Глава двенадцатая

Домой она попала уже глубокой ночью. Августа Филипповна спала крепким сном. Стараясь не шуметь, Ираида заглянула на кухню. И улыбнулась невольно. Мама нажарила картофельных котлет и сделала грибную подливку – любимое блюдо Виктора. В знак протеста, что ли? Ираиде стало смешно. Какой протест? Против чего? Я сегодня отказалась от, возможно, самой большой удачи в жизни, даже от безумного счастья… Вот дура! И ради чего? Ради возможности жить с уже нелюбимым мужем в роскошной квартире в Барселоне? Нет! Нет!!! Неправда! Ради сына, его будущего, ради того, чтобы он рос в полной семье… Во лжи и притворстве… Да почему? Я когда-то любила Виктора, да, да, он меня обидел, горько обидел, и я обиделась, но теперь он раскаялся, хочет вернуться в семью, кажется, действительно любит сына… И он в эти годы не балбесничал, а наладил свой, видимо, успешный бизнес, старался для нас с Сашкой, а Сашке, между прочим, барселонский климат куда полезнее питерского. А я привыкну, втянусь… С дипломом Питерской консерватории найти работу вполне реально, и я, если честно, больше хотела бы преподавать, а не сидеть в оркестровой яме… Но Федор Федорович… Господи, какой он… Такой большой, такой невероятно сильный, а сколько в нем нежности… Мама бы наверняка назвала его мужланом. Он и вправду вроде бы мужлан, но какой потрясающий… А ведь он меня на прощание практически обхамил. Как он сказал? «Ты захотела меня, получила свое и теперь отваливаешь…» Но ведь он был прав, именно так все и получилось. И я, конечно, потеряла его, потеряла. Не тот он человек, чтобы крутить тайный роман с иногородней бабой. Да и когда ему? А даже если мы как-нибудь, допустим случайно, встретимся, как он будет на меня смотреть? Как на нимфоманку? Или на проститутку? И о чем я, дура набитая, думала? А ведь такого мужика враз уведут, как нечего делать… А тут могла случиться любовь, а случилась просто… случка… Видно, не судьба!

Новогодние каникулы, наконец, закончились. И предаваться воспоминаниям о прекрасной флейтистке не стало никакой возможности. Доклад, направленный непосредственно президенту, потребовал каких-то разъяснений. Федор Федорович все разъяснил очень четко и уверенно, это он умел, и в результате его труд был высоко оценен. Но были поставлены новые, поистине грандиозные задачи, и Федор Федорович рьяно взялся за их выполнение, но при этом он не забыл о Хлынове и вызвал его в Москву, но так, чтобы тот не заподозрил никакого подвоха.

Хлынов впервые летел в Москву к столь высокому начальству и страшно гордился этим фактом. Вероятно, рассчитывал получить от вышестоящих товарищей какие-то существенные преференции. Дело в том, что вызвал его не Федор Федорович, а один из его коллег, именно, чтобы Хлынов был спокоен. Ну, ты у меня попляшешь, сукин сын!

Войдя в офис, Хлынов был поражен роскошью интерьера. За стойкой администратора дивной красоты девушка очаровательно ему улыбнулась. Хлынов был мужик видный, нравился женщинам, и принял улыбку на свой счет. Улыбнулся в ответ.

– Здравствуйте! Чем я могу вам помочь?

– Моя фамилия Хлынов, я к Дубравину, по вызову.

– Минутку! Да, он вас сейчас же примет.

– Простите, красавица, – каким-то интимным тоном осведомился Хлынов, – а как его звать-величать, вашего Дубравина?

– Олег Дмитриевич.

– Вот спасибо!

– Лена, – распорядилась красавица, – проводи к Дубравину!

Лена тоже оказалась очень недурна и тоже улыбалась.

Хлынов вдруг начал волноваться, хотя внешне все было хорошо и ничто, собственно не предвещало никаких неприятностей. Лена привела его к лифтам. Ждать пришлось довольно долго, и волнение нарастало. Хлынов попытался завести с девушкой разговор, но тут, наконец, подошел лифт, и оттуда вывалилась целая толпа народу, и непонятно было, как они все там уместились. Наверх тоже лифт набился битком. Как сельди в бочке, раздраженно подумал Хлынов, понастроили небоскребов, а на лифтах сэкономили…

– Приехали! – возвестила Лена на пятнадцатом этаже и быстро пошла вперед, громко цокая каблучками. Хлынов едва поспевал за ней.

– Даш, это к Олегу Дмитричу господин Хлынов.

– Да-да, прошу вас, присаживайтесь! Олег Дмитрич скоро вас примет.

Хлынов сел, нервно подергивая ногой.

– Может быть, чаю или кофе? – любезно предложила Даша.

– Ничего не нужно, – буркнул Хлынов, даже не поблагодарив.

Прошло минут десять. Что он меня тут маринует, этот Дубравин? Но тут Даша сказала:

– Господин Хлынов, проходите в кабинет.

