр, точно кузнец со всей силы ударил молотом по раскалённой заготовке. Под ноги горбуну упало белооперённое древко.

Рука Санделло рванулась к мечу… и остановилась, не коснувшись эфеса. Горбун выпрямился, нарочито медленно скрестив руки на груди, и пристально взглянул туда, откуда прилетела стрела. Слишком хорошо знал он и эти стрелы, и выпустивших их лучников.

Не шелохнулись колючие ветви, не зашуршала трава, не хрустнули сучки – из ничего возле Камня Пути возникли пять высоких фигур в серо-зелёных плащах до пят. Один из пришельцев бесстрашно шагнул к горбуну, откидывая капюшон.

– Воин Санделло, – полуутвердительно проговорил эльф.

– Принц Форвё, – холодно вернул горбун приветствие.

Повисло молчание. Наконец эльфийский принц промолвил:

– Мы не враги тебе сейчас, воин Санделло. Наша стрела тому доказательство – если бы мы хотели убить, она сразу пронзила бы тебе горло. Но мы хотим говорить…

– Да уж, вы по-прежнему мастера учтивых приветствий, – съязвил горбун, откидывая носком сапога белооперённую стрелу в сторону. – О чём нам говорить, эльф? Да ещё здесь, в этой глухомани? У меня свой путь, у вас – свой.

Форвё склонил голову, словно задумавшись; зелёный камень в золотом обруче, охватывающем его чело, заискрился в лучах солнца, проглянувшего сквозь облака.

– У тебя за спиной древний меч моего народа, – заметил принц. – Тёмное, проклятое оружие. Мне ведомо, кто владел им десять лет назад, кто сразил Кирдэна и Наугрима. Зачем ты снова вынес прошлое на свет?

– Не твоё дело, эльф, – каркнул Санделло. – Если этот клинок тебе нужен – возьмёшь, когда я буду мёртв.

– В прошлом часто таятся истоки грядущих бед, – Форвё не принял оскорбительного тона. – Разве ты этого не знаешь? Все беды Средиземья, все его проклятия исходят оттуда. Мы обеспокоены, Санделло. Мы провидим великую войну и кровь, бедствия и страдания, и тень Дагор Дагоррата вновь поднимается впереди. Разве это не повод, чтобы поговорить?

– Оставьте свои провидения при себе, – фыркнул горбун. – Нам не нужны ни ваше беспокойство, ни ваша помощь. Ты многое ведаешь, эльф, но мне ведомо также, сколько бед произошло из вашего беспокойства о судьбах мира. Говорю: оставьте этот мир нам. Мы справимся сами.

Форвё возразил:

– Этот мир такой же ваш, как и наш. Ни твой господин, ни ты понять этого не хотели… Однако в том оружии, что ты несёшь с собой, зреет зерно великой беды. Санделло! Что-то позвало тебя на Юг, мы это поняли, потому что и нас зовёт туда же некая грозная пробудившаяся сила, природы которой я пока не понимаю… Но что зовёт тебя? Ты лучше всех знал Олмера и его планы, ты хранил верность ему, уже мёртвому, десять лет…

– Не мёртвому, а свободному! – яростно возразил Санделло.

Форвё кивнул:

– Мы подозревали и это… Потому и встревожились, когда ты, его правая рука, его тень, двинулся на Юг с Чёрным клинком за плечами. Тебя тоже тянуло туда, где пробудилось нечто страшное. Да, мы преследовали тебя, но не затем, чтобы остановить – мы хотим понять. Всё связано в этом мире, не правда ли? Может быть, нам станет яснее природа грядущей беды.

Санделло! Куда ты идёшь, для чего? Кто ждёт тебя там – враг или союзник? Зачем тебе Чёрный меч твоего господина?

Горбун медленно покачал головой, не сводя взгляда с эльфийского принца.

– Я не стану говорить с тобой, эльф, – хрипло ответил он. – Пусть даже небо соберётся рухнуть на землю – не стану. Какое вам дело, ждёт меня на Юге друг или враг! Но… мне, как и вам, открыто, что с Юга идёт беда. Это всё.

– Ты так ничего и не сказал, – покачал головой Форвё. – Что ж, дело твоё. Но посмотри, как всё сходится. Талисман твоего господина помогает отыскивать путь, верно? У нас есть похожие вещи, и они тоже пробудились. И дороги наши ведут в одно и то же место. Не стать ли нам на время союзниками, воин? Посмотри, мы идём в одну сторону! А потом, если захочешь, сможешь вызвать меня на поединок и решить дело в честном бою.

Лицо у горбуна дрогнуло, и на миг показалось, что он готов сказать «да». Но лишь на миг – в следующее мгновение Санделло рассмеялся, хрипло, словно ворон:

– Я даже говорить с тобой не желаю, а ты предлагаешь мне союз! Ну уж нет!.. А теперь, если хочешь убить меня – давай! Но помни: даже эльфийская стрела не в силах свалить старика Санделло в один миг. Кое-что я сделать успею…

Горбун слегка повернулся, и Форвё увидел: пальцы Санделло сжимают рукоять метательного ножа.

– Эта штука летает хоть и медленнее твоих стрел, но зато бьёт надежнее. – Горбун хищно усмехнулся.

Куда девалась вся неловкость старого воина! Тело вновь обрело тигриную грацию; Санделло стоял, чуть покачиваясь на напряженных ногах, и горб его исчез – казалось, он просто чуть ссутулился в боевой стойке.

Форвё тяжело вздохнул. Покачав головой, шагнул ближе к горбуну и опёрся локтем о Камень.

– Если ты думаешь, что я боюсь смерти, – сильно ошибаешься. Кому суждено вернуться к жизни в собственном теле и с собственной памятью, тот не страшится гибели… Жаль, что переговоры наши не увенчались успехом, воин Санделло. Ты выбрал. Однако знай, что мы по-прежнему следуем за тобой, и если ты встанешь на нашем пути – я уже не буду портить стрелу о камень ради приветствия.

Санделло осадил коня.

Перед ним лежало пепелище, равного которому старый воин ещё не видал.

Похоже, здесь всё осталось таким же, как и несколько дней назад, когда на этом поле сошлись две великие рати и полегли почти полностью. Великий Тхерем, правда, праздновал победу, битва замедлила продвижение орды диких племён к Хриссааде – Санделло, проезжая через Харад, жадно ловил любые слухи о происходящем на Дальнем Юге. Слухи ходили один другого невероятнее, но в одном они не лгали – здесь и впрямь случилось величайшее побоище.

Перед горбуном лежала равнина, покрытая толстым слоем спёкшейся грязи, пепла и останков. Кое-где из чёрной потрескавшейся поверхности торчали остовы мёртвых деревьев, точно руки умирающих, тянущиеся к небу в немой мольбе. Ветер так пропитался гарью и тленом, что дышать стало тяжело.

Да, искать здесь было нечего и некого…

Однако горбун внезапно насторожился. Зоркие глаза его заметили фигурку, бредущую по безжизненной равнине и ведущую под уздцы коня. Человек шёл медленно, присматриваясь к отвратительной массе под ногами, словно что-то разыскивал на этом поле мертвецов.

Санделло прищурился. Девушка… Да ещё и одетая как воин, и увешанная оружием с головы до ног!

Словно что-то почувствовав, незнакомка внезапно остановилась, резко повернувшись в сторону Санделло. Повернулась, взглянула – и одним движением взлетела в седло, погнав коня к скрывавшим горбуна зарослям.

Губы Санделло скривились в недоброй усмешке. Чародеев горбун не жаловал, и не без оснований относил к ним всех, кто способен чувствовать чужие взгляды на расстоянии. Ничто не могло выдать старого мечника: тихо стояли приученные лошади, и даже ветер дул ему в лицо.

Заученным движением Санделло вытянул из саадака хазгский лук, наложил стрелу; широкое костяное кольцо лучника он так и носил на большом пальце, не снимая. Подняв лук, Санделло резко вытолкнул вперёд левую руку – он стрелял, как принято на Востоке, а не на Западе. Выводился сам лук, а тетива как бы оставалась на месте. Задержал дыхание. Наконечник плавно качнулся раз, другой, ловя цель. В аккурат в плечо войдёт, сшибёт с коня – а там поднимем да расспросим, кто такая и зачем здесь…

Стрела ушла хорошо, Санделло это чувствовал. Миг – и девушка свалится с несущегося коня, покатится по твёрдой чёрной корке, в которую здесь превратилась земля, и вряд ли сама сумеет встать.

Однако девушка – не успел Санделло моргнуть – лишь слегка отклонилась, выбрасывая руку вперёд, и поймала стрелу в воздухе. Ещё мгновение – и стрела отброшена, а в руке совсем близко подскакавшей всадницы сверкнуло лезвие взметнувшейся сабли.

Сильна!..

Метательный нож вырвался из руки горбуна коротким серебристым взблеском.

Звон. Сабля оказалась там, где надо, – на долю секунды раньше брошенного ножа. Всадница же мгновенно скатилась с коня и очертя голову ринулась в кусты.

С лица горбуна сошло его всегдашнее холодно-невозмутимое выражение. На широком мече звякнули кольца.

Уже летевшая вверх, готовящаяся к удару сабля застыла на полдороге.

– Это ты?! – разом воскликнули и горбун, и девушка. Однако оружие осталось наготове.

– Санделло!

– Оэсси!

– Нет, не Оэсси! Давно уже не Оэсси… Тубала!

– Тубала… Что за варварское имя, Эсси! Как ты сюда попала?

– Как ты сюда попал?

Этот вопрос тоже вырвался у них одновременно.

Санделло растянул губы в подобии улыбки:

– Олвэн взрослый мужчина, настоящий воин и не нуждается в моей опеке. Что мне делать в Цитадели? Я отправился на Юг. Хотел стать наёмником в тхеремской армии, но с ними у меня тоже вышли неприятности. Пришлось бежать… Вот, оторвался от погони, теперь думаю свернуть на восток… Там мечи, говорят, в цене. Ну а ты…

– Я гонялась за известной тебе троицей. Один недомерок с волосатыми ногами и двое дубоголовых гномов! – Красивое лицо Тубалы исказилось.

– Вот как? – Санделло иронически поднял бровь. – Ты ещё не бросила эту бредовую затею?

– Не бросила и не брошу никогда! – с горячностью воскликнула Оэсси-Тубала. – Мы же говорили об этом!

– Но тогда тебе было десять лет!

– Ничего не изменилось, – последовал холодный ответ.

Санделло пожал плечами.

– Давно известно, коль Оэсси что-то взбрело в голову – обратно уже ничем не выбьешь, – заметил горбун, окидывая юную воительницу оценивающим взглядом.

