Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Два года, прошедшие после встречи папы Франциска и патриарха Кирилла в Гаване, – большой срок. В некотором смысле все уже понятно: идет формирование нового консервативного альянса. Намерения и ожидания сторон проверены и скорректированы, но не обошлось и без неожиданностей.
В конце прошлого года я был на конференции в Риме, где один из сотрудников Папского совета по содействию христианскому единству уверенно и эмоционально рапортовал об успехах в диалоге с Русской Православной Церковью. Помимо встречи в Гаване он приводил только один пример – перенесение из Италии в Москву и Санкт-Петербург мощей святителя Николая. По словам ватиканского чиновника, это было значительное событие, достойное всяческих похвал. Ватикан доволен и не скрывает этого.
В зале на конференции собрались активные католики – ученые, дипломаты, общественные деятели. Они слушали ватиканского чиновника, не скрывая удивления и скепсиса: да, перенесение мощей – это хорошо, но когда начнется содержательный диалог? Вы нам рассказываете про красивую картинку, рапортуете, что мощам поклонилось два миллиона русских паломников, но в то же самое время для значительной части православных в России католики по-прежнему остаются врагами и еретиками. Другими словами, мощи святителя Николая – это отдельно, а сами католики – отдельно. Будут ли какие-то перемены? Где же здесь успехи, которыми можно гордиться?
На эти неудобные вопросы у ватиканских чиновников нет ответа. По всей видимости, они тоже понимают, что перенесение мощей – это исторический максимум. Да, в некотором роде спектакль, но другой красивой картинки, других достижений не ожидается. Все прочие контакты замкнуты на узкий круг церковных дипломатов и не более того.
Есть основания полагать, что вопрос о содержательном богословском диалоге даже не стоит. И это понятно: интересы патриарха Кирилла лежат в совсем иной плоскости. Ему необходимо демонстрировать активные контакты с Западом в эпоху санкций. У РПЦ должен быть свой политический ресурс в этот трудный для Кремля период, и над формированием этого ресурса надо работать.
Константин Харчев, который в 1984–1989 годах был председателем Совета по делам религий и затем ушел на дипломатическую работу, уверенно говорит о том, что встреча в Гаване состоялась «при содействии Кремля» и «в этом нет ничего необычного и конспиративного».
Но тогда нет ничего необычного и в том, что богословский диалог и прочие сугубо церковные задачи, которые могли бы быть решены на встрече в Гаване или по ее итогам, не имеют особого значения. Это вишенка на торте: захотим – поставим, а не захотим – не поставим. Не поставили.
И, похоже, Ватикан готов согласиться с тем, что дальнейшее развитие отношений с РПЦ и Россией – это прежде всего политическая задача. Даже плановую смену нунция в Москве вполне можно рассматривать как элемент новой стратегии. Вскоре после встречи в Гаване, в мае 2016 года, нунцием был назначен талантливый и прагматичный ватиканский дипломат Челестино Мильоре. Он перестроил работу нунциатуры, организовал приезд госсекретаря Ватикана кардинала Пьетро Паролина в Россию и его встречу не только с патриархом, но и с президентом России.
Международная проблема, которую РПЦ и Ватикан признали общей зоной ответственности, – помощь гонимым христианам на Ближнем Востоке и в Северной Африке. И это одна из центральных тем в диалоге не только с католиками, но и с англиканами и американскими протестантами. Но вот что примечательно: об этом говорят патриарх Кирилл, митрополит Иларион и еще два-три церковных чиновника. На приходах православные практически ничего не знают о христианах Сирии, и сколько-нибудь широкой программы поддержки христиан в Сирии на уровне приходов или православных благотворительных организаций нет.
Для патриарха Кирилла помощь христианам в Сирии – это прежде всего политический проект. И гуманитарную помощь из России возят межрелигиозные группы, в состав которых входят чиновники Московской Патриархии. Примечательно, как на сайте Отдела внешних церковных связей сформулирован тезис об источниках финансирования одной из акций: «Значительную часть средств, собранных для закупки помощи, составил личный вклад Его Святейшества, который лично курирует проект».
Два года после встречи в Гаване Русская Православная Церковь успешно уклонялась от богословского диалога, но достигнутый уровень отношений неожиданно вызвал в Ватикане большой энтузиазм.
В середине января священник Иакинф Дестивель, сотрудник Папского совета по содействию христианскому единству, в интервью «Vatican News» уверенно заявил: «У нас одна и та же вера во Христа и одно понимание Церкви, хотя это и находит различные выражения в культурах». Культурные связи между Россией и Ватиканом «позволяют лучше узнать друг друга и становятся шагами на общем пути к единству».
