Глава восемнадцатая

Нас доставили обратно в Акр через манхэттенскую петлю, соединенную с Панпитликумом, – если бы только мы с друзьями знали этот маршрут, то сэкономили бы несколько дней пути и избежали бы уймы неприятностей! От немедленной головомойки меня спасло только то, что я был избит. Меня отвели к врачу по имени Рафаэль, который работал в полуразрушенном доме на Малой Кинжальной улице. Остаток дня и всю ночь я пролежал в комнате, заставленной аптечными пузырьками и склянками, а Рафаэль посыпал мои раны какими-то жгучими порошками и накладывал едкие компрессы. Это, конечно, была не Матушка Пыль, но вскоре я почувствовал, что мне становится лучше.

Я лежал без сна, терзаясь сожалениями, сомнениями и чувством вины (если бы я только послушался Эйча! Надо было бросить все в ту же минуту, когда он велел возвращаться домой!). Я не мог перестать думать о том, что Лео сказал о моем дедушке. Разумеется, я по-прежнему был уверен, что это неправда. Твари подставили его – и другого объяснения быть не может. Но сам факт, что деда выставили в таком чудовищном свете, очень меня беспокоил. И я собирался приложить все усилия, чтобы исправить дело, – если, конечно, после всего этого Эйч станет со мной говорить. Но больше всего меня мучило чувство вины перед Нур. Мы не только не спасли ее – мы не на шутку осложнили ей жизнь. Если бы не мы, она была бы в большей безопасности, чем сейчас. Да, за ней бы по-прежнему охотились, но, по крайней мере, она бы оставалась на свободе.

Утром меня навестили друзья: Эмма, Миллард и Бронвин, а с ними и Енох. Он рассказал, как очнулся от гипнотического транса, в который погрузила его Фрэнки, и обнаружил на себе кукольные одежки. Он избавился от них со всей возможной поспешностью – и сделал ноги.

– Должно быть, он пришел в себя, когда я схватила Фрэнки и пригрозила ее сжечь, – сказала Эмма. – Она тогда всех нас отпустила, и Еноха заодно.

– Но она сильная, – признал Миллард. – Мало кто способен управлять людьми на таком большом расстоянии. Я обязательно включу ее в свою новую книгу «Кто есть кто в странной Америке».

– Я тоже могу управлять людьми на расстоянии, – проворчал Енох. – При условии, что они уже умерли.

– Что ж ты от нее сбежал? Из вас бы вышла милая парочка, – заметил я.

Енох наклонился над кроватью и щелкнул меня по одному из синяков на руке. Я завопил.

Ребята сказали, что мисс Сапсан с ними еще не разговаривала – и даже не упрекнула их ни единым словом. С тех пор, как мы вернулись, она вообще почти все время молчала. Только предупредила, чтобы никто из нас не покидал пределы Акра.

– Она все еще очень сердится, – сказала Эмма. – Никогда ее такой не видела.

– Я тоже, – кивнула Бронвин. – Даже в тот раз, когда мой брат потопил кэрнхолмский паром вместе со всеми нами на борту.

– Что, если они теперь изгонят нас из мира странных? – спросила Эмма.

– Из мира странных нельзя просто так кого-то изгнать! – воскликнул Енох. – Или… можно?

– Нет, но какая дурацкая была затея, – с несчастным видом сказала Бронвин. – Ужасно глупо вышло.

– Все шло как по маслу, пока тебя не подстрелили этим снотворным дротиком, – возразил Енох.

– По-твоему, это я виновата?

– Мы бы не попали в эту петлю-ловушку, если бы не пошли искать больницу!

– Никто не виноват, – отрезал я. – Нам просто не повезло.

– Мы бы все равно во что-нибудь вляпались, – сказала Эмма. – Не в одно, так в другое. Даже удивительно, как долго мы продержались – при таком грандиозном невежестве. Дураки мы были, что подумали, будто можем выполнять задания в Америке без всякой подготовки и обучения. – Она взглянула на меня и тут же отвела глаза. – Второго такого, как Эйб Портман, на свете нет.

Это был грязный прием, но укол попал в цель. Преодолевая боль, я сел на постели.

– Его напарник считал, что мы вполне готовы. Он дал нам это задание.