– Вот именно. Я рада, что ты это понимаешь! – фыркнула Тубала. Санделло едва заметно усмехался. В опущенной правой руке его по-прежнему оставался широкий, непривычный оку западного воителя меч. Тубала платила тем же – остриё сабли смотрело в землю, но лишь для вида – воительница готова была к немедленному бою.

– А как ты поняла, что я здесь? – вдруг спросил Санделло.

– Давно умею взгляды чувствовать, только ты раньше не замечал. – Тубала небрежно махнула рукой. – А вот зачем ты стал стрелять?

– Не люблю чародеев, – усмехнулся горбун. – И потом, ты так ринулась на меня…

– Так, что неустрашимый воин Великого Олмера, – последние два слова она произнесла с истинным благоговением, – испугался и схватил дурацкую палку с натянутой верёвкой из жил?

Санделло лишь равнодушно повёл плечом:

– Думай как хочешь. Давно прошло время, когда слово моё хоть что-то для тебя значило. Твоя троица что же, оказалась в Хараде?

– Угу. Я гналась за ними от самой Хриссаады… перебила тьму народа…

– Понятно. Придется сделать пресветлому правителю Великого Тхерема хороший подарок, чтобы он закрыл глаза на твои шалости, – закончил горбун.

– Не твоё дело! – отрезала Тубала, кусая губы.

– Не моё, не моё… давно уже не моё. Слово с меня снято, так что хоть на дно морское ступай, коли неймётся. Ладно! Доскажи про врагов твоих… Тубала.

– Ишь! – Тубала презрительно скривилась, явно не зная, что ещё сказать. – Какой ты стал, однако…

– Уж каков есть, – невозмутимо ответил Санделло. – Ну так что?

– Меч у тебя интересный, – протянула воительница, словно не слыша горбуна. – А колечки эти зачем?

– А веселее, когда они звенят.

Тубала вновь скорчила гримасу. Санделло смотрел на неё спокойно и твёрдо.

– Они дважды улизнули у меня из-под носа, – буркнула наконец воительница. – Следы вели к этому полю… и здесь я их потеряла.

– Я так понял – тут полегла бездна народу, – обронил Санделло. – Может, и они тоже погибли, и тебе больше некому мстить?

– Ты забыл, что на них – мифриловые доспехи?!

– Они не спасут от огня…

– Но сами-то доспехи должны были уцелеть!

– Если их не прибрал к рукам какой-то счастливчик…

– Нет! – Тубала зарычала, словно дикая кошка. Свистнула сабля, посыпались срезанные ветви. – Нет! Я бы почуяла. Я бы почуяла горе и отчаяние металла… стон их костей… Нет! Они – живы, я знаю! Теперь мне надо снова взять след!

– С радостью помогу, – любезно отвечал Санделло. – При одном условии – дальше мы пойдём вместе.

Тубала расхохоталась, снова посыпались обрубленные саблей веточки.

– Да ты никак заговариваться стал, старик?.. Только что шёл своей дорогой и вдруг передумал! Нет уж, у тебя свой путь, а у меня свой! А со следом этой троицы я как-нибудь сама разберусь.

– Понимаешь, Оэсси, – медленно проговорил горбун, – я знаю то, что тебе – по твоей, гм… юности – пока неведомо. Ты видишь одну лишь свою месть, а я – сразу многое. Мнится мне, троица твоих врагов очутилась тут не случайно. Да и мы с тобой явно не просто так столкнулись именно здесь. В последнее время все дороги ведут на Юг, тебе не кажется?..

Тубала скорчила было обычную презрительную гримаску, но отвернулась и ничего не сказала.

– Мы с тобой всё равно стоим на одном и том же пути, Оэсси, хочется тебе этого или нет, хоть и не знаем, куда он приведёт. И это первое. А второе… – Санделло с усмешкой бросил взгляд на ближайшие заросли. – Видишь ли, по пути я столкнулся с компанией очень решительных эльфов-Авари, и они любезно согласились последовать по моей тропе на Юг. У нас уговор, меня они не тронут. Но тебя, если нечаянно пересечёшь им дорогу… – горбун покачал головой.

– Вот как? – Девушка гордо рассмеялась. – Хотела бы я глянуть на этих парней!..

Белооперённая стрела звякнула о лезвие опущенной сабли.

– А… э… – Тубала, казалось, не на шутку ошарашена. Взгляд её метался по зарослям, но, похоже, так никого и не нашёл.

– Видишь, я не лгу, – хладнокровно заметил Санделло. – Эльфы любят меня не больше твоего и пообещали утыкать стрелами, как ежа, если только я встану у них поперёк дороги, но в то же время я им нужен. Так что со мной ты в безопасности.

– Они что, следят за тобой? – прошипела Тубала.

– Верно. Но пока мы друг другу не мешаем… А тебе следует поберечь свою жизнь, если ты хочешь в конце концов отомстить за отца. Ну так что… Оэсси?

Воительница с шипением втянула воздух сквозь сжатые зубы.

– Что ж, будь по-твоему. Пойдём вместе, Санделло! Но только – пока я не настигну врагов, тогда уж путь мой с твоим разойдётся, и даже не надейся снова ко мне приблизиться! Что ты там говорил насчёт следа, кстати?..

– С этим просто, – ухмыльнулся горбун, убирая недовольно звякнувший меч. – Я уверен, что троица твоя направилась вслед за остатками одного из этих воинств, – он кивнул на жуткое пепелище. – У них есть кое-что, по всей видимости, крайне интересное для гномов с невысокликом. Воинство с Юга наделало немало шума в Хараде и немало его потрепало, но это не так интересно… Оно сейчас движется вдоль Хлавийских гор, ну и мы поспешим туда же.

– Тогда чего стоим?! – воительница с размаху вогнала в ножны саблю и одним движением взлетела в седло. – Ну?! Поторапливайся!

Санделло усмехнулся – точно взрослый, которым командует невоспитанный ребёнок.

Теперь они ехали на восток.

Предгорные леса кишмя кишели всяческой отвратной живностью, однако Рагнур вновь явил свою незаменимость. Жуткие на вид белые змеи отлично годились на жаркое, а вот весьма упитанные нелетающие птицы, как оказалось, ловко швыряются тяжёлыми отравленными перьями и ловить их небезопасно.

Друзья старались двигаться по самой границе леса и степи, где в сухих балках исчезали сбегавшие с гор узкие ручейки. У хоббита второй день неотвязно ныла левая ладонь – знакомой болью, болью ожога от лепестков синего цветка; и постоянно вспоминался тот невыносимый свет, блеснувший на поле битвы.

Сейчас они отдыхали. Точнее, отдыхал Фолко, гномы, казалось, выкованы из железа и не устают, а Рагнур отправился на разведку. Пока ждали кхандца, Фолко сидел молча, прикрыв глаза и опершись спиной о нагретый солнцем камень. Здесь, на Дальнем Юге, осени не бывало вовсе. Сюда прилетали из северных краёв птицы; времена года различались лишь по тому, идут дожди или нет. Но даже и под конец сухого сезона леса буйно зеленели, и лианы, презирая всё и вся, покрывались яркими крупными цветами. Хоббит жестоко страдал от жары и духоты – и не только он, но даже и привычные к раскалённым топкам гномы. Правда, в кузнях жар был сухим и звонким, а здесь – гнилым и влажным. Всё, что возможно, мгновенно покрывалось плесенью; казалось, вдыхаешь не воздух, а какую-то липкую, горячую, обжигающую изнутри кашу. Уснуть было невозможно – донимала мошкара.

Зато теперь хоббит не сомневался – свет, который они преследовали, был тем самым, искомым, который он почувствовал ещё в самом начале пути из Умбара. Это он сверкнул на поле боя; и тут в памяти Фолко всплыло имя – «Хенна».

Хенна – так назвал пленный харадрим человека, приведшего с юга эту неисчислимую армию, Дикую орду. Верно, и Свет, гнавший дикарей на погибель, тоже связан с ним. Но кто он, этот Хенна? Великий герой, вождь? Человек, эльф или иное создание? Хоббит мог поклясться, что никогда прежде не слыхал этого имени, и всё же не переставая перебирал в памяти все слышанные когда-либо предания и слухи, связанные с Дальним Югом.

Об Эовин, о её солнечно-золотых волосах, развернувшихся над вымазанным кровью бортом, он старался не думать. Слишком много позади сражений; он научился скорбеть о погибших внутри себя, не давая боли отобрать столь нужные силы. Война прокатилась по Рохану, Арнору, по большей части Гондора; сколько таких вот Эовин полегло, хотя жить бы им и жить?

…Остатки воинства Диких уходили на восток, скользя, словно раненая змея, вдоль северных склонов Хлавийских гор. С ними уходил и Свет. Он жёг по-прежнему, и по-прежнему давил, хотя ощущал его только Фолко; но любое раздражение грозило то и дело обернуться гневом и ссорой.

Двигаться краем предгорных лесов оказалось относительно нетрудно. Если что, можно отклониться в степь; нужна вода – поищи в неглубоких овражках ближе к зарослям.

Однако Дикие оставляли за собой отравленный след, и чем дальше, тем гуще он становился. Своих мёртвых они не хоронили, не сжигали на погребальных кострах, попросту бросая их там, где несчастных настигла смерть. Казалось бы, ну что тут такого, мало ли друзья видели покойников в своих странствиях? – но эти отчего-то вызывали оторопь, и от одного взгляда на них хоббита начинало выворачивать наизнанку.

Тела, казалось, побывали в огненной купели. Почерневшие, частично обугленные, кое-где плоть прогорела до костей. Но при этом у них – у всех! – были целы глаза. Широко раскрытые, полные несказáнного ужаса, словно в последние мгновения жизни им явились такие бездны кошмара, по сравнению с которыми даже сама смерть казалась мелкой неприятностью.

– Я бы постарался тут не шибко дышать, – проворчал Рагнур, огибая по широкий дуге очередное тело – оно лежало на спине, оцепеневшие руки торчат прямо вверх, словно изглоданные пламенем ветки после лесного пожара. – Не нравятся они мне. Вот не нравятся, и всё тут.

Примолкшие и помрачневшие, друзья последовали совету кхандца.

А вскоре дорогу им преградила древняя стена. В степи по левую руку от них возник гористый остров, и впрямь словно клок земли в океане. След Диких вёл прямо, через узкую долину, и её перегораживали старые укрепления, возведённые, судя по всему, ещё харадримами. Смысла в ней на первый взгляд особого не было; верно, хозяевам Хриссаады отчего-то было нужно замкнуть здесь прямой путь.

Путники остановились, само собой, не на открытом месте.

