Глава одиннадцатая
Мы смыли грязь и пыль, радуясь, что после стольких часов в дороге снова были окружены домашним комфортом. Потом Пол повел нас к длинному столу на большущем заднем дворе, общем для нескольких домов сразу. День для пикника стоял отличный, а запах от угощенья был просто божественный. За последние несколько сотен миль нам перепало лишь немного черствого печенья от Ала Поттса да «бессмертные» снэки из магазина. Вряд ли мы осознавали, насколько голодны, пока перед нами не поставили источающие пар тарелки баранины с картошкой. Мы отрывали куски домашнего хлеба и пили холодный мятный чай. Кажется, ничего вкуснее я в жизни не ел.
Полгорода собралось на этот ужин: вокруг были все, кого мы встретили по дороге: Джун, Ферн и Эйлин; Реджи со щенком, возившимся где-то под столом; Хейли, продолжавший слушать одним ухом то, что звучало в его наушниках. Были там, конечно, и незнакомые лица. Прямо напротив меня оказался Элмер в черном костюме и галстуке, поверх которых красовался совершенно не сочетавшийся с ними фартук с изображением губ и надписью: «Поцелуй повара!» Рядом с ним сидел мужчина помоложе, который сказал, что его зовут Джозеф.
– Это невероятно вкусно! – сказал Миллард, промокая губы салфеткой.
Никто здесь не удивлялся ему и не таращился на парящую в воздухе салфетку: то ли жители Портала были очень вежливые, то ли не в первый раз уже сидели за столом с невидимкой.
– Правда, у меня есть один вопрос. Как приготовить трехсуточного барашка в петле длиной в одни сутки?
– Очень просто. Петлю создали, когда барашек уже два дня пекся, – объяснил Элмер. – Так у нас получается трехсуточный барашек каждый день.
– Какое изумительное применение петлевого времени! – восхитился Миллард.
– Это было еще до меня, – сказал Элмер. – Рад бы присвоить себе всю славу, но моя заслуга – только в том, чтобы снять его с вертела и нарезать.
– А теперь расскажите нам о себе, – вмешалась Эйлин. – Кто вы такие?
– Не будь такой резкой, – осадила ее Джун. – Это гости Пола.
– Это еще почему? Мы имеем право знать.
– Все в порядке, – сказала Эмма. – Я бы на вашем месте тоже хотела знать.
– Мы – подопечные мисс Сапсан, – ответил Енох с полным ртом картошки. – Из Уэльса. Вы про нас слышали?
Он сказала это так, как будто они действительно должны были знать о нас.
– Не-а, – ответил Джозеф.
– Что, правда? – удивился Енох. – Совсем никто не слышал?
Он недоверчиво оглядел стол.
– Гм. Мы вообще-то вроде как важные особы.
– Енох, не воображай, – сказал Миллард. – Он всего лишь хотел сказать, что мы пользуемся некоторой известностью в нашем частном сообществе из-за той роли, которую нам довелось сыграть в битве за Дьявольский Акр. Львиной долей успеха мы обязаны Джейкобу – вот он, – который…
– Заткнись, а? – прошипел я.
– …но вы тут, в Америке, возможно, лучше знаете его деда, Абрахама Портмана.
Они снова покачали головой.
– Извините, – ответил за всех Реджи, наклоняясь, чтобы что-то скормить щенку под столом. – Но о нем мы тоже никогда не слыхали.
– Вот странно, – сказал Миллард. – Я был совершенно уверен, что…
– Может быть, он путешествовал под вымышленным именем, – предположила Эмма. – Он умел видеть пустóты. И контролировать их. А?
– О! – воскликнула Эйлин. – Может, вы мистера Ганди имеете в виду?
Имя показалось мне знакомым, но я никак не мог вспомнить, где я его слышал.
– У твоего дедушки был необычный акцент? – спросил мужчина, сидевший рядом с Элмером.
– Был, польский, – ответил я.
– Ага, – он кивнул. – А мог он иногда путешествовать в сопровождении другого человека? Или молодой леди?
– Молодой леди? – Енох поднял брови и покосился на Эмму.
