И куда же подевался в 78 году Джон Лайдон? Virgin хотели, чтобы он продолжил с Pistols. До определенного момента группа продолжала свое существование без него, снявшись в неоднозначном фильме Great Rock'n'Roll Swindle и выпустив под вывеской Sex Pistols саундтрек к нему, куда были включены всевозможные синглы, записанные без участия Лайдона. Некоторые из них были замечательными, например, песня Стива Джонса, написанная для Сида «Silly Thing», некоторые — полным мусором.

Было немало групп, которые мне нравились. Мне нравились Raincoats, Psychic TV — всевозможные странные вещи. Вик Годард, что бы там с ним ни было, всегда был очень странным. Парень просто ненормальный! (Смеется.) Все это дух захватывало. Многое пришло с севера страны, но потом появилось определенное противостояние. Это было как в футболе, северяне против южан, и это проникло и в панк-рок: слабаки с юга и северные ублюдки. И какого хрена вы делите? Парламент вон там — идите туда и там деритесь.

Будучи на Ямайке, Джон что-то придумал, а когда вернулся, собрал Public Image. Сид тоже с ними тусовался, но из этого ничего не вышло.

Я оказался между двух лагерей — лагерем Clash и лагерем Pistols. У меня всегда были нормальные отношения с этими двумя лагерями. Когда Джон занимался своим проектом, я проводил много времени у него на Гюнтер Гроув, где он жил. Мы были настоящими друзьями. На Гюнтер Гроув была та еще тусовка: амфетамины, трава и бухло и много тяжелого даба. Приходили какие-то люди продемонстрировать свое уважение или чтобы над ними поиздевались Джон или мы. Там же у меня начались отношения с Дженет Ли — она там тоже тусоваться начинала.

Джон жил недалеко от меня на Гюнтер Гроув. В то время в его сторону лилось много яда, и я ему сочувствовала. Я заходила к нему несколько раз. Он не нуждался в симпатиях — он немного странный. Я там сталкивалась и с Сидом Вишесом — он тоже странный тип — он пошел на меня с огромным тесаком!

Джон старался соответствовать своему имиджу, быть человеком, которого все ненавидят. У него на стенах висели перевернутые распятия. Он был анархистом, очень странным человеком. В то время мы наблюдали за тем, как этого человека критикует мейнстримовая пресса. Не думаю, что он был настолько плохим, как те люди, которыми он себя окружил. У него всегда был антураж из таких персонажей, как Джа Уоббл, который был ненормальным, Сид, который был ненормальным, Кит Левин. Не могу сказать, что мы с ними были лучшими друзьями. Я вообще другой человек. Я заходила туда, потому что они были моими соседями. Ну и Дон Леттс еще.

Что касается Сида, то эта игра в плохого парня убила его в конце концов. Он был придурком, таким придворным шутом. Он делал плохие вещи только для того, чтобы другие посмеялись. Он развлекал окружающих, только как-то это было негативно.

Этот парень, Пол, который был охранником Джона, нашел меня и говорит: «Джон тебя повсюду ищет. Как там насчет этого: Если распадутся Pistols, мы вместе соберем собственную группу?»

Зашел я как-то вечером к Джону и все. «Мы это сделаем?» — «Ага». — «Назовем ее Public Image?» — «Limited. Заметано». Так все и случилось. Через три дня он говорит: «Уоббл должен заскочить». Так Джа Уоббл пришел в группу. Джон Грей, лучший друг Джона говорит: «Тебе не кажется, что нам стоит его называть Джа Уоббл? Ха-ха!»

Мы подумали, что это очень круто. Он не умел играть на бас-гитаре, зато много знал о регги и музыке в целом. Мы тогда сильно торчали от даба.

В конце семидесятых мой дружок Ронни спер для меня мою первую бас-гитару. У меня была природная способность к этому инструменту. Меня в жизни больше всего радовали две вещи: играть на басе и стрелять по глиняным голубям.

Кит Левин пришел в группу из сквотов. Он явно знал об игре на гитаре больше всех нас. Он был тот еще тип. Кит увидел, как я играю в сквоте на басе, поэтому меня и взяли — не думаю, что был какой-то план. Фотограф Деннис Моррис проводил с нами много времени, он был в фирме, в банде. У него было много мыслей насчет того, как все должно быть упаковано.

Джим приехал из Канады на прослушивание. Он был словно мечта, ставшая реальностью. У нас в холле сидела толпа барабанщиков, и мы пробовали одного за другим. Мы усадили за установку Джима, и он был просто охренителен. Он поиграл секунд 45, и я сказал: «Все, стоп! Все идите по домам — вот наш парень».

Тогда был очень популярен даб. Это случилось со мной лично, но, как оказалось, самые сливки панк-рока тоже торчали от даба. Были и ребята из A&R, которые фанатели от даб-регги больше, чем от чего-либо другого. Мы знали основных ямайских музыкантов. Мы помогли им заключить контракты с Virgin. Я также помогал Slits в начале их карьеры создать их звук.

Я думал, что с PiL мы будем медленнее. В Clash все было гораздо быстрее. Мы собирались пойти дальше, но в новом направлении. Damned двигались очень быстро, но по старому пути. У меня в голове была другая идея. Манифест PiL был таким: никаких менеджеров, продюсеров, и адвокаты только в случае необходимости. Мы не группа, мы компания. Придумывай сам свои идеи. Тотальный контроль. Наверное, мы считали себя слишком важными и все такое.

У Джона была способность ослеплять людей. У него удивительная харизма. В то время он был на высоте. Он был на этой волне и в Pistols, и его очень разозлило то, что все развалилось. Можно сколько угодно ругать Джона за множество различных экстремальных способов развлекать себя, но у него есть эта базовая целостность.

