Глава восемьдесят вторая. Амари
Дюжины мужчин рвутся вперед, но не их крови жаждет мой меч. Рядом со мной Тзайн рубит стражников топором, ведет борьбу, несмотря на слезы, стекающие по лицу. Я сражаюсь за него, за Бинту, за каждую жертву отца. Вся эта кровь и смерть запятнала нас.
Прорываюсь вперед, делая ложный выпад.
Стражник падает, когда я разрезаю ему сухожилие.
Другого раню в бедро.
Борись, Амари. Пытаюсь взять себя в руки и не обращать внимания на печать Ориши, которая украшает их доспехи, не смотреть на лица тех, кто умирает от моего меча. Эти солдаты клялись защищать страну и корону, но нарушают свой священный долг. Они хотят убить меня.
Один из них взмахивает мечом. Я резко уклоняюсь, и он ранит стоящего рядом солдата. Готовлюсь ударить, как вдруг…
– Нет!
Крик Зели разносится по храму, заставив меня обернуться, пока мой меч пронзает одного из солдат. Она падает на колени, дрожа, сжимая в руках пепел. Бегу ей на помощь, но резко останавливаюсь, когда отец поднимает меч и вонзает его в живот одного из своих солдат. Когда юноша падает на колени, шлем слетает с его головы. Это не стражник.
Инан.
Я замираю. Изо рта брата бежит тонкая струйка крови.
Кажется, будто меня саму пронзает клинок, словно это моя кровь льется на гладкий пол храма. Но нет, она принадлежит брату, который носил меня по дворцу на плечах и воровал для меня медовые пирожные из кухни, когда мать забирала мой десерт.
С которым отец заставлял меня драться.
Который оставил шрам на моей спине.
Не может быть. Я не верю своим глазам. Только не Инан…
Не ребенок, пожертвовавший всем, чтобы отец им гордился.
Гляжу, как отец поднимает меч вновь, чтобы отсечь моему брату голову. Он сейчас убьет его. Так же, как Бинту.
– Пожалуйста, – молит Инан и тянется к нему из последних сил, но тот наступает на протянутую руку.
– Ты мне не сын.
– Отец! – Мой голос кажется мне чужим, когда я бросаюсь вперед. Король замечает меня, и ярость искажает его лицо.
– Боги прокляли меня такими детьми, – выплевывает он. – Предателями, от которых несет моей кровью.
– Твоя кровь и правда проклята, – отвечаю я. – Но сегодня она прольется.