– Это точно был не он, – сказала Эмма и внезапно напряглась.
Джун выскочила из-за стола и убежала, а потом вернулась с альбомом.
– Наверняка у нас тут есть его фотография, – она принялась листать страницы. – Мы завели его специально, чтобы не забывать, кто приходит, кто уходит… Так мы знаем, кому можно доверять, когда они возвращаются после долгого отсутствия. Иногда враги пытаются выдать себя за друзей.
– Твари вообще мастера маскировки, – вставил Элмер.
– О, это мы знаем, – мрачно ответил я.
– Тогда стоит дважды проверить фотографию Пола, – сказала Эйлин. – Убедиться, что он тот, за кого себя выдает.
– Я что, так сильно изменился? – обиделся Пол.
– По-моему, ты выглядишь лучше, – успокоила его Ферн.
– Вот он! – Джун ввинтилась между мной и Эммой и положила на стол альбом. – Это Ганди.
На маленькой черно-белой фотографии под деревом отдыхал мужчина. Он разговаривал с кем-то, кто остался за кадром. Интересно, с кем и о чем? Лицо у него было довольно молодое, волосы черные, а рядом сидела симпатичная собака. В кепке. Это был мой дедушка, но я редко видел такие его фотографии, где он уже приблизился к среднему возрасту, но был еще молод, еще в расцвете сил. Жалко, что я его тогда не знал.
Друзья вскочили и столпились вокруг, чтобы тоже посмотреть. Эмма была бледна, как бумага.
– Это он, – едва слышно прошептала она. – Это Эйб.
– Так ты – внук Ганди? – удивился Пол. – Что ж ты раньше не сказал?
Ну, отчасти потому, что я не знал, что дедушка использовал прикрытие еще и для работы, а не только для получения прав (кстати, вот где я видел раньше фамилию «Ганди»). Но в основном из-за предостережения Эйча.
– Один человек, которому я доверяю, велел мне никому не говорить об охотниках на пустóты.
– Что, и другим странным тоже? – не поверила Джун.
– Вообще никому.
– Ума не приложу, почему, – сказал Элмер. – Они же для всех нас герои.
Убедившись, как люди реагируют на это имя, я подумал, может, стоит уже сделать послабление в правилах?
– Но как мы можем быть уверены, что эти люди говорят правду? О том, кто они такие? – спросила Эйлин. – Не хочу никого обидеть, но мы же их не знаем.
– Я могу за них поручиться, – объявил Пол.
– Ты-то сам давно с ними знаком? Всего день?
– Они убили двух бандитов, а еще одного задавили, – внушительно сказал Пол. – Они очень выручили странных из «Поместья “Богиня”» там, в Старке.
Элмер ткнул пальцем в дедушкино фото.
– Вы что, не видите сходства? Мальчик как две капли воды похож на Ганди.
Глаза Эйлин перебегали с фотографии на меня и обратно, и, судя по выражению ее лица, она была с этим согласна.
– Ты сказал, его настоящее имя было Абрахам?
Я кивнул.
– Как он поживает? Наверняка сильно постарел. Мы уже давно его не видели.
– К несчастью, – сказал Миллард, – несколько месяцев назад он нас покинул.
Поднялся печальный ропот.
– Сочувствую вашей утрате, – сказал Джозеф.
– И что его прикончило? – вставил Реджи.
– Как можно спрашивать о таком?! – возмутилась Ферн.
– Да ничего, все в порядке, – возразил я. – Пустóта.
– Он сражался до последней минуты, – сказал Элмер и поднял стакан с чаем. – За Абрахама!
И все за столом подняли стаканы и провозгласили:
– За Абрахама!
Эмма к ним не присоединилась.
– А что насчет людей, с которыми он путешествовал? – спросила она.
Джун снова принялась листать альбом.
– Парень в костюме и с сигарой – его помощник. Он бывал тут и помогал нам почти столько же, сколько Ганди.
Она перевернула еще страницу и вела по ней пальцем, пока не нашла портрет молодого Эйча. С тех пор, когда был сделан этот снимок, прошло немало лет.
