Книга: Твое сердце будет моим
Назад: 2
Дальше: 4

3

Четверг
Первое февраля

 

Все молча смотрят на записку.
— Это не розыгрыш, — говорю я.
Сонни брезгливо вздергивает губу:
— За мной кто-то следит? Я всегда поступаю с женщинами честно и четко даю понять, что не будет ничего серьезного. Как же меня бесит, когда они об этом забывают или пытаются меня изменить.
— Чувак, у тебя есть идеи, кто это может быть? — Айзек крутит фото в руках, разглядывая его со всех сторон.
— Ни единой. Но кто бы это ни был, она меня точно плохо знает, если думает, что Сонни можно купить халявным бухлом.
— Может, уйдем? — предлагаю я, окидывая взглядом собравшихся в зале людей.
Все места заняты, за каждым столиком — минимум четыре человека. Еще несколько гостей ждут напитков в баре. В нашу сторону никто не смотрит. Если тот, кто все это сделал, здесь, почему он не наблюдает за нашей реакцией?
— Никуда мы не пойдем, — цедит Сонни. — Кем бы ни была эта сучка, клянусь, вечер она мне не испортит!
— Слушай, ты ведь так радовалась, когда мы сюда шли, — говорит Чейс, наклоняясь ко мне. — В последнее время это случалось нечасто.
Он имеет в виду, что этот день напоминает мне о смерти родителей. Я невольно сжимаю медальон в форме сердечка, который они подарили мне на шестнадцатилетние.
— Чейс, я…
Он прижимает указательный палец к моим губам.
— Нет. Лайла, я сделаю все, чтобы ты повеселилась, даже если это будет стоить мне жизни. — Он убирает палец. — Забудь об этих записках хотя бы на этот вечер. Разберемся с ними завтра. Сонни сходит в полицию или в службу безопасности студгородка. Или придумаем еще что-нибудь.
Я откидываюсь на спинку стула, закусив губу. Внутри у меня все узлом скручивается от тревоги за Сонни, но сейчас я ничего не могу сделать. Поэтому я киваю и отворачиваюсь к сцене, и в этот момент гаснут все огни. Шоу начинается.
Все выступление я ерзаю, пытаясь вникнуть в сюжет. Ребята из театрального просто великолепны, но мне все равно не удается сосредоточиться на постановке. Голова забита записками.
Почему тот, кто их послал, кем бы он ни был, не хочет, чтобы мы о нем знали? Если бы это была влюбленная в Сонни девчонка, она бы дала о себе знать. Ведь так? Иначе какой смысл все затевать? А если бы я сразу подошла к двери, то, возможно, увидела бы того, кто принес письмо. Теперь этот человек купил нам выпить и сидит в одном зале с нами. Тоже смотрит выступление. Или на нас? У меня от одной мысли об этом — мороз по коже.
Как только выступление подходит к концу и зажигается свет, я сразу же поднимаюсь.
— Все, идем? — спрашиваю я.
— Э-э, ты куда-то спешишь, Лайла? — смеется Чейс. — А как же афтепати?
Черт. После всего, что случилось, я совсем забыла про вечеринку.
— Я устала. Хочу домой.
— Ну, как знаешь. А я вот хочу любви, поэтому откланиваюсь, ребята. Дела и все такое, — говорит Сонни.
Сиенна хватает его за руку:
— Погоди, Сонни. Может, тебе не стоит ходить в одиночку? А вдруг там маньяк?
Не знаю, был ли это сарказм, но Сонни смеется:
— Смешно, Си. В общем, не ждите меня.
И уходит. Наверняка на свидание. Я провожаю его взглядом, пока он не исчезает в толпе.
— Как вы думаете, ему ничего не угрожает?
— С ним все будет в порядке, — заверяет меня Шарлотта, пробираясь к выходу вместе со мной. — Спасибо, что уговорила прийти. Мне и правда понравилось.
— Ну и хорошо, — отзываюсь я.
Хоть кому-то было хорошо. О себе я такого сказать не могу.
— Ты не против, если мы пойдем домой вместе? — спрашивает Шарлотта.
— И я с вами, — вставляет Сиенна. — Натан не пришел, но на неделе будут еще другие вечеринки. А сегодня, думаю, пора закругляться и баиньки.
Чейс и Айзек немного разочарованы, но все равно упорно желают нас проводить.
— Как пришли вместе, так и уйдем, — заявляет Чейс. — Ну, без Сонни, разве что.
Я улыбаюсь ему, одновременно вглядываясь в людей, покидающих зал. Заметив темную толстовку, закусываю губу. Как же мне хочется поскорее выбраться из битком набитого зала. Ну же, ну! Не хочу находиться в одном помещении с человеком, который, вместо того чтобы подойти и предложить выпить, исподтишка сфотографировал нас. Чейс не отходит от меня ни на шаг, я спиной ощущаю его тепло. По-моему, он чувствует, что у меня натянуты нервы. По обе стороны от двери стоят вышибалы со скрещенными на груди руками. Их задача — проследить за тем, чтобы пьяные студенты покинули зал без инцидентов. Но парни такие огромные, что едва не заслоняют проход, и в дверях от этого давка.
Снаружи похолодало еще сильнее, асфальт затянуло блестящей ледяной пленкой. Ветер пробирает даже сквозь пальто. Я обхватываю себя руками и крепче прижимаюсь к Чейсу. Если спросит, что со мной, скажу, что замерзла.
Неожиданно его тяжелая рука обнимает меня за плечи и притягивает к себе еще ближе.
— Замерзла?
— Да. Ненавижу зиму.
— Тогда ты не в той стране родилась.
Это уж точно.
— О господи, — вскрикивает Сиенна таким высоким тонким голосом, что меня передергивает.
— Боже, Си, на твой ультразвук слетятся летучие мыши со всего городка! — ворчит Айзек.
Я же, проследив за ее взглядом, вижу на стене библиотеки гигантское стилизованное граффити. Буквы алые, потекшие, словно их написали кровью:
«ТВОЕ СЕРДЦЕ БУДЕТ МОИМ».
Автор надписи оттенил каждую букву серым и черным, чтобы слова выглядели объемными. Жутковато. Но круто.
— Талантливый чувак, — говорит Айзек.
— С чего ты взял, что это парень? — спрашиваю я.
— Чувиха. — Он поднимает руки, будто сдается.
— Спасибо, — улыбаюсь я.
— Твоя работа? — шутит Айзек.
— Конечно! Мы же все знаем, как Лайла красиво рисует. Людей, например… таких, с ручками-палочками и головами-кружочками, — поддразнивает Чейс, еще крепче прижимая меня к себе.
Можно было бы, конечно, съязвить в ответ, но я и правда ужасно рисую.
До дома еще минут пять. Мимо пробегает парочка студентов, изображающих купидонов. Из одежды на них — только куски простыней, прикрывающие задницы. Надеюсь, они схватят обморожение. Придурки.
— Все с ума сошли, — смеюсь я.
Мы сворачиваем за угол, проходим кофейню, горячо любимую всеми студентами, и выходим за границы студгородка. Здесь еще темнее. Плотное переплетение голых ветвей не пропускает свет. Мне всегда страшно ходить здесь в одиночку поздно вечером, хотя, как правило, тут все тихо и мирно. За все время в университете случилось всего лишь одно ограбление, и даже оно не в счет, потому что грабитель нахлестался виски и пытался украсть кошелек у своей же девушки.
Сиенна идет впереди, покачивая худенькими бедрами. Айзек — справа, чуть позади, смеется над ее шуткой.
И тут я замечаю на противоположной стороне улицы парня в толстовке. Идет из клуба? Я снова закусываю нижнюю губу. Я всегда так делаю, когда нервничаю. После смерти родителей я чуть не отгрызла ее к чертям собачьим.
— Тебе не тесновато, Лайл? — усмехается Чейс.
— А? — Оглядываюсь и вижу, что он сошел на проезжую часть, а я иду по тротуару одна. — Ой…
Он хочет еще что-то добавить, и в этот момент раздается громкий хлопок. Чейс хватает меня, я же, наоборот, выкручиваюсь из его рук, пытаясь найти источник шума. Улицу затягивает алый дым.
— Боже, — со смехом выдыхает Чейс. — Неплохо, я аж подскочил!
Сиенна и Айзек хлопают, я же стою, словно окаменев, и провожаю взглядом тающую во мраке темную фигуру в толстовке. Дым тоже медленно розовеет, бледнеет и тает в ночном воздухе.
— Что это было? — спрашиваю я.
— Всего-навсего дымовая шашка, — отвечает Чейс. — Ничего трюк. Но я на его месте швырнул бы ее, когда вокруг народу побольше.
— Ага, — поддакивает Айзек. — Если все в этом году намерены разыгрывать друг друга, надо бы и нам заморочиться.
— Если не можешь победить бесчинство, надо его возглавить? — ухмыляется Чейс.
Я хмуро смотрю вслед неизвестному. Он уже очень далеко ушел.
Наверное.

 

Мы заваливаемся в гостиную и падаем на диваны. Чейс усаживается рядом со мной на софу, Шарлотта, Сиенна и Айзек занимают диван.
— Хочешь поговорить? — спрашивает Чейс, придвигаясь ближе.
— О чем? — Я, глядя на него, откидываюсь на спинку софы.
— О том, почему ты так нервничаешь. Я все заметил, Лайла. Я всегда все замечаю.
Всегда?
— Никак не могу выбросить из головы эти записки. Выпивку. Граффити. Дымовую шашку. Слишком много всего сразу.
— В прошлом году тоже были граффити и дымовые шашки, — замечает он.
— Да, но в тот раз все было по отдельности. А сейчас на стене написано то же самое, что и в записке. Это не может быть совпадением, разве ты не видишь?
— Может, и нет. Но я все же думаю, что кто-то пытается его подколоть. Пожалуйста, хоть из-за этого не грузись. С твоей… чувствительностью.
— Я в порядке.
В подтверждение выдавливаю из себя улыбку, хотя на самом деле хочется завизжать на Чейса, чтобы прекратил так холодно и рационально говорить о вещах, которые пугают меня до смерти, и не приплетал чуть что моих родителей. С тех пор как мы познакомились, он несколько раз спрашивал меня о родителях, но я не люблю распространяться о том, что с ними произошло, и он с уважением относится к моему нежеланию обсуждать это. А я просто не могу говорить. Мне понадобилось очень много времени, чтобы вернуться к нормальной жизни и перестать задыхаться от одного упоминания о них. И я не хочу возвращаться в прошлое, мне слишком тяжело, тогда я думала, что просто не переживу все это. К тому же не все разговоры — пусть даже многочасовые беседы с психологом — лечат. Я не хочу об этом говорить, наоборот, хочу забыть, каково это — до смерти тосковать по кому-то.
— Меня теперь вообще ничто не прошибет, — говорю я окрепшим голосом.
Чейс подталкивает меня плечом и улыбается:
— Рад слышать.
— Слушайте, а может, все-таки позвонить в полицию и рассказать о том, что случилось? — спрашивает Сиенна, помахивая фотографией и письмом.
После ухода Сонни фотография осталась валяться на столе, и ее прихватила Сиенна. Не взяла бы она, взяла бы я. И письмо из мусорки, куда его выбросил Сонни, вытащила тоже Сиенна. Хорошо, что оно не провалилось куда-нибудь вглубь.
— Да, — поддерживаю я. — Нужно позвонить в полицию.
— Они все равно ничем не помогут. Ну, то есть… а что можно сделать в такой ситуации? — спрашивает Чейс.
— Найти отпечатки пальцев? Должны же были остаться какие-то следы, кроме наших. Ты что, полицейские сериалы не смотрел? Даже если это шутка, Сонни имеет право знать, кто так пошутил, а полицейские должны поставить этого типа на место.
— Да, жалко, что мы не знаем, кто это устроил. У меня есть отличная идея для шуточной мести, — говорит Айзек. — Можно купить жуков в зоомагазине, ну, тех, которыми кормят ящериц, и запустить в его комнату.
Я представляю, как по моей коже ползают жуки, и меня передергивает.
— Поскорее бы этот праздник закончился, — ворчу я.
— Все еще переживаешь из-за Джейка? — спрашивает Айзек и со смехом уклоняется от хука Чейса.
Чейс качает головой и беззвучно произносит какое-то слово. Кажется, не совсем приличное. Представьте себе, это — единственная тема, на которую Айзек со мной шутит.
— Нет, не переживаю, — отвечаю я.
С тех пор как не стало мамы и папы, прошло уже два года, но мне и сейчас так же больно, как в тот день, когда мы с братом узнали, что стали сиротами. И я просто лгу, уверяя, будто мне плевать на то, что из-за Джейка эта дата стала для меня еще тяжелее. Хотя нам с Джейком и правда было страшно неловко, мы держались друг с другом совершенно естественно. А потом он вдруг бросил универ. Или мне только казалось, что все было естественно? В любом случае о поцелуе мы ни разу не заговаривали. После отъезда от Джейка не было ни слуху ни духу, не считая открытки на Рождество.
— Тут не из-за чего переживать, — вступается за меня Сиенна.
Айзек сразу приподнимает руки, словно сдается:
— Шучу. Подумаешь, разбила бедняге сердце, тут действительно не из-за чего переживать.
Я смотрю на него, сузив глаза и не отводя взгляда. Может, так до него дойдет, что мне плевать на его издевательства.
— Ты раздуваешь из мухи слона. Это был всего лишь поцелуй, и то не совсем, и Джейк совсем не расстроился. Он же не предложение мне делал, в конце концов.
— Зануда ты, — мрачно бурчит Айзек.
— Ну извини. — Я изображаю улыбку. — Теперь, когда мы закончили обсуждение моей бурной личной жизни, может, вернемся к розыгрышам?
— Похоже, в этом году Лайла хочет активно поучаствовать, — со смешком говорит Чейс.
— Правда, что ли? Обычно ты этой ерундой не занимаешься, — замечает Сиенна.
— Теперь у меня есть мотивация. Мне очень хочется разыграть того, кто пристает к Сонни.
— Давайте насыпать детскую присыпку в фены в девчоночьей раздевалке, — предлагает Айзек. — Если что, я готов!
— Боже! — Сиенна закатывает глаза.
— Я бы устроила пранк в духе… ну, например, сжечь целую кучу кукол-купидонов прямо посреди кампуса, облив их фальшивой кровью, — предлагаю я.
— Господи, Лайла! — смеется Чейс. — Ты просто маньячка.
— Сразу видно большую поклонницу этого праздника, — усмехается Айзек.
— Да уж.
Ненавижу Валентинов день. Если бы мои родители не поехали в какой-то расфуфыренный отель отмечать этот идиотский праздник, то остались бы живы. Мы с братом узнали об аварии только через час после того, как она случилась. Примчались в больницу, и нам сказали, что все будет хорошо, а через несколько минут после этого их обоих не стало, сначала — одного, потом — другого. Всего за несколько секунд до полуночи.
— Короче, — говорю я, пытаясь сменить тему. — Я устала и хочу спать. Завтра купим детскую присыпку, фальшивую кровь и купидончиков.
Я желаю всем спокойной ночи, иду чистить зубы, а потом — в свою комнату. Закрываю дверь, прохожусь по мягкому ковру. Легко стаскиваю платье через голову и швыряю на кресло в углу комнаты. Обычно я обращаюсь со своими вещами очень аккуратно, но сегодня так устала, что мне на все наплевать. Натягиваю пижамные штаны, которые комком валяются на кровати с самого утра. На сегодня еще сгодятся.
У меня слипаются глаза и очень болят ноги, мне лень искать другую пижаму. К тому же во флисовой пижамке так тепло и удобно. Она сиреневая и мяконькая, с рисунком из единорожек. Не дай бог, Чейс ее когда-нибудь увидит. Обычно если я выхожу из комнаты в пижаме, то это шелковые шортики и все такое.
Я откидываю одеяло и тут же отдергиваю руку, почувствовав укол. На подушечке большого пальца вспухает бусинка крови. А на пол к моим ногам падает красная роза.
Какого черта? А-а-а, это Сонни. Я посасываю уколотый палец. Сонни частенько подсовывает друзьям в постель всякие нежданчики вроде пауков или женских трусиков. Я аккуратно за стебель поднимаю розу и бросаю на тумбочку. Завтра тоже подброшу ему что-нибудь, и уж точно не красивый цветок. Может, куплю креветок или рыбьих голов или еще чего-нибудь вонючего. Будь я похрабрее, использовала бы идею Айзека. Но Сонни в любом случае крышка.
Назад: 2
Дальше: 4