Глава одиннадцатая
Татьяна Андреевна погуляла вечером с Апельсинычем, попыталась покормить, но тот отказывался есть.
– Ну что ты, дурачок, хозяин твой скоро приедет, чего ты загрустил? Вот часика через полтора уж дома будет. Ну ладно, потом небось поешь! Ишь как привязался к новому хозяину… А он и вправду очень хороший мужик, твой хозяин. Ну ладно, я уж пойду. Пора мне.
И она ушла. Апельсиныч остался совсем один.
Федор Федорович подошел к своим дверям и услыхал жалобный скулеж.
– Ах ты господи, Апельсиныч, я приехал!
Его взору представилась поистине ужасная картина. Шикарный дипломат из крокодиловой кожи, подаренный ему на прощание коллегами, был изгрызен в клочья! Были обгрызены все углы, и сейчас Апельсиныч догрызал ручку.
– Э, брат, ты что натворил? Что за дела?
Пес испуганно отползал в угол.
Федор Федорович присел на корточки.
– Это ты тут без меня затосковал? Но ведь меня не было всего один рабочий день, дело обычное… Или ты что-то почуял, бедолага? Поверь, тебе ничто не угрожает, ты у меня по-прежнему самый любимый, самый родной. Но безобразничать не надо было… И чего ты не сгрыз какие-нибудь старые ботинки? Вот придется теперь покупать новый кейс, а то с чем я на работу буду ходить, скажи на милость?
Поняв, что хозяин не сердится, Апельсиныч вскочил, лизнул его в лицо, запрыгал по прихожей и ринулся в кухню. Очень хотелось есть! Нет, больше я голодовку объявлять не буду, сволочная какая-то выдумка, эти голодовки!
– Лилька, я влюбилась! – восторженно сообщила Ираида закадычной подруге.
– Господи, в кого?
– Догадайся с трех раз?
– Да мало ли!
– В Федора Федоровича!
– Постой, это в того, из Москвы?
– Да! Он потрясающий!
– Погоди, он что, приезжал?
– Да, а завтра я поеду в Москву, вернее, еще сегодня, ночным поездом.
– К нему, что ли?
– Конечно!
– Трахаться?
– Да! Именно!
– Вы еще не успели?
– Негде было. Да и вообще… Знаешь, он такой удивительный, я с ним вдруг почувствовала себя так свободно, что сама удивлялась. И вела себя…
– Что, неприлично?
– Кому-то могло бы так показаться, да и мне сейчас так кажется. Я открытым текстом сказала ему, что хочу его…
– Матерь Божья! А он?
– А он… он все понял. Очень точно все понял. И я бы сказала, тонко… С виду такой здоровенный мужик, громила, можно сказать, а душа тонкая… И такой такт… Одним словом, чудо!
– А как же Виктор? Испания?
– Это только ради Сашки… Я Виктора уже не люблю. Но он предлагает мне совершенно другую жизнь… И чего ради я должна отказываться?
– А этот твой москвич… он не женат?
– В разводе. Там есть дочка, с ней сложные отношения… Оно мне надо?
– Господи, Ирка, это на тебя совсем непохоже.
– А у меня крышу снесло. Напрочь! Ты бы видела, Лилька, какие у него руки… И как он целуется… Голова кругом…
– Да, подруга, я тебя сколько знаю, сроду таких речей от тебя не слыхивала… И впрямь, с ума спятила.
– Ага! Спятила! – радостно подтвердила Ираида.
– А Августа Филипповна в курсе?
– Нет, зачем ее волновать… Она думает, что я радуюсь испанской перспективе.
– Слушай, Ирка, хочешь мудрый совет?
– Ну, попробуй!
– Не стоит тебе мчаться в Москву. А то трахнешься, крышу снесет окончательно, и ты все поломаешь, а в результате сядешь между двух стульев. Решила перебраться в Испанию, вот и действуй в этом направлении.
– Еще чего! Чтобы я не поехала к этому человеку? Да ни за что! Поеду! И будь что будет! Мне стоит только закрыть глаза, я вижу перед собой его лицо… эти серые глаза…
– Большие?
– Нет. И мешки под глазами, и рот тонкий… Но все вместе… Я с ума схожу… Ей-богу, Лилька, если я завтра с ним не пересплю, я умру!
– Ни фига себе! Это что же, сексуальный шок? Или, как говорят англичане, «солнечный удар»?
– Ерунда. Основной инстинкт! – засмеялась Ираида, а Лиля взглянула на нее с изумлением. Смех подруги звучал даже как-то непристойно, что ли…
– Эк тебя припекло!
– То ли еще будет!
– Ох, Федор Федорович, до чего ж пес ваш тосковал! Не ел даже, уж я ему говорю, мол, хозяин скоро будет, а он… И чемоданчик ваш сгрыз, куда это годится?
– Да ладно, чемоданчик купим.
– А я вот по телевизору видала, что теперь есть такая профессия – зоопсихолог, и будто бы они могут отучить животное безобразничать…
– Ну, допустим, отучит он его безобразничать, но он ведь это от тоски, а тосковать-то он его уж точно не отучит.
– Но чего он вдруг затосковал? Вы ж почитай каждый божий день на работе до ночи, а он ничего…
– А знаете, почему он кейс сгрыз, именно кейс?
– И почему?
– Потому что я с этим кейсом уходил на целый день, а тут меня нет, а кейс вот он, стоит, непорядок, вот ему и стало страшно, вдруг он опять осиротел. Так я понимаю эту ситуацию.
– Ох и повезло же псине! Такой понимающий хозяин ему достался…
Следующий день прошел для Апельсиныча спокойно и радостно. Хозяин с ним гулял, как обычно, днем они съездили в какой-то магазин, где хозяин купил себе новый дипломат. Апельсинычу стало немножко стыдно. И чего я запаниковал? Он же вернулся, хоть и поздно, но вернулся… А что я голодал, даже не заметил… Дома хозяин положил в новый кейс какие-то бумаги, до которых у Апельсиныча зубы не дошли, а сам кейс положил на верхнюю полочку в стенном шкафу. Вот и правильно, там я его не достану…
А вот на следующий день Апельсиныч решил, что хозяин сегодня уже пойдет на работу. Он вышел на прогулку, как обычно, в шесть часов утра, а потом ушел, опять без чемоданчика, но уходя сказал:
– Я скоро!
Апельсиныч понял и хорошо позавтракал.
А Федор Федорович сел в машину и поехал на Ленинградский вокзал. Он здорово волновался. Предупредил Татьяну Андреевну, что сегодня она может быть свободна. Поменял постельное белье. Было еще совсем темно, дул противный холодный ветер, выходить на перрон раньше времени не хотелось, но, с другой стороны, нужно, чтобы она сразу меня увидела, чтобы даже на секунду у нее не закралась мысль, что я не приехал… Надо же, вдруг удивился он сам себе, сроду меня такие мысли не посещали. Волшебная флейтистка! Он рассчитал, где должен остановиться девятый вагон. О, вот она. Он протянул к ней руки и она прыгнула прямо в его объятия.
– Приехала! До чего ж я рад!
– И я! Я так рада!
Он поцеловал ее, и оба задохнулись.
Она была только с маленькой сумкой. Он отобрал у нее сумку.
– Идем скорее, холодно!
– Ты на машине?
Он обрадовался, она сама перешла на «ты»!
– Да! Спасибо!
Она не спросила, за что.
– О, у тебя «Вольво»! Я почему-то так и думала.
– Ты думала, какая у меня машина? – искренне удивился он.
– Да, я вообще все время думала о тебе, о том, как ты живешь, какая у тебя машина, квартира, я знала только, какая у тебя собака.
– Собака у меня чудесная, только, знаешь, он ужасно ревнивый… И жутко боится второй раз потерять хозяина.
– Федор Федорович, ты… ты удивительный человек… я таких еще не встречала…
– Да ладно… – смутился он, – брось…
– А ты далеко живешь?
– От чего далеко? От вокзала довольно далеко, зато совсем близко от работы. Но это не моя квартира, служебная. Мне надо свою покупать… И знаешь, у меня там… как-то…
– Не очень уютно, да?
– Именно.
– А ты квартиру оставил жене?
– Конечно. И дачу тоже. Взял только машину. Им она без надобности. Но с тех пор, как у меня поселился Апельсиныч, мне стало как-то уютнее в моем временном жилье. Господи, о чем мы говорим! Ты приехала ко мне, это же поистине чудо! Ты ж меня совсем не знаешь…
– Но ведь ты меня уж совсем не знал, когда приехал в Питер, а теперь у нас позади есть один день, и мы что-то такое разглядели друг в друге…
Апельсиныч услышал голоса за дверью. Хозяин пришел, но не один. С ним какая-то тетка… Это зачем? Но, может, ничего плохого от этой тетки не будет? Он поспешил к дверям.
– Апельсиныч, здравствуй, дорогой! Можно тебя погладить?
Что-то знакомое, подумал Апельсиныч, кажется, я ее уже видел. Он принюхался к гостье. А, это та тетка, которая дралась в снегу, я еще нашел ее телефон, а потом мы сидели в моем любимом кафе и она угощала меня кексом. Она хорошая. И пес лизнул гостье руку.
– Ах ты мой милый! – растрогалась она.
– Ты ведь не завтракала? – спросил Федор Федорович.
– Я не хочу…
И она очень выразительно на него посмотрела. Он все понял, схватил ее, сжал, начал целовать… и через мгновение дверь в спальню хозяина закрылась. Апельсинычу это не понравилось. Он вообще терпеть не мог плотно закрытые двери. Хотелось залаять, но после изничтоженного кейса он решил быть тактичным, мало ли что, наверное, так надо… Ладно, пусть, пойду-ка я посплю… Но заснуть ему не удавалось. Из спальни доносились звуки, смущавшие его собачью душу. Такого еще не было с этим хозяином. С прежними иногда бывало, но очень недолго, а тут… Скрип кровати, какие-то стоны, вскрики, лихорадочный шепот и снова стоны… Но вот дверь открылась, вышел хозяин голышом и, чуть пошатываясь, прошел на кухню, не обратив внимания на Апельсиныча. Он поставил на поднос стаканы, бутылку, фрукты и пошел обратно. Апельсиныч тихонько тявкнул.
– Извини, брат, такое дело… – сказал хозяин и снова скрылся в спальне, ногой закрыв дверь. Из-за двери доносился смех, потом все стихло ненадолго, и опять началось…
Апельсиныч волновался. Обо мне, что, забыли, со мной надо погулять, я же три раза в день гуляю… Но вскоре в спальне стало тихо, вышел хозяин, уже одетый, хотя вид у него был как после выпивки с другом Ильей… Апельсиныч успел краем глаза заметить, что тетка спит.
– Пошли, брат, погуляем!
Апельсиныч восторженно взлаял.
– Тише ты, дурачок! Она уснула… Это, брат, такая женщина, только спятить… У меня таких еще не было, да и вряд ли будет…
Они пошли в парк. Хозяин спустил пса с поводка, а сам плюхнулся на сырую лавочку. Апельсиныч побегал, справил свои дела и вернулся к лавочке. Хозяин сидел, закрыв глаза. Спит, что ли? Нельзя долго сидеть на сырой лавке, подумал Апельсиныч и тявкнул. Хозяин открыл глаза.
– Нагулялся? Пошли домой!
Все-таки мой хозяин самый лучший, я ведь знаю, чем он там занимался с этой теткой, у меня тоже такое было, и я потом спал без задних лап, а он не забыл обо мне, и хотя явно устал, все-таки вывел меня…
Когда они вошли в квартиру, им навстречу вышла эта тетка, одетая почему-то в синюю рубашку хозяина.
– Я проснулась, а тебя нет, и Апельсиныча тоже, я поняла, что вы пошли гулять, ну ты силен, я просто отрубилась…
– А я уже соскучился, – нежно проворковал Федор Федорович, – тебе идет эта рубашка, у тебя такие красивые ноги… И вообще… Я просто схожу с ума…
– А я уже сошла… слетела с нарезки, поверь, я никогда даже подумать не могла, что способна так себя вести.
– Да и я тоже…
– Ты, наверное, черт знает что обо мне думаешь, что я какая-то сексуальная маньячка или просто шлюха…
– Да господь с тобой, ничего я такого не думаю. Я просто не могу себе представить, как дальше жить без тебя…
– А я буду иногда вырываться к тебе, пока не уеду в Испанию…
– Нет! Это невозможно! Не надо в Испанию… Ты ж его не любишь! Что за жизнь у тебя там будет? Перебирайся ко мне вместе с сыном, я люблю детей, умею с ними ладить.
– Федор Федорович, золотой ты мой, у тебя явно давно не было женщины, вот ты и разнежился… О чем ты говоришь? Ей-богу, как дитя неразумное… Я понравилась тебе в постели, и ты мне… просто невероятно понравился, но на кону жизнь ребенка, которого ты даже в глаза не видел… А если у нас не сладится? А я там все порушу? Поверь мне, у нас с тобой сейчас все так изумительно, вне всякого быта. Пусть это будут редкие встречи, но тем они будут ценнее… Поверь, я с ума по тебе схожу, но… Сын есть сын, ему нужен отец, и желательно родной. Но я буду приезжать из Испании, ведь мама останется здесь… А ты только недавно вырвался на свободу и сразу закабалять себя… Зачем?
В душе Федора Федоровича все клокотало от обиды и возмущения. Она это поняла, подошла, села к нему на колени. Принялась ластиться.
– Ну что ты, милый, не обижайся… Ты для меня чудовищно важен… Я, может, даже люблю тебя, но…
– Нет, никакая это не любовь, Ирочка! Это как-то иначе называется, влечение, что ли… Я не силен в такой терминологии. Я вообще достаточно примитивный тип.
– О нет, ты совсем не примитивный, ты в чем-то даже очень тонкий и проницательный, но ты, наверное, забыл, что писал Толстой в «Анне Карениной»…
– И что же он писал?
– Сколько сердец, столько родов любви…
– Знаешь, я эту самую «Анну» едва смог одолеть. Кошмарная какая-то баба… Всю кровь у двух мужиков выпила…
– Федор Федорович, ты с ума сошел! – рассмеялась Ираида. – Но, значит, все же одолел, если так говоришь.
– Пришлось, но с такими муками…
– Если ты хочешь меня шокировать, то напрасно, мне наплевать на твой культурный багаж… Ты для меня идеал мужчины.
– Так в чем же дело? Почему ты не хочешь быть со мной, выйти за меня?
– А нельзя выходить замуж за идеал!
– Почему, интересно знать?
– Очень просто – некуда уже повышать планку, и в браке начнутся сплошные разочарования… Идеал померкнет, а я так не хочу!
Федор Федорович не знал, что на это ответить. Он молча пожал плечами. И произнес:
– Ладно, будь по-твоему.
– Вот и чудесно! А сейчас мне надо во что бы то ни стало хоть на полчаса заехать к тетке, а то потом разговоров не оберешься.
И она начала одеваться.
– Но я думал проводить тебя на вокзал…
– Нет, не нужно, милый, это лишнее. Закажи мне такси и я поеду…
– Как угодно!
Машина пришла через пять минут.
– Федор Федорович, милый ты мой, не обижайся на меня, поверь, это был самый лучший день в моей жизни, мне никогда и ни с кем не было так хорошо, и тебе, судя по всему, тоже… Вот и будем радоваться, что мы нашли друг друга. И давай не будем друг друга терять… Звони мне, я тоже буду, и приеду при первой возможности, и ты приезжай… Короче, у нас все только начинается, дорогой мой…
– Что начинается, Ира? – горько усмехнулся Федор Федорович. – Знаешь, это как в плохом кино… только увлекся сюжетом, а кино уже и кончилось. Чувствуешь себя обманутым.
– Но ты же не мог думать, что я сразу… все брошу… забуду о сыне…
– Да ладно, что мы будем толочь воду в ступе, все более чем ясно. Такси ждет. До машины-то можно проводить?
– Ну конечно! Что ты спрашиваешь!
Они спустились вниз.
– Ну все! И прости меня, милый, я не хотела тебя обидеть.
– Да, понимаю, ты не хотела меня обидеть, ты просто захотела меня, получила свое и теперь отваливаешь!
– Фи, как грубо! Но я не сержусь, я все понимаю, и обязательно буду еще звонить.
И она уехала.
В самом деле, я же нахамил ей… А за что? За то, что она не согласилась сразу выскочить за меня? Так ей спасибо надо было бы за это сказать. Зачем мне сейчас новая жена, да к тому же практически незнакомая… Я бы опять вляпался. Мало тебе, дураку? Да, она фантастически хороша в постели, просто крышу сносит, но для жены это же не главное… Флейтистка… Да все ясно, я для нее вполне сгодился как мужик, но совершенно не гожусь в мужья! Она такая изысканная дамочка, а я «Анну Каренину» едва одолел… В ее кругу это небось невесть какой грех… Да, Федя, права была Калерия Степановна, серость ты непроцарапанная… Ну и как надо отнестись к этой ситуации? Как к роскошному сексуальному эпизоду, не более того… И ведь она сразу именно так к этому и отнеслась, и даже не пыталась это скрыть, а была весьма откровенна… Что ж, честь ей и хвала, но у нас разные пути-дорожки. Так и запишем. Было и прошло.
Он поднялся к себе.
– Апельсиныч, поди сюда.
Пес сразу явился и сел перед хозяином, который сидел на стуле в прихожей. Гулять было еще рано.
– Ах ты мой хороший!
Хозяин поцеловал его, потрепал по загривку.
– Что, друг ситный? Поимели нас и кинули? Так мне и надо, вообразил себе невесть что… Ох уж эти бесконечные праздники, рехнуться можно. Напиться, что ли? Нет уж, было бы из-за чего…
Апельсиныч обрадовался, он понял, что баба эта, скорее всего, тут больше не появится. Вот и хорошо. Зачем она нам?
Ираида действительно заехала к тетке.
– Ируся, что с тобой, ты какая-то взбудораженная?
– Не бери в голову, просто встретила одну знакомую из нашего театра, она сплетница жуткая, наболтала с три короба про Лильку, все сплошное вранье, ну я и разозлилась…
Тетка пристально посмотрела на племянницу, чуть раздула ноздри, что у нее служило признаком недоверия, но ничего не сказала.
Ираиде пришлось выпить с теткой чаю.
– Ируся, ты ночным едешь?
– Нет, последним «Сапсаном». Предпочитаю спать в своей постели.
– Ну-ну, – проговорила тетка, поджав губы.
Ираиде ужасно хотелось нагрубить ей, раскричаться, может быть даже заплакать, но она понимала – будет только хуже.
