В 1978 году музыкальный магазин Good Vibrations, находившийся на Грейт-Виктория-стрит в Белфасте и принадлежавший Терри Хьюли, стал новым местом для субботних встреч молодых людей, заменив Carolibe Music. В 1978 году так же вышел первый сингл, изданный Good Vibrations. Им стал «Big Time» группы Rudi. Я до сих пор считаю «Big Time» лучшим синглом, когда-либо выпущенным ирландской группой.

Терри Хьюли был человеком с большим сердцем и с еще большим эго! Его можно любить или ненавидеть, но нельзя отрицать то, что он занял свое место в истории панка. Как и большинство боссов маленьких лейблов, Терри был наипервейшим фанатом новых групп, и у него было достаточно энтузиазма, чтобы заниматься делом, а не болтовней. Его эмпориум Good Vibration стала центром всей ольстерской панк-сцены через его магазин, лейбл и концертный промоушен.

Мы забабахали «Big Time» за пару часов, записав бэкинг-треки вживую, потому что были уверены, что так и нужно! На самом деле мы сделали три записи, прежде чем поняли, что можно делать наложения.

Истории Терри Хьюли легендарны. У него тысяча интереснейших историй о том, как ему вставили стеклянный глаз и многие незадачливые посетители, поболтав с ним в пабе и допив свое пиво, находили на дне своей пинты этот самый глаз.

В Белфасте тогда было три группы — мы, Rudi и Outcasts. Мы слышали о той группе из Дерри с названием Undertones, но их самих никто больше не слышал.

Насколько мы знали в Белфасте, за пределами нашего города ничего не происходило. На нас смотрели как на деревенщину из пригорода. Но это где-то даже нам помогло. Дало нам внутреннюю силу. Stiff Little Fingers были из Белфаста и в них видели наших главных конкурентов. Мы к ним очень плохо относились, что теперь кажется немного несправедливым. Когда тебе шестнадцать, ты такой поборник чистоты стиля, и мы считали, что использование текстов того журналиста на их первом альбоме не соответствовало истинному духу панка.

У меня не было времени, чтобы слушать Boomtown Rats, но их ранние вещи были приличными поп-песнями. Они были между панком и новой волной. А мы терпеть не могли новую волну! Мы любили Ramones и Buzzcocks. Новая волна нам казалась выхолощенным панком, а мы-то точно были панк-группой.

К концу 1977 года мы поняли, что должны выпустить пластинку и доказать, что мы что-то сделали во времена панк-рока. Мы начали выдыхаться понемногу. Нам просто надо было выпустить пластинку и свернуть нашу деятельность — шансов пробиться куда-либо у нас не было.

Мы записали демо «Teenage Kicks» на Пасху 1978 года в Дерри, и наш друг Берни дал запись Терри Хьюли. Терри не был в восторге от записи, потому что, по правде сказать, запись была дерьмовой, но он все же сдался и сказал: «Ладно. Пусть выпускают сингл». Мы чуть не охренели от радости, потому что уже готовы были разойтись, наверное, в двадцатый раз.

Мы поехали в Белфаст записывать ЕР «Teenage Kicks» сразу же после панк-концерта в Куинс Юниверсити Холл — там мы познакомились с другими группами, например, Rudi. Мне очень нравились Rudi — на них сильно повлияли New York Dolls. Остальные группы, и нас это поразило, копировали английские команды. На тот момент нам нравились Television и Talking Heads.

Конечно же, мы не считали «Teenage Kicks» серьезной песней. Слова в ней типичны, а аккорды просты. Аккордам в ней далеко до аккордов в «Anarchy» или «(White Man) In Hammersmith Palais». Но эта вещь очень хорошо передает энергию живых выступлений группы. У нас был всего час на ее запись, и мы сели и записали все вживую.

Идея заключалась в том, чтобы записать четырехдорожечный ЕР как это сделали Buzzcocks. Мы попали на Good Vibratons, и это было здорово. Следующим шагом должен был стать переход на мэйджор.

Все это благодаря Джону Пилу. В те дни можно было позвонить Пилу и Джону Уолтерсу в течение дня и заказать песню, а у Билли, у которого была кличка Билли Медная Шея, всегда хватало наглости позвонить им и поболтать.

Джон Пил упоминал как-то нас, и мы так же послали ему демо. Он что-то где-то о нас слышал. Это еще одно доказательство того, каким потрясающим человеком он был — человеком, интересующимся всем. Он старался расширить горизонты других людей.

Все те лейблы, что отказались от демо нашей группы, начали звонить нам как ненормальные после того, как Джон Пил начал крутить «Teenage Kicks». Они звонили домой моей матери, потому что у нас не было менеджера. Никто из нас не знал, как нужно разговаривать с этими людьми. Sire стал для нас естественным выбором потому, что с ними имели дело Ramones и Rezillos, которых мы тоже любили. Мы понятия не имели о контрактах. Мы просто увидели эти цифры и подумали, что нам теперь до конца жизни не нужно будет работать! Мы шли как агнцы на заклание! Но с Sire нам повезло.

Первый раз мы попали в Англию во время тура с Rezillos. Мы отыграли четыре или пять выступлений, и они распались, что очень для нас было хорошо, потому что вряд ли мы продержались бы долго в дороге. Мы никогда не играли больше двух концертов подряд. Остальные очень устали и хотели домой. Я был молод и неиспорчен. Я остался в Лондоне на неделю и увидел живое выступление Wire, и это было потрясающе. Тогда они были лучшими. Еще я посмотрел выступление Generation X, меня потряс профессионализм этих групп.