На первый взгляд ветхие башни и стены с вычурными зубцами и бойницами казались покинутыми, но друзья слишком долго странствовали, чтобы доверять кажущейся пустоте крепкого места.

Ворота распахнуты. Проезжай, да и вся недолга.

Малыш молча потащил из ножен разом и меч, и дагу. Торин повёл плечами, взяв топор поперёк седла.

– Стойте. – Фолко поднял руку. – Дайте мне сперва попробовать. Ждите здесь.

Конечно, думал он, соскользнув с седла и крадучись пробираясь к укреплениям, можно было это всё просто обойти. Но Харад не зря ж построил этакое, значит, обход наверняка сожрёт уйму времени, а Дикие успеют уйти далеко.

Значит, напрямик.

Но, уж коль войско загадочного «Хенны» прошло здесь, стражу-то наверняка могли оставить. А раз она не на виду, значит, чует погоню и поджидает незваных гостей.

Хоббиты, как известно, умеют красться бесшумнее самого осторожного зверя, и недаром Большой Народ (то есть люди) считает, что у половинчиков есть особая «магия» и они способны исчезать на ровном месте, только их и видели.

На самом деле никто никуда исчезать, понятно, не умел и не мог, а вот тщательно выбирать укрытия, прятаться в тени, сливаться с окружающим, следовать за качающимися ветвями, двигаться в такт с ними – хоббиты могли лучше, чем даже эльфы.

Пространство перед укреплениями казалось нагим и высохшим, но Фолко всё равно скользил от одного куста к другому, от полусухого дерева к заросшему пожелтевшей травой углублению; и так до тех пор, пока не очутился возле самых ворот.

Дикие были здесь.

Они думали, что хорошо спрятались, не оставив на виду ничего, ну или почти ничего, но Фолко всё равно заметил тени стрелков за старыми зубцами, услыхал запах старой кожи на видавших виды доспехах, уловил блеск оружия, на которое предательски упал солнечный луч.

Сколько их тут было? Самое меньшее несколько десятков. Не так чтобы очень много, но крови прольётся изрядно – да и задержит в пути.

… – Будем драться? Или обойдём? – закончил хоббит свой рассказ, вернувшись к друзьям.

– Обходить далеко, – пожал плечами Рагнур. – Да это и так понятно. Прорываться – прорвёмся, конечно, но…

– А что у них по краям? – осведомился Малыш, вертя головой. – Там, где стены в лес упираются?

– О! – Фолко поднял палец. – Так и сделаем.

– Что? Что сделаем? – насели на него гномы.

…Когда мрак сгустился, вокруг старых стен всё оставалось тихо и спокойно, как на кладбище. Дикие не зажигали костров; потому-то и поднялся такой переполох, когда возле упиравшего в Хлавийские предгорья края укреплений над лесной чащей внезапно поднялись языки пламени.

Горело хорошо, весело и дружно. Пожар быстро разгорался, огонь покатился вниз по склонам, норовя добраться до сухой степной травы.

Тут уже было не до тишины и потаённости. Все Дикие, сколько их ни было, кинулись сбивать языки пламени. Вновь оказаться в самом сердце полыхающей степи им явно не улыбалось.

– А теперь трогаем, – запыхавшийся Фолко возник рядом с тревожно ожидавшими его друзьями. – Да побыстрее!

– Ловко ты, – одобрил Малыш. – Пригодился порошочек-то?

– Пригодился, – кивнул хоббит, взбираясь в седло. – А теперь ходу, ходу, пока там не опомнились!

…Они проскользнули через полуразрушенный и сильно заросший северный край укреплений, сквозь брешь в старой стене. Дикие остались позади.

А на следующий день они едва успели укрыться – навстречу им, пыля, двигался изрядный отряд, направляясь явно на усиление стражи древней стены.

…В следующие дни четверо путников снова шли и шли, держались лесистых отрогов, стараясь, как могли, сокращать расстояние до преследуемых. Им это удавалось, потому что дикая орда едва плелась, словно растеряв всю свою ярость.

– А что мы будем делать, когда их нагоним? – невозмутимо поинтересовался кхандец, ловко отрубая голову только что изловленной белой змее.

– Как это «что»? – подивился Малыш. – Перебьём всех, конечно, как же иначе?

– Вот это по-нашему! – хищно сверкнул глазами Рагнур. – Перебьём, да и вся недолга!..

– Может, и не придётся, – заметил Фолко, провожая взглядом отправившуюся в котел змеюку. Хоббиты терпеть не могут ползучих тварей ни в каком виде, однако почтенный мастер Брендибэк своё мнение об их гастрономических качествах изменил кардинально. – Если этот Свет имеет вместилище – нас интересует только оно. Живое или…

– Мёртвое! – немедля выпалил Маленький Гном.

– Тоже мне, головорез нашёлся!.. нет, Строри. Живое или не-живое, человек или…

– Или Кольцо, к примеру, – кивнул Торин.

– Кольцо, талисман, оружие… что угодно.

– Мы их догоним, – Рагнур ловко подцепил змею за начавший развариваться хвост, – а там видно будет.

…И они догоняли. Битва Диких с харадским войском закончилось взаимным истреблением, ни те, ни другие не способны были драться дальше – расползались в разные стороны, зализывая раны.

– Прижиматься к горам нам не резон… – Рагнур в очередной раз спустился с дерева. – Хвост Диких мы уже нагнали.

– И Свет совсем близко, – угрюмо кивнул хоббит.

Он в который уже раз покосился на перстень принца Форвё и – в который уже раз – не увидел того, на что надеялся.

Нет, камень был жив. Но совсем не так, как ожидалось хоббиту.

Что бы ни таилось в глубине перстня, сейчас оно скорчилось, сжалось, словно улитка в раковине, втянувшая внутрь нежное тело. Не отвечал камень и на мысленные призывы Фолко.

А вот Свет давил всё сильнее, всё ощутимее. Хоббиту уже хотелось завязать лицо платком, словно в родном Бренди-Холле, когда дядюшка Паладин выгонял всех на полевые работы, невзирая на жару и палящее солнце.

– Стоп, – вдруг замер кхандец. – Это что ещё такое?..

Они сделали короткий привал на самом краю зарослей; по левую руку от них, к северу, открывалась пыльная сухая равнина с одинокими раскидистыми деревьями. По правую руку начинались предгорные заросли; в неглубокой балочке исчезал мелкий ручей, добравшийся досюда с острых вершин.

Дикие нельзя сказать, что уходили совсем уж ничего вокруг не видя и не замечая. Перед друзьями уже несколько раз мелькали вооружённые всадники на добрых конях. Малыш утверждал даже, что он «по блеску» определил, что броня на них тоже «добрая».

Но сейчас Рагнур указывал не вперёд, на восток, а на юг.

Над зарослями вспорхнули перепуганные птицы, но не закружились, а помчались прочь.

– Ну, а что там… – начал было Малыш, но в этот миг руку хоббита словно что-то обожгло, да так, что он вскрикнул, схватившись за мгновенно разогревшийся перстень.

Камень горел, полыхал холодным синим светом, однако холод этот жёг, словно расплавленный металл.

Фолко схватился за лук. Маленький Гном и Торин уже застыли в позиции, готовые и нападать, и защищаться.

Заросли затрещали; Рагнур гибко спрыгнул с ветви, замер, чуть покачиваясь, с саблей наготове.

Где-то совсем рядом раздался вдруг дикий, нечеловеческий вопль. Затем – ещё и ещё.

Прямо на них вылетел смуглый человек, почти обнажённый, тело размалёвано коричневыми и зелёными полосами.

Шлёпнулся у самых ног гномов, вскочил, истошно вопя. Огромные выкаченные глаза, пена на губах, гримаса неописуемого ужаса.

Не замечая никого и ничего, завертелся на месте. Почти нагой, безоружный – куда он бежал и зачем?..

Рагнур что-то коротко крикнул, беглец словно и не услышал.

Малыш деловито и без суеты подставил ногу, Дикий покатился кубарем. Вскочил, точно не заметив гнома, не переставая верещать; но тут на него уже навалились Торин с кхандцем.

Беглец трясся, глаза его вращались в орбитах; поперёк лопаток лежала свежая рана, словно ожог.

– Воды дай, – резко приказал Рагнур. – На голову ему лей!.. ничего, ещё наберём!..

После третьего котелка взгляд Дикого стал хоть сколько-то осмысленным. Он что-то забормотал, затрясся, тыча пальцем в заросли, откуда только что выскочил.

Рагнур наморщил лоб, пытаясь понять.

– Что-то вышло… вылезло… из-под земли… всех – убило? Взяло? Слопало? – не пойму, плохо я этот диалект знаю…

– Всех? Их было много?

– Немало… отряд какой-то… балаболит, сбивается… Засада вроде. А тут вдруг что-то вылезло, – кхандец хмурился.

– На кого засада-то?

– Да почём я знаю, Малыш?! Не видишь – он вообще не в себе.

На краю леса вдруг сделалось очень-очень тихо, умерли все звуки, и даже стих шорох ветвей под лёгким ветром.

Хоббит медленно шагнул, загораживая собой друзей. Эльфийский лук натянут, стрела на тетиве.

Дикий вновь забился в руках гномов, что-то завопил, захлёбываясь ужасом.

Заросли колыхнулись раз и другой, однако ожидаемого чудища из них отнюдь не вывалилось.

Зато дико заржали кони, пытаясь сорваться с привязи. Тут уже было не до несчастного пленника, гномы кинулись к скакунам, а сам Дикий, взвыв, помчался прямо в степь, сверкая пятками.

Пока друзья унимали лошадей, хоббит ждал; тетиву он ослабил.

– Ну, иди сюда, иди!..

Холодный страх поднимался в нём, страх, недостойный бывалого воина. Причём страх не обычный, который опытному бойцу зачастую подспорье, помогающее не кидаться вперёд очертя голову, но ледяной давящий ужас, перед необоримой жуткой смертью, перед всепожирающим ничто, за которым не будет даже Дверей Ночи.

Пот лился по вискам и щекам, дыхание сделалось тяжёлым и прерывистым. Невидимые щупальца ползли к нему, незримые когти поднимались над головой, готовые разить.

Ему показалось, или по земле и впрямь зазмеились тонкие, почти незримые нити тумана?

За спиной зарычал Торин. Малыш сдавленно захрипел, точно его душили.

Кхандец неразборчиво выругался, помянул Морского Отца.

Ни один из друзей не побежал.

И не в кого было стрелять. Некого рубить. Вообще не с кем биться.

А Фолко явственно ощущал, что рассудок начинает его покидать. Ноги приросли к земле, он взмок, кажется, даже глаза отказывались двигаться.

Воздух вокруг начал медленно темнеть, солнце подёргивалось дымкой.