Однако буквально через несколько дней митрополит Минский и Заславский Павел (Пономарев), постоянный член Священного Синода Русской Православной Церкви и один из самых близких к патриарху Кириллу иерархов, в телевизионном интервью делает неожиданное заявление: «Задача униатов – сказать, что у нас один Бог. Извините, так у нас не один Бог, друзья мои. У вас свой Бог, потому что вы по-другому в Бога верите. Вы по-другому его исповедуете. Бог действительно один, но у корпорации свой бог, у какой-то сектантской организации – свой. Они к нашему общему Творцу и Господу никакого отношения не имеют. Господь ведь в Евангелии говорил: “У вас чрево – Бог, у вас мамона – Бог”. У язычников же также идол – бог. Но для нас, православных, это безделушка. Так вот и униаты».
Другими словами, митрополит Павел отказывает униатам в праве называться христианами. Униаты – это католики восточного обряда, которые находятся в юрисдикции Католической Церкви. И вывод получается однозначный: если у униатов «другой Бог», то и у католиков, которые с ними в одной Церкви, тоже «другой».
Пожалуй, уже давно высшие иерархи Русской Православной Церкви не высказывались так откровенно. И нет сомнений, что митрополит Павел сформулировал не только свое личное мнение. За ним стоит довольно широкий круг тех, кто считает, что у католиков другая религия, другой Бог. И необходимо жестко осудить любые контакты православных с католиками, особенно официальные контакты на уровне первых лиц.
Какими бы официальными комментариями ни сопровождали потом высказывание митрополита Павла, драматизм ситуации очевиден: католики считают, что ведут диалог с братьями по вере, высшая церковная власть в РПЦ пытается их в этом убедить, но значительная часть паствы держит «фигу в кармане», а отдельные активные группы возражают, критикуют, сопротивляются. До последнего времени Московской Патриархии эти «неудобные» настроения удавалось успешно скрывать, но насколько долго это продлится? Откровенное высказывание митрополита Павла может стать причиной глубокой трещины в отношении Ватикана к РПЦ. Такие обвинения долго не забываются.
Но пока Ватикан продолжает считать, что Русская Православная Церковь остается самой крупной и богатой среди множества Поместных Православных Церквей, Россия – и, шире, постсоветское пространство как каноническая территория РПЦ – остается для Ватикана важным направлением и политической, и собственно церковной деятельности.
Однако после десятилетий «церковного возрождения» РПЦ снова переживает глубокий кризис. В России 70 % населения называют себя православными, но только 6 % еженедельно ходят в храм. И рейтинг доверия патриарху Кириллу демонстрирует такой же огромный разрыв: в исследованиях с закрытыми вопросами (выбрать имя из списка) его личный рейтинг находится на том же самом уровне – 70 %, но, как только ставится открытый вопрос (предлагается самому респонденту назвать имя), рейтинг стремительно падает. В начале 2016 года патриарху Кириллу доверяли 7 % опрошенных по открытым вопросам, затем рейтинг упал до критически низких 2–3 % и весь 2017 год оставался на уровне 4–5 %. Если вспомнить, что еженедельно приходящих в храм в России около 6 %, то окажется, что патриарх Кирилл потерял популярность даже у трети своей воцерковленной паствы.
Если брать за основу эти данные, то патриарху Кириллу доверяет сегодня около шести миллионов россиян из 146 миллионов, и в этой ситуации вряд ли можно говорить о православии как о религии большинства, а о патриархе Кирилле как о национальном духовном лидере.
За этот же период рейтинг доверия президенту не опускался ниже 49 %, а в конце прошлого года держался на уровне 58–60 %.
Насколько близкие отношения будет строить Ватикан с таким непопулярным в России патриархом? Вопрос открытый. При всей критике, которая звучит в адрес папы Франциска, рейтинг доверия к нему значительно выше. Например, в США это 70 % на начало 2017 года.
Что же произошло в Гаване? По всей видимости, патриарх Кирилл сумел убедить папу Франциска прямо и открыто сыграть не в старомодный экуменизм, а в новый консервативный альянс. Экуменизм как идея объединения или хотя бы даже сближения Церквей больше не выглядит привлекательным. Это были «игрушки» XX века, и патриарх Кирилл еще двадцать лет назад отказался от экуменической позиции, которую занимал в юности.
После встречи в Гаване ревизии подверглись принципы сотрудничества: 1) решающее значение имеет не богословие, а общие «традиционные ценности»; 2) совместное действие – это не молитва и богослужение, а благотворительные и социальные проекты.
Таким образом, патриарх Кирилл встраивает диалог Православной и Католической Церквей в секулярный контекст. Даже в общении между собой Церкви выступают не как христианские общины, а как общественные силы, сочетающие политическое влияние, финансовые возможности и риторику традиционных ценностей.
Войти с помощью соц. сетей: