Прошло много времени после отречения от мира Феодора, ставшего самым усердным учеником святого Пахомия, как в монастырь прибыл и его брат Пафнутий, тоже возжелавший монашества. Но Феодор даже не захотел признавать родного брата (он ведь уже совлекся ветхого человека), сколько Пафнутий ни умолял его об этом и сколько ни проливал горьких слез. Великий Пахомий узнал об этом. Он позвал Феодора и сказал ему:

― К таким людям, брат, нужно быть снисходительным. Ведь только что посаженное дерево требует ухода ― вот так и ты снизойди к тому, кто только начал подвиг, пока он не укоренится по благодати Божией и не утвердится в вере.

Услышав это, Феодор поблагодарил духовного отца и начал, как ему и было велено, во всем поддерживать брата ― так верно он понял слова старца.

У одного сенатора заболела дочь: у нее отнялись руки и ноги. Она была благочестива и придерживалась христианских обычаев. А зять святого (муж его сестры) с безумной яростью боролся против икон Христа. Блаженный старец Иоанникий встретил их и, совершив молитву и наложив крестное знамение, исцелил больную от тяжелого недуга. А вот зятя, как ни старался, не смог убедить оставить свое безумие и потому прибег к наказанию. Старец, отбросив родственные чувства и ради благочестия забыв о родной крови, своей молитвой лишил иконоборца зрения. Так ревность об истинном благочестии победила природу и истинная любовь к Богу оказалась выше кровного родства. Дочь сенатора, которая не была ему родственницей, но чтила христианские обычаи, святой избавил от недуга. А того, кто боролся против божественных икон, хотя и был его зятем, ослепил ― в наказание за помрачение ума лишил телесного зрения.

Благочестивый муж по имени Карион любил жизнь по Богу. А после того как он услышал о праведной жизни отшельников, потянулся к ним. Расспросив о их бытии, Карион пришел в восхищение и сам отправился в Скит. У него был родной сын, которого он тоже взял с собой, чтобы самому воспитывать его. Все, конечно, понимали, что это его родное чадо. Имя ребенка было Захария. Когда он достиг зрелого возраста, братья пришли в немалое смущение (его присутствием). Услышав это, авва Карион сказал сыну:

― Собирайся, Захария, пойдем отсюда ― отцы смущаются.

― Авва, ― заметил сын, ― тут уже всем известно, что я тебе сын. А если мы пойдем в другое место, кто там будет знать об этом.

На это старец сказал:

― Ладно, пойдем в Фиваиду, ― и они отправились (в путь).

Но, придя в Келии, пробыли всего несколько дней, потому что и там поднялся ропот против сына. Тогда отец сказал:

― Собирайся, Захария, возвращаемся в Скит.

И они опять вернулись туда, где провели много лет и где снова возникло смущение из-за юноши.

Тогда юный Захария пошел на Селитряное озеро, разделся и вошел в воду по самые ноздри и так провел много часов, насколько хватило терпения, и обезобразил свое тело (оно стало как у прокаженного), потом вылез на берег, оделся и пошел к отцу. Увидев сына, тот едва узнал его. Когда в урочный час они вместе подошли ко святому причастию, то случившееся открылось святому Исидору, пресвитеру Скита. Увидев юношу, он в изумлении сказал:

― Захария, ты приходил в прошлое воскресенье и причащался как человек, а теперь стал ангелом.