– И мне бы очень хотелось знать, почему, – раздался голос с порога.

Мисс Сапсан стояла в дверях, опираясь одной рукой на косяк, а в другой держа незажженную трубку. Сколько же она так простояла?

Все напряглись, ожидая выволочки. Мисс Сапсан вошла в дверь и окинула взглядом столы и полки со всеми этими крохотными пузырьками и медицинскими инструментами. На середине комнаты она остановилась.

– Вы, наверное, очень волновались, – осторожно сказал Миллард.

Мисс Сапсан резко повернулась к нему и сузила глаза. Стало понятно, что попытки оправданий с нашей стороны все еще не приветствуются.

– Да, разумеется, но не только из-за вас, – с несвойственной ей холодностью произнесла имбрина. – Несколько месяцев назад, еще до того, как исчезла угроза со стороны пустóт, мы начали переговоры о заключении мира между американскими кланами. Ваши действия поставили под угрозу все, чего нам удалось достичь.

– Мы не знали, – тихо сказал я. – Вы и мисс Кукушка сказали нам, что имбрины занимаются восстановлением после войны.

– Эти переговоры хранились в строжайшей тайне, – пояснила мисс Сапсан. – Мне бы и в голову не пришло, что нужно специально предостеречь моих подопечных, чтобы они не вздумали отправляться в одиночку на опасные и малоизученные территории – не только без разрешения, но даже не уведомив меня о своих намерениях! – ради какой-то непродуманной спасательной миссии, которую вам поручил неизвестный и совершенно не заслуживающий доверия источник!.. – Голос ее сорвался на визг, и тут она опомнилась и потерла глаза. – Извините. Я несколько дней не спала.

Достав спичку из кармана, мисс Сапсан приподняла ногу, ловко чиркнула спичкой о подошву и поднесла огонек к трубке. После нескольких долгих затяжек она заговорила вновь:

– Мы с другими имбринами трудились круглые сутки, чтобы вытащить вас из клана Пяти Районов, которым заправляет Лео Бернем. Это, знаете ли, очень неудобно, когда тех самых людей, которые пытаются выступать посредниками на мирных переговорах, внезапно обвиняют в тяжких уголовных преступлениях. – Подождав, пока смысл этой фразы дойдет до нас в полной мере, мисс Сапсан продолжала: – Америка фактически находится в состоянии гражданской войны. Сейчас я вкратце объясню вам, как обстоят дела, – но только для того, чтобы вы поняли, насколько вы осложнили нам работу. Есть три основные группировки: клан Пяти Районов, влияние которого простирается почти на все Восточное побережье, Невидимая Рука с центром в Детройте и клан Лос Калифорниос на Западе, со столицей в Лос-Анджелесе. Техас и Юг – независимые зоны, до сих пор сопротивлявшиеся всем попыткам сосредоточить власть в одной петле. В сущности, там царит анархия, только усугубляющая социальные противоречия. Но самая большая проблема – это постоянные трения между тремя главными группами. Застарелые обиды, давние споры за территорию и тому подобное. Правда, страх перед пустóтами существенно затруднял передвижения по стране и не позволял отдельным стычкам перерасти в полномасштабную войну. Но теперь, когда пустóт почти не осталось, столкновения стали серьезнее. Кланы все время настороже, в постоянной боевой готовности.

– Иными словами, мы выбрали самое неподходящее время, чтобы во все это влезть, – заключил Миллард.

– Именно так, – подтвердила мисс Сапсан. – Особенно если принять во внимание ту деликатную работу, которую имбрины ведут с американскими кланами.

Кое-что из этого я уже слышал раньше, но мои друзья не слышали. И теперь я видел, как они обескуражены и в то же время напуганы.

– Я понимаю, почему ситуация настолько деликатная, – сказал я. – Не понимаю только, почему попытка помочь странному человеку, попавшему в беду, – это так ужасно.

– В Европе это было бы нормально, – сказала мисс Сапсан. – Но в Америке это серьезное преступление.

– Но мой дед постоянно разыскивал странных новичков и помогал им!

– Много лет назад! – она с трудом удержалась от того, чтобы не выкрикнуть эти слова мне в лицо. – Обстоятельства меняются, мистер Портман! Законы устаревают, на смену им приходят новые! И если бы вы просто спросили меня или любую другую имбрину, мы бы вам объяснили, что американцы очень ревностно относятся к своей территории и то, что двадцать пять лет назад было актом героизма, в наши дни считается тяжким уголовным преступлением!

– Но почему?

– Да потому, что самый ценный ресурс в странном мире – это мы. Странные люди. Если две петли враждуют друг с другом, каждой из них требуется как можно больше странных людей с самыми разными талантами, – бойцов, лекарей, бегунов, невидимых шпионов и так далее. Каждой нужна своя армия. Но численность странных не так уж велика. К тому же из-за пустóт с их чудовищными аппетитами находить новых странных долгое время было очень трудно. Новички были буквально нарасхват. В отсутствие свежей крови средний возраст странных постепенно увеличивался, и многие становились привязаны к своим петлям. Армия, которая не может далеко отойти от своей петли, потому что боится в одночасье состариться, не так уж эффективна. И поэтому во всем странном мире нет ничего ценнее, чем новички. Особенно такие, которые обладают каким-нибудь мощным даром.

– А почему Эйч нам этого не сказал? – спросил я. – Он должен был знать, что местные кланы разозлятся, если мы попытаемся помочь Нур.

– Я бы с удовольствием задала ему тот же вопрос, – проворчала мисс Сапсан. – Не считая некоторых других, не менее интересных вопросов.

– Я уверен, что он хотел как лучше, – вмешался Миллард. – За ней охотились какие-то очень неприятные люди.

– Возможно, он хотел как лучше для нее, – сказала мисс Сапсан. – Но втягивать в это моих подопечных было нечестно.

– Нам ужасно жаль, что так вышло, – вздохнула Эмма. – Надеюсь, в это вы можете поверить?

Мисс Сапсан не удостоила ее даже взгляда: она упорно игнорировала все наши попытки извиниться. Подойдя к окну, она выпустила из трубки красное облако дыма наружу, на бурлящую народом улицу.

– Мы уже добились определенных успехов в мирных переговорах, но этот эпизод серьезно подорвал доверие кланов к имбринам. Мы навлекли на себя подозрения, а нейтральная сторона не может себе позволить, чтобы ее заподозрили в каких-то скрытых мотивах. Это очень плохо.

– Вы думаете, теперь у них начнется война? – спросил Миллард. – Из-за нас?

– Возможно, еще не поздно все исправить. Но между кланами слишком большие расхождения по ряду ключевых вопросов. Они должны прийти к согласию по поводу территориальных границ, должны выбрать миротворческий совет… Все это – важные и сложные задачи, и ставки очень велики. Если начнется война, это станет катастрофой не только для странных Америки, но и для всех нас без исключения. Война – это вирус, который редко удается удержать в рамках одной страны. Он неизбежно будет распространяться.

Наши поникшие плечи и вытянутые лица лучше всяких слов говорили о раскаянии и ужасном стыде. Я уже успел пожалеть обо всем – и даже о том, что вообще решил разыскать Эйча.

Мне казалось, что прошло немало времени, прежде чем мисс Сапсан снова повернулась к нам.

– Очень плохо, что кланы нам больше не доверяют. Но есть и кое-что похуже, – вздохнула она. – Хуже всего – то, что я больше не могу доверять вам.

– Не говорите так, мисс! Не надо, пожалуйста! – взмолилась Бронвин.

– Пожалуй, больше всего меня разочаровали именно вы, мисс Брантли. Такого поведения можно было ожидать от мисс Блум или от мистера Ноллингса. Но вы всегда были такой верной и доброй!

– Я заглажу свою вину, – сказала Бронвин. – Честное слово!

– На ближайший месяц я направляю вас в бригаду по уборке кухонь. Здесь, в Дьявольском Акре.

– Да, да, конечно! – Бронвин горячо закивала. Похоже, она приободрилась: ей назначили наказание, а значит, можно надеяться, что в конце концов она будет прощена.

– Мисс Блум, вы получаете новое назначение: будете работать при мусоросжигательных печах на Дымной улице. – Эмма поморщилась, но промолчала. – Мистер О’Коннор, вы будете чистить трубы. Мистер Ноллингс…

– Мисс Сапсан! – перебил ее я.

Она умолкла на полуслове. Друзья уставились на меня, не веря своим глазам.

– В чем дело? – нахмурилась мисс Сапсан.

Я понимал, что мой вопрос ее только рассердит, и вряд ли я получу хоть какой-то ответ. Но все равно чувствовал, что должен спросить:

– А что насчет Нур?

– В каком смысле? – уточнила мисс Сапсан таким тоном, что я уже не сомневался: ее терпение вот-вот лопнет. Я, конечно, не хотел расстраивать ее еще больше, но беспокойство за Нур грызло меня изнутри, и отмахнуться от него просто так я не мог.

– Ну, мы… мы просто бросили ее там, – пояснил я.

– Да, – сказала мисс Сапсан. – И я прекрасно отдаю себе в этом отчет. Была бы хоть малейшая возможность забрать ее с нами в Акр – я бы так и поступила. Но мне и без того пришлось использовать все рычаги, чтобы добиться вашего освобождения. Если бы я стала настаивать на том, чтобы забрать и ее, они бы решили, что именно этого мы с самого начала и добивались. Что мы на самом деле охотимся за новичками. И тогда все переговоры пошли бы насмарку.

По-своему мисс Сапсан была права, но она говорила о политике, а я – о живом человеке. Неужели нельзя спасти Нур, все-таки избежав войны? И я решил не сдаваться.

– Лео – опасный сумасшедший, – сказал я. – Я понимаю, о чем вы говорите, но, может, есть какой-нибудь способ вывезти ее тайно? Так, чтобы они не узнали, что это мы…

Эмма метнула на меня убийственный взгляд и одними губами шепнула: «Прекрати!»

Я видел, что мисс Сапсан вот-вот сорвется.

– Мистер Портман, – промолвила она, – если эта девушка сейчас в опасности, то в этом виноваты вы. После всего, что я вам рассказала, как вы можете настаивать, чтобы мы попытались извлечь ее из этой петли? Ушам своим не верю!

– Я понимаю, что это моя вина. Да, это так. – Я заговорил быстро, стараясь высказать все, прежде чем мисс Сапсан окончательно потеряет терпение. – Но если бы вы только видели тех людей, которые за ней охотятся! У них вертолеты и какое-то спецоборудование.

– Совершенно очевидно, что это какой-то из кланов.

– На самом деле нет, – возразил я, хотя мне уже приходилось ее перекрикивать. – Даже ребята Лео не знали, кто они такие…

– Мистер Портман.

– В ней есть что-то особенное. Что-то важное. Я чувствую…

– Мистер Портман!

– Джейкоб, перестань! – зашипел на меня Миллард.

– И я не думаю, что Эйч послал бы нас за ней, если бы она действительно не была важна. Понимаете? Он же не идиот!

– Мистер Портман! Эта девушка – не ваша забота! – завопила мисс Сапсан.

Я никогда еще не слышал, чтобы она так кричала. В комнате стало тихо-тихо. Даже уличный шум, доносившийся из-за окна, как будто примолк.

Директриса тряслась от гнева.

– Ради общего блага иногда приходится мириться с несовершенствами мира, – сказала она. – Безопасность одного человека – ничто по сравнению с безопасностью многих тысяч.

Я тоже был зол. И потому не смог придумать ничего разумного, а просто взял и брякнул:

– Ну что ж, дерьмово!

Бронвин ахнула. Никто из нас не позволял себе говорить с мисс Сапсан в таких выражениях.

Мисс Сапсан шагнула вперед. Наклонилась над моей кроватью.

– Да, мистер Портман, это дерьмово. Но когда приходится выбирать между одним дерьмом и другим, становится ясно, почему так дерьмово быть правителем. И именно по этой причине мы не вовлекаем – и никогда не будем вовлекать – детей в принятие решений государственной важности.

Слово «детей» она произнесла с таким нажимом, словно хотела швырнуть его нам в лицо.

Я заметил, что Эмма нахмурилась. По-видимому, с ней тоже никто еще так не говорил.

– Мисс Сапсан? – окликнула она.

Директриса резко обернулась и смерила ее взглядом, словно вызывая на поединок.

– В чем дело, мисс Блум?

– Мы уже не дети.

– Дети, – покачала головой директриса. – И сегодня вы это доказали.

И, развернувшись, вышла из комнаты.

Все ошеломленно молчали. И только когда звук ее шагов затих в отдалении, мои друзья вновь обрели дар речи.

– Ну, ты и осел, Портман, – сказал Енох. – Ты ее совсем вывел из себя. И с чего это тебе вздумалось приставать к ней насчет этой девчонки?

– Если бы кто-то из вас остался в той петле, мы бы все волновались, – ответил я. – Так почему мы не должны волноваться о ней?

– Это не наша забота, – возразила Бронвин. – Так говорит мисс Эс.

– Они же не убьют ее и ничего с ней такого не сделают, – продолжал Енох. – Уж лучше пусть остается там, чем прячется от вертолетов где-то в настоящем, на этой стройке. С кланом Лео ей будет безопаснее.

– Мы не можем этого знать! – воскликнул я. – Задание было доставить ее в безопасную петлю, а не просто бросить где придется…

– Да забудь ты про это чертово задание! – взорвалась Эмма. – Нет больше никакого задания! Все закончилось! И глупо было вообще за него браться!

– Да-да-да, – закивала Бронвин. – Просто оставим это в прошлом и будем надеяться, что имбрины нас простят.

– Они отчасти тоже виноваты, – сказал я. – Ничего бы этого не случилось, если бы они с самого начала объяснили нам, что происходит. Я понятия не имел, что они пытаются добиться какого-то мирного договора…

– Нечего перекладывать нашу вину на имбрин! – отрезала Бронвин.

– Но они обращаются с нами, как с идиотами! – вскипел я. – Ты же сама это говорила!

– Не знаю, как ты, – сказала Бронвин, – но лично я посмотрела, как живут американцы, и теперь просто счастлива, что у нас есть имбрины. Я больше никогда не буду на них жаловаться. Так что если хотите и дальше говорить о них что-то плохое, считайте, что я в этом разговоре не участвую.

– Я не жалуюсь, я просто хочу сказать, что…

– Мы им не ровня, Джейкоб. И ты тоже. То есть, конечно, это был настоящий подвиг – то, что ты сделал для всех нас в Библиотеке Душ. Но даже если ты – знаменитый герой и люди просят у тебя автограф, это еще не значит, что ты настолько же важен, как имбрины.

– Я этого и не утверждал!

– Но ведешь себя так, будто ты в этом уверен. Если мисс Сапсан хотела что-то держать от тебя в секрете, значит, у нее была на то веская причина, и на этом все.

Бронвин повернулась и вышла из комнаты. Никто даже не попытался ее остановить.

– Ну и ну, – я покачал головой. – А что насчет вас?

– В каком смысле – «насчет нас»? – кислым тоном переспросила Эмма.

– Вы же хотели независимости! Хотели самостоятельно принимать решения! Неужели вы тоже откажетесь от собственных слов – и только из-за того, что мисс Эс на нас сердится?

– Не притворяйся тупее, чем ты есть, – проворчал Енох. – Из-за нас чуть было не началась война.

– У мисс Сапсан есть полное право на нас сердиться, – добавила Эмма.

– Спору нет, с нами частенько обращались, как с детьми, – сказал Миллард. – Но мы выбрали не лучшее время для борьбы за независимость.

– Но откуда нам было знать? – воскликнул я. – Да, конечно, мы допустили ошибку. Но это еще не значит, что мы должны сдаться!

– Значит, – возразил Енох. – В этом случае – значит. Лично я собираюсь сидеть тише воды ниже травы. Чистить трубы, умолять о прощении и надеяться, что все вернется на круги своя.

– Речь настоящего героя! – хмыкнул я.

Енох рассмеялся, но я видел, что задел его за живое. Он подошел к моей кровати, достал из кармана горсть увядших маргариток и рассыпал их по одеялу.

– Ты тоже не герой, – произнес он. – Ты – не Эйб Портман, и никогда им не станешь. Так что хватит уже пытаться.

И вышел за дверь.

Я словно окаменел. Сказать мне было нечего.

– Я, наверное, тоже пойду, – пробормотал Миллард. – А то еще директриса подумает, будто мы тут…

Конец фразы я не расслышал.

– Что? О чем-то сговариваемся?

– Ну, вроде того, – подтвердил он.

– А как насчет остальных? Они придут меня навестить?

Горация, Хью, Оливию и Клэр я не видел с того дня, как мы отправились на задание, и казалось, прошла уже целая вечность.

– Не думаю, – сказал Миллард. – До встречи, Джейкоб.

Мне не нравилось, как все обернулось. Я буквально чувствовал, как мои друзья проводят черту: я – по одну сторону, а все остальные – по другую.

Миллард ушел: его плащ и штаны выплыли за дверь. Я остался наедине с Эммой… но она тоже направлялась к выходу.

И тут я поддался позорному отчаянию:

– Не уходи! – крикнул я.

– Но мне действительно пора. Прости, Джейкоб.

– Не обязательно, чтобы все вот так закончилось! Это просто неудачное стечение обстоятельств…

– Хватит. Пожалуйста. – В глазах у нее стояли слезы, и я вдруг почувствовал, что тоже едва не плачу. – Это конец, Джейкоб. Ничего не поделаешь.

– Мы дозвонимся Эйчу! Расскажем, что произошло, обсудим, что делать дальше…

– Послушай меня, Джейкоб. Пожалуйста, послушай. – Она сложила ладони перед собой и прижала кончики пальцев к губам. Молитвенный, умоляющий жест. Постояла так пару секунд и опустила руки. – Ты не Эйб, – произнесла она. – Ты не Эйб. И я боюсь, что если ты продолжишь и дальше пытаться быть как он, это тебя убьет.

Она отвернулась, немного помедлила в дверном проеме и ушла.

Я лежал в постели. Прислушивался к шуму с улицы, размышлял, дремал, болтал с Рафаэлем, когда тот приходил проверить, как я, и посыпать меня своими странными порошками. Иногда я погружался в беспокойный сон, но ненадолго. Поначалу я в основном злился. Но мои чувства раскачивались между гневом и сожалением. С одной стороны, я переживал, что друзья меня бросили (смогу ли я еще когда-нибудь назвать их друзьями?), с другой – понимал, почему они не захотели принять мою сторону. Ради меня они рисковали многим, и чуть не потеряли всё. Не знаю, можно ли и впрямь изгнать кого-то из мира странных, но, полагаю, мы подошли к этой черте очень близко.

Сердился я и на Эмму – за то, что она сделала, и за то, что она сказала. За то, что ушла. Но я не мог не задаваться вопросом: а что, если наш с ней разрыв – это моя вина? Что, если я сам заставил ее вернуться к тем прежним чувствам, которых она многие годы сознательно избегала? Если бы я не полез в дедушкин тайник, не позвонил бы Эйчу и не втянул во все это Эмму, может, мы с ней до сих пор были бы вместе?

И мисс Сапсан. Пусть она подчас готова задушить нас своей заботой; пусть обращается с нами, как с детьми; но все же у нее были все основания на меня злиться. И у моих друзей тоже. Среди причин, по которым я все это затеял, слишком уж много места занимали обида на имбрин и злость на родителей. Но на самом деле проблема в том, что я попытался действовать в мире, о котором не имел ни малейшего представления. Вселенная странных людей – невероятно сложная, со своими правилами, традициями и классификациями, со своей историей. Даже мои друзья, которые изучали мир странных почти всю свою долгую жизнь, и то не знали всего. И каждого новичка полагалось готовить, обучать и тренировать не менее серьезно, чем астронавта перед полетом в космос. Но когда петля мисс Сапсан разрушилась, меня швырнуло в океан этого неизвестного мира без всякой подготовки, и чтобы выжить, мне не оставалось ничего, как плыть наудачу. Удача мне улыбнулась: благодаря своему странному дару и храбрости моих друзей я чудесным образом выжил – и, более того, победил.

Но постоянно рассчитывать на везение нельзя. Моя ошибка – в том, что я решил, будто смогу попытаться еще раз и мне опять повезет. Уязвленная гордость заставила меня прыгнуть в эти темные воды снова – и на сей раз исключительно по собственной инициативе. Более того, я увлек за собой нескольких друзей, что было не только глупо, но и, в конечном счете, нехорошо по отношению к ним. В итоге я чуть не погиб.

Я поступил как самоуверенный недоучка. И возлагать за это вину на мисс Сапсан я не мог. Значит, на самом деле я не имел права злиться ни на нее, ни на моих друзей. И чем больше я думал об этом, тем отчетливее моя злость сосредоточивалась на совершенно другом человеке. На человеке, которого с нами даже не было. Который вообще уже умер. Да, именно: на моем дедушке. Он-то знал, кто я! С самого моего рождения он прекрасно это знал. И, сам будучи странным, прекрасно знал, что рано или поздно я обнаружу собственную странность. И, зная все это, он, тем не менее, не счел нужным меня подготовить.

Почему? Неужели потому, что я нагрубил ему тогда, в четвертом классе? Неужели он так сильно обиделся? Нет, вряд ли: дедушка не был настолько мелочным. Или, как однажды предположила мисс Сапсан, он пытался уберечь меня от лишних страданий? Хотел, чтобы я вырос, чувствуя себя нормальным?

На первый взгляд это была приятная мысль. Но стоило копнуть чуть глубже, и ничего приятного в ней не осталось. Ведь он знал! Он прожил целую жизнь в странной Америке – в этой сложной, кровавой стране, раздираемой распрями. И если он скрывал правду, чтобы уберечь меня от лишних страданий, то это значит, что он сознательно мной рисковал. Даже если забыть о пустóтах, рано или поздно меня все равно бы выследила какая-нибудь банда странных американцев. Представьте себе, как бы я удивился, если бы узнал о своей странности не от деда, а таким образом – в роли «дикой» добычи какого-нибудь бессердечного разбойника с большой дороги!

Эйб оставил меня без карты и без ключа, без единой подсказки. Без единого намека на то, как мне ориентироваться в этой новой, странной реальности. Он был обязан рассказать мне все, но не сказал ни слова.

Почему он оказался таким безответственным?

«Потому, что ему было на тебя плевать».

Снова этот гаденький тихий голосок в голове!

Нет, это невозможно. Я не мог поверить, что деду было плевать на меня. Должна быть какая-то другая причина.

И тут до меня дошло, что на свете все еще живет человек, который может знать ответ.

– Рафаэль?

Врач, спавший в кресле у окна, шевельнулся. Голубой утренний свет хлынул в комнату.

– Да, мастер Портман?

– Мне надо поскорее выбраться из этой постели.

Три часа спустя я уже был на ногах. Под глазом остался лиловый синяк, и ребра все еще болели, но в остальном Рафаэль сотворил настоящее чудо, и я чувствовал себя неплохо. Я направился обратно в Панпитликум Бентама, стараясь никому не попадаться на глаза, но утренний час пик был в самом разгаре, и мне все-таки пришлось несколько раз остановиться, чтобы дать автограф. (Я до сих пор удивлялся, что меня узнают в лицо. Ведь я почти всю жизнь прожил как ничем не примечательное ничтожество, – и теперь, когда ко мне подходил очередной поклонник, я первым делом думал, что меня приняли за кого-то другого.)

Я знал, что мне не полагается покидать Акр. И рисковал, что кто-то из тех, кто знает об этом, заметит меня и сообщит мисс Сапсан. Но это была не главная моя забота. Я ухитрился пройти неузнанным через парадную дверь и вестибюль и подняться по лестнице. Клерк на входе в Панпитликум узнал меня, но я сказал, что отправляюсь домой, и он только рукой махнул – «проходи». Я побежал по коридору – мимо путешественников, занятых своими делами, мимо клерков за регистрационными столиками, мимо какой-то открытой двери, за которой громыхал голос Харона. Завернул за угол – в другой коридор, покороче, где была нужная мне дверь. Нашел чулан для швабр с той самой бумажкой – «Только для А. Сапсан и ее подопечных», – и нырнул внутрь.

А затем вышел из садового сарая во влажную духоту флоридского дня, под косые лучи солнца, уже клонящегося к закату.

Мои друзья остались в Дьявольском Акре. Родители путешествовали по Азии.

Дома никого не было.

Я вошел, сел на диван в гостиной и достал из кармана телефон. Немного заряда в нем еще оставалось. Я набрал номер Эйча. После третьего гудка мне ответили:

– Ресторан «У Хона» слушает.

– Могу я поговорить с Эйчем? – спросил я.

– Минуточку.

Из трубки доносились чьи-то далекие голоса и звон тарелок. Затем трубку взял Эйч.

– Слушаю? – произнес он с опаской.

– Это Джейкоб.

– Я думал, имбрины посадили тебя под замок.

– Не совсем, – сказал я, – но они очень сердятся. И наверняка не обрадуются, если узнают, что я вам звонил.

– Это уж точно, – хмыкнул Эйч. Я знал, что он тоже на меня сердится. Это чувствовалось по голосу. Но, похоже, он уже успел меня простить – может, даже еще до того, как я позвонил. – Приятно слышать, что ты жив и здоров. Но ты заставил меня поволноваться!

– Могу себе представить. Я и себя заставил поволноваться.

– Почему ты меня не послушался? Теперь все пошло наперекосяк.

– Я знаю. Извините. Я бы хотел помочь все исправить.

– Спасибо, но нет. Ты и так уже достаточно натворил.

– Я понимаю, что должен был все бросить после того, как вы позвонили, – сказал я. – Но… – Я запнулся, испугавшись, что мои слова прозвучат как обвинение. – Почему вы мне не сказали, что мы делаем что-то незаконное?

– Незаконное? С чего ты это взял?

– Ну, есть же закон кланов. Насчет того, что нельзя увозить странных, с которыми еще никто…

– Каждый человек волен идти, куда захочет, – перебил Эйч. – И если закон отнимает у тебя свободу, то к черту такой закон.

– Ну да, конечно, я согласен. Но имбрины пытаются добиться, чтобы кланы заключили между собой мир, и…

– Думаешь, я не в курсе? – Судя по голосу, он начал раздражаться. – Если кланам хочется воевать, пусть себе воюют сколько душе угодно. Ни к тебе, ни ко мне это не имеет ни малейшего отношения, и не верь никому, кто попытается убедить тебя в обратном. В любом случае на кону стоят куда более важные вещи, чем все эти чертовы кланы с их вечными сварами.

– Правда? А что это за вещи?

– Например, эта девчонка.

– Вы имеете в виду Нур?

– Кого же еще? И больше не произноси это имя вслух.

– А что в ней такого важного?

– Я не собираюсь говорить об этом по телефону. Линию могут прослушивать. Да и вообще, тебе этого знать не надо. Честно признаться, я с самого начала не хотел ничего тебе поручать. Надо было прислушаться к голосу разума. К тому же я нарушил обещание, и это плохо. Тебя чуть не убили.

– Какое обещание? Кому?

Эйч молчал так долго, что если бы не грохот посуды на заднем плане, я бы уже подумал, что связь прервалась. Наконец он произнес:

– Твоему деду.

Только теперь я вспомнил, зачем вообще позвонил Эйчу.

– Почему?! – воскликнул я. – Почему он никогда мне ничего не рассказывал? И почему попросил вас хранить от меня все в секрете?

– Потому что… он хотел защитить тебя, сынок.

– Но у него ничего бы не вышло! Все, чего он добился, – того, что я остался совершенно неподготовленным.

– Он собирался сам рассказать тебе, кто ты. Но не успел.

– Ну, и от чего же он меня защищал?

– От нашей работы. Он не хотел тебя втягивать.

– Тогда зачем он посылал мне открытки из ваших поездок? И рисовал карты? И зачем сделал мое прозвище паролем от кодового замка у себя в тайнике?

Эйч громко вздохнул.

– Он хотел, чтобы на крайний случай у тебя осталось хоть какое-то подспорье. Но хватит об этом. Мне пора. Ты застал меня буквально на пороге.

– Куда вы едете?

– Закончить одно последнее дело, – ответил он. – А потом можно и в отставку.

– Вы попытаетесь вернуть ее?

– Это не твоя забота.

– Подождите меня! Я поеду с вами. Я хочу помочь. Пожалуйста!

– Нет, спасибо. Как я уже сказал, ты натворил достаточно… К тому же ты не слушаешь приказов.

– Я буду слушаться! Честное слово!

– Ну, хорошо. Вот тебе приказ: возвращайся к своей прежней жизни. Возвращайся к своим имбринам, в свой маленький безопасный мирок, потому что ты еще не готов к большому миру. Может, когда-нибудь мы еще встретимся. Когда ты будешь готов.

И он повесил трубку.