Глава 17

На этот раз я оказалась в комнате явно просторнее моей клетушки, но тоже небольшой. Хотя это и понятно — обогреть маленькую комнатку всегда гораздо легче, чем огромный холл.

Осмотрелась. Голые стены, хотя пол укрыт тканями и мехом. Простая и добротная деревянная мебель. Железные подставки для свеч, сейчас незажженных. Каменные полки. Камина или очага в комнате не оказалось, но я чувствовала тепло. Тронула стену и удивленно ахнула — камень согрел пальцы. Оттого и в помещении так комфортно!

— Но как? — изумилась я. — Как нагреваются стены?

Неужели здесь уже применяют внутреннее отопление?

Подведены трубы с горячей водой? Паром?

— Так в простенке огонь хёгга течет, — легко ответила одна из женщин. Дородная, крупноносая, в темных волосах блестела проседь. Светло-карие глаза поглядывали на меня с удивлением и любопытством, хотя губы женщина и поджала неодобрительно. — Между камней пламя и льется, так что и зимой в Нероальдафе тепло! Повезло нам жить здесь!

Вторая моя сопровождающая — молодая, румяная, темноглазая — радостно закивала.

— Ох, повезло! Правду говоришь, Ирга! Счастливчики вдвойне, всегда и тепло нам, и сытно… Главное, убегать вовремя, если хёгги разгневаются, и все дела!

— Точно так, Сленга!

Я сглотнула вязкую слюну, и тут же мне в руки сунули огромную кружку с горячим питьем. Похоже на глинтвейн — легкое вино, мед, травы, пряности. Вкусно. И страх отступает.

— И часто они гневаются? — спросила на выдохе, все еще стоя посреди комнаты. И пытаясь как-то осознать реальность.

— Риар — часто, — пожала плечами старшая из женщин. — Так то и понятно. Кровь у него такая, огненная. Гром и молния внутри, вот и взрывается. Он еще гораздо спокойнее, чем его батюшка, вот от того весь Нероальдафе по десять дней в укрытии сидел. Так ярился риар… А Сверр-хёгг почти всегда сдерживается! — последнее прозвучало с особенной гордостью.

Я уныло кивнула. Сдерживается, значит… Явно не сегодня. Да и я не смогла сдержаться, до сих пор все внутри кипит. Женские эмоции слишком новые для меня и слишком пугающие. Да что ж теперь сожалеть…

— Риар — это кто? Главный здесь? — осторожно спросила я, и женщины закивали.

— Риар — это все, — с придыханием ответила молодая Сленга.

— А Ирвин а-тэм?

— А-тэм — его побратим. Ну и второй после риара. Жизнь его бережет, ярость иногда гасит. Морские-то поспокойнее будут…

Я слегка заторможенно кивнула. Так, немного разобралась. Неплохо бы вернуться к предстоящему событию. Женщины тоже вспомнили о нем, потому что бросились к сундукам, достали оттуда что-то светлое, цвета слоновой кости. Наряд… Два куска ткани, соединенные по бокам. Без рукавов, с высокими разрезами на боках. И все расшито красной нитью, стежки уложены столь искусно, что кажутся акварельным рисунком на шелке. И от плеч стелется широкий кусок алой ткани — шлейф.

Пожилая, Ирга, ласково погладила ткань ладонью.

— Красота-то какая… Жаль, изорвут все, изничтожат. Но на то она и шатия, чтобы ни клочка ткани на деве не осталось. Да ты не бойся, чужачка. Мать моя под шатией была. И бабка. А мне вот уже не досталось…

— Почему?

— Так редкость она, — развела руками молодая Сленга. — Шатия ведь лишь с позволения риара случается, когда он велит. И в основном для пленных девок, чужачек или вольнорожденных, что сами просят, потому что надеются сильное дитя родить. Старики говорят, оттого и сыны слабые стали… Моя прабабка помнила время, когда в Нероальдафе жило с десяток хёггов, а раньше — и того больше… А ныне зов ослаб…

— Не мели языком! — прикрикнула Ирга на младшую товарку. — Девку готовь! А ты, чужачка, снимай свою одежду, все равно срам один. Видела я дев в штанах, так то воительницы с островов были. А ты и меч держать не умеешь, сразу видно! Руки вон какие мягкие, ни одной мозоли! Словно и не работала никогда! Вольнорожденная, что ли? Родовитая? Ну, тогда понятно, почему сам побратим тебя к себе берет…

И пока женщины удивленно рассматривали мои ладони, я попыталась снова расспросить их. К тому же видела любопытные взгляды. Им явно было интересно, кто я и откуда, только спрашивать боялись.

