В семейной терапии мы объясняем, что процесс общения в семье (или между родителями) может иметь три направления. Иногда оно конструктивно и жизнеутверждающе, иногда деструктивно, а порой мы просто толчем воду в ступе.

В клинических терминах семейное общение может характеризоваться:

1. Исцелением симптомов – например, саморазрушительного поведения, усвоенного в детстве.

2. Созданием новых симптомов.

3. Сохранением и закреплением старых симптомов.

Чаще всего общение включает все три характеристики в разной пропорции. Именно качество происходящих между нами процессов определяет благополучие семьи. Страдает ли семья от неудач или процветает, зависит от взаимодействия всех ее членов, а не от поведения одного человека.

В семейной терапии мы проводим четкую грань между содержанием и процессом, между тем, что мы говорим и делаем, и тем, как мы это говорим и делаем. Принято считать, что первое важнее, но это неверно. Если содержание и процесс соответствуют друг другу, оба эти фактора равноценны. В случае расхождения – процесс более важен.

Большинство из нас выросло в семьях, где родители были убеждены, что именно моральный кодекс, который нам прививают, определяет качество нашего воспитания. Если у них были высокие моральные стандарты, они верили, что сами придерживаются правил, которые устанавливают для своих детей. Возможно, они замечали случайные противоречия – например, когда отец кричит на сына: «Перестань кричать!», – и сожалели об этой непоследовательности. Они также знали, что существует определенная зависимость между образом жизни родителей и тем, как растут дети. Если отец пьет, а мать ворует или родители всегда спорят и ругаются, дети, скорее всего, не могут преуспеть и/или становятся неконтролируемыми.

Эти родители не догадывались, что качество процесса – ключевой элемент для успеха или провала их добрых намерений. Они были уверены: важно делать «правильные вещи», а если это не помогает, то проблема в самих детях или в друзьях детей. А может быть, на то воля Бога, который их испытывает и учит? Они спрашивали себя: «Были ли мы достаточно строги? Могли ли мы предвидеть трагедию заранее и предотвратить ее?» Как та мать восемнадцатилетнего сына, они думают о том, что они сделали или не сумели сделать, а не как они это делали.

В отношениях между двумя равными взрослыми оба несут одинаковую ответственность за качество общения. В общении с детьми полная ответственность лежит на взрослых – и в семье, и в детских садах, яслях, школах, и в обществе в целом. Да, дети и молодежь могут определять характер своего общения с окружающими, но не способны нести за него ответственность. Если им приходится это делать, они вредят своему развитию. Детям нужно лидерство взрослых.

Увы, мы почти не способны контролировать свое влияние на детей. Мы влияем на них с помощью своей личности (сознательных или бессознательных конфликтов с собой и с другими), чувств и настроений, которые мы игнорируем или подавляем, нашего желания поступать правильно и страха поступить неправильно. И это только несколько факторов.

Независимо от врожденных способностей наших детей, мы, общаясь с ними, определяем их развитие и качество жизни, пока они не вырастут и не уедут от нас. Наши высокие моральные стандарты и старания – не гарантия, что с детьми все будет хорошо, как верили наши родители и бабушки с дедушками. Мы должны вообще отказаться от идеи, что можно сделать «все правильно».

Вместо этого нужно замечать ошибки, которые мы неизбежно совершаем, и открыто принимать за них ответственность. Только такая этическая практика обеспечит детям свободу для здорового развития. Когда мы заходим в тупик, выход нам может подсказать умная реакция самих детей.

Давайте вернемся к несчастной матери парня, которого ждет суд за мелкие кражи. Они с мужем воспитывали сына по старой формуле: если мальчик не создает проблем, он должен был вознагражден, в противном случае надо наказывать его и ограничивать его свободу.

Внутри культуры, в которой живет эта семья, нет сомнений: детей надо воспитывать вежливыми, трудолюбивыми и умными в школе, а в остальных случаях слушаться родителей. Идеальный ребенок адаптируется к внешнему контролю. Если бы содержание и процесс общения находились в гармонии – «правильное поведение» сына было бы отражением его самоощущения, – он стал бы хорошим парнем, который уважает свою мать и удовлетворяется парой кружек пива с отцом за воскресным обедом.

Но все сложилось иначе, потому что в семейном общении не хватало одного элемента: родители сосредоточились на достижениях сына и забыли о его «бытии». (Вернее, не забыли, а не поняли. Будучи успешными людьми, они считали, что социальное благополучие автоматически порождает личное удовлетворение). У мальчика была низкая самооценка, отсутствие ответственности за себя – и стремление к любой социальной идентичности, лишь бы она отличалась от родительской. Со временем он попал в плохую компанию, и его друзья-воришки обрели над ним власть тем же способом, что и его родители: ты делаешь так же, как мы, или – до свидания!

Мать права, опасаясь, что с дочерью все сложится не намного лучше, несмотря на другую стратегию воспитания. Девушка, скорее всего, начнет плохо учиться и воевать с родителями или забеременеет и уйдет из дома.

Дети идут навстречу как конструктивным, так и деструктивным процессам в семье; их психика не позволяет отделить одно от другого. Постепенно, когда их сознательность, язык и ценности развиваются, они учатся отвергать разрушительное влияние родителей. Но все равно оно въедается в кожу и остается частью их личности.

Когда дети начинают вести себя деструктивно или саморазрушительно (в зависимости от того, взаимодействуют ли они со взрослыми прямым или обратным способом), можно с уверенностью говорить о трех вещах:

1. Это поведение не свойственно им изначально, оно спровоцировано взрослыми.

2. Взрослые обычно не осознают своего разрушительного или саморазрушительного поведения и не видят своей вины.

3. Такой тип поведения развивается у ребенка в течение нескольких лет, даже если родители не замечают его проявлений (младенцы часто реагируют быстрее).

Мы не может отказаться от нашей власти над детьми и не всегда способны предсказать ее последствия. Мы слишком мало знаем о себе, а дети все разные. Часто невозможно понять, кто мы и кто наш ребенок, пока он не уезжает из дома.