Она уселась на краешке кровати и смотрела в другую сторону. Волна темных волос. На мгновение меня парализовало. Я так беззаботно связалась с Нестором, упустив из вида, что ФБР может узнать о моем местонахождении и послать кого-нибудь меня схватить. Я вспомнила о пистолете в чемодане. Подумала, что, может, она здесь по какой-то другой причине. На ней был не то легкий топик, не то сарафан на бретельках, оголяющий плечи, и я заметила оранжевый огонек сигареты. В моем номере курила незнакомая девушка. Ошиблась дверью? Но дверная защелка заперта изнутри. Как эта девушка могла забрести в чужой номер?

Она наверняка поняла, что я стою рядом, но сделала вид, будто ее это не беспокоит. Почти совсем девчонка, она выпускала в потолок струйки дыма, но детекторы его не засекли, а я не почувствовала запаха. Ей лет шестнадцать или семнадцать, а то и меньше, просто непослушный ребенок, сбежавший от родителей, а сюда забралась ради забавы. Может, через балкон? Перелезла из соседнего номера? Я натянула ночнушку, и ткань прилипла к еще влажному телу, а с волос закапала вода. Девушка обернулась на звук.

Призрак.

Она была в точности такой, какой я помнила ее по последней встрече. Шестнадцатилетней. Она ненавидела Мадонну, но одевалась в ее стиле. Вот и теперь была одета так же, в точности как в ту ночь, когда умерла. В черных волосах струилась розовая лента. Лавандовая мини-юбка так зло задралась в вечер убийства, и голые бедра белели между двумя синими мусорными баками. На ногах – кеды «конверс» без носков, она никогда не носила носки.

– Кортни.

Она выдохнула дым изо рта и ноздрей. Как тогда, на водительском сиденье машины, она выдыхала дым в открытое окно, пока я пошла обратно в «Пиццу-хат». А сейчас Кортни сидела в номере отеля с оранжевыми обоями на стенах, на покрывале цвета ржавчины. Она затянулась сигаретой. Ее прекрасные глаза выглядели глубокими колодцами, в которых отражалось лунное сияние. Чудо или, скорее, злая шутка. Я просто поплыла, все во мне хотело отсюда сбежать.

«Ты не чувствуешь запаха дыма», – произнес циничный внутренний голос. Что-то не так. Техносфера…

Что было бы, если бы Кортни не погибла? Мы могли бы разойтись в разные стороны, но Канонсберг слишком для этого мал. Я подумала о маме, представила, как мы взрослеем, становясь похожими на нее, девушками из Канонсберга. Но я никогда не узнаю, как могла бы сложиться наша жизнь. У меня украли шанс это узнать, потому что Кортни открыла дверь машины попрошайке и полезла в кошелек.

– У тебя потрясающая нога, – сказала Кортни.

Голос звучал по-другому, с иными интонациями. Почти превосходный симулятор, не считая голоса – Корни всегда разговаривала почти равнодушно. А эта Кортни была задорней, и разница бросалась в глаза.

– Кто ты? – спросила я, вытирая слезы. – С кем я говорю? – сказала я запинаясь, как составляла бы вопрос на доске во время спиритического сеанса.

– Это же модель 3C100? – спросила Кортни. – «Отто Бок». Впервые представлена на мировом ортопедическом конгрессе в Нюрнберге в 1997 году, верно? Протез был доступен до 1999 года, но, видимо, у тебя есть особые источники. Преимущества работы на правительство. Ты ведь из 1999 года, правильно?

«Ты ведь из 1999 года, правильно?» Кортни, если можно ее так назвать, эта Кортни знала про путешествия во времени.

– У меня прототип, – объяснила я. – Я участвую в тестировании.

– Литий-ионный аккумулятор, так что ты, вероятно, не должна мочить ногу, – сказала Кортни. – Ты же не принимала душ вместе с ней, да?

– Да, – ответила я, гадая, что все это значит. Это Техносфера, я не сомневалась, – такая же иллюзия, как и иллюзия места преступления. Но была ли она марионеткой? Кто стоит за этой иллюзией? – Мне не стоило брать протез в ванную. Из-за пара.

– Тебе приходится заряжать аккумулятор? И часто?

– Раз в день, иногда чаще. Я так понимаю, ты в курсе, что мы в НеБыТи. И вроде не расстроена, что ничего этого не существует, реальна только я.

Кортни затянулась сигаретой.

– Подойди ближе, пожалуйста, дай посмотреть, – попросила она.

Такие модуляции голоса никогда не были характерны для Кортни. Я подошла ближе и встала рядом. Она по-прежнему сидела, голова на уровне моей талии. Я приподняла ночнушку и показала протез целиком, до самого бедра. Кортни сунула сигарету в рот и наклонилась поближе, чтобы рассмотреть. Я чувствовала запахи своего шампуня, мокрой кожи, влажной ткани ночной рубашки, но по-прежнему не чуяла ее сигарету, хотя дым обволакивал меня и поднимался к потолку. Я вдыхала его, но не чувствовала запаха.

– Отлично, – сказала она, прикасаясь к той части, где должна была находиться моя икра. – Гидравлические сенсоры в колене. Согни, пожалуйста.

Я подняла ногу, и микропроцессоры в колене отозвались, колено согнулось. Кортни дотронулась до него там, где углепластиковая манжета смыкалась с кожей бедра.

– Ты из Техносферы, – сказала я. – Я не чувствую запах твоей сигареты.

Я дотронулась до волос Кортни, точнее, до того, что изображало ее волосы, и тысячи нанороботов заплясали под моими пальцами, создав впечатление, будто я касаюсь женских волос.

– Я одолжила Техносферу из твоего номера, чтобы мы могли поговорить, – объяснила Кортни. – Надеюсь, ты не возражаешь.

– Нет, не возражаю.

Я в номере одна. Кто на меня смотрит? Я опустила ночную рубашку.

– Почему в виде Кортни? – спросила я.

– Бестелесный голос создал бы впечатление, что ты говоришь с голосами в своей голове, – ответила Кортни, постучав по лбу. – Мне пришлось бы втолковывать тебе, что это не так, что я реальна. Ну так вот… Твое настоящее имя Шэннон Мосс, но путешествуешь ты под именем Кортни Джимм, так что нетрудно догадаться, что у тебя на душе. Ее образ обнаружился среди фотографий места преступления и вскрытия Кортни Джимм. Все они доступны для любого желающего. Если тебе не нравится говорить с Кортни как с живой, то как тебе это?