– Фотография старая, но это точно он, – сообщила она.
Джун оказалась права. На древнем снимке без сомнения был Эйч: то же лицо, те же глаза, мгновенно оценивающие всего тебя целиком. В зубах у него торчала незажженная сигара. С фотографии на нас смотрел человек, у которого явно были занятия поинтереснее, чем позировать, и ему не терпелось к ним вернуться.
– Он был напарником Ганди, – сказал Джозеф. – Забавный парень. Знаешь, что он однажды сказал? Я как раз только вернулся из Вьетнама, а тут он приезжает, в этой своей большой старой колымаге…
– А что насчет девушки? – бесцветным голосом поинтересовалась Эмма.
Джозеф замолчал посреди фразы и чуть не фыркнул.
– Ой-ой, – гадко заулыбался Енох, – кто-то вышел на тропу войны.
– Девушка? – сказала Эйлин. – Помнится, они называли ее Ви. Необычная особа.
– Очень тихая, – подхватил Элмер. – Молчит и смотрит. Сначала нам казалось, что она протеже Эйба и что в один прекрасный день он собирается передать дело ей… Но иногда вдруг складывалось впечатление, что на самом деле это она ими вертит.
– Я как-то слышал, что она вроде бы раньше работала в цирке. Сама так сказала, – добавил Элмер.
– А я – что она была в русском балете, – сказала Ферн.
– А я – что сбежала на Запад и стала ковбоем, – сказал Реджи.
– А я – что она убила семерых во время драки в баре в какой-то техасской петле, и потом ей пришлось бежать в Южную Америку, – сказала Джун.
– Выходит, она была аферистка, – припечатала Эмма.
– Если подумать, – сказал Джозеф, внимательно ее разглядывая, – она была немного похожа на тебя. На самом деле, когда я тебя увидел, подумал даже сначала, что ты – это она.
Я думал, что у Эммы из ушей дым повалит. Я наклонился к ней и прошептал:
– Уверен, это совсем не то, о чем ты думаешь.
Она не обратила на меня внимания.
– А ее фотография у вас есть?
– Ага, вот, – сказала Джун и ткнула в снимок пальцем.
На картинке Ви выглядела так, будто на завтрак она ела гвозди. Или зарабатывала на жизнь, объезжая медведей гризли, и только что слезла с одного из них, а тут ее взяли и сфотографировали. Руки скрещены на груди, подбородок вызывающе задран. Мне пришлось согласиться с Джозефом: она и правда немного походила на Эмму. Правда, вслух я бы в этом ни за что не признался.
Эмма так впилась в фото взглядом, словно хотела навсегда выжечь ее облик у себя в памяти. Она немного помолчала, потом сказала:
– О’кей.
Я видел, что она усилием воли подавила все свои чувства по этому поводу: можно было невооруженным глазом видеть, как ком эмоций спустился по горлу и провалился в желудок. Затем ее лицо просветлело, она улыбнулась Джун – чуть-чуть слишком сладко – и сказала:
– Большое спасибо.
– Вот и ладушки, – сказала та и, захлопнув альбом, пошла к своему стулу. – А то у меня уже еда остыла.
Реджи наклонился ко мне через стол:
– Так что, Джейкоб? Ганди научил тебя всему, что знал сам? Охотиться на пустóты и все такое? У тебя наверняка полно всяких историй!
– Ну, вообще-то нет, – сказал я. – Я рос, думая, что я обычный.
– Он даже не знал, что он из странных, до этого самого года, – охотно пояснил Миллард.
– Ну, ничего себе! – ужаснулся Элмер. – У тебя, выходит, тот еще интенсивный курс получился.
– Это точно.
– Больше «интенсивный», чем «курс», – добавил Енох.
– А тебе известно, что твой дедушка был одним из двух странных, которых я первыми встретил в жизни? – сказал Джозеф.
Он уже доел и теперь откинулся на спинку стула, покачиваясь на задних ножках.