Нас это не обломало. На весь этот гламур нам было плевать. Я точно знаю, что если бы мы переехали в Лондон, то наверняка бы распались сразу же, так что это позволило нам твердо стоять на земле. Мы потратили все деньги на авиабилеты и такси, летая на выступление в Top Of The Pops.

Даже несмотря на наше выступление в Top Of The Pops, мы не считали это таким уж большим делом. Было круто играть в группе и не ходить на работу, круто видеть свои имена в списках рекорд-лейбла, как какие-нибудь Леннон и Маккартни — для нас это было куда круче выступления в Top Of The Pops.

Я всегда понимал, что не являюсь настолько уж хорошим музыкантом, в отличие от Дэмиана и Майки, а то, что я писал песни, так это случайно получилось. Я никогда не думал, что у меня есть к этому талант. Их тексты мне кажутся ужасными. Мне всегда казалось неправильным слишком долго упорно думать над словами; теперь я думаю, что лучше было мне над ними посидеть подольше! (Смеется.) У Майки с текстами было все хорошо. Взять к примеру его вещи «May Perfect Cousin» или «Mars Bar». Он писал отличные тексты, очень оригинальные.

Мы издали наш первый сингл «Suspect Device» на нашем собственном лейбле Rigid Digits. Джон Пил его тут же поставил в ротацию. Я на самом деле считаю Джона Пила наипервейшим и наиважнейшим человеком в британской рок-музыке. Если ты живешь за пределами Лондона, у тебя нет шансов на то, что рекорд-компании обратят на тебя внимание, и в этом случае Пил был решающим человеком. Нам пообещали сделку с Island, но тогда не срослось. Мы думали, что ничего с нами уже не произойдет. Мы не знали, что нам делать, и в этот момент Джон Пил стал нас продвигать.

В какой-то момент мы посчитали себя лучшими. Мы были слишком большой рыбой в маленьком пруду, явно самой лучшей группой в Северной Ирландии, и мы очень важничали до тех пор, пока не попали в Лондон. Одной из групп, с которыми нас сравнивали, были Skids. Мы приехали в Лондон на день или два и, увидев, что они выступают в Нэшвилле, решили туда зайти. Мы идем туда, и после первой же песни смотрим друг на друга, и думаем: «Эти ребята в сто раз лучше нас!» (Смеется.)

Stiff Little Fingers выступали в Дублине после того, как вышел наш первый сингл, потом мы попали туда во время семидневного тура, устроенного по примеру туров Stiff.

Когда ты выступаешь за пределами Дублина, бывает на тебя смотрят, как на пустое место. Помню, как в одном из пабов, затерянных посреди Ирландии, хозяин здорово на нас разозлился. Он сказал: «Вы здесь никогда больше играть не будете!» И он оказался прав. Мы там больше никогда не играли! (Смеется.)

В Дублине была тусовка. Мы слышали о Radiators From Space, и Boomtown Rats выступали в Белфасте перед своим уходом. Люди забыли, насколько хорошей группой были Boomtown Rats. Их первый альбом великолепен. Потом они стали более попсовыми, и у них было три хита, попавших на первые места хит-парадов. Вот уж попали парни. (Смеется.) Гелдоф — очень умный парень. Вся эта его конфронтационная болтовня была идеально продуманной. И они были отличной живой группой. Люди забыли это, и списали их.

Именно в нашу первую поездку в Дублин я и познакомился с Боно. Мы играли на этом обменном концерте. Я был за кулисами перед тем, как мы начали играть, и тут ко мне подходит это чудо в леопардовых шмотках, протягивает руку и говорит: «Привет, у меня тоже есть группа. Мне очень понравился ваш сингл. Приходите на наш концерт завтра». Я пришел как раз в тот момент, когда их прогоняли со сцены, настолько они ужасно играли. (Смеется.) И что с ними случилось?

У Virgin Prunes было много поклонников в Лондоне. Люди думали, что ирландская музыка — это Boomtown Rats. Потом в Англию приехали U2. Они никогда не были панками, они играли пауэр-поп. Помню, я превозносил Public Image Ltd., а Боно славил альбом Jam All Mod Cons, который ему очень нравился. Мне же больше нравилась более мрачная музыка. Потом они поехали в Англию и прославились.

Гевину Мартину, издателю фэнзина Alternative Ulster, нужна была главная тема. Я сказал: «Давай я напишу песню». Он пришел на следующий концерт, и мы сыграли «Alternative Ulster». Я подошел к нему и спросил: «И что ты думаешь о песне?» Он говорит: «Херня полная». Потом Гевин стал редактором NME, что является показателем, насколько хорошо он разбирается в музыке! (Смеется.)

Rough Trade издали эту песню, и она рванула. Мы заключили сделку с мэйджором на тур с группой Тома Робинсона, но остались на Rough Trade и записали альбом Inflammable Material с ними. Он стал первым альбомом независимого лейбла, попавшим в топ-20. Что касается музыки, то нам повезло с Rough Trade. Не думаю, что альбом был бы таким же, если бы мы выпустили его на мэйджоре. Они бы сгладили все его острые углы. Теперь, слушая его, я понимаю, насколько сырым он был и насколько это было правильно. Эта пластинка стала серьезной работой для нас и Rough Trade.

Переезжать в Лондон было легко. Мы уже сделали все возможное в Ирландии, и нашим следующим шагом должен был стать прорыв на Большой земле. Только мы не понимали, что помимо Англии был еще и остальной мир. Именно поэтому мы и остались на том уровне, на котором были.