Однако он может очень раздражать, ничем не помогая. Он знает, какой должна быть картинка. Когда что-то в ней не так, он начинает винить в этом людей. Ему нравится прикидываться сильным и считать других слабыми. Причина, по которой не все всегда срабатывает так, как хотелось бы Джону, заключается в том, что он не выполняет свою работу. Но тогда он действительно делал свое дело.

Джа Уоббл был добавлен в группу спонтанным решением. Я ему вообще не показывал, как надо играть на бас-гитаре, как это я делал с Полом Саймононом. Таким образом, Пол научился очень хорошо играть и начал придумывать что-то свое через какое-то время. Уоббл играть не умел, но он с нуля начал придумывать свои басовые фишки. Он не возражал против того, чтобы я их редактировал, но он всегда придумывал собственные басовые ходы.

Обложка первого альбома была пародией на журнал Time. Сделана она была очень хорошо, как модные съемки. Когда альбом вышел, критики его невзлюбили, потому что им хотелось рок-музыки. Они были мидл-классовыми любителями рока и не доверяли нам. Они терпеть не могли ребят из рабочего класса, которые писали такую музыку.

Мы записали сингл «Public Image», и он пошел нормально. Нам сходила с рук наша борзость — «Мы можем делать, что хотим, бля. Мы, бля, PiL. Идите в жопу». Люди не понимали, шутим мы или все это серьезно. Мы были серьезными.

В «Fodderstompf», где Уоббл говорит: «Мы сейчас пытаемся закончить альбом с минимальными усилиями, и это у нас получается очччень ус-пеш-но», — вот именно этим мы и занимались. Мы как-то записали ровно 30 минут музыки, как и было указано в контракте, потому что эти козлы нас кинули. Эти ребята играли жестко. Мы сделали то, что сделали, и это была хорошая первая пластинка. Но с ней все пошло наперекосяк из-за просчетов компании. Virgin импортировала ее в Америку, поэтому у нас так и не получилось нормального, официального американского релиза. Это здорово нам все облажало. Очень.

Помню, как послушал «Public Image», первый сингл PiL, и как мне тут же снесло крышу. Они были как Sex Pistols, но при этом абсолютно другими, с охренительным басом и сумасшедшими гитарными партиями.

Мы хотели использовать голос Джона как инструмент, что нам казалось нереально охренительной идеей. Вокал не должен был быть на первом месте. Но сейчас я понимаю, что его-то голос как раз всегда очень выделялся и не был таким инструментальным, как мне тогда казалось.

Очень часто я брал слова его текстов, и даже несмотря на отсутствие в те времена сэмплеров, я вставлял их в различные места, где они не должны были быть. Или, если у него были проблемы с текстами, я просто брал и повторял куплет. Вот я сейчас говорю, и кажется, будто он половину времени ничего не придумывал. Он придумывал еще как. Например, «Theme», он сделал ее с первого раза, и она была идеальной. Мы вместе занимались продюсированием конечного продукта.

В PiL обязанности разделялись поровну. У меня не было полного контроля. PiL были похожи на реальный мир. Это были люди, с которыми я вырос и которых я знал. И мы просто ушли и стали заниматься тем, чем нам хотелось, не думая о коммерческой стороне. И самое странное, что ты действительно добиваешься коммерческого успеха, потому что, как это ни странно, люди все еще уважают целостность и честность. В группе все были равны. Нужно просто прекратить эту чушь насчет «я написал это» или «я написал то». Делите деньги поровну, и все у вас будет хорошо.

Когда мы собрались, и как только у нас появилось достаточно материала для живого выступления, что случилось чертовски быстро, мы отыграли концерт на Рождество в Rainbow Theatre, откуда вынесли все кресла. Мы тестировали нашу саунд-систему. Мы арендовали помещение в Брикстоне, пустой зал, просто чтобы проверить эту трехбасовую саунд-систему. Это была турбосистема, которую я хотел опробовать в Rainbow. По причине нашей любви к саунд-системам, у нас стали появляться новые мелодии.

Именно в то время родилась «Death Disco».

Влияние музыки PiL ощущается не сразу. Это происходит не специально. Это происходит естественно. Понимаете, я вот, например, слушаю свинг, но я не вскакиваю тут же и не бегу играть «Chattanooga Choo Choo». Я не имитирую. Я всегда был поклонником регги, но вы не можете сказать: «Вот регги-альбом Джонни». Все не так. Регги отлично исполняют ямайцы — это их культура и их голос, и они высказывают в нем свои политические взгляды, и не белому считать, что он может влезть туда и украсть что-то.

Те первые три альбома по-прежнему звучат охренительно. До сих пор звучат как завтрашний день. Они были спродюсированы при очень странных обстоятельствах, в основном по причине того, что кое-какие люди пошли вразнос из-за разной химии — кто-то вверх, кто-то вниз, а кто-то в стороны. Было как-то мрачно и странно. Забавно, но я ездил за ними по Европе, снимая их выступления на Super 8, и я ничего не видел, потому что Джон всегда выступал стоя спиной к залу. Но атмосфера была мрачной и напряженной. Концерты были странными и тяжелыми. Напряжение висело в воздухе и ощущение было такое, словно мы на волоске от драки, от бедствия. Все это напоминало последние сцены того фильма, «День саранчи», такое было ощущение. Каждое шоу Public Image было именно таким. И Джон был во главе всего этого.

Я снял первое видео Public Image в безопасной студийной обстановке. Вместо того, чтобы обратиться к какому-нибудь модному режиссеру, ребята решили поискать кого-нибудь из своей среды, и я был первым в очереди. Я понятия не имел, как нужно снимать музыкальные видео, но парни дали мне шанс. Когда они открывали дверь, то придерживали ее, позволяя другим войти в нее тоже. Хотя это долго не длилось.