Словно незримый паук затягивал, заплетал паутиной дорогу в степь.

Рагнур сумел обернуться, крикнул – но хоббит уже и сам переборол оцепенение.

– Бежим!.. – слова повисали на губах тяжёлыми мутными каплями, горчили. Неведомая сила отрезала путь к отступлению, смертельные объятия сжимались, и хотелось бежать – вперёд, прямо в заросли, навстречу неведомому кошмару.

Яркое солнце совсем померкло, мир вокруг сковали сумерки.

Гномы и Рагнур волокли за собой упирающихся коней – те храпели, но всё-таки слушались.

За спинами четвёрки поднималась плотная стена, сгущалась, и никому в здравом уме и трезвой памяти не могло прийти в голову сунуться в эту завесу.

Вверх вела узкая, почти незаметная тропка; Фолко инстинктивно выбрал её, она круто забирала вверх, к вершине одного из предгорных холмов; пробившись сквозь густую поросль кустов с тёмно-зелёными, блестящими и кожистыми листьями, хоббит оказался возле чего-то, очень напоминавшего гнездо огромной птицы, устроенное на земле.

Такие же плетёные стенки, укрытые от посторонних взоров согнутыми живыми ветвями, такая же подстилка на дне; только в отличие от яиц и птенцов, там лежали мёртвые человеческие тела.

Трое Диких, как две капли воды похожие на того безумца, что нарвался на них.

Все – скорченные, скрюченные, руки вскинуты, словно несчастные пытались от чего-то защититься. Широко раскрытые, выкаченные глаза. Сведенные предсмертной судорогой мышцы – тела успели окаменеть, словно смерть наступила уже давно.

Отсюда открывался широкий вид на сухую степь, и можно было понять, для чего Дикие устроили тут наблюдательный пункт – но что же их убило?..

Тропа бежала и дальше – вниз, в неглубокий распадок, затем вновь вверх, исчезая в зарослях.

– В сёдла! – гаркнул Рагнур. – Уходим!..

Кони, почувствовав твёрдую руку наездников, словно бы присмирели, слушаясь поводьев.

Тропа устремилась вниз, затем вверх и снова вниз. За их спинами смыкалась беззвучная завеса, по лесу растекалась мёртвая тишина. Даже ручей, через который они перемахнули, перестал журчать.

– Лево! – резко скомандовал кхандец, однако сам же немедля с проклятием поднял скакуна на дыбы, разворачивая. – Нет! Не туда!..

Густой подлесок тонул в сизой дымке; а в ней, как показалось хоббиту, возникали и сразу же таяли уродливые гротескные лица, не поймёшь даже, какой расы, куда страшнее на вид самых страшных орков.

– Вверх!

Их словно тянуло выше в горы исполинской петлёй.

Седловина, подъём, новая вершина, заросшая, вновь спуск, вновь подъём…

– Башня!..

Древнее строение из красновато-коричневого камня, массивное, мрачное – оно выросло прямо перед ними на вершине третьего по счёту холма.

Кто и зачем возвёл её тут? Харадримы? Чёрные Нуменорцы? Ибо даже Гондор во времена своего расцвета не продвигался так далеко на юг. Или, может, сам Нуменор, ещё до того, как появилось понятие Чёрных Нуменорцев?

Дальше гнать было некуда. Тропа оканчивалась у входа в башню, возле раскрытых настежь тяжёлых створок, окованных ржавым железом; за ними открывалась холодная, леденящая чернота.

А за башней, в ложбине, сизая хмарь уже сгустилась так, что в ней тонули корни и нижние части стволов.

– Внутрь! – прохрипел Рагнур, слетая с седла.

Арка входа была высока, коней удалось завести под гулкий свод, и темнота навалилась сразу, со всех сторон, придавила незримой тяжестью.

Пустота, холод, какие-то сероватые мхи возле самого входа; кони беспокоились, Рагнуру с трудом удалось их кое-как утихомирить.

В стенах башни прорублены были узкие бойницы, забранные ещё и решеткой из толстых прутьев, покрытых плотной ржой; однако внутрь свет почти не проникал.

– И что теперь-то? – успел выдохнуть хоббит, однако Малыш уже деловито навалился плечом на створку; возмущённо заскрежетали невесть сколько лет не смазываемые петли, однако двери удалось закрыть.

– Даже засов имеется, – пропыхтел Маленький Гном.

– Стоп, мы что, от живых отбиваемся? От орков или там хазгов?

– Закрытые двери, брат хоббит, ещё никому, кто защищается, не помешали.

Хоббит выдохнул и зажмурился. Великие Валар, что им теперь делать? Их окружало старое и злое колдовство, то самое, о котором пять лет назад они вели неспешные и полные приятности беседы в Срединном Княжестве. Даже Саурон не владел ничем подобным, Назгулы распространяли леденящий ужас, однако исходил он от них, видимых в своих плащах и доспехах, на летучих тварях; здесь же – какой-то туман…

Какой-то? Туман?

Догадка вспыхнула, словно хоббит получил удар по лбу.

Синий Туман? Тот самый?.. Только он не синий, он, в общем-то, сизый…

В башне воцарилась странная темнота – бойницы слабо светились, но свет словно не мог пробиться вглубь. Фолко пошаркал ногой – гладкие каменные плиты, холоднющие, словно с ледника.

– Осторожнее, тут ход вниз у стены, – раздался преувеличенно-спокойный голос Торина. – Вода вроде как журчит.

– А тут наверх ступени, – подхватил кхандец, на ощупь обследовавший противоположную стену.

– Пойду-ка я посмотрю, что там делается. – Малыш уверенной походкой направился к бойнице. Привстал на цыпочки, застыл, вытянув шею.

– Ого, – выговорил он миг спустя. – Затопило нас, друзья, как есть затопило. Прёт и прёт, прямо сюда. Туман всё тот же; и до костей пробирает.

На последних словах голос его дрогнул.

– Пошли наверх.

– Пошли вниз.

Торин и Рагнур выпалили одновременно.

– Вниз-то зачем?

– А зачем наверх? Летать мы ещё не обучены.

– А вниз для чего?.. Чтобы вернее хмарью этой залило?

– Там вода журчит, значит, скорее всего, ручей трубами пустили. Кто знает, как далеко они идут, вполне могут нас и вывести за пределы кольца.

– А коней куда?

– Может, их ещё и не тронет… – не слишком уверенно закончил кхандец.

Торин не удостоил его ответом.

– Если кто-то знает, что делать, то лучше ему об этом сказать прямо сейчас, – Малыш не отрывался от бойницы. – Потому что хмарь эта как лезла вверх, так и лезет.

– Если ничего не придумаем – пойдём на прорыв, – Торин держал топор наперевес, словно собираясь рубить неведомо кого.

– Стойте.

Ладонь хоббита сомкнулась на клинке Отрины, пальцы другой коснулись эльфийского перстня. Они должны помочь, они не могут не помочь!..

«Эльфы Запада струсили перед Тьмой».

Холодный безжизненный голос раздался над самым ухом, голос, которого хоббит не слыхал уже пять лет.

«Они бежали на Заокраинный Запад, оставив людей сражаться».

Как всегда, начинал Ангмарец. Девятеро вновь почтили хоббита своим присутствием.

«Поэтому не слишком надейся на эльфийское оружие, невысоклик».

– Что тебе нужно? – выдавил Фолко, ещё крепче стискивая эфес заветного клинка с синим цветком на стали.

«Мы готовы помочь».

– А цена?

«На сей раз мы поможем просто так. Безвозмездно. Мы же так уже поступали!»

– Тьма никогда не делает ничего «безвозмездно»!

«Обычно. Но есть исключения. Вот как сейчас».

– Что это? – повернулся Рагнур, и Фолко спохватился.

«Это ведь вы?! – ему хотелось бешено выкрикнуть, разорвать давящую тишину. – Ваших рук дело?!»

«Нет. Наших рук дело лишь обращённые к тебе слова. Но верно, что обратиться мы могли только здесь».

«А тогда, в Хоббитании?!»

«Тогда там были те, кто был способен слышать нас. Когда таких собирается много, мы можем дотянуться и до тебя, невысоклик. Но довольно разговоров. Мы поможем и на сей раз».

«Значит, – подобрался хоббит, – я делаю то, что вам и так нужно?»

«Никто не знает, что нам в точности нужно. Ни Золотой Дракон, ни маги Срединного Княжества. Но, во всяком случае, надо использовать все шансы».

«На что?!»

Ангмарец не ответил.

– Что тут творится? – обернулся Малыш. – Так, эта хмарь поднимается и поднимается, скоро нас затопит. Дельное что у кого есть?!..

Фолко тоже кинулся к бойнице, Маленький Гном помог, подсадил.

Сине-сизая мгла поднялась уже высоко, поглотив склоны холма и настойчиво подбираясь к основанию башни. Ещё немного – и сероватые струйки начнут просачиваться в бесчисленные щели.

Хоббит скосил глаза – на медленно остывающем перстне так же медленно и мрачно камень разгорался алым. Теплела и рукоять кинжала, а может, ему просто хотелось так думать.

Девятеро безмолвствовали, а в тёмной башне становилось всё холоднее. Торин так и застыл на ведущих вниз ступенях; Рагнур не поднялся наверх.

Медленно, медленно, но неуклонно, к ним приближалось нечто, не имеющее ни формы, ни очертаний, ни тела, ни глаз – ничего.

Один только ужас.

Куда там Балрогу!.. С тем, по крайней мере, можно было сражаться. Он рухнул в бездну, когда под ним подломился мост, он не выстоял против Гэндальфа. А тут…

«Что такое магия?» – настойчиво допытывались мудрые Срединного Княжества. Слово, мысль, знак, символ, действие? Какие силы скрыты были в эльфийском клинке, какие – в перстне принца Форвё?

Это был миг, когда хоббит вспомнил все наставления Элин Катрияры – и все собственные размышления. И тогда… Наползающий могильный холод, приближающийся туман (наверняка, наверняка тот самый, «Синий») – Фолко словно оттолкнул их от себя, оттолкнул, мысленно упираясь в камень, забирая его силу и заставляя её растечься вокруг.

В башне резко посветлело.

«Верно, – услыхал он. Незримый Ангмарец говорил с явным трудом. – Держись. Свет… он тоже… углубляет тени…»

«Что?»

Вновь тишина.

Фолко казалось, что он голыми руками упёрся в незримую раскалённую стену, изо всех сил пытаясь сдвинуть её. Пробившийся в башню свет обнажил давно заброшенное нутро, нагие пол и стены; в щель под дверью пытались ползти струйки сизой мглы, однако вглубь пробраться не могли, как ни пытались.

Гномы заметили искажённое лицо хоббита, метнулись к нему.

– Что?.. Что такое?..

«Держись!..» – проскрежетал неслышимый другими Король-Призрак.

Фолко было не до ответов. Ладони жгло немилосердно, он удерживал давящую незримую стену, однако – лишь удерживал.

Туман поднимался всё выше и выше, искал прохода, доступа, но всякий раз натыкался на невидимую преграду и отдёргивался со змеиным шипением.

«Придётся… подождать… – неожиданно выдохнул Ангмарец, и голос его был полон самого искреннего изумления. – Нам… надо… подготовиться…»

«Как ″подождать″? Чего подождать?!»

«Пока… мы… подготовим…» – голос вожака Улаири таял, и явно не по его воле – он возвышал его и возвышал, однако вокруг словно разверзалась неведомая бездна.

– А, чтоб тебя! – ладони горели, Фолко понимал, что долго не выдержит.

Как мы двигаем рукой или ногой, как мы дышим? Что оживляет нас, что делает нас отличными от мёртвого камня? Хоббиту казалось – он словно бы напрягает бесплотные мышцы, наваливается призрачным плечом, рычит и шипит от боли, но держит.

А потом вдруг стало легче, намного – это схватил за руку Торин, упёрся ладонями в спину Фолко Малыш; подоспел на подмогу и Рагнур.

Туманные отростки дёрнулись и, словно по команде, втянулись обратно под дверь.

– Уфф… – у хоббита подкосились ноги, он плюхнулся на пол. Поглядел на ладони – красные, словно и впрямь обожгло. И больно, да, как после ожога.

– Что? Что это было? – забросали его вопросами гномы.

– Остановился вроде, – Рагнур кинулся к бойнице. – Ты ведь его остановил, да, Фолко?

– Остановил… уф… не знаю, – никак не мог отдышаться хоббит. – Манве великий то ведает!

– Остановил, точно, – глянул и Торин. – Стоит, колышется… ну и рожи там плавают, спаси нас Дьюрин! Но не поднимается больше.

– Толку-то, – проворчал хоббит. Встать на ноги он по-прежнему не мог

– Толку, что вот прямо сейчас он до нас не доберётся. Меня и это вполне устроит, – объявил Малыш.

– Вот именно, – поддержал Торин. – Как у нас говорят – завалом не накрыло, значит, будем жить.

– А потому пошли-ка, брат гном, за водой. Ты говорил, там ручей внизу есть?..

Гномы отправились вниз, вооружившись котелками. Факел сделать было не из чего, но Малыш, заметно приободрившись, заявил, что он-де в темноте видит лучше кошек королевы Берутиэль и, если что, Торина под руку поддержит.

Торин возмущённо фыркнул, напомнив Маленькому Гному некий эпизод, когда он, Торин, самолично вытаскивал Малыша из некоего погреба, где оный Малыш…

Тут спор прервал Рагнур, напомнивший, что коней надо напоить.

Гномы вернулись довольно скоро, с котелками, полными на удивление чистой и вкусной воды. Малыш авторитетно бросил, что у него «нюх» и вода добрая.

Коней они напоили, задали корма из остававшегося в седельных сумах ещё от прежних хозяев. Кое-как поели, экономя скудные припасы.

– Что дальше, Фолко?

Они все смотрели на хоббита – кажется, даже лошади.

Что дальше, Фолко? Ты остановил неведомую смерть, может, ты сумеешь и вывести их отсюда?

– Сейчас, отдышаться хоть дайте!

Он жадно пил, проливая воду на грудь; вода и впрямь была доброй. Холодная, но не до ломоты в зубах и с едва заметным лёгким привкусом, незнакомым, но приятным.

– Что это, Фолко? Что за сизая дрянь?

– Вопросы у тебя, Торин… – Фолко отставил наконец котелок. – Что я тебе – Золотой Дракон? Или, по крайней мере, Олорин? Откуда ж мне знать-то?

– Ты у нас всё знаешь, брат хоббит!

– Льстец, – фыркнул невысоклик. – Принц Форвё, он, наверное, сказал бы, дескать, «тварь из Начальных Дней, дремавшая под горами со времён Войны Гнева». Вот только толку от этого ровно столько же, сколько скажи я «Синий Туман».

Торин досадливо сплюнул.

– Еды у нас – кот наплакал, как люди говорят. Зерна коням и того меньше. И выходит…

– А подземелий тут никаких нет? – с надеждой осведомился Рагнур. – Гномы, вы ж мастера – неужто никакого хода нет? Вода-то, она откуда течёт?

– Течёт-то она течёт, – почесал затылок Торин, – да труба настолько узка, что там и хоббиту не пролезть. А больше я пока ничего не видел. Да и углядеть-то мудрено, в полной темноте!

– Мы выберемся, – перебил хоббит. – Обязательно. Не знаю как, но выберемся. Тут, похоже, главное – хотеть и верить. Что одолеем, несмотря ни на что.

– Ха! За этим-то дело у нас не станет!..

– Не, Малыш. Тут… тут, не знаю, не просто хвалиться надо, что, мол, выйду, да и самого Саурона одною левой заломаю. Верить надо. Не знаю, как объяснить.

– Верно, как ты верил, против Олмера выходя, – вздохнул Маленький Гном, враз посерьёзнев.

– Олмера я добил, – поморщился хоббит. – Кирдэн его сразил, не я. Я только…

– Ты сразил и не отпирайся, – отрезал Торин. – Просто Олмер тогда уже тоже… пленником был. И на нашей стороне сражался, потому что понял, к чему дело идёт.

– Так что ж сейчас-то будет? – вернул их к реальности Рагнур. – Вот когда все вместе хоббиту выстоять помогли – это ж не просто так было?

– Нет, Рагнур. Не просто так. Дайте в себя прийти, и снова попробуем. Будем дорогу прокладывать, тоннель сквозь туман пробивать. Стену перед ним я поставил, поглядим теперь, удастся ли в стороны раздвинуть!..

Через узкие, сжатые телами чёрных скал долины, через каменистые, складчатые взлобья предгорий, через заросли горных сосен брели двое.

Брели, едва передвигая ноги, но почти не останавливаясь, словно за ними следом шла неведомая погоня.

Девушка, совсем юная, чьи локоны сияли мягким золотым светом даже сейчас, и немолодой, совершенно седой мужчина с худым обветренным лицом. Одежда их превратилась в лохмотья, кожа потемнела от грязи и солнца, однако оружия они не бросили. На плече мужчины висел наспех сработанный лук; за верёвочный пояс заткнута тонкая изящная сабля с небольшой рукоятью. За спиной намертво примотан второй меч – куда длиннее и тяжелее сабли.

С каждым днём Хлавийские горы становились всё ближе, нависая над путниками, словно исполинские престолы, увенчанные белоснежными коронами ледников, прекрасные и равнодушные в своём вечном величии.

Серый и Эовин шли на восток.

– Что мы ищем? – спросила девушка, зябко поёживаясь возле угасшего за ночь костра. Утром у неё ещё оставались силы на вопросы. – Почему не возвращаемся домой?..

Серый помолчал, глядя куда-то в дымку, окутывающую дальние склоны. Он вообще сейчас почти всё время молчал или вдруг принимался бормотать себе под нос какую-то бессмыслицу.

– Сам не знаю, – медленно сказал он. – Только знаю, что там, впереди, все ответы на вопросы… Всё важное. Там… моё будущее и прошлое. И без тебя оно не имеет смысла. Не имеет смысла, Эовин!..

Эовин молчала, кутаясь в остатки рубахи. Мысль о том, что сейчас придётся снова вставать и идти, приводила её в ужас, и она спросила, чтобы подольше не подниматься:

– Какие вопросы?

– Какие вопросы? – повторил бывший рыбак, словно задумавшись. – Почему я не вывел вас всех. Почему – вот вопрос!

Эовин молчала, а Серый продолжал, всё больше горячась:

– Я ведь обещал им! Обещал, что спасу, что выведу! И чувствовал, что могу! Что, не веришь мне? Гляди!

Он простёр раскрытую ладонь над остывшей золой и вдруг в ней, непонятно откуда, родился призрачный язычок пламени. Эовин захлопала глазами – гореть было уже нечему, но пламя плясало перед ней, словно на смолистых сухих поленьях! Серый резко сжал кулак – и огонь послушно исчез, только взвился над пеплом тонкий сизый дымок.

– Ты… волшебник?!

– Если бы! – Серый горько рассмеялся. – Будь я волшебником, не шагал бы в цепях от самого Умбара, не сносил бы тычки от надсмотрщиков. Вывел бы из огня всех, кто мне доверился… Я ведь чувствовал, чувствовал, что смогу! Когда вокруг заполыхало, я вдруг понял, что огонь слушается меня, что по моей воле он погаснет! Но он… не погас. Не знаю почему, как будто в последний момент кто-то вмешался, сбил с толку. И спас я только тебя…

Эовин молчала. Первое время после битвы она почти не помнила. Когда повозка ворвалась в огонь и страшный жар поглотил её, девушка сразу потеряла сознание, не успев почувствовать ни боли, ни страха. Потом… потом в памяти мелькали только смутные образы. Вот они бредут под дождём, по колено проваливаясь в жижу, в которую превратилось смертное поле. Нет, кажется, не бредут – Серый волочёт её на себе. И откуда у него только силы взялись? Потом привал на краю выжженной равнины, Серый омывает ей лицо из родника, пьёт сам, дождь шепчет в листьях над головой и плачет о тех, кто погиб в величайшей бойне в истории Средиземья. И Эовин плачет тоже.

Потом – путь в сторону гор, бесконечные выматывающие подъёмы и спуски, короткие привалы. Эовин не могла даже сказать, какой день они в пути. Припасов у них не было – не было ничего, кроме оружия, да от того много ли толку? Пить приходилось впрок, есть – коренья, ягоды да орешки, благо к осени кое-что созрело. Пару раз Серому удавалось подстрелить из самодельного лука неосторожных птиц, запечь в углях, и тогда у них с Эовин случался настоящий праздник.

Неудивительно, почему вскоре от Эовин осталась чуть живая тень. Однако Серый шёл и шёл, словно питала его не еда, а пылавшее внутри пламя.

– Вставай, – Серый хлопнул спутницу по плечу. – Нам пора. Мы и так отстаём.

– Опять по горам? – если бы Эовин могла плакать, она бы заплакала. Но от усталости не было даже слёз.

– Здесь есть вода, – Серый пожал плечами. – Мы не можем уходить далеко от воды. И нас не так видно, как если идти по ровной степи. Там нас выдаст даже маленький костёр.

Эовин знала, что спорить бесполезно, всё равно придётся идти, если она не хочет остаться в полном одиночестве в этих пустынных краях. Кое-как переставляя ноги, она потащилась вслед за бывшим сотником.

«Нет, он не человек, – думала девушка, карабкаясь по камням. – Человек так не может, без устали идти и идти неизвестно куда… Не есть, не пить, только идти… Сил не хватит…»

Но пока что силы заканчивались у неё.

Однако Серый вдруг остановился – так, что Эовин налетела на него и едва не упала. Он стоял совершенно прямо, напрягшись, словно прислушивался к какому-то отдалённому угрожающему звуку. Эовин же ничего не слышала, кроме завывания ветра в ущельях и шелеста травы, поэтому тут же плюхнулась на камни, хорошенько нагретые солнцем. Она уже научилась использовать для отдыха каждую остановку, каждую заминку в дороге.

Серый стоял долго, а потом через силу вытолкнул из себя:

– Там, впереди… нечто. Нечто жуткое… древнее, очень древнее…

– Что ты почуял? Я ничего…

Серый обернулся, и Эовин отшатнулась, даром что сидела. Лицо его превратилось в маску, высеченную из камня; морщины углубились, в них залегли резкие тени; а глаза, напротив, словно бы горели мрачным огнём. Нет, он точно не человек!..

– Там смерть, – уронил Серый, внезапно схватил Эовин за руку, рывком поставил на ноги и потащил за собой куда-то в сторону, вниз, к равнине, куда только что отказывался идти.

Эовин пыталась вырваться – куда там! Бывший сотник держал её железной хваткой и почти волочил за собой. Ноги оскальзывались, подворачивались на камнях, волосы застили лицо, но Серый не давал остановиться, тащил и тащил, иногда бормоча что-то себе под нос.

Остановился он, когда солнце уже коснулось верхушек степных трав. Эовин молча повалилась на землю. Ног она не чуяла, в горле пересохло, всё тело болело, как после побоев.

Серый лёг в траву рядом.

– Мне тоже плохо, – просипел он. – Но то, что было там… оно гораздо хуже. Оно смерть. Нет, оно хуже смерти… Оно пожрёт тех, кто попался, им уже не вырваться… никогда… Нет, хорошо, что я не спас больше никого там, на поле…

Эовин, несмотря на то, что совсем обессилела, содрогнулась. Такой надрыв, такая безысходность слышались сейчас в голосе Серого, которого она привыкла видеть решительным и собранным даже в самые отчаянные моменты!

И на миг ей почудилось, что сквозь знакомые черты рыбака из Минхириата проступило другое лицо: молодое, властное и незнакомое.

Нет, конечно же, почудилось.

– И что теперь? – выдохнула она.

– Завтра снова пойдём. – Серый перевернулся на спину и уставился в темнеющий зенит. Теперь это был уже знакомый Серый, которого ничто не могло свернуть с избранного пути. – На восток. Я должен догнать, должен найти ответы, вспомнить… А пока – пока будем искать воду.

– Ну вот и дошли, – спокойно заметил Санделло.

– Дошли, – выдохнула Тубала.

По правую руку от них вздымались громады Хлавийских гор (что по-тхеремски означало «Горы Ледяных Потоков»). Горбун и воительница ехали по следу воинства Диких – вернее, его остатков, довольно беспорядочным маршем двигавшихся по предгорьям. Следы эти вгоняли в дрожь даже повидавшего всякое горбуна: мертвецы по обочинам, да не просто умершие в пути – страшные обугленные трупы с застывшей на лице маской ужаса. С каждым днём трупы становились всё свежее, словно только что погибшие, следы ног и копыт в пыли всё явственнее, а накануне вечером острые глаза Тубалы разглядели далеко впереди зарево походных костров.

И вот – первое препятствие.

Здесь кончались владения Тхерема. Некогда его властители возвели в этих краях обширную заградительную линию, ущелья и долины перегораживали стены, сложенные из массивных каменных блоков, к скалам лепились приземистые крепостные башни с узкими прорезями бойниц. Однако края эти опустели, и укрепления тоже пришли в упадок. Буйный южный лес наступал куда решительнее врагов, подкапывая стены корнями, оплетая лианами, расшатывая стены проросшей в щелях травой. Караульные башни с воротами, перекрывающими узкую долину перед путниками, казались покинутыми… но только казались.

В одной из башен топили очаг, дым выползал из крошечного оконца, пятная утреннее небо; под стеной свалены были неошкуренные брёвна и обломки досок; одна из ветхих воротных створок когда-то обрушилась, и проход перегораживала свежая рогатина.

А справа от стены заросший лесом склон носил следы совсем свежего и сильного пожара.

Возле рогатины, разведя костерок, скучали трое стражей в лёгкой броне, занятых более болтовнёй, чем ох-раной.

– Ишь расслабились, – заметил Санделло, разглядывая рогатину. – Как видно, начальство далёко да не больно спрашивает, у твоего отца в воинстве такого не водилось.

Тубала промолчала, стискивая эфес сабли.

– Кони наши не горные козы, скакать по обрывам, – продолжал Санделло. – Не знаю, как твои гномы через этот заслон просочились, небось к пожарищу вон тому они руку приложили. А нам-то придётся напролом идти. Готова, Эсси?

Тубала хищно усмехнулась:

– Ну хоть не скучно будет! А то клинки мои уже плесенью заросли…

Наверное, несчастным стражникам показалось, что на них из-за ближних скал обрушились злые духи – или во что там верили дикие южные племена?

Санделло на скаку выстрелил – стрела пропела короткую песнь, ударив одного из стражников в висок; вторая пробила другому стёганый доспех, опрокинула на спину. Третий успел завизжать и вскинуть изогнутый клинок – но тут же его ударил в грудь тяжёлый нож, пущенный тонкой девичьей рукой.

В башнях забили тревогу, раздался шум, кто-то начал истошно скандировать: «Хен-на! Хен-на!»; на стену и к воротам побежали дозорные, но поздно – горбун и Тубала были уже у самой рогатины.

Санделло стрелами снял со стены двоих самых расторопных, натянувших было луки.

Тубала рванула подвешенный справа от седла длинный серый свёрток. Миг – из него появилось настоящее стальное чудовище, так что даже видавший виды горбун присвистнул.

Это был меч, громадный двуручный меч: широкая гарда и два коротких дополнительных острия в нижней трети лезвия; подобными сражаются лишь самые сильные и опытные воины, и в одиночных поединках, а не на поле брани.

Девушка же без всякого видимого усилия взметнула страшный клинок. Удар – и рогатка с сухим треском распалась надвое. Ещё взмах – и круговой удар снёс торчащие сверху жерди.

– Дава-ай! – взвизгнула Тубала. Конь прянул через поверженную преграду, опрокинув подвернувшегося врага.

Санделло последовал за девушкой.

Вслед им всё громче вопили:

– Хен-на! Хен-на! Куан-ло! Хен-на!..

Однако Санделло со спутницей вихрем пронеслись под воротной аркой и помчались дальше через долину во весь опор. Вслед им летели стрелы, но лишь бессильно падали в траву.

– Хен-на! Хен-на!..

Санделло не давал коням роздыху. Если удастся достичь предгорного лесочка, который курчавился у подножия сжимавших долину скал, они легко уйдут от погони, на ровном же месте преследователи, скачущие налегке, окажутся быстрее.

Однако крики позади медленно, но верно приближались, и стрелы стали чаще ложиться в траву вокруг.

Доскакав до первой рощицы, горбун осадил хрипящего коня.

– Не уйти! – гаркнул он. – Давай!..

Тубала кубарем скатилась с седла.

Через минуту, когда преследователи достигли рощицы, всё было готово.

Санделло встретил врагов стрелами: они разили в упор, и трое успели упасть, сражённые насмерть, прежде чем отряд приблизился. Старый воин закинул лук за спину; радостно зазвенели колечки на лезвии меча.

Взмах – и передний воин падает, заливаясь кровью, рассечённый от плеча до грудины. Ещё взмах – лезвие вражеского меча щербится о колечки, соскальзывая, отлетает в сторону, и кожаный доспех не спасает воина от смертельного удара Санделло. Меч, звеня кольцами, чертит кровавые черты – одному под подбородком, другому через грудь, играючи пробивает кольчуги и наручи.

Однако едва горбун связал отряд боем, как сзади, из густых зарослей, в спину противнику ударила Тубала со своим чудовищным двуручником.

И уж она не жалела ни людей, ни коней.

Тяжеленный меч порхал, точно бабочка, смертоносный и стремительный. Казалось, для него не существует преград. Упал, дико заржав, конь с подрубленными сухожилиями. Всадник, пытавшийся соскочить, враз лишился головы, а другого Тубала одним ударом развалила надвое. Кровь лилась рекой, брызгала во все стороны.

Санделло ожидал, что преследователи, получив с двух сторон такой удар, попятятся, однако не тут-то было. Кто-то среди сбившихся в кучу всадников продолжал визгливо тянуть: «Хен-на! Хен-на!..» – и люди, вместо того чтобы отступить, бросались в самоубийственную атаку.

Наконец горбун разглядел его – щуплого человечка в коричневом плаще, с искажённым лицом вопившего этот странный клич. Санделло подался назад, давая Тубале возможность оттянуть на себя противников, и вновь потянул из-за спины лук. Мгновение – и клич оборвался, человечек застыл, хватая воздух ртом, со стрелой в груди, а потом медленно завалился на бок.

И сразу же остатки преследователей попятились, и десяток счастливчиков, избежавших меча Тубалы, помчались обратно, под защиту стены.

Воительница с презрительной гримаской отерла лицо, забрызганное кровью, любовно очистила двуручный меч и аккуратно привесила к седлу.

– Лихо дралась, лихо, – заметил Санделло. – Но задерживаться тут, право же, не стоит.

– Странный какой у них клич, – сморщилась девушка. – До сих пор в ушах стоит… Аж мурашки от него по коже, брр!

– Не просто странный, – задумчиво проговорил горбун, разглядывая труп в коричневом плаще. – Он их словно с ума сводил, не заметила? Что бы это всё значило…

– Некогда было замечать, – проворчала Тубала. – Ты прав, поехали. Мы твоим Авари дорогу открыли, не хотелось бы ещё и с ними столкнуться.

И только спустя некоторое время, когда усталые кони уже шагали по каменистой почве предгорий, добавила, зябко поведя плечами:

– И впереди ничего хорошего нас не ждёт. Загадочное войско какое-то, и трупы эти по обочинам… А сейчас ещё похолодало, не как обычно к вечеру, а так, словно… словно ветер из Двери Ночи задул. Не почуял?

– Некогда было, – отмолвил Санделло. Однако в лице его мелькнула нешуточная тревога.