– Я тогда понятия не имел о странном мире и жил в Кларксвилле, штат Миссисипи. Стоял 1930 год. Мне было тринадцать, родители померли от испанки. Я ничего не знал о странных, но чувствовал, что во мне что-то меняется – это проступал пророческий дар. А потом я понял, что за мной что-то охотится… но первыми до меня добрались Ганди и Эйч. Они-то и привезли меня сюда.
– За столько лет они доставили сюда много детей, – подтвердил Элмер.
– Но почему так далеко? – не понял Миллард. – Неужели не было петель ближе к тому месту, где вы жили?
– Только не для прорицателей, – вздохнул Джозеф.
Я посмотрел на друзей: судя по всему, их мучил один и тот же вопрос.
– То есть здесь у вас могут жить только прорицатели? – спросил я.
– Ой, нет. Нет-нет, мы не такие, – запротестовала Ферн. – Мы пускаем к себе в петлю любых странных.
Она указала на дом по ту сторону двора.
– Смит, например, контролирует ветер. Мосс Паркер, его сосед, – телекинетик, он может передвигать вещи, но только съедобные. Это очень полезно, когда нужно накрыть на стол.
– Несколько лет у нас тут жил мальчик, который умел превращать золото в алюминий, – добавила Джун. – Хотя это, конечно, не самый востребованный навык.
– Однако есть петли, которые чужаков к себе не пускают, – сказал Элмер. – Они бы вас сразу выгнали.
– Они не доверяют никому, кроме таких же, как они, – пояснила Эйлин.
– Но мы же все странные, и в этом одинаковые, – возмутилась Бронвин. – Этого что, недостаточно?
– Видимо, нет, – сказал Реджи.
Он кинул хрящик в траву, и щенок тут же кинулся за ним.
– А разве это не против правил имбрин – если вместе живут только странные какого-то одного типа? – не унималась Бронвин.
– Конечно, нет, – возразил Енох. – Вспомни овечьих шептунов в той монгольской петле или плавучий город в Северной Африке.
– Есть множество причин, по которым странные с одним и тем же даром могут сбиваться вместе, – сказал Миллард. – Я, например, знаю несколько невидимых общин.
– О, – сказала Бронвин. – А я-то думала, это незаконно.
– Размежевание по талантам не поощряется кодексом имбрин, так как способствует клановому мышлению и ненужным конфликтам, – сказал Миллард. – А вот что строго запрещено, так это закрытые петли, в которых разрешается жить только странным одного типа, а всех остальных изгоняют.
– Это все, конечно, прекрасно, – заметил Элмер, – но имбрин у нас тут почти не осталось. Так что на их кодексах далеко не уедешь.
– Но почему их почти не осталось? – спросила Бронвин. – Куда они все подевались? Никто так и не смог нам этого объяснить, и я уже, честно говоря, начинаю заводиться.
– Здесь всегда так было, сколько мы себя помним, – пожал плечами Реджи.
– Но кое-кто помнит и другое, – раздался голос позади нас.
Я обернулся и увидел ту самую старую леди с повязкой на глазу. Она ковыляла к столу.
– Вижу, вы решили начать без меня.
– Простите, мисс Энни, – сказала Ферн.
– Никакого уважения к старшим, – проворчала она, однако судя по тому, что все сидевшие за столом дружно поднялись, чтобы приветствовать ее, к ней относились с большим почтением.
Мы последовали общему примеру и тоже встали. Ферн даже вскочила и проводила мисс Энни к ее месту во главе стола. Добравшись до него, мисс Энни ухватилась за край столешницы и медленно опустилась в приготовленное для нее кресло. Только после этого все снова сели.
– Стало быть, вы хотите знать, как мы дошли до такой жизни. – Голос у нее был такой густой, что слова, которые она произносила, были похожи на пузыри, поднимавшиеся со дна медленной илистой реки. – И что случилось с нашими имбринами.
Мисс Энни сложила руки на столе. Все замолчали.
– Они были сердцем нашего общества, точно так же, как ваши – у вас. Корни их падения уходят в далекое прошлое. В те времена, когда британцы, французы, испанцы и местные жители еще сражались друг с другом за то, кому принадлежит эта страна. Это было еще до того, как люди начали драться за право владеть другими людьми.