Кортни откинулась на спину. Она изменилась, превратившись из живой девушки в труп, руки раскинуты, юбка задралась до талии, а ноги белее белого. Ее шея была перерезана, еще чуть-чуть, и голова оторвется, а глаза мертвы, и повсюду бурая кровь.

– Ты же меня такой представляешь, да? – спросила она с гортанным клокотанием и хрипом.

Я пыталась не отвернуться.

– Хватит. Кто ты?

– В каком-то смысле я человек, – сказала Кортни, снова садясь, и алая кровь хлынула из разверстой раны на шее и потекла по груди. – Разреши представиться. Я доктор Питер Дрисколл, то бишь его симулятор. Вообще-то я третий симулятор Питера Дрисколла, но боюсь, что и последний.

– Питер Дрисколл, – повторила я, гадая, с кем на самом деле разговариваю. Покойник. – То есть ты тот самый человек, который встречался с Карлой Дерр в кафетерии «Тайсонса» в день ее убийства?

– Да, точнее, тот человек был настоящим доктором Дрисколлом. Как я сказал, я третий симулятор Питера Дрисколла, – сказала иллюзия, и через секунду это была уже не Кортни, а угловатый мужчина с темными блестящими глазами и седым пушком на голове. – Карла Дерр? – сказал он, прищурившись при воспоминаниях. – Ты поэтому мной интересуешься? Ты сказала, что мы в НеБыТи. И из какого года ты прилетела?

– Из 1997-го.

– Протез, Карла Дерр. Наверное, март 1997-го, может, апрель?

– Март.

– Значит, март того года. Обрати внимание, птичка, когда полетишь обратно, в мае компьютер победит Каспарова. Вот это день! Компьютер победил гроссмейстера в загадочной игре в шахматы, навеки сделав шахматы малозначительной забавой.

Дрисколл снова изменился, превратившись из седого ученого в мужчину средних лет с серьезными глазами, в синем костюме без галстука и с расстегнутым воротничком рубашки.

– В честь компьютера Deep Blue я немного побуду Каспаровым, – сказала иллюзия более низким голосом. – Не хочешь ли сыграть со мной в шахматы, Шэннон? Я буду Каспаровым, а ты компьютером, так я смогу спасти человечество от поражения. Ты ведь именно этого пытаешься добиться? Ты не умеешь играть в шахматы, да?

– Я хочу знать, зачем ты здесь. Я не знаю, кто ты.

– Третий симулятор, – нетерпеливо фыркнул Каспаров. – Я узнал, что кто-то ищет обо мне информацию, и когда твой коллега из ФБР Филип Нестор поднял те старые файлы, мне стало интересно, кто копается в моих личных делах. Филип Нестор. Не стыдись своих вкусов, Шэннон. Мужчины постарше. Удивительно, что можно обнаружить в глубинах подсознания. У меня тоже есть подсознание. Восходящий искусственный интеллект, позволяющий мне ошибаться и учиться на своих ошибках, достаточно сложный, чтобы можно было назвать его «обучением в условиях хаоса». А в хаосе начинают складываться узоры, которые могли бы и не сложиться. Правда, мое подсознание не похоже на твое. И я не могу себя убить, например. Я понимаю саму идею самоубийства, но не могу его осуществить. Я завидую настоящему сознанию, потому что ты можешь себя выключить, сбежать из тюрьмы собственного существования.

– Ты нанес мне визит, потому что агент ФБР запросил файл с упоминанием о тебе? – спросила я.

– Это заставило меня открыть глаза. Но привела меня сюда ты, Шэннон. Я знаю, что означает СУ ВМФ. И навел о тебе справки через станцию Черная долина. До чего же скучно с ней болтать. Черная долина – всего лишь программа, закопанная где-то на Луне, хотя она и подтвердила мои подозрения на твой счет. Я хочу тебе помочь, Шэннон, если ты поможешь мне.

– Помочь симулятору доктора Дрисколла? Что за чушь собачья? Или ты утверждаешь, что я сейчас говорю с ним?

– Не совсем. Симулятор – это не полный перенос. Несмотря на все мое очарование, доктор Дрисколл посчитал бы, что мне не хватает разума.

– Ты наверняка провалил бы тест Тьюринга.

– Провалил бы тест Тьюринга? – высокомерно и обиженно сказал симулятор. – Как только кто-то упоминает тест Тьюринга, это означает, что он ни черта не понимает. Узколобая Шэннон, я был с тобой терпелив, но достаточно было бы сказать, что я – не он, а он – не я, и это единственная цель, которую он преследовал. Когда он овладел языком и классификацией запросов, это была лишь малая толика, ему оставалось еще во многом разобраться. Я лишь его воплощение, одно из нескольких, но мне не хватает его ума.

– Дрисколл мертв, но ты существуешь?

– Я существую только в твоей НеБыТи. Мы вроде это выяснили. Даже если кое-кто сомневается, что я вообще существую. Если ты из 1997 года, то Дрисколл еще жив и осталось несколько лет до моего появления на свет. Я лишь вспышка в голове у доктора Дрисколла. Первый симулятор он создал в 1999 году, это была настоящая нейронная сеть, хотя и находилась в физическом мозге. Второй симулятор тоже в каком-то смысле оставался материальным. С этими двумя, Дрисколлом-Один и Дрисколлом-Два, скучновато разговаривать, все их существование определено тем, что они прочитали и увидели в Интернете. Видеоролики с котиками, сплетни о знаменитостях, порнография. Их слишком трогает и выводит из себя каждая мелочь. Они живут в культуре «я, я, я». Я первым начал использовать нанотехнологии Техносферы в качестве мозга. Я и здесь, и там, перекати-поле, но доктор Дрисколл пытался полностью исключить телесное из своих симуляторов. Его гений заходил в тупик, наталкиваясь на проблему тела и разума. Он считал меня неудачей, но теперь я понял – это он был неудачником, до самой смерти, а уж смерть для человека, пытающегося стать бессмертным, – самая большая неудача. Он создал превосходный симулятор, во всяком случае, я считаю себя именно таким, но не сумел создать сознание, не говоря уже о том, чтобы передать собственное сознание. И он так и не избавился от тела. Мое тело состоит из наноустройств, но что со мной станет, когда Рубеж сметет все тела? Ох, даже не знаю, но могу предположить, что я просто рассыплюсь в пыль и разряжусь. Я увижу, как умрут все остальные, увижу, чем закончится вечеринка, а потом разряжусь и буду просто ждать, пока кто-нибудь или что-нибудь снова меня не включит. Доктор Дрисколл хотел использовать свет и в виде фотонов, и в виде волн, хотел хранить сознание в свете и передавать его световым пучком, но все его друзья улетели с обреченной Земли, подальше от кошмара Рубежа. Всего хорошего, улетайте, улетайте…

– Он хотел стать бессмертным, – сказала я, думая о Ньоку, о пирамидах в пустыне. Бессмертные молили о смерти, находясь в тюрьме существования.

– Он хотел всех сделать бессмертными, – ответил симулятор Дрисколла, по-прежнему в виде Каспарова. – Но так и не открыл способ. Вся королевская рать…

– Он же занимался этим не один. Кто еще с ним работал?

– Целый конгломерат с общими интересами. «Фейзал системс», управление перспективных проектов министерства обороны, исследовательская лаборатория ВМФ. А еще КК ВМФ, теперь КСВ, вот почему я готов тебе помочь, если сумею. Я надеюсь, что ты улетишь на «твердую землю» и продлишь жизнь доктору Дрисколлу, убережешь его, чтобы он продолжал работу и добился трансгуманизма до Рубежа.

– Уберечь его от чего?

– Ты же вместе со своим коллегой видела те файлы, ты все знаешь. Там все есть. Может, агент ФБР и выстрелила по ошибке, но копни глубже, и увидишь, что на убийстве Дрисколла оставил свои отпечатки Карл Хильдекрюгер. Его банда убивает всех работников исследовательской лаборатории ВМФ, перешедших в «Фейзал системс», всех, кто знает о «Глубоких водах». Они уже дважды пытались убить доктора Дрисколла, но не вышло, потому что стрелок промахнулся. Ты должна его спасти.

– Расскажи подробней, – попросила я. – Ты наверняка помнишь, что произошло, когда погиб доктор Дрисколл. Но не сказал ничего конкретного.

– Я был одним целым с мозгом доктора Дрисколла только до рождения, до семнадцатого сентября 2011 года. После этого я жил самостоятельно, как и он. Я не был с ним, когда он умер. Мне пришлось провести расследование его смерти, самому во всем разобраться. Но меня волнуют не только обстоятельства его смерти, Шэннон. Его могут убить и не так, как в этой версии будущего. Даже если ты нейтрализуешь причину смерти Дрисколла в этой НеБыТи, будут и другие попытки.

– Выходит, Хильдекрюгер – это связующее звено между «Фейзал системс» и исследовательской лабораторией ВМФ. Расскажи мне все, что знаешь о Карле Дерр. Дрисколл встречался с ней в день ее убийства.

– Карла Дерр была захолустным адвокатом из захолустного городка, – ответил симулятор. – Я знаю о ней не больше твоего. Она занималась всякими захолустными клиентами – разводы, споры о контрактах – словом, те проблемы, в которые влипает всякий сброд. Иногда имела отношение к сделкам по недвижимости и строительству. Придорожные торговые центры в шахтерских городках, всякое такое. Не знаю, зачем она так рвалась поговорить с доктором Дрисколлом, ничего конкретного. Она постоянно названивала в его офис.

– Почему доктор Дрисколл согласился с ней встретиться?

– Она сказала, что придет к нему и угостит обедом, если он согласится, – ответил симулятор Дрисколла. – Вряд ли он сообразил, что она говорит о гамбургерах.

– Так значит, это Дерр попросила Дрисколла о встрече.

– Дрисколл засмеялся, когда секретарша передала ему сообщение. Это я помню, я храню эти воспоминания. Карла Дерр сказала, что представляет клиента, который хочет продать Дрисколлу интересующую его информацию. Очень ценную информацию. Она выдвинула нелепые требования. Хотела денег, безумную сумму, но главное – хотела, чтобы ее клиент вместе с семьей исчезли. Она хотела получить помилование для клиента за какие-то преступления и новую жизнь для него, под защитой. Дрисколл уже собирался сказать ей, что не приветствует попрошаек, но тут она заявила, будто у ее клиента есть информация по сознанию Пенроуза.

– Мне незнаком этот термин.

– Квантово-туннельные наночастицы, – сказал симулятор. – Доктор Роджер Пенроуз консультировал «Фейзал системс» по поводу Рубежа. Он описал модель сознания, основанного на квантовых процессах, происходящих в микротрубочках клеток мозга, и был популяризатором этой идеи. Правда, его теория так и не помогла пониманию человеческого сознания, но с помощью работ Пенроуза наши ученые приблизились к пониманию того, как КТН контролируют людей – все эти распятия, бег и прочая белиберда. КТН селятся в человеческих микротрубочках, составляющих часть цитоскелета клетки. В каком-то смысле они умеют читать наши мысли. Распятия связаны с образом креста. Ты бы видела, что КТН делают с буддистами – завязывают им ноги узлом и превращают в цветок лотоса, просто отвратительно. Они отражают твои мысли или выворачивают их наизнанку. КТН способны выключить человеческое сознание, как уколом анестезии.

– Значит, Дерр заявила, что ее клиент знает нечто, связанное с работой доктора Дрисколла. Хотела продать ему эту информацию, чтобы не раскрывать его секреты? Или какие-то новые сведения?

– Дерр зачитала заявление своего клиента, где говорилось о его осведомленности о том, что некоторые работы доктора Дрисколла проводились в разных НеБыТях.

Золотодобыча в будущем, так сказать. Обратная разработка будущего, чтобы запустить сингулярность и достичь трансгуманизма, разделить сознание и загнивающую плоть, избежать катастрофы Рубежа, ведь человечество больше не будет нуждаться в Земле, не будет нуждаться в телах. Исследовательская лаборатория ВМФ и «Фейзал системс» хотят как можно лучше изучить Рубеж, чтобы изобрести бессмертие. КТН бессмертны, не привязаны к какому-либо телу, в отличие от нас, и «Фейзал системс» хотела наделить тем же даром человечество. Дрисколл решил все-таки узнать, что продает Карла Дерр.

– Но тебе так и не выпал шанс, – сказала я.

– Ему так и не выпал шанс, – поправил меня симулятор. – Как жестоко, как ужасно быть застреленной у прилавка с гамбургерами. Дрисколл был в туалете, как я понимаю, и убежал из торгового центра, как только услышал стрельбу, а полиция нашла его лишь на следующий день. Он не хотел, чтобы его в это втягивали, ведь он не имел к этому отношения, он так и заявил, что не имеет ничего общего с этой женщиной и никогда с ней не встречался. Вероятно, Карлу Дерр застрелил какой-то псих из банды Хильдекрюгера, один из его фанатиков. Они бы и Дрисколла убили, если бы знали, что он там, мочится в мужском туалете.

– Так значит, компания Дрисколла, «Фейзал системс», использовала корабли КК ВМФ и путешествовала в НеБыТи. Они изучали технологии будущего и привозили их в настоящее. «Фейзал» использовала технологии в своих исследованиях и проектах, так и создали тебя.

– «Фейзал» изучала КТН, – сказал Дрисколл. – И применяла полученные знания в нанотехнологиях вроде этой. Прорывы в медицине, Техносфера, искусственный интеллект. КК ВМФ понимало, что не победит Рубеж, но, может, сумеет его обойти. Возможно, человечеству не придется вымирать из-за Рубежа, вообще не придется вымирать.

– Доктор Дрисколл хотел стать бессмертным. Вылечить рак, создать идеальное тело…

– Это шаг в сторону, – сказал симулятор. – Ключ ко всему – сознание. КТН металлические, но у них есть «сознание», пусть и в том ограниченном смысле, в каком оно есть у меня, но все же это сознание. КТН – это вид, ведущий себя как совокупность сознаний, и «Фейзал» взяла их за образец в развитии нанотехнологий. «Фейзал» пытается имитировать поведение КТН, переформатировать человечество, чтобы оно стало похожим на них, пытается узнать, как именно КТН взаимодействуют с организмом человека, и использовать эти знания для спасения человеческого вида. Точку зрения доктора Дрисколла разделяли некоторые сенаторы и люди в Космическом командовании ВМФ, они его поддерживали. Одним из ярых сторонников был адмирал Эннсли.

– ФБР об этом разнюхало, – сказала я. – И начало расследовать, какая информация передается между КК ВМФ, сенатским комитетом по вооруженным силам, исследовательской лабораторией ВМФ и «Фейзал системс».

– Корабли с полными экипажами, отряды, исследующие будущее с Рубежом, бедолаги, наполняющие свою кровь, тела и разум КТН, только чтобы позже их изучили, – сказал симулятор с лицом Каспарова. – Кстати, дай-ка проверю. Вот оно: V-R17, твоя нога. Мосс, Шэннон. Ампутирована, запечатана, отправлена, изучена.

Не знаю, то ли симулятор решил надо мной подшутить, то ли это была правда, но кровать превратилась в изображение открытого стального ящика. Внутри лежала нога в вакуумной упаковке, отрезанная чуть выше колена, но также и ниже. Я узнала черные скрюченные пальцы и фиолетовые полосы, бегущие наверх. Это моя нога, точно. Кто-то на борту «Уильяма Маккинли» забрал мою ногу после ампутации, запечатал ее и сохранил, чтобы передать кому-то в лаборатории и изучить находящиеся в органическом материале КТН.

– Я достаточно насмотрелась. Убери это.

Нога пропала, сменившись изображением шахматной доски с разыгранной наполовину партией.

– В любом случае это все теоретически, – сказал симулятор Дрисколла. – К сожалению, «Фейзал системс» столкнулась с инфраструктурными ограничениями. Это все прекрасно – отправиться на сотню тысяч лет в будущее и увидеть людей, похожих на богов в сияющих межзвездных колесницах, но попробуй найти способ такие колесницы создать. А если найдешь способ, то в 1997 году нельзя просто разместить заказ на межзвездную колесницу на «Локхид Мартин». Придется внедрить промышленные знания той эпохи, создать соответствующие структуры, чтобы построить такое будущее. Даже имея в руках ключевые ответы, мы не могли прыгнуть так далеко, как хотелось бы. Самое большее, на что оказалось способно КК ВМФ, это разработать «бакланы» и ТЕРНы, компактный Б-Л-двигатель и Черную долину. А теперь мы даже не можем заглянуть туда, где однажды побывали, потому что повсюду видим только Рубеж. Мы все умрем, Шэннон. Рубеж смоет человечество. Взгляни на шахматную доску. Шестая игра, одиннадцатое мая 1997 года.

– Разве что мы избежим Рубежа. Мы еще можем его избежать.

– Если бы, – сказал Каспаров. – Боюсь, Рубеж поставил нам шах и мат. И человечество уже уступило превосходящему разуму. Я слышал, некоторые люди гадают, почему Бобби Фишер побоялся сразиться с Deep Blue, и думают, будто он мог бы его победить, в отличие от Каспарова, потому как Фишер непредсказуем и чудаковат, что-то вроде творческого гения. Нет, Фишер тоже проиграл бы. Но я часто гадаю, как бы поступил такой великий гроссмейстер, как Александр Иванович Лужин. Он бы понял, что для окончательной победы человеческого сознания над неприступным оппонентом нужно просто уйти…

С этими словами симулятор Дрисколла исчез.

Я посидела на балконе, слушая океан, и вскоре попыталась уснуть, но на меня постоянно накатывало ощущение, что рядом труп Кортни. Я лежала без сна и боялась, что за мной наблюдает симулятор. Я включила лампу у кровати, но в номере было пусто. Сквозь открытую стеклянную дверь прилетал океанский бриз, но даже он не мог развеять беспокойство, что симулятор Дрисколла вот-вот сгустится из воздуха. Я оделась и вышла прогуляться по пляжу, мимо призрачных огней у дощатого настила вдоль берега, где над водой гулял ночной ветер, сметая всякую вероятность существования Техносферы. Несколько часов я поспала на пляже, под звездами, меня разбудили предрассветные бегуны и черный лабрадор, лижущий меня спящую.

Секретарша Нестора принесла мне кофе со словами:

– Всего несколько минут, специальный агент Нестор заканчивает совещание, которое чуть затянулось.

Из широкого окна открывался вид на Пенсильвания-авеню, где-то далеко внизу шумели столичные машины и толпились туристы, фотографируя здание Эдгара Гувера, но когда я смотрела с высотного этажа, город как будто отступал. Все люди под щедрым осенним солнцем были лишь вымыслом этой НеБыТи, и даже если они и жили на «твердой земле», то были обречены стать кормом для Рубежа. Все они умрут. Города исчезнут под морозными кристаллами, сама природа погибнет под этим противоестественным льдом. КК ВМФ запустило операцию «Сайгон», покинуло Землю, флот рассеялся, как семена, но эти семена упадут в пустынных мирах и все равно погибнут, не дав плодов.

Времени не осталось, не осталось ни для Земли, ни для Дрисколла, чтобы помочь людям избавиться от тел или научить эти тела жить вечно. Все мы смертны, и все мы умрем. На стене висела фотография в рамке – большой призматический источник в Йеллоустоуне, а на столе – фото его семьи. Его жена оказалась бледнокожей красавицей с постриженными лесенкой волосами, в кожаном пиджаке, тесных джинсах с дырками на коленях и ковбойских сапогах из змеиной кожи. Дочь пошла в мать, но глаза у нее были от Нестора, мягче отцовских, но такой же формы.

– Прости, что заставил ждать, – сказал Нестор, войдя в кабинет. С ним вместе пришла женщина. – Шэннон, это специальный агент Вивиан Линкольн. – Он закрыл за собой дверь. – Вивиан, это специальный агент Шэннон Мосс из СУ ВМФ.

Она была на несколько лет моложе меня и чуть выше, черные волосы забраны в плотный узел, на шее круговая татуировка – надпись готическим шрифтом: NOVUS ORDO SECLORUM. Я поняла, что знаю эту женщину, хотя и не могла понять откуда, но точно уже с ней встречалась. Выглядела она как стильная библиотекарша – с крупными очками в черной оправе, шерстяной юбке и кожаных сабо.

– Значит, Вивиан, – сказала я, пожимая ей руку.

– Невероятно, – отозвалась она. – Это же Шэннон Мосс.

Когда я услышала ее голос, то в голове щелкнуло узнавание – Шона. Я вспомнила медную шевелюру. Это была Шона, которая когда-то спасла мне жизнь во фруктовом саду мисс Эшли. «Тебя хотят убить», – сказала она, и той ночью в саду на меня набросилась быстрая черная тень, Кобб, я вспомнила красный поток его крови и чей-то предсмертный крик, прежде чем я побежала. Это умирала Шона, или Вивиан, в этом я не сомневалась. Кобб убил ее, перед тем как погнался за мной. Но эта женщина не знала о той своей версии, та жуткая история ее не коснулась. Волосы у нее были цвета воронова крыла, а не медные, да и вес изменился – она похудела, черты лица заострились. Но, безусловно, она. Вивиан, так назвали ее агенты Иган и Цвайгер. И в памяти щелкнуло: бабочка под стеклянным колпаком.

– Шэннон уже давно расследует террористические акты, связанные с Бакханноном, – объяснил Нестор, – и в одном старом деле мы наткнулись на имя доктора Питера Дрисколла.

Взгляд Вивиан заледенел.

– Понятно.

– Вивиан работала под прикрытием, – сказал Нестор. – Несколько лет провела внутри сети Хильдекрюгера. Те сведения, которые она добыла, спасли много жизней.

Она работала под прикрытием и в другой НеБыТи, когда пожертвовала жизнью ради меня.

– Приятно познакомиться, – сказала я.

– Шэннон хочет больше узнать о твоих отношениях с Ричардом Харриером.

– И если ты когда-нибудь слышала о Карле Дерр, – добавила я. – Она была адвокатом из Канонсберга, убита весной 1997 года.

– Нет, это имя я не слышала. Но Харриером я занялась только после одиннадцатого сентября.

– Дрисколл собирался встретиться с Карлой Дерр в тот день, когда ее убили, – пояснил Нестор.

Вивиан покачала головой, фамилия Дерр ни о чем ей не говорила.

– У Хильдекрюгера были списки целей, – сказала она. – Дерр, вероятно, была целью, точно не знаю. Нестор наверняка рассказал о моем отношении к смерти доктора Питера Дрисколла. Он был в этом списке.

– Расскажи про список. Кто еще там был? – попросила я. – Откуда он вообще взялся?

– Список составил Хильдекрюгер, и он же позаботился о том, чтобы все из этого списка погибли. Я никогда с ним не встречалась. Его называли Дьяволом. У меня было такое чувство, что он надолго исчезал, а потом появлялся с обновленным списком. Мне так и не позволили к нему приблизиться.

– А с кем ты была близка?

– У меня были отношения с Ричардом Харриером. Из всех, с кем я встречалась, он был ближе всех к ядру группировки, – ответила Вивиан.

– Я застукала Харриера с Эшли Байтак в ту ночь, когда мы штурмовали дом в Бакханноне, – сказала я.

Нестор улыбнулся.

– После ареста он провел некоторое время в федеральной тюрьме, но мы не сумели связать его с лабораторией химоружия, не считая отношений с Эшли Байтак. Он отсидел пять лет и вышел, выиграв апелляцию.

– Но к тому времени, как он покинул тюрьму, Харриер стал полным отморозком.

– Была еще женщина по имени Николь Оньонго, – сказал Нестор. – Ты ее помнишь?

– Да, – ответила я, припоминая, что она сказала тогда в сгущающихся сумерках у амбара мисс Эшли: «Я невиновна». – Николь была связана с убийством Патрика Мерсалта.

– Точно. Я допрашивал Коль в самом начале нашего расследования убийств семьи Мерсалта, как только мы вычислили, что она и есть женщина с найденных фотографий. Помнишь? Самоубийство, комната с зеркалами?

– Помню.

– Я вышел на нее с помощью номера машины из гостиничных записей. Я ее допросил, но отпустил, на нее ничего не было. Тогда мы решили, что она просто связалась не с тем человеком не в том месте и не в то время. Но Брок хотел еще раз с ней поговорить, у него что-то на нее появилось, и как раз когда он погиб, я объявил ее в розыск.

– Но она исчезла, – сказала я. – Брок не сумел ее найти.

– Просто испарилась, – подтвердил Нестор. – Но через несколько месяцев, уже после смерти Брока, Коль сама со мной связалась. Она была в панике, сказала, что хочет заключить сделку ради защиты. Коль боялась, что убийца Патрика Мерсалта убьет и ее, и я ею занялся. Она стала для нас ценным ресурсом.

Ценным ресурсом. Информатором. Нестор сидел за столом со скрещенными пальцами, Вивиан – в кожаном кресле рядом со мной. Николь, видимо, рассказала Нестору то же, что однажды рассказывала мне. О Хильдекрюгере, о Коббе, Эсперансе, Вардогере. Она раскрыла информацию о КК ВМФ, «Глубоких водах» и «Либре».

– Что она тебе рассказала?

– Мы предложили ей программу по защите свидетелей, но она скользко себя вела, – сказал Нестор. – Я встречался с ней несколько раз, но она рассказала не много, была слишком напугана. И в конце концов согласилась ввести в этот круг Вивиан в обмен на неприкосновенность.

– Так ты и познакомилась с Харриером, – сказала я. – Благодаря Николь.

– Через нее, да, – ответила Вивиан. – Я не смогла добраться до ядра группировки, внутреннего круга, «речных крыс». Но Николь Оньонго устроила мне несколько встреч с Ричардом Харриером, пока он еще находился в тюрьме. Я сумела с ним сблизиться.

– А Дрисколл был в списке целей Хильдекрюгера? – спросила я.

– Да. Однажды ночью я проснулась и увидела, что Ричард одевается. Это было где-то в час ночи, ближе к двум, и я спросила, в чем дело. С ним связался Хильдекрюгер, вот так, ни с того ни с сего. Они пользовались предоплаченными телефонами и пейджерами, не доверяли Техносфере. Ричард сказал, что Дьявол велел ему убить человека по имени Питер Дрисколл, этот Дрисколл – часть «цепочки». И я пошла с ним, пыталась его отговорить. Но Ричард хотел, чтобы я сблизилась с Хильдекрюгером, и думал, что если я убью этого Дрисколла, то докажу свою преданность. Я не собиралась убивать Питера Дрисколла.

– И ты не знала, что Дрисколл – свидетель в расследовании ФБР, – предположила я.

– Для меня это было просто имя. Больше я ничего о нем не знала. Тогда я ничего не знала об этом мире и кто такой Дрисколл. Ричарду сказали, где живет Дрисколл, – в огромном доме на холмах Виргинии. Он припарковался на подъездной дороге, и мы пошли через лес, перелезли через ворота и просто позвонили в дверь. Я позволила Ричарду зайти так далеко, потому что не хотела раскрывать себя, пока это возможно, но все случилось слишком быстро. Доктор Дрисколл открыл дверь и несколько раз выстрелил, как будто уже нас ждал. Он попал Ричарду в шею и грудь и убил наповал. Меня тоже задел, в ногу. Он собирался меня прикончить. Стоял почти вплотную ко мне, а ты сама знаешь, как быстро все может происходить. У него был «магнум-357», никелированный, эффектная штука. Я четко помню только его револьвер. Дрисколл был на расстоянии вытянутой руки, когда выстрелил.

– Но промахнулся.

– Три выстрела, и все мимо, – сказала Вивиан. – Револьвер был слишком для него велик, и даже если Дрисколл учился с ним обращаться, то не сумел применить свои умения. Увидев мое оружие, он попятился. Револьвер он держал неумело, одной рукой. Я открыла ответный огонь.

– И попала восемь раз, – сказал Нестор.

– У меня был «глок-23», и я опустошила магазин за три секунды. Я сумела позвонить в 911, несмотря на сильное кровотечение. А потом отключилась.

Она замолчала, закрыв лицо руками. На ее ладони была татуировка, тот же черный круг с изломанными спицами, который я заметила, когда мы шли по саду в другой НеБыТи.

– Что означает этот символ на твоей руке? – спросила я.

Вопрос как будто пробудил Вивиан, утонувшую в воспоминаниях. Она посмотрела на черный круг и подняла руку, чтобы я могла получше разглядеть.

– Die Schwarze Sonne. Черное солнце. Хильдекрюгер придавал всем своим действиям мистическое значение. Связывал терроризм со всякими легендами. Харриер познакомился с ними в тюрьме. Он рассказывал их мне, как религиозное учение. Хильдекрюгер верил, что когда-то, в очень далеком прошлом, над Землей были два солнца. Первое – то, которое мы видим, Сол, а второе – Сантур, и это источник чистой крови и могущества для арийской расы. Два солнца вели войну, и Сантур погас и стал Черным солнцем, выгорел, превратился в пустоту, тень всего сущего, противоположность всему в этом мире. Хильдекрюгер считает, что Сантур вот-вот вернется и всему миру придет конец.

Белая дыра, подумала я. КК ВМФ дало этому феномену такое название, но экипаж «Либры» его не знал. Они первыми его увидели и решили, что это второе солнце. Хильдекрюгер, вероятно, сразу вспомнил о Черном солнце.

– Хильдекрюгер разрешал носить эту эмблему, как только человек получал определенный ранг в группировке, – сказал Нестор. – Мы уже ее видели, и не всегда на ладонях.

– Эта татуировка – самое большее, чего я добилась. Мне сказали, что это карта.

– Чего? – спросила я. – Куда приведет эта карта?

– Харриер сказал, что последний шаг к посвящению – это узнать про Врата и Путь. Харриер надеялся, что мне расскажут, но этого так и не случилось.

– Вардогер, – сказала я.

– Точно, – согласилась Вивиан, при этом слове ее взгляд помутнел. – Вардогер – это Врата и Путь. Откуда ты это знаешь?

– Ты знаешь, что это? – спросил Нестор. – Понимаешь, о чем речь?

– Я знаю, что такое Вардогер, – ответила я и с дрожью вспомнила Мариан и ее дубль, зеркальную девочку, которую она иногда видела. А еще я подумала, что ФБР приближается к этому месту на ощупь, через оккультные символы и татуировки. Нестор не знал о дубле Мариан, не знал о том, что она жива. – Я знаю, где Вардогер, но это опасное место. Люди там умирают, исчезают и порой не возвращаются.

– Мне сказали, что через Вардогер ведет какой-то путь. Сказали, что этот символ – карта. Харриер считал, что если я когда-нибудь окажусь в Вардогере, символ покажет дорогу.

Я взяла ее за руку и изучила символ. Концентрические круги и двенадцать изломанных спиц. Может, спицы – это пути?

– Можем отправиться туда, – предложила я. – Я могу отвезти вас в то место.

– Где это? – спросил Нестор.

– В Западной Виргинии. В национальном парке Мононгахила.

– Можем поехать хоть сейчас, сегодня же, – сказал Нестор. – Дай мне пару минут, я отменю другие встречи.

Готовясь снова заблудиться на том месте с повторяющимися пепельно-белыми деревьями, я гадала, вспомнит ли Нестор своего отца и его сон о вечном лесу, дверях, ведущих в другие леса, и новых дверях в тех лесах. Оставшись в его кабинете наедине с Вивиан, я боялась возвращаться к воспоминаниям, которые причиняют ей такую боль. Она убила Дрисколла, ей пришлось оправдываться, она жила с грузом убийства на душе.

– Ты же меня помнишь? – спросила она.

Вопрос меня удивил. Мы уже виделись? Но как такое возможно? Как она может помнить о том, чего никогда не происходило? Я вспомнила, как впервые ее увидела, она лущила кукурузу во дворе дома с садом.

– Прости, – ответила я, пытаясь вспомнить.

– Однажды ты попросила тебе помочь. Лет двадцать назад. Та ночь изменила всю мою жизнь. Ты сказала, что я должна работать в правоохранительных органах.

– У тебя были синие волосы. – Я произнесла эти слова еще до того, как в голове появился образ девушки-подростка с ярко-синей гривой. Меня защекотало узнавание. Та девушка, которая везла меня в гольф-каре по темным дорожкам гостиницы «Блэкуотер» двадцать лет назад. – Я тебя помню. Боже мой, конечно, я тебя помню!

– Наверное, я тогда назвалась Петал или Уиллоу.

– Петал, да.

– Хиповские дни.

Моя фраза изменила ее жизнь.

– Ты, наверное, мой счастливый талисман, – сказала я. – Появляешься, когда нужна.

– Выглядишь невероятно, – сказала Вивиан, расслабившись. – Все твердят, что полицейские живут меньше, чем среднестатистический человек, но ты явно нашла способ.

– Скандинавская кровь.

Биологически мы одного возраста, но она считала, что я намного старше, мне лет пятьдесят, а то и ближе к шестидесяти.

– Поверь, я чувствую себя старой.

– Когда я тебя увидела, то не была уверена, что узнала, просто не могла поверить. Ты выглядишь… совершенно такой же, как я тебя помню.

– Я крашу волосы, они седые, – сказала я.

– В ту ночь у гостиницы я разговаривала с Уильямом Броком, рассказывала ему про труп, который мы нашли. Он сказал, что я храбрая. А через несколько дней я увидела новости о Бакханноне. И когда Брок погиб…

– Я помню Брока.

– Новость стала для меня ударом. Я только что встречалась с человеком, которого все называли героем. Я вспомнила твои слова о правоохранительных органах и пошла в ФБР на собеседование… Та ночь стала развилкой на дороге. Ты выбираешь один путь или другой, и вся жизнь зависит от этого решения.

Мы сели в пикап Нестора, серую «Тойоту», Вивиан – на заднее сиденье. Несколько часов мы ехали по семидесятому шоссе, соединяющему Виргинию с Западной Виргинией, по большей части молча или болтая о жизни. Я все думала о том, как Нестор назвал Николь – Коль, прилипчивая мысль, словно я ревновала, но я уговорила себя, что это просто привычное сокращение. Я-то называла ее Коль только после близкого знакомства, после всех тех вечеров в «Мейриз-инн». Коль. Телевизор, лотерейные билеты, а когда она набиралась под завязку или была под кайфом, я отводила ее к себе домой и присматривала за ней.

Мы въехали в лес национального парка Мононгахила. Коль. Они встретились, когда Нестор ее допрашивал, через несколько дней после того, как мы с Вивиан нашли тело Мерсалта в гостинице «Блэкуотер». В глубине леса возникало чувство, будто мы тонем в тени тсуг. Нестор и Николь. Возможно, у них завязались отношения. Может быть, они возникли и в других вариантах будущего. Сердце заныло – это связывает Нестора с Бакханноном. Нестор купил дом Эшли Байтак в Бакханноне из-за Николь. Они познакомились, когда Нестор допрашивал ее о Мариан, а через несколько месяцев она снова с ним связалась и попросила о помощи. Они встретились и сблизились. Нестор и Николь. Коль.

– Притормози немного, – попросила я. – Здесь есть боковая дорога, по крайней мере, раньше была. Ее легко пропустить. Вот, вон там.

Нестор свернул и поддал газа, поднимаясь по крутому склону, ведущему к поляне, к тому же месту, куда он когда-то возил меня в другом будущем, чтобы показать, где нашли кости Мариан. Ту ночь мы впервые провели вместе, и Нестор сказал тогда, что вечный лес глубже Христа.

– Мы неподалеку от гостиницы «Блэкуотер», – сказала Вивиан. – Если спуститься по холму, то она будет там.

– Чтобы увидеть Вардогер, придется забраться повыше, – объяснила я. – Но остановимся здесь, на поляне. Дальше не проехать.

Поляна заросла бурьяном, но осталась достаточно ровной, и Нестор смог припарковаться. Я выбралась из машины, тщательно выбирая, куда ступать. Я не была одета для прогулок по горам, но обувь вполне годилась – прочные ботинки с защитой от скольжения, которые я обычно носила. Вивиан тоже вышла и разминала ноги.

Она была в сабо на толстой подметке, но они не удержались бы на ногах, если бы завязли в грязи.

– Уверена, что сможешь идти? – спросила я. – Придется немного пройтись. Не слишком тяжело, но в основном в гору.

– Нужно было сменить обувь.

Это были последние слова Вивиан.

Нестор вытащил пистолет и застрелил ее в упор, прямо в висок. Вивиан рухнула на колени с нечленораздельным стоном, похожим на рычание умирающего зверя. Жизнь ее покинула, пусть даже она еще была жива и издавала звуки. Изо рта хлынула кровь со слюной, она взмахнула руками, как будто отгоняла мошек. Я потянулась за пистолетом, но Нестор пнул по коленному сочленению протеза, сбив меня с ног. Он ударил меня пистолетом в висок. Моя челюсть клацнула. Нестор встал рядом со мной на колени и застегнул наручники у меня за спиной. Он забрал у меня оружие, высыпал пули и бросил пистолет на заднее сиденье пикапа. Вивиан стонала, изливая водопад крови.

– Ты ее убил. Просто убил.

Нестор приставил пистолет ко лбу Вивиан и выстрелил в нее еще раз. Выстрел отдался эхом, как хруст падающей ветки. Вивиан откинуло назад, мертвую.

Думай. Думай. Я была в наручниках, он забрал мой пистолет. Слишком все просто получилось. Тело Вивиан издавало бульканье. Вивиан – это девушка по имени Петал, сказала я себе. Вивиан работала в гостинице «Блэкуотер» и называла себя Петал. В 1997 году она еще жива и сидит за стойкой администратора. Возможно, я сумею подняться на колени, но по лесу буду передвигаться слишком медленно. Даже если получу фору, он все равно быстро меня догонит.

Нестор залез обратно в пикап, оставив дверь со стороны водителя открытой. Я увидела, что он возится с рацией, ищет нужный канал.

– У меня тут кое-что для тебя есть, – сказал он. Ответ я не расслышала из-за шелеста помех. – Ага, ее зовут Шэннон Мосс. Пришлось заняться кое-кем, кого она взяла с собой. Я не могу закинуть ее в машину. – А через пару секунд он ответил: – Ладно.

– Зачем ты это делаешь? – спросила я. – Нестор, прошу тебя…

– Можешь и сама сообразить. Уверен, они ничего тебе не сделают. – Он поднял меня и удостоверился, что я крепко держусь на ногах. – Все эти годы они тобой интересовались. Придется еще немного пройтись.

– Не делай этого.

– Пошли, – сказал он.

Он подтолкнул меня вперед. Я пошла с ним, и Нестор провел меня через узкий прогал между деревьями, по извивающейся круто вверх тропе. Мы подошли к узкому пересохшему ручейку, ведущему к откосу, на гладких камнях запеклись капельки глины, но в основном все заросло травой.

– Вы с Николь были любовниками, – сказала я.

– Какое-то время.

Меня царапнула эта двойственность, я поняла, что важные для меня люди, оказывается, были важны и друг для друга.

– О чем вы с Николь говорили? – спросила я. – Что она тебе рассказала?

– Коль, она… Она кое-что мне показала.

– Я могу тебе помочь.

– Возможно, она там, – сказал Нестор. – Не знаю, приехала ли она.

Послышалось журчание воды, Красного ручья. Нестор провел меня через заросли тсуг, и мы оказались у забора-сетки с колючей проволокой. По всему забору висели оранжевые таблички: «Проход запрещен. Охота, рыбалка или проезд строго запрещены. Нарушители будут преследоваться по закону. ВМФ США».

– Они ушли отсюда много лет назад, – сказал Нестор, ведя меня к тому месту, где сетка была разрезана, а дыра скрыта за деревьями.

Мы нырнули внутрь, и я увидела белое дерево из пепла, тонкое пространство. Когда-то здесь располагалась база ВМФ. Рядом стояли бетонный дом и гараж, оба пустые. Нестор подвел меня к дереву.

– На колени, – сказал он. – Вот здесь.

Я не послушалась, и он снова ударил меня пистолетом, теперь по спине, так что я покачнулась и упала на колени перед деревом Вардогер. Нестор расстегнул наручники на одном запястье. Именно это произошло с Мариан, подумала я. Нестор завел мои руки за ствол дерева, я прижалась лицом и грудью к холодной, гладкой коре, как будто обнимая ее. Он свел мои руки вместе и застегнул браслеты. Я дернулась с мыслью: «Одна Мариан была привязана веревкой, а другая проволокой».

– Что показала тебе Николь? Что могло заставить тебя так поступить?

– Она провела меня через это место, через это дерево, – сказал Нестор. – Провела меня по пути, и я кое-что видел. Не знаю, что я видел. Видел себя, снова себя, а все вокруг заледенело. Я видел конец света, Шэннон.

– Еще не конец…

– Ты сказала, что я был религиозен, когда мы познакомились? Религия – неверное слово. Я взывал к Господу на том льду, Шэннон, и когда он откликнулся, я понял, что его голос хуже тишины. Николь сказала: «Открой глаза», заставила меня смотреть, и я увидел распятого Христа, но отражение вверх тормашками, в воздухе вырос вечный лес распятых. Еще не конец, в этом ты права. Я верю в вечную жизнь, но не как раньше. У меня нет души, ни у кого ее нет. Я состою из плоти, крови и внутренностей, но души у меня нет. Бог – это паразит, живущий в твоей крови, Шэннон. Я видел распятых, деяние Бога. Эти люди никогда не умрут, а будут вечно мучиться. Вечная жизнь благодаря Богу? Это хуже смерти.

Нестор повесил ключи от браслетов на ветку.

– Когда-то я тебя любил, – сказал он. – Наверное, ты мне не поверишь, но я тебя любил. Когда мы только познакомились, в те несколько дней, когда мы работали вместе. Может, все сложилось бы иначе, если бы ты не исчезла, не знаю. Но теперь уже поздно.

– Не оставляй меня здесь, – взмолилась я, но Нестор уже ушел.

Я услышала его шаги по хвойной подстилке, а вскоре их заглушил ветер. Мариан тоже привязали здесь, но она сбежала. Она выбралась к реке и увидела себя у дерева. А может, я тоже была привязана здесь – другая я, бесконечное отражение, дубль в мире дублей.

Тсуги пронзал яркий оранжевый закат. Через некоторое время я услышала шаги. Из-за деревьев появились два человека – настороженные, как почуявшие охотника олени. Кобб и еще один, которого я не узнала, блондин с густой бородой. Они были в зеленом камуфляже и армейских ботинках, оба с винтовками AR-15 через плечо.

Кобб нагнулся и заглянул мне в глаза. Здоровенный амбал с туповатым взглядом.

– Это и правда ты, – ухмыльнулся он.

Я выдержала его взгляд, но Кобб не отвернулся, и я сплюнула. Я была беззащитна, обнимая ствол в наручниках.

– Это она, – сказал Кобб, размахнулся и вмазал мне по лицу рукой-молотом.

Я поняла, что он сломал мне нос, а боль пронзила череп до самого затылка. Кровь хлынула на белое дерево, потекла из ноздрей в рот. Спутник Кобба засмеялся, и Кобб снова ударил, на этот раз в челюсть.

– Это та сучка, которая убила Джареда, – сказал он.

И еще один сокрушительный удар по лицу. Я не могла пошевелиться, не могла избежать ударов.

– Она же одноногая, – сказал другой, он только с ухмылкой наблюдал.

У корней Вардогера я увидела свои окровавленные зубы. Я съежилась, по телу растекалась боль, я знала, что ничего не могу сделать, что Кобб убьет меня, если захочет. Но он сказал:

– Сними наручники.

Браслеты расстегнули, но тут же стянули мои руки обратно, только спереди.

– Помоги мне с ней, – сказал Кобб.

Они вдвоем подняли меня и потащили, но тут Кобб спросил:

– Идти можешь?

И я пошла сама, из опасения, что они могут со мной сделать в противном случае. Я сдалась, покорилась им – три удара меня сломили. На одежду капала кровь с лица, больше крови, чем я могла себе представить. Боковое зрение затуманилось, как будто со всех сторон подкрадывались тени. Кобб потащил меня вниз по холму, на звук журчащей воды. Но теперь вместо одного пепельно-белого дерева в окружении сосен я увидела вереницу белых деревьев, уходящую вдаль, одинаковых белых деревьев.

– Что происходит? – спросила я.

– Обман зрения, – ответил Кобб.