— Ты сказала, что я не должна бояться шатии. Почему?

— Не знаешь? Так ведь страх пройдет, как только хёгг позовет, — ответила Ирга, собирая мои скинутые вещи. — Все пройдет. Все исчезнет. Будет только наслаждение, да такое, какого ты вовек не испытаешь больше. И все будет понятным и правильным, так что не бойся.

Меня передернуло. Да уж, плавали, знаем… Да я сдохну, если испытаю это на себе.

— А если повезет и древние хёгги будут к тебе благосклонны, то в шатию ты зачнешь сильного сына, — журчал ручейком голос Ирги. — И сразу все-все получишь, хоть и чужачка… И золото, и платья, и почет, и всеобщее уважение. У нас риар каждому младенцу дарит золотой подарок, а как подрастет и сможет удержать — меч из своей оружейной! Родить дитя в Нероальдафе — мечта любой женщины! Пусть ты не будешь женой, потому что рождена в других землях, но вдруг с сыном повезет? Так что не бойся, глупости все твои страхи… Хотя краденные часто трясутся да вечно пугаются…

— Краденные? — встрепенулась я. — То есть часто у вас бывают… м-м-м… чужачки?

— Да случаются, — за разговором женщины натянули на меня тонкую и короткую нижнюю рубашку из хлопка. Сверху лег шелковый наряд, прохладой стек по телу. — То воины из набегов пленниц притащат, то сами риар с а-тэмом. Девицы, конечно, разные бывают, иные и вовсе по-нашему не говорят! Это если те, кто из племен, там-то они совсем дикие, ближе к туману. А вот снежные, с гор, те гордые, белоснежные, глаза словно камни синие. Красивые настолько, что смотреть больно. Их наши воины особенно любят. Но и они за того идут, на кого риар покажет… А последний раз риар украл деву у хозяина сияющей вершины — Аурольхолла. Такая красавица, что полдружины сбежалась на нее полюбоваться! А она, глупая, все плакала да о своей свадьбе твердила! А сейчас ничего, пригрелась, говорят, уже и забыла свои ледяные чертоги! И как только они там живут, во льду-то! Вот уж бедняги!

Женщины лукаво переглянулись.

— Повезло тебе, чужачка, что попала не куда-нибудь, а в Нероальдафе! Под нашим риаром тысячи тысяч голов ходят, силен! Знаешь, сколько кораблей они с а-тэмом потопили? С ними же никто совладать не может! Один сверху огнем опалит, второй волной разобьет… сила! И все золото и пленных к нам тянут. Воины со всех фьордов каждый день в городские ворота стучатся, просятся встать под черное знамя Нероальдафе!

Я задумчиво кивнула. Так-так. Значит, красть женщин здесь обычная практика. Ну и остальные блага вроде сундуков с добром. Отличная компания эти риар с побратимом! Два головореза, чтоб их!

— А где живут эти белоснежные девы? — Неплохо бы определиться и с географией.

— Так в снегах! — всплеснула руками юная Сленга, осмотрела меня восторженно. — И как только не замерзли там насмерть! Но их стерегут хёгги льдов, оттого и не вмерзают в сугробы!

— Плохо, видать, стерегут, раз ваш риар их сюда тащит, — буркнула я, и женщины рассмеялись.

— Так в крови у них это — к себе тащить. А у нашего риара и подавно, он же дитя Лагерхёгга. Не зря черного зверя величали не просто огнедышащим, но и златоносным. Самый сильный из хёггов — черный и золотой — владыка камня, железа и небесного огня! Как злится, так и небо с ним вместе гром и молнии мечет! — с придыханием произнесла Сленга. Я покосилась на девушку. Тут все ясно, диагноз определяется без дополнительных исследований. Влюбленность девичья, безнадежная. Вон как глаза сияют и щеки горят! Хотя… если я все поняла про этого златоносного огнедышащего, который тащит в свою крепость все, что плохо лежит, сидит или медленно бегает, то и Сленге может перепасть часть высочайшего внимания!

— Мы будем молиться за тебя, — торжественно объявила Ирга. — Просить перворожденных хёггов даровать тебе достойного сына! Когда стараются столько воинов, и шансов получить мальчика больше…

— Или девочку, — автоматически добавила я, но женщины скривились.

— Родить девчонку после шатии — это позор! Когда мужчины за тебя бились, когда кровь пролилась, когда хёгг подарил свой зов, разродиться девкой? Да что может быть хуже?!