– Мисс Энни стара, как сама земля, – прошептала мне на ухо Ферн. – Она наверняка все это сама видела.
– Мне всего сто шестьдесят три года или около того, – сказала мисс Энни. – И у меня все еще есть уши, Ферн Майо.
– Да, мисс Энни, – и Ферн уставилась в свою в тарелку с картошкой.
– Некоторые из вас – не отсюда. – Она посмотрела на моих друзей. – Так что ваше неведение не удивительно. Но эта нация возникла на краденом труде черных и на краденой земле индейцев. Полторы сотни лет назад южная часть страны была одним из богатейших мест во всем мире, и большая часть этого богатства измерялась не в хлопке, не в золоте и не в нефти, а в порабощенных людях.
Она замолчала, дожидаясь, когда произнесенные слова упадут на дно. Эмме, кажется, было нехорошо. Бронвин и Енох сидели, опустив глаза. Я пытался освоиться с этой мыслью: непобедимое официальное зло, безмерное, пожирающее одно поколение за другим. Деды, родители, дети и дети их детей. Это было слишком, чересчур, это было не по силам никакому воображению.
– Все эти деньги, все это богатство, – продолжила мисс Энни, – зависели только от одного: от способности одних людей подчинять и контролировать других. А теперь представьте себе: что получится, если в эту систему попадет кто-то со странными способностями.
– Начнется настоящий ад, – подал голос Элмер.
– Те, кто у власти, будут насмерть перепуганы, – сказала мисс Энни. – Да-да, только представьте: человек день-деньской собирает хлопок. Таков его удел, он приговорен к нему пожизненно. Но в один прекрасный день у него (вообще-то у нее; это совсем молодая девушка) вдруг проявляется странный дар. Ни много ни мало – умение летать.
С этими словами она подняла глаза к небу и широко раскинула руки. Образ был так ясен, что я невольно задумался, уж не о себе ли она говорит.
– Что бы ты сделала, – взгляд мисс Энни остановился на Бронвин, – если бы была этой девушкой?
– Я бы улетела, – сказала та. – Ой, нет – я бы подождала до ночи, помогла бы остальным бежать и тогда улетела.
– А если бы у тебя был дар превращать день в ночь? Или человека в осла?
– Я бы устроила ночь посреди дня, – вставила Джун. – А надсмотрщика сделала ослом.
– Теперь вы понимаете, почему они так нас боялись, – заключила мисс Энни.
Ее руки снова опустились на стол, голос стал тише.
– Нас всегда было мало. Странность – явление редкое. Но даже этих немногих власти боялись так, что готовы были платить гадалкам, знахарям и изгоняющим дьявола, лишь бы только отличить нас от нормальных. Они выдумывали сказки и лживые истории о том, что странные – дети Сатаны, пытались заставить нас доносить на своих. Они убивали даже тех, кто просто знал кого-то из странных! Кто просто ненароком произнес это слово! И угадайте, кого они боялись больше всего?
– Имбрин, – сказал Пол.
– Верно, – согласилась мисс Энни. – Наших имбрин. Тех, кто создавал для нас убежища. Такие, которые обычным людям не найти, куда они не могли проникнуть. Только это помогло нам выжить. О, да, имбрин они ненавидели больше всего.
– То есть эти нормальные знали об имбринах? – не поверила Эмма. – Они знали, что это такое?
– Они постарались все как следует разузнать, – сказала мисс Энни. – Теперь это было их дело. Странные угрожали их экономике, образу жизни, самим основам их подлого общества, и рабовладельцы принялись строить против нас козни, да так, как не пришло бы в голову нормальным в других частях света. Они создали тайную организацию, целью которой было искоренение нашего рода, уничтожение петель, но в первую очередь – истребление всех имбрин. Это были безжалостные, неутомимые и совершенно одержимые люди. Настолько, что организация продолжала существовать и после распада Конфедерации, и даже после окончания Реконструкции. Нам был нанесен тяжелый урон. Когда я была ребенком, в 1860-х, у нас вечно не хватало имбрин. Их было слишком мало, им постоянно грозила опасность. На каждой из них висело по четыре-пять петель. Свою имбрину мы едва видели. А потом, кажется, и она пропала. Остались только полуимбрины и хранители петель – функционеры, наемные служащие – не лидеры. И когда исчезло влияние имбрин, странные люди этой страны постепенно стали разобщенными и перестали доверять друг другу.
Что-то промелькнуло у меня в голове… забегаловка в 1965-м…
– А в петлях тогда была сегрегация? По расовому признаку?
– Еще бы, – сказала мисс Энни. – Если люди странные, это еще не значит, что они не расисты. Наши петли – не какая-нибудь утопия, мальчик. Во многих отношениях это просто отражение существующего снаружи общества.
– Но сейчас же сегрегации нет, – возразила Бронвин, глядя на Хейли, белого мальчика с наушниками на другом конце стола, и девочку постарше, тоже белую, сидевшую напротив него.
– На интеграцию ушло очень много времени, – вздохнула мисс Энни. – Но, пусть даже медленно, нам это удалось.
– Пустóтам все равно, какого вы цвета, – заметил Элмер. – Они просто хотят получить вашу душу. Это и помогло нам сплотиться.
– А как обстоят дела в петлях в других частях страны? – спросил Енох. – У них имбрины есть?
– Имбрины Юга пострадали первыми и сильнее прочих, – сказал Элмер, – но постепенно исчезли все, по всей стране.
– Все до единой? – не поверила Бронвин. – То есть совсем-совсем ни одной не осталось?
– Я слышала, что кто-то из них уцелел, – сказала мисс Энни. – Те, кто сумел спрятаться. Но у них больше нет ни силы, ни влияния, как в прежние времена.
– А у коренных американцев с этим как? – поинтересовался Миллард. – У них петли есть?
– Были. Но немного. Они, как правило, не боялись странности и своих странных не преследовали. В пределах своего племени, по крайней мере.
– Тут мы подошли к двадцатому веку, и здесь я уже могу вставить слово, – сказал Элмер. – Организация начала угасать – в основном потому, что имбрин почти не осталось. Нормальные стали забывать о нас. И тогда петли начали драться между собой – за территорию, влияние, ресурсы.
– Имбрины бы такого ни за что не допустили, – сказала Эйлин.
– Мы немного слышали о том, через что пришлось пройти вам, ребята, в Европе с вашими пустóтами, – продолжал Элмер. – Но чудища в основном водились на вашей стороне пруда. Так было до конца пятидесятых, а потом они обрушились на нас. Это быстро положило конец большинству межклановых раздоров, но мы начали бояться высунуть нос из петли – ведь теперь нас могли сожрать монстры.
– Вот тогда-то дедушка с Эйчем и начали с ними бороться, – сказал я.
– Точно, – кивнул Элмер.
– Так что, – спросила Бронвин, – нормальные в Америке все еще знают о нас?
– Нет, – ответила Джун. – Уже довольно давно не знают. Да и в девятнадцатом веке не то чтобы многие знали.
– Нет-нет-нет, Джуни, ты ошибаешься, – возразила мисс Энни, энергично качая головой. – Они хотят, чтобы ты так думала. Поверь, и сейчас есть те, кто знает. Есть нормальные, которые понимают нашу силу, боятся нас и хотят нас контролировать.
– Да чего они боятся-то? – воскликнула Джун.
– Самой идеи, – ответила ей мисс Энни. – Идеи, что странные не обязательно должны быть слабыми и разобщенными. Они боятся той силы, которую получили бы странные, если бы вдруг объединились. Сейчас они этого боятся не меньше, чем в давно минувшие дни. – Она сурово кивнула, вздохнула и взяла вилку. – А теперь прошу меня извинить. Вы-то поди все уже наелись, а у меня еще и кусочка во рту не было.
* * *
Все подождали, пока мисс Энни доест, и лишь затем вышли из-за стола и начали прибирать после ужина. Мне было совершенно ясно, что именно ей следует отдать вторую посылку, так что, когда она собралась уходить, я предложил проводить ее куда ей будет угодно.
Она сказала, что просто идет домой. Я предложил ей опереться на мою руку. Когда наша короткая прогулка подошла к концу, я вручил ей пакет – он был такой маленький, что легко помещался в карман. Судя по всему, она его ждала.
– Вы его не откроете? – спросил я.
– Я знаю, что там и от кого, – сказала она. – Помоги-ка мне взойти на крыльцо.
Мы поднялись на три ступеньки, ее спина была согнута почти под прямым углом, но наверху она сказала:
– Подожди-ка минутку, – и исчезла в доме.
Вскоре она вернулась и положила что-то мне в руку.
– Он велел отдать это тебе.
Это был старый потрепанный блок бумажных спичек.
– Что это?
– Прочитай и узнаешь.
На одной стороне оказался адрес в Северной Каролине. Словно этого было недостаточно, на другой виднелась надпись: «УМНЫЙ остановится у нас и получит БОЛЬШЕ за свои деньги!».
Я сунул коробок в карман.
– Когда увидишь его, поблагодари его от меня, – добавила мисс Энни, – и скажи, пусть в следующий раз явится собственной долбаной персоной, чтоб я могла еще разок поглядеть на его пригожее личико. Скажи, что по нему тут скучают.
– Спасибо, – сказал я.
– Верь в него. Он может быть тем еще упрямцем и врединой, и вообще занозой в заднице, но не дай ему убедить себя, что он не нуждается в помощи. Слишком большой груз он тащил столько лет, и ты ему нужен. Вы все нужны.
Торжественно склонив голову, я поднял руку в прощальном жесте, а она ушла в дом и захлопнула дверь.
Я пошел искать друзей. Эмма о чем-то шепталась с Джун. Я направился прямо к ним. Джун, кажется, втолковывала Эмме что-то, что той совсем не нравилось – она стояла, скрестив руки на груди, с серьезным и напряженным лицом. Но когда она увидела меня, выражение ее лица тут же сделалось нейтральным, она быстро попрощалась с Джун и побежала мне навстречу.
– О чем вы говорили? – спросил я.
– Так, профессиональные мелочи. Ты знал, что она сама напечатала большинство фотографий в этом альбоме?
Было очевидно, что она врет, но делала она это с такой легкостью, что застала меня врасплох.
– Тогда почему ты так расстроена? – спросил я.
– И вовсе я не расстроена.
– Ты спрашивала ее о той девушке. С которой время от времени приезжал Эйб.
– Нет, – сказала Эмма. – Меня это не интересует.
– Ага, рассказывай.
– Хватит меня допрашивать. Вон идут Бронвин и Енох.
Миллард тоже был с ними – он оделся, и теперь его было видно, – а еще Джун, Ферн и Пол, с которыми они уже успели подружиться.
– Позже поговорим, – сказал я.
– Не о чем тут говорить, – пожала плечами Эмма.
Я чуть не вышел из себя, но сумел погасить вспыхнувший гнев. Я сказал себе, что все равно никогда не пойму, что чувствует Эмма, и если все-таки хочу быть с ней, придется уважать ее чувства и позволить самой с ними разобраться.
Это было разумно. Но мне все равно было обидно.
Мы стали собираться в дорогу. Пол принес металлический термос.
– Вот вам кофе с собой. Чтобы не пришлось останавливаться.
Элмер пожал нам всем руки.
– Если кому-нибудь из вас понадобится прорицатель, вы знаете, где нас искать.
– Какой интересный человек, – заметил Миллард, когда Элмер отошел достаточно далеко. – Вы знали, что за семьдесят лет он успел принять участие в трех войнах? Во время Первой мировой он спал в петле прямо в траншеях Вердена, чтобы не повзрослеть ни на день.
Бронвин и Ферн обнялись.
– Ты мне напишешь? – спросила Ферн.
– Лучше: мы еще приедем, – пообещала Бронвин.
– Будем очень рады.
Прощание закончилось, и Пол проводил нас обратно на окраину, где стояла машина. По дороге я показал всем коробок спичек, который дала мне мисс Энни.
– Ого, да тут адрес! – воскликнул Миллард. – На этот раз Эйч облегчил нам задачу.
– Сдается мне, проверки уже позади, – сказал я. – Теперь нас ждет настоящее задание.
– Посмотрим, – осторожно заметила Эмма. – Кажется, Эйч никогда не устанет нас проверять.
– Будьте осторожны там, снаружи, – напутствовал нас Пол. – Берегите себя – север дело серьезное. Я слыхал, там тоже опасно.
И он объяснил нам, как вернуться в настоящее. В 1965 год дороги уже не было (да нам и не особенно хотелось туда попасть), и если выехать из этой петли через черный ход, окажешься в весеннем дне 1930 года, когда ее создали. Ну, а выйти с парадного хода оказалось несложно – нужно просто ехать тем же путем, через поля, да побыстрее.
Наконец мы попрощались и с Полом. Я убедился, что все пристегнуты, завел машину и нажал на газ. Машину затрясло. Я двинулся по следам собственных шин обратно через голое поле, набирая скорость, а местность становилась все более пересеченной. Где-то на полпути, на том самом месте, где мы вошли в петлю, а следы шин пропадали, произошел рывок, от которого мне скрутило живот, и день обратился в ночь. Гладкая пашня перед нами превратилась в стену зеленых кукурузных стеблей. Мы ломились сквозь нее, укладывая ряд за рядом. Неспелые початки барабанили по капоту. Я собирался ударить по тормозам, но услышал вопль Милларда:
– Не останавливайся, а то застрянем!
Я прибавил газу, мотор взревел, шины как-то нашли сцепление с грунтом, и через несколько секунд мы выскочили на дорогу.
Мы перевели дух. Я включил фары. Грунтовая дорога стала мощеной, но в остальном окраины Портала выглядели примерно так же, как в 1965-м.
Я вышел, чтобы оценить ущерб, причиненный машине, а Миллард – потому что его опять тошнило. На верхнем краю ветрового стекла появилась трещина, в решетке бампера и в дисках застряли кукурузные стебли, но мне удалось их вытащить. В остальном мы были целы и невредимы.
– Все в порядке? – спросил я, заглянув в машину через окно.
– Миллард не в порядке, – сообщила Эмма.
Тут послышался характерный звук, и я поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как тротуар обдало фонтаном рвоты. Никогда раньше не видел, как блюет невидимка. Такое нескоро забудешь.
Пока Милларда полоскало, у меня в кармане вдруг отчаянно зажужжал телефон, оживший в настоящем. «24 пропущенных вызова, – увидел я на экране. – 23 голосовых сообщения».
Я знал, от кого все это, даже смотреть не нужно было.
Я обошел машину сзади, притворился, что проверяю, все ли в порядке, а сам потихоньку прослушал их. В нескольких первых звучала легкая озабоченность, но чем дальше, тем тревожнее и злее они становились. В тринадцатом уже говорилось:
«Мистер Портман, это ваша имбрина. Опять. Я хочу, чтобы вы очень внимательно меня выслушали. Я очень разочарована тем, что вы отправились в путешествие, не проинформировав предварительно меня. Крайне разочарована. Вы не имели никакого права брать с собой детей без моего согласия. Возвращайтесь домой немедленно. Спасибо. Всего наилучшего».
После этого я слушать перестал. Хотел было рассказать другим, но решил, что не стоит. Они все знали, что мисс Сапсан нашей затеи не одобрит. Какой смысл волновать их этими сообщениями? Вдруг, чего доброго, еще решат пойти на попятный.
– Порядок, – сообщил Миллард, нетвердой походкой направляясь обратно к машине. – Я всё.
Я сунул телефон в карман.
– Бедняга.
– Мы ведь не можем сесть на поезд? – слабо отозвался он. – Что-то я подустал от машин.
– Остаток пути пройдет гладко, как по маслу, обещаю, – сказал я.
Он вздохнул.
– Я предпочел бы, чтобы ты не раздавал обещаний, которых не сможешь сдержать.
Назад: Глава десятая
Дальше: Глава двенадцатая