Бывший сборщик податей Миллог и неотступно сопровождавший его пёс шли и шли на восток. Они давно миновали Друвэйт Лаур, оставили позади Андраст, с горем пополам, едва не утонув, переправились через Лефнуи, прошли весь Анфалас, крадучись обогнули Дол Амрот, на похищенной лодке одолели устье Андуина Великого и вступили в Южный Гондор. В приморских поселениях Миллога принимали за безумца, но в общем не гнали и не обижали, порой даже подкармливая. Толстяк исхудал и пообносился; у пса можно было пересчитать все рёбра. Они обшаривали каждый фут берега; Миллог расспрашивал рыбаков: не попадался ли им утопленник? Над ним смеялись – откуда ж твой утопленник здесь возьмётся, ежели потонул аж за устьем Исены! Миллог не слушал насмешек. Он просто поворачивался и шёл дальше. К тому времени, как Санделло и Тубала добрались до Хлавийских гор, Миллог и пёс уже приближались к Поросу.

– Что с тобой?

Горбун глядел на сжавшуюся в комочек у огня Тубалу строго, но в глубине взгляда крылось и нечто из прошлого – прошлого, когда неистовая воительница звалась Оэсси и была просто озорной отчаянной девчонкой, под стать отцу.

После схваток и с харадримами, и с Дикими, после их пути вдоль Хлавийских гор воительница с каждым днём становилась всё более молчаливой, казалось, она быстро теряет силы; даже сейчас, на привале, она уже не вспоминала о «проклятом хоббите» и не менее проклятых гномах.

– Что с тобой? Мы на верном пути.

– Н-не знаю… – Зрачки у Тубалы расширились, глаза лихорадочно блестели. – Х-холодно. Словно в воду вхожу ледяную…

Воительницу и впрямь била настоящая дрожь – и это здесь, в Хараде, у самых Хлавийских гор!

Санделло нахмурился. Поднялся, шагнул к девушке, осторожно положил ладонь ей на лоб, и она не отдёрнулась. Напротив, тихонько выдохнув, зажмурилась, чуть подавшись вперёд, словно в давно прошедшем детстве.

– Жара нет, – озабоченность в скрипучем голосе горбуна было невозможно не услышать. – Жара нет, однако… Скажи, что это? Сны?

– Н-нет… – Тубала зябко повела плечами. – Д-дай твой плащ, дядюшка…

– О-ох, сколько ж лет ты меня так не звала… – горбун накинул на девушку плотную ткань, закутал, и лицо её вдруг утратило жёсткую воинственность, вновь сделавшись совсем-совсем юным – и впрямь едва ли она была сильно старше золотоволосой роханки.

– Злое что-то рядом, – полушёпотом выговорила она. – Совсем-совсем злое. Я чую…

Санделло положил было руку на эфес, замер, прислушиваясь; потом, покачав головой, полез за Талисманом.

Тубала часто-часто заморгала, ещё сильнее закутываясь в плащ.

– Ничего. Сейчас уберу, вот только…

Покачивающееся на цепочке тусклое золотое кольцо внезапно с силой мотнулось из стороны в сторону, словно его толкнула невидимая рука.

Горбун резко прошипел какое-то проклятие, быстро поймал желтоватый ободок, поспешно спрятал.

– Ты права. Злое совсем близко.

Тубала вдруг всхлипнула.

– Я его рубила, рубила, а оно всё поднимается и поднимается…

– Туман, – холодно и жёстко проскрипел Санделло. – Синий Туман.

– Здесь? – вздрогнула Тубала. – На поверхности?

– Да. И совсем недалеко, впереди нас, в горах…

– Я думала, он только в пещерах бывает!..

– Правильно думала. Да только, видать, изменяется в мире что-то, коль эта дрянь наружу полезла…

– Дядюшка… а он что, думать может, Туман этот?

– Не ведаю, дорогая. Раньше считали, что нет. И отец твой, и все прочие, кто с Туманом столкнулся и выжил, чтобы о нём рассказать. Значит, есть тут где-то дыра, откуда он сочится…

– Но мы ж его обойдём, да? Обойдём просто?

– Что случилось с моей смелой? – Санделло сел рядом, обнимая Тубалу за плечи; та словно позабыла всю свою ершистость. – Но ты права, с этим Туманом нам сражаться не с руки. Да и как его «сражать», если честно? Ни стрелой его не пронзишь, ни мечом не зарубишь.

– Значит, обойдём, – Оэсси трясло, она подтянула коленки к груди, зябко обхватила руками, плащ горбуна окутывал её в два слоя и всё равно воительницу бил озноб.

– Обойти-то обойдём… – старый мечник озирался. – Где эти эльфы, когда они как раз нужны?

– Эльфы? Зачем?

– Синие туманы и прочая дрянь из прошлого – это по их части.

– Но мы же его обойдём!

– Тебя я туда, само собой, не потащу, дорогая моя. А вот мне самому лезть, скорее всего, придётся.

– П-почему? – вздрогнула Тубала.

Вместо ответа горбун хлопнул себя по груди, где на цепочке висело под одеждой кольцо-Талисман.

– Это не просто «что-то злое». Оно как-то связано… – и он осёкся.

– С Чёрным мечом Эола? – зубы Оэсси постукивали, то ли от озноба, то ли от страха. Но чего могла бояться воительница, в одиночку преодолевшая половину Тхерема?..

– С ним, – кивнул Санделло.

– А зачем ты вообще потащил его с собой, дядюшка? И как мой брат это позволил? Ведь это же отцовский?..

Лицо горбуна на миг сделалось точно высеченным из камня.

– Это меч твоего отца, девочка. И я знаю, что для него есть работёнка. Знаю, потому что был с Олмером Великим от начала и до конца. Я не чародей и чародеев терпеть не могу, но кое-что я запомнил и кое-каким своим предчувствиям привык доверять. Олвэн, должен сказать, мудр, хоть и молод. Он прекрасно знает, что время ему подъять этот клинок ещё не настало, потому и позволил мне уехать. Твой брат доверяет мне, Эсси, и не худо б, чтобы и ты тоже воспомнила, как верила сама.

Тубала опустила глаза. Всхлипнула, часто замигала.

– Не ходи никуда, дядюшка. Ну пожалуйста…

На краткий миг лицо горбуна смягчилось, резкие линии разгладились, он словно помолодел на полтора десятка лет.

– Я должен, Эсси. Долг пред твоим отцом велит мне идти. Но я вернусь, не сомневайся.

Всхлип. Лоб Тубалы уткнулся в колени, плечи вздрогнули.

– Я вернусь, – вздохнул старый мечник, вновь обнимая свою былую воспитанницу. – Обещаю. Ты в седле-то удержишься?..

– Удержусь, – Оэсси безо всяких церемоний утёрла нос рукавом. – И… хорошо б эти твои Авари обнаружились наконец…

…Ехали они недолго. Оэсси бледнела, кусала губы, тяжело дышала, но и впрямь удерживалась в седле до тех пор, пока Санделло не натянул поводья.

– Здесь! – каркнул горбун, спрыгивая наземь.

Тубала кое-как сползла следом. Её аж пошатывало.

– Оставайся, – старый воин торопливо снял перемётные сумы, расстелил одеяло. – И ни с места, поняла?

– Поняла, поняла, – уныло выдохнула Тубала, почти падая. – Ой! Что это ты, дядюшка?

Санделло стремительно разматывал холстину, освобождая Чёрный меч Эола.

– Работёнка как раз по нему, – бросил горбун, наискось пристраивая клинок вместе с ножнами себе за спину.

Перед ним лежала узкая тропинка, петляющая в густых тропических зарослях, убегавшая вверх по склону. Старый воин последний раз кинул взгляд на Тубалу, скорчившуюся на одеяле и зябко обхватившую плечи руками, а затем мягким кошачьим шагом побежал по тропе.

Меч Эола ждал своего часа.

Фолко сидел на холодном полу башни, тяжело дыша. За её стенами плескался Синий Туман, или как ещё можно было назвать ту дрянь, что окружала древнее строение.

Им вчетвером удавалось удержать двери. Не дать зловредной хмари прорваться через окна – Туман словно карабкался по стенам, обвивая башню подобно вьюну.

Да, двери держались, и Туман не пробрался в бойницы, однако с каждым часом он поднимался всё выше и выше, медленно, но верно. А распахнуть створки им не удалось.

– Пока не удалось!

Маленький Гном не уставал повторять это снова и снова.

– Поднатужимся, поднапружимся, и выскочим!

Торин с Рагнуром мрачно молчали. Даже кони стояли тихо, словно всё понимая.

Ничего больше не оставалось. Именно поднатужиться, поднапружиться и выскочить. Прошлый раз не получилось, и теперь хоббит собирался с силами для новой попытки.

Прошлая, хоть и неудачная, не была, однако, полностью бесполезной. Фолко словно наяву видел теперь своего врага – аморфное, размытое, но вполне понятное голодное зло. Древнее и долгое время проспавшее, как и морийский Балрог; пробуждённое в сумятице вторжения Олмера и покинувшее вековечное логово.

Почему и отчего оно выползло именно здесь, значения не имело. Вернее, имело, но сугубо умозрительное; можно было догадаться, что это как-то связано с загадочным Светом.

Друзьям же просто требовалось выбраться.

Фолко зажмурился, вдохнул и вновь выдохнул. Камень пола холодил ступни, но голова оставалась ясной, и слабо, но ощутимо пульсировал камень в эльфийском перстне.

– Друзья. – Он поднялся. Гномы и Рагнур тотчас оказались рядом, дальнейшие слова были уже не нужны.

– Эх, навалимся! – Малыш ударил латным кулаком в стену.

– Навалимся, – кивнул Торин.

– Я коней поведу, – закончил Рагнур.

Они вновь сжались тесным кулаком, в броне, и в руке хоббита оказался клинок Отрины, вновь живой и тёплый.

В спину упёрлось плечо Малыша; Торин встал рядом, топор наготове.

«Мы здесь», – раздалось совсем рядом.

Ангмарец!..

Фолко оглянулся – девять теней выступили из сумерек, отделились от них; вились широкие плащи, раздуваемые неощутимым ветром, поднялись призрачные клинки, и от них разливался мертвенный холод.

«Начинай, невысоклик», – скомандовал вожак Назгулов.

Гномы тоже ощутили присутствие призраков, Рагнур завертел головой.

– Не оборачиваемся! – рявкнул Фолко – откуда только силы взялись! – Навались, все, разом!..

«Навались!..» – скомандовал и Ангмарец; Девятеро дружно шагнули вперёд, слитным движением вскидывая мечи.

Створки задрожали, словно с той стороны их тоже подпирали многочисленные брёвна. Синий Туман заволновался, бесплотные волны сизой мглы плеснули о древние камни, словно яростный прибой, разбивающийся о прибрежную скалу.

– Дави! – гаркнул хоббит.

«Дави!» – повторил и Ангмарец.

И тут Фолко ощутил, как ему в спину словно упёрлись девять бестелесных дланей; от них растекался мертвенный холод. Мышцы мгновенно оцепенели, чувство было такое, что на хоббита навалилась тяжеленная ледяная плита.

Но сейчас это странным образом помогало.

Двери башни медленно распахивались; и там, за ними, не было ничего, кроме Синего Тумана.

Сизая мгла, сероватая хмарь. Кто назвал его «синим», благородным цветом неба и моря?.. Туман, который не туман. Мгла, которая не мгла, и хмарь, которая не хмарь.

Но теперь в нём хоббит различал множественное движение, словно там извивались многочисленные не то змеи, не то щупальца – такие, что невольно вспомнился Глубинный Страж, повстречавшийся Хранителям у врат Мории триста с лишним лет тому назад, как о том повествует Красная Книга.

Всё это ползло к ним, подбиралось, скользило меж корней, обвивало стволы, карабкалось по старым камням башни; множество голодных буркал буравили хоббита взглядами; и если бы только буравили!..

Каждый из этих взглядов сулил участь куда хуже смерти; участь, по сравнению с которой и судьба Девятерых показалась бы завидной.

Каждый из этих взглядов был сосущей голодной пустотой, жадно втягивающей в себя тепло крови и жизни; словно громадный паразит, он вбирал в себя то, что отделяло живое от мёртвого.

И нечего было ни рубить, ни пронзать, ни пробивать.

Где сердце хмари? Где средоточие зла?

Волна Тумана хлынула было внутрь башни; прорвалась вдоль стен, пытаясь окружить, взять в кольцо, но там её встретили призрачные мечи Улаири, и оказалось, что сизой хмари моргульские клинки вовсе даже не нравятся.

Туман свивался струями, бросался вперёд тугими петлями, ему, похоже, годилось всё – даже то подобие не-жизни, которой обладали сейчас Девятеро.

Фолко поневоле скрещивал взгляд с голодной хмарью – и чувствовал её силу, её власть не только убивать ужасом, не только высасывать жизнь – но изменять, подчинять, обращая слабых в свои орудия.

Странные рыбоголовые «орки», которые даже не совсем и орки, а скорее всего – уже и вовсе не орки…

Совсем слабый – умирал. Оказавшийся перед всей массой Тумана – сходил с ума от ужаса. А иногда – подчинялся и изменялся.

…Однако сейчас Девятеро прикрывали ему, хоббиту из Хоббитании, спину, рубясь со злом куда более древним, чем они сами. А Фолко Брендибэк, вместе с Торином, Малышом и Рагнуром, словно сжатый кулак, надавил вновь, пробивая себе дорогу прочь из башни.

Клинок Отрины сделался горячим. Левая ладонь хоббита, выставленная вперёд, горела, словно в огне, мифрильная броня раскалялась.

Вот Девятеро тоже подались назад, один лишь Ангмарец держался твёрдо, и Туман никак не мог подступиться к нему.

«Торопись!» – услыхал хоббит. Казалось, вожак Улаири задыхается, хотя разве может задыхаться неживой призрак?

– Навались! Жми! Жми! Жми!

Клинок Отрины вспыхнул голубым пламенем, сделавшись словно лепесток заветного Синего Цветка, некогда спасённого хоббитом от гибели на земле.

Лезвие резало тянущиеся вперёд щупальца тумана, они мгновенно распадались, чтобы втянуться обратно в сизую массу и атаковать вновь.

А множество глаз в глубине смертоносной мглы стягивались в пару бездонных, синих, беспощадных.

Древний дух, неистребимый, помнивший сотворение самой Арды, юную Арду среди бесчисленных звёзд. Дух, которого не испугаешь именем светлой Элберет. Был ли он – или она? – соблазнён Морготом, последовал ли он сюда по собственной воле, кто ведает?

Но в самой глубине хищной мглы, за парой огромных призрачных глаз хоббит читал и что-то ещё, помимо неутолимого голода и вечной ненависти. Заветный клинок Отрины, клинок с синим цветком на лезвии, распарывая сизые волны, словно находил что-то в противостоящей им сущности; и Фолко видел смутное отражение яростного Света, взошедшего над призрачным миром, где некогда обитали Назгулы; Света, окончательно выгнавшего сущность из её логова, довершившего её пробуждение.

Свет, непонятно откуда взявшийся и непонятно, отчего такой неистовый, первобытный.

Ну, Фолко, давай же, давай, дави! Осталось чуть-чуть, и сизая завеса лопнет, не выдержав их совокупного натиска – натиска вместе с Назгулами, кто бы мог подумать!..

Они давили. Хоббит уже не чувствовал ни спины, ни даже плеч, всё занемело, всё обернулось льдом; и четвёрка друзей даже шагнула за порог, но там туман вдруг хлынул со всех сторон. Замелькали серые плащи Улаири, спешивших на помощь, мглистые клинки так и мелькали.

«Запомни… – трудно выдохнул Ангмарец, словно в самое ухо Фолко. – Запомни, хоббит, дорога в смерть только одна, вернуться ею невозможно. Дорога из неё совсем иная…»

Синий Туман бросился со всех сторон, и перед глазами пошатнувшегося Фолко замелькали суматошные образы – Арда, заполненная первозданным огнём, плывущая средь звёздных морей, и они – первые из первых, спустившиеся в неё, не Валар, не Майар, но – слуги, работники, собой связавшие буйство изначального пламени.

Это пронзило хоббита словно ледяная игла, от макушки до пяток. Запретное знание, открывшееся в спазме боли, проникновение, слияние; жуткий напор додревней силы, не злой и не доброй, просто – силы, никому и никогда не подчинявшейся, кроме Единого, и – оставленной, брошенной, покинутой, ненужной…

Было от чего взъяриться.

– Пропусти нас! – Фолко сам не знал, прокричал он это, простонал или прошептал. – Пропусти, тебе нет до нас дела!..

Но за двумя бездонными очами ощущалась лишь великая пустота. Великая пустота и великое же отчаяние, неизмеримое и непознаваемое обычным смертным разумом.

Клинок Отрины мог лишь ненадолго сдержать его, как и всё остальное. Даже мечи Девятерых, как будто бы вышедшие из того же мира, не могли взять верх.

Синий Туман продолжал наползать. И наползал, наползал и наползал неостановимо, с бесконечным терпением, словно зная – силы его противников конечны, в отличие от его собственных.

В синих глазах сущности Фолко читал следы окончательно пробудившего её огня. Огня, что лился из одной-единственной точки, видел странного чернобородого и черноволосого человека, из руки которого лился этот свет. Он скакал во главе воинства Диких, но все их бесчисленные сонмища сущность занимали мало – они были пищей, источником силы, не более.

А вот Свет – совсем иное дело.

И оттуда, из глубины сизой мглы, из бездонных глаз, хоббита достиг безмолвный призыв или, вернее, приказ:

«Доставь его».

Доставь его.

Или умри. Или изменись. Утрать всё своё, собственную самость, подобно рыбоголовым оркам.

Струи серой хмари поднимались, щупальца тянулись сверху, вскарабкавшись допрежь по стенам башни; другие норовили подняться прямо из земли, здесь предавала даже сама твердь.

«Доставь его», – билось в висках. «Доставь его», – пылало перед глазами. «Доставь!» – шептало множество голосов.

Они пятились, потому что напору Синего Тумана не могли противостоять даже Улаири.

«Беги! – проскрежетал Ангмарец. – Беги!.. Ты один… ещё… можешь!»

Что? Бежать? Одному?.. А друзья?

«Ты один – вернёшься – поможешь – нам!..»

Ну, конечно. Какое дело Девятерым до всех, кроме себя!..

Не побегу! Никогда!..

«Глупо! – прорычал Ангмарец. – Уходи!.. Мы возьмём твоих к себе!»

Только этого и не хватало.

Белооперённая стрела пронеслась сквозь туман, оставляя за собой огненную дорожку, а затем в самом сердце злой мглы вдруг возникла смутно знакомая человеческая фигура в чёрном, согбенная, горбатая, но в руках её был тёмный клинок, рубивший направо и налево; и сущность, принявшая вид Синего Тумана, взвыла, заверещала, затряслась в судорогах.

Чёрный меч Эола Тёмного Эльфа, оружие из Первой Эпохи, выкованное, чтобы противостоять врагу видимому и невидимому, нашёл себе достойного противника.

Нестерпимый визг резал слух, серая мгла волнами катилась прочь, а меч Эола всё рубил и рубил, расчищая путь белым эльфийским стрелам, теперь находившим одним им видимую цель.

Фолко упал на колени, зажимая уши, не замечая кровь на ладонях. Синий Туман поспешно отступал, бежал, и вместе с ним отступали Улаири.

«Теперь ты знаешь путь…»

«Какой путь?! Куда?!»

«К нам, невысоклик, к нам. Настанет день, и ты пройдёшь им. Пройдёшь, чтобы выполнить своё обещание».

Белая стрела Авари пронеслась через то место, где только что сгущалась тень Короля-Призрака. Вожак Девяти, как обычно, успел исчезнуть первым.

Синий Туман раздался в стороны, втянулся в землю, исчез под корнями деревьев; победить его здесь, на поверхности, было невозможно. Для этого потребовалось бы спускаться в неведомые подземелья; а сейчас хоббит, гномы и Рагнур оказались лицом к лицу с горбуном Санделло, невозмутимо убиравшим в ножны чёрный меч, от которого за версту тянуло суровой и древней силой.

– Кажется, – хладнокровно сказал старый воин, – я успел вовремя.

Эльфы-Авари возникли рядом с ним мгновением позже – беззвучные лесные тени, луки натянуты, под плащами – зеленовато-коричневая матовая броня, не дающая отблесков.

Двое из них вели под руки Тубалу; воительница была смертельно бледна, а лица поддерживавших её эльфов – донельзя озабоченны.

– Приветствую тебя, брат хоббит, – шагнул вперёд принц Форвё. – Вот и свиделись.

Это был донельзя странный вечер. Никто не хотел оставаться подле жутковатой башни, откуда должен был начинаться ход к тайным подземельям, логовищам сущности, обернувшейся Синим Туманом; Фолко, гномы, Рагнур, эльфы и Санделло с Тубалой, не сговариваясь, выбрались прочь из предгорий обратно на равнину.

Горел костёр, и принц Форвё, не чинясь, протянул горбуну походную чашу.