Отлично, еще и дискриминация по половому признаку.

— И чем плоха девочка?

— Тем, что не мальчик, — глубокомысленно поведала Ирга. — Да не трясись. Где один воин не справится, там десять сладят… Родишь мальчишку, вот увидишь! Шатия в этом деле всегда помогает!

— Я… я не хочу… я не буду! Дайте мне оружие, прошу вас…

— Так дадим, конечно! — неожиданно отозвалась Сленга, расправляя на мне ткань наряда. — Выберешь в оружейной что захочешь. Ну, или что сможешь поднять.

— То есть как? — опешила я. — Мне дадут оружие?

— Само собой, — тоже удивились женщины. Переглянулись между собой, качнули головами. — Отбивайся изо всех сил, девонька! Так, как только сможешь! Пока хёгг не позовет, бейся насмерть!

— Что?! — окончательно перестала я что-либо понимать.

— Врежь как следует! — довольно закивала Ирга. — У меня шатии не было, я просто замуж вышла. Но в первую ночь дала муженьку в нос и глаз подбила! Пока он со мной не совладал и на колени не поставил!

Обе женщины довольно рассмеялись, я же ощутила головокружение.

— Но зачем?!

— Как зачем? Чтобы знал, что не просто так ему досталась жена! А в борьбе! Что постоять за себя сможет! И что она достаточно сильна, чтобы родить сильных детей и воспитать воинов! У нас близость зовут схваткой, чужачка, разве в твоих землях иначе? И чем она горячее, тем и удовольствие слаще!

Я хмыкнула. Еще как иначе… Теперь понятно, почему ильх не торопился меня целовать. Если их близость — это схватка, то кто знает, на что способна незнакомка из-за Тумана…

— Смотрите, бой уже начался! — воскликнула Сленга, подбегая к узкому окну.

Я тоже подошла, волоча за собой длинный шлейф, будь он неладен!

Сверху открывался вид на широкую площадку возле башни. И там действительно дрались! Мужиков было около трех десятков, все раздеты по пояс, в одних полотняных штанах. Могучие голые торсы блестят от масла. Оружия не было, похоже, как и в племени, здесь бой велся лишь на кулаках. Я увидела, как здоровяк Вирн заехал кулаком в челюсть своему сопернику, тот качнулся, но устоял и наградил детину ударом под ребра. Мужики хрипели, орали, рычали и колошматили друг друга, стремясь вытолкнуть за линию поединка. Вокруг подбадривала и улюлюкала толпа… Несколько мужчин вылетели за тонкую красную нить, сплюнули разочарованно.

— Да ты не смотри, что они битые, — деловито посоветовала ирга. — У нас мужики крепкие. Бывает после похода придут — щеки впалые, глаза хмельные, сами грязные, в кровище своей и чужой, а поймают если — все равно отлюбят так, что потом встать трудно! Потому что огонь в крови после боя кипит, понимаешь? От ярости риара… Женщины-то ярость не ощущают, мы лишь зов слышим. А вот мужики и то и другое. И сейчас воины разъярились, ты посмотри! Не иначе, зол наш огнедышащий… Ну так что, тебе лишь слаще будет…

Я поперхнулась и оглянулась на добрую женщину с таким лицом, что она осеклась и насупилась. Внизу с веселой усмешкой раскидывал противников Ирвин…

— Ладно, хватит тут болтать! — опомнилась Ирга. — Сленга, прекрати пялиться на воинов! Не по твою честь бой! А ты, чужачка, сядь сюда, надо что-то сделать с твоими волосами… срам один, а не волосы! У девицы они должны быть до пояса, чтобы воину было за что схватить да в кулаке стиснуть, когда на колени поставит. А у тебя что? Срам! Даже не на что венец положить…

Меня потащили к лавке, но я отдернула руку. От картины, увиденной из окна, снова всколыхнулся ужас. Проклятье, сколько там мужчин? Даже если за линию улетит большинство, то все равно останется достаточно… Да о чем я вообще думаю?!

Злость заставила меня вскочить и заметаться по комнате. Разговоры, конечно, отвлекают, но в то же время и приближают время шатии, будь она проклята! А на нее и моего чувства юмора не хватит. Какие уж тут шутки, невесело совсем! И бодрые подбадривания женщин совсем не помогают, от ужаса мне уже дышать трудно.

Кстати…

Словно услышав, затаившаяся паника накатила волной, заставив упасть на колени. Я согнулась, пытаясь сделать вдох. Хоть один… И понимая, что все бесполезно! Мой ингалятор остался в цивилизованном мире, за стеной непроходимого тумана! А без него я не могу дышать!

Ужасное чувство. Разум понимает, что вокруг полно кислорода — живительного, нужного, а я не могу сделать ни вдоха! Упала на доски пола, краем уха услышала, как кричит Ирга… Перед глазами взвился хоровод красных пятен…

А потом на мой лоб легла сухая ладонь, и тихий голос что-то забормотал. И снова прозвучали имена древних драконов. Что это? Молитва? Если бы я могла, я бы рассмеялась. Но я не могла даже дышать. Или? Осторожно потянула воздух. И снова. Приступ прошел, я снова могла глотать живительный воздух! Смахнула слезы и уставилась на невысокого мужчину. Одет, как и все здесь, просто, но зато без оружия. И на кожаном поясе болтается множество мешочков, в которых шелестят травы.

— Ну вот и все, — по-доброму улыбнулся лекарь. — Испугалась, милая?

— Как вы это сделали? — изумилась я. — Как?

Да ни один врач не мог справиться с моими приступами в течение многих лет! Мне ничего не помогало! Только ингалятор с довольно сильными лекарствами! А ведь причину моих удуший так и не нашли… Психосоматика, объясняли мне. Такая, от которой можно умереть.

Сленга и Ирга на целителя поглядывали настороженно. В их лицах благодарность смешивалась со страхом, что меня слегка озадачило.

— Я упросил красного хёгга забрать твою болезнь, лильган, — ответил мужчина. — Шатия — событие важное, ни к чему там корчиться от боли. Это и Хелехёгг понимает, раз вылечил тебя… Но это лишь сегодня, потом болезнь вернется. Ты сама должна победить ее. Твоя хворь не здесь, — он положил ладонь мне на грудь. А потом прикоснулся ко лбу: — Здесь. Проси Хелехёгга освободить тебя от нее навсегда. Дары приноси. Он услышит.

При упоминании драконьего имени женщины попятились и забормотали что-то. Снова молитвы? Обереги? Похоже.

— Кто такой Хелехёгг?

— Откуда же ты явилась, раз не знаешь о красном звере? — удивился лекарь.

— Издалека. Вы сказали — приносить дары. Но куда? У красного хёгга есть… храм?

Сленга и Ирга испуганно ахнули, а мужчина покачал головой.

— Очень далеко твой дом, дева, раз ты спрашиваешь. Я не встречал на фьордах того, кто не знает. Один храм у красного зверя. Его дом, его крепость. Имя ему — Горлохум.

И, развернувшись, лекарь с достоинством удалился.

Я открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но тут Сленга и Ирга отмерли и силком усадили меня на лавку. Одна женщина начала драть мне волосы гребнем, другая торопливо оправила складки наряда, нацепила мне на ноги туфли из мягкой кожи и вытащила из маленького ларца украшения. Блеснуло на солнце золото. Широкий кожаный пояс, богато расшитый сверкающей нитью и со множеством круглых монет-подвесок, что рядами опускались до самого пола. Несколько тяжелых браслетов на обнаженные руки, и наконец — узкий венец на голову. С золотого обруча на плечи и спину также свисали тонкие шнуры, на которых переливались драгоценные бусины.

Женщины застыли, восторженно глядя на меня.

— Красота-то какая! Даром что чужачка! Смотри, как золото в глазах отражается, загляденье! А золотинку с венца или пояса после шатии найти — к большой удаче, надеюсь, мне хоть одна достанется… Посмотри! У нас тут настоящее льдистое стекло, вместе с той снежной девицей на корабле было. Так все теперь у нас и стоит, не знаем, куда деть… Глянь!

Я смотреть на это совершенно не хотела, но упоминание неизвестного предмета заставило повернуть голову. И поначалу я удивилась лишь ему — куску сверкающего льда, что застыл у стены. И лишь потом увидела свое отражение. Замерла, не узнавая девушку в голубоватой глубине льдины. Красивая… Такая красивая, что дух захватывает. И совершенно чужая. Словно Оливию Орвей стерли и оставили вот эту по-варварски одетую деву с отрешенным взглядом больших, подведенных черной и золотой краской зеленых глаз.

В окна донеслась уже знакомая мне музыка — дин-шорх, дрожащие струны, оплетающие душу…

— Песнь перворожденных хёггов! Слышите? — с благоговением произнесла Сленга и тихонько запела: — Из огня, железа и камня вышел Лагерхёгг… Из морской пучины и соли выплыл Ньердхёгг… Со снежной вершины в сиянии неба спустился Ульхёгг… и пеплом осыпал фьорды Горлохум, когда зарычал Хелехёгг… Все потому, что Древние Звери увидели деву, что прекрасна была и чиста в наряде кровавом. И каждый заявил на нее свое право. Тысячу лет дрожала земля, пока бились звери. Черный и красный, белый и синий… Огонь и пепел, вода и снег… Начало и конец. А кому досталась та дева, знают лишь древние хёгги… — девушка замолчала и улыбнулась радостно. — Пора!

— Торопятся нынче воины, — недовольно поджала губы Ирга. — И подготовиться толком не дали, и песни пропеть… а чего торопятся? Непонятно!

Дверь открылась, и вошли еще женщины, старшая в руках держала широкую тусклую чашу. Золото? Но удивиться я не успела, ко мне подошли, обмакнули пальцы в тягучую жидкость и провели по моему лбу. В нос ударил сладковатый запах. Кровь…

Пока я оторопело это переваривала, каждая из женщин обмакнула пальцы и коснулась открытых участков моей кожи. Лоб, щеки, плечи, локти, шея, ноги… везде остались капли чужой крови.

— Милостивы будут перворожденные хёгги… милостивы и добры…

Последней меня «пометила» Ирга.

— Идем, чужачка. Ноги-то переставляй, не на руках же тебя нести!

— Нет! — я вырвалась, заметалась, ища хоть какой-нибудь выход. Но сразу же была поймана стражниками, что стояли у дверей. И снова схвачена своими служанками-охранницами. Сзади и спереди встали по мужику с оружием.

— Не надо… прошу вас! Я не хочу!

Сленга забормотала что-то успокаивающе, Ирга прикрикнула недовольно, и обе потянули меня к лестнице. Стражи топали молча, но их угрожающее присутствие ощущалось кожей. Не сбежать… Не вырваться!

Я должна что-нибудь придумать! Я ведь образованная, умная женщина! Ну не может примитивная сила возобладать над разумом!

Дернулась и поняла, что еще как может! И это уже произошло. Здесь, за туманом, другие законы, и здесь всем наплевать и на мои заслуги в ученом мире, и на разум. Да и на меня, собственно… И нет больше антрополога Оливии Орвей. Потому что одно дело — изучать чужую цивилизацию по древним осколкам и папирусам, а другое — быть ее частью. Не просто частью, а пленницей, чужачкой, безымянной девой, что сейчас войдет в круг шатии. Ужас сковал тело, и я лишь заторможенно переставляла ноги. Казалось, что все это происходит не со мной. Словно реальная Лив спряталась, выпустив наружу исследователя, который смотрит вокруг с беспристрастностью и отстраненностью ученого. Сколько раз я так пряталась? Вот и сейчас… Отмечаю происходящее, но ничего не чувствую. Вот мягкие туфли ступили на брусчатку, а прохладный морской ветер зазвенел монетами, свисающими с моего венца и пояса. Вот открыли передо мной дверь оружейной, и я схватила нож с удобной костяной ручкой. Вот расступается ряд воинов. В мужских глазах — восхищение и голод… Я иду по коридору из живых людей, алый шлейф течет позади огненной рекой. И подошвы наступают на угли, что пачкают белое платье…

И факелы. Впереди горят факелы, освещая место моего падения…

Музыка сплетает паутину, ловит души. А внутри меня разливается кипящая лава. Зов… Зов дракона.

Вскинула голову, повинуясь чутью, и увидела Сверра. Он стоял в одном из узких окон, и мне казалось, что я вижу золото его глаз — мерцающее, завораживающее, злое. Но, конечно, это лишь мое воображение.

А потом меня мягко толкнули в спину, я сделала несколько быстрых шагов, чуть не запутавшись в шелке. Обернулась, вскинулась. И мое отстраненное спокойствие разлетелось вдребезги! Вокруг были мужчины. Обнаженные торсы все еще блестят от масла и перепачканы кровью и грязью. Черепов-халесвенгов в Нероальдафе не носили, вот только вряд ли это можно считать хорошей новостью. Потому что видеть глаза — карие, черные, янтарные, в которых блестела похоть, оказалось невыносимо. Уж лучше бы скалились измазанные кровью кости. Хотя в данной ситуации ничего не может быть лучше! Все одинаково мерзко!

Оружие было лишь у меня, и я сжала свой нож с решимостью приговоренного.