Тот вскочил и рванул дверь. Помещение было сравнительно небольшим, с огромными окнами, откуда открывался роскошный вид на Москву.

Дубравин сидел за столом и, как показалось Хлынову, неприязненно взирал на посетителя.

– Присаживайтесь, – хмуро произнес он. – Ну, рассказывайте!

– Что? – оторопел Хлынов.

– Как вам работается на новом месте, какие проблемы, что, может быть, нужно от нас?

Хлынов слегка приободрился.

– Ну, сами понимаете, проблем много, можно сказать, сплошные проблемы, но я на то и поставлен, чтобы их решать по мере возможности. Я, знаете ли, принял дела у Свиридова, а они у него были не в самом лучшем виде, вот и приходится за ним подчищать.

– Да? – удивленно поднял брови Дубравин. – Ну-ну, что же вы замолчали? Говорите!

– Свиридов безобразно распустил коллектив, вольницу, вишь ли, развел. Никому слова не скажи, обижаются. Свиридов им, вишь ли, потакал, а я не намерен. Вот и пришлось закручивать гайки. Кое-кого вынужден был уволить за нарушения… Но это, вишь ли, частности, а в целом, работаем, и неплохо, выполняем план… – все больше смелел Хлынов.

Дубравин слушал его молча, с непроницаемым лицом, но явно очень внимательно, и время от времени что-то помечал в своем блокноте.

В какой-то момент Хлынову показалось, что он говорит уже чересчур долго, он вдруг осекся, замолчал, выжидательно глядя на Дубравина.

– Ну что ж, я понял… Знаете ли, милейший, теперь многое стало ясно. Вот! – Дубравин взял со стола пачку каких-то бумаг и потряс ею в воздухе. – Знаете, что это?

– Нет, откуда?

– Это жалобы ваших сотрудников.

– Ну, ясно, кляузы. Говорил же, Свиридов их распустил, а я теперь, выходит, плохой… Обычное дело!

– Да если бы! При Свиридове вся структура работала эффективно, практически без сбоев, как превосходные швейцарские часы, потому что люди работали в охотку и, между прочим, кляуз, как вы тут выразились, практически не было. И здесь, у нас, Федор Федорович за полгода все так отладил, будьте-нате.

Хлынов побагровел, но смолчал. А что тут скажешь?

– Хорошо, давайте разбираться. Вот вы прямо скажем вынудили Ольгу Божок подать заявление об уходе, вы явно этого и добивались, а когда она ушла, вы начали грязными и даже, я бы сказал, подлыми методами препятствовать приему ее на новое место работы. Ну, допустим, у вас с ней несовместимость, что ж, бывает.

Хлынов попытался что-то возразить, однако Дубравин ему не позволил.

– А вот такая же история с Евгением Скляром и Виталием Гуреевым. Вы хоть соображаете, что это подсудное дело?

– Подсудное? – побелел Хлынов.

– Да, именно, поступая таким образом вы нарушаете все правила КЗОТа, да оно бы еще полбеды. Вы иезуитски лишили людей работы и тем самым средств к существованию. Я все думал, зачем вам это надо, поговорил со Свиридовым, и он догадался: вы хотите, чтобы эти люди вернулись, но уже сломленными, зависимыми и почитающими вас за отца-благодетеля. Так, что ли? Но этому не бывать! Вы умудрились за полгода развалить то, что Свиридов налаживал годами. Вы и о нем тоже наговорили гадостей… Но все же одну роковую ошибку Федор Федорович допустил, предложив на свое место вашу кандидатуру. Вы не оправдали доверия, господин Хлынов. Все, можете быть свободны!

– Это… Это в каком смысле? – пролепетал уничтоженный Хлынов.

– А во всех! Вы освобождаетесь от должности, ну и сейчас тоже можете идти. Ваше право жаловаться в вышестоящие инстанции, но вряд ли это вам поможет. Вы зарекомендовали себя – хуже некуда. Всех благ.

– Юра, слышишь меня?

– Да, Федя, слышу!

– Юра, имей в виду, не сегодня-завтра придет приказ о снятии Хлынова с должности.

– Да ты что! Слава богу! Твоих рук дело?

– Не только, но со мной советовались.

– А кого на его место?

– Тебя, больше некого.

– Я не потяну, Федя!

– Потянешь, Юра, потянешь, как миленький! Я в тебя верю, только верни людей, кого сможешь.

И Федор Федорович принялся наставлять старого друга, как и что ему следует сделать перво-наперво.

– Федь, а Хлынова куда?

– А Хлынова к туркам, пусть вкалывает там, он, я надеюсь, войдет в ум, ведь в принципе он работать может, ему только нельзя людьми руководить в одиночку.

– Понял. Федь, скажи, а как там Елизавета Марковна?

– Ох, Юрка, такая клевая тетка… Мы с ней подружились…

Произнеся эту фразу, Федор Федорович вспомнил, что давненько уже не звонил Елизавете Марковне. Но времени катастрофически ни на